ктивности.



                                    37

     Странно, что мысль о  подобной  опасности  не  пришла  мне  в  голову
раньше; теперь же я сразу подумал о необходимости  дезертировать.  Однако,
поразмыслив еще, я решил, что спешить с этим  не  стоит;  меня  пугала  не
столько  возможность  поимки  -  вряд  ли  станут  устраивать   охоту   на
одного-единственного солдата -  сколько  перспектива  опять  остаться  без
средств к существованию. Эта опасность была вполне реальной,  в  то  время
как  опасность  наткнуться   на   очаг   радиации   -   гипотетической   и
маловероятной.  Даже  если  такие   зоны   и   существовали   в   пределах
досягаемости, далеко не факт, что они окажутся на нашем  пути;  а  если  и
окажутся, то не исключено, что их удастся  заблаговременно  распознать  по
внешнему виду - скажем, по вымершей или разнообразно мутировавшей флоре  и
фауне.
     Таким  образом,  я  не  предпринял  попыток  покинуть  экспедиционный
корпус. Через неделю после  встречи  с  пленными  мутантами  мы  вышли  на
северную границу Диких Земель  и  остановились  ненадолго  в  самой  южной
грундоргской крепости. Некогда это был просто деревянный форт; мутанты  во
время своих набегов несколько  раз  сжигали  его,  а  королевские  солдаты
всякий  раз  отстраивали  заново.  Наконец  предшественник  Ральтвиака   в
последние годы своего правления велел заменить деревянные стены каменными;
постройка обрела большую прочность, но хорошей крепостью так и  не  стала.
Этот  форт,  как  и  другие  пограничные  крепости,   служил   базой   для
периодических  неглубоких  рейдов  в  Дикие  Земли;   теперь   сюда   были
заблаговременно доставлены припасы  для  нашего  экспедиционного  корпуса,
численность которого к тому времени составляла что-то около четырех  тысяч
человек, в основном пехотинцев - от кавалерии мало проку  в  лесах.  После
короткого отдыха и последних приготовлений мы  выступили  оттуда  четырьмя
полками, которые, продвигаясь к югу, постепенно расходились в  стороны;  в
свою очередь, каждый полк тоже со временем разделился. Поскольку  на  этот
раз я наблюдал кампанию не с командных высот, а с  точки  зрения  рядового
солдата, я не могу с уверенностью судить о планах и замыслах командования;
вероятно,  оно  исходило  из  обычной   тактики   мутантов,   никогда   не
действовавших большими армиями, и поэтому мы также двигались вглубь  Диких
Земель  сравнительно  небольшими  отрядами,  растянувшимися  по   широкому
фронту.
     На пятый день пути в моем отряде осталось три сотни человек;  за  все
это время мы не встретили ни одного мутанта, но пару раз натыкались на  их
заброшенные стоянки. Лес постепенно редел; к полудню пятого дня  мы  вышли
на обширную проплешину,  где  еще  недавно  размещалось  большое  селение,
окруженное земляным валом и частоколом. Теперь оно было полностью сожжено;
по пеплу и головешкам невозможно было даже приблизительно судить о жилищах
и  укладе  жизни  нашего  противника.  Очевидно,  селение  стало   жертвой
карательного рейда; вполне возможно, что пленники, которых мы видели, были
захвачены именно  здесь.  Я  заметил  несколько  лошадиных  скелетов,  уже
обглоданных зверями, но нигде не увидел человеческих останков. Я уже знал,
что солдаты во время рейдов не хоронят убитых мутантов, а  вешают  их  или
просто сваливают в кучу;  выходит,  недавно  здесь  побывали  соплеменники
погибших и совершили похоронный ритуал. Мне стало не по  себе  при  мысли,
сколь недружественные взгляды могут в эту самую  минуту  следить  за  нами
из-за деревьев. Офицеры тоже сознавали опасность;  ночью  были  выставлены
усиленные караулы.
     Однако ни в эту ночь, ни в следующую нас никто не потревожил, если не
считать обычных звуков, характерных для  богатой  фауны  южного  леса.  На
шестой день мы уперлись в болото, и весь день  ушел  на  поиски  обходного
пути. Это стоило жизни трем солдатам, ушедшим в трясину так быстро, что им
не успели помочь; еще несколько десятков человек  также  приняли  грязевую
ванну,  но  были  вовремя  спасены.  На  болотах   нас   атаковала   армия
кровососущих насекомых, что оказалось, пожалуй, самым тяжелым испытанием с
начала похода. Эти проклятые твари не только кусали лицо и руки,  но  даже
умудрялись  забираться  под  панцири  доспехов,   делая   зуд   совершенно
невыносимым. Впрочем, меня куда больше  беспокоила  возможность  подцепить
какую-нибудь болотную лихорадку.
     На седьмой день мы,  наконец,  выбрались  из  этого  чертова  болота,
сильно отклонившись от первоначального направления; капитан послал гонцов,
чтобы известить об этом отряды справа и слева. К вечеру обнаружилось,  что
часть солдат чувствует себя  прескверно;  очевидно,  мои  опасения  насчет
лихорадки подтвердились даже скорее,  чем  я  ожидал.  Мы  уже  собирались
останавливаться на ночевку, когда вернулись посланные вперед разведчики  и
доложили, что обнаружили поблизости развалины старинной крепости, пустой и
заброшенной. Капитан решил, что это самое подходящее место для привала,  и
вскоре мы вышли к затерянному в лесу древнему форту.
     Это, по всей видимости, была одна из тех легендарных  крепостей,  что
воздвиг в Диких Землях император Нордерик. Некогда  крепость  была  мощным
фортификационным сооружением, но прошедшие столетия не могли не отразиться
на ее облике. Часть стен и башен обвалилась, от рва и земляного вала почти
не осталось следов. С северной стороны руины густо поросли мхом, а с южной
- плющом; кое-где из щелей между камнями, бойниц  и  узких  башенных  окон
тянулись небольшие деревца, а на стенах и не обвалившихся еще крышах тут и
там пышно зеленел кустарник. Это зрелище торжества природы  над  человеком
навевало уныние не только на меня, но и на не склонных к философии солдат.
     Однако капитан велел нам скорее проходить внутрь; в самом деле,  даже
полуразвалившаяся  крепость  выглядела  лучшей  защитой,  нежели   простые
палатки.  Уже  смеркалось;  мы  зажгли  факелы.  Капитан  велел  тщательно
обследовать руины,  предупредив  об  опасности  ядовитых  змей.  Змей  мы,
впрочем, не  обнаружили,  но  потревожили  целый  выводок  летучих  мышей,
которые принялись кружить  над  нашими  головами,  словно  ангелы  смерти.
Большая птица с шумом вспорхнула с пола одной из башен и  некоторое  время
металась между стенами, пока не вылетела в окно. Но были  и  более  жуткие
находки.
     Я услышал испуганное восклицание и  поспешил  туда,  где  уже  стояли
несколько солдат, освещая что-то факелами. У  подножия  стены  примостился
человеческий скелет в остатках ржавых доспехов; между костями  мертвеца  и
из одной  из  его  глазниц  росла  трава.  В  колеблющемся  свете  факелов
казалось, что мертвец ухмыляется. Некоторые солдаты бормотали молитвы.
     Всего на территории крепости оказалось больше десятка покойников; все
это были солдаты,  умершие  очень  давно.  Некоторые  скелеты  сохранились
целиком, от других уцелели лишь отдельные кости.  Непонятно  было,  почему
они оказались тут. Если все защитники крепости погибли, то где  остальные?
Если же они победили, то почему бросили товарищей без погребения?
     Мои сослуживцы были напуганы и отнюдь не хотели оставаться в крепости
на ночь.
     - Трусы! - возмутился капитан. - Испугались кучки костей!
     - В самом деле, - поддержал я начальство, - можно еще бояться  живых,
но с какой стати бояться мертвых?
     - Эвон сказанул, - возразил мне рыжий  детина,  способный,  вероятно,
завязать узлом кочергу, -  живого-то  можно  убить,  а  вот  мертвому  что
сделаешь?
     - Отставить базар! - прикрикнул капитан. - С нами сила господня - или
кто сомневается в могуществе Господа?
     Таковых, разумеется, не нашлось. Капитан велел вырыть под стеной  яму
и похоронить останки; после того, как выбранные им солдаты не без  трепета
исполнили приказ (видимо, живого капитана они все-таки боялись больше, чем
мертвых воинов Нордерика), в лагере объявили  отбой.  Я  и  еще  несколько
солдат заночевали в одной из башен.
     Пробуждение мое было неожиданным и куда более неприятным, чем обычно.
Сигнал трубача оборвался на половине,  снаружи  доносились  крики  и  лязг
оружия. Мы кое-как влезли в доспехи и  выбежали  во  двор.  Солнце  взошло
совсем недавно, и почти вся внутренность крепости была еще в тени, поэтому
в первый момент я даже не понял, что в крепостном дворе полно мутантов.
     По всей видимости, они напали внезапно, проникнув в крепость в  обход
наших постов: очевидно, существовал какой-то тайный ход.  Многие  из  тех,
что спали в палатках во дворе, были убиты или серьезно ранены в первые  же
минуты; если прибавить еще больных, состояние которых со вчерашнего вечера
только  ухудшилось,  выходило,  что   к   моменту,   когда   мы   осознали
происходящее, численный перевес врагов был почти двукратным.
     Первое,  что  бросалось  в  глаза  в  мутантах  -  полное  отсутствие
единообразия,  столь  характерного  для  всякой  армии.  Мутанты   заметно
различались  физическим  строением;  но,  в  отличие  от   виденных   нами
пленников, у этих не было каких-то  особо  нефункциональных,  затрудняющих
физическую активность уродств. Напротив, одному помогали чересчур  длинные
или чересчур сильные руки,  другой  благодаря  особому  строению  ног  мог
совершать невероятные прыжки, третий вертел головой  на  двести  с  лишним
градусов, не позволяя никому подобраться  сзади.  Среди  мутантов  были  и
мужчины, и женщины, но преобладали все-таки мужчины.
     Не менее, чем  внешность,  различались  обмундирование  и  вооружение
наших  врагов.  Кто-то  обходился  штанами  и  рубахой,  на  ком-то   были
металлические доспехи того или иного образца; кто-то прикрывался  кожаным,
деревянным или металлическим щитом, кто-то предпочитал  держать  оружие  в
обеих руках. Мелькали мечи, кинжалы, шпаги,  пики,  кривые  сабли,  боевые
топоры, длинные алебарды, серпы, кистени, наконец, просто дубины. Лучники,
прятавшиеся за развалинами, пускали в нас стрелы. Но одно оружие,  похоже,
пользовалось особой популярностью. Это было что-то вроде длинного кнута  с
тяжелым металлическим или каменным шариком на конце  и  крючьями  по  всей
длине. В начале боя эти штуки были  заткнуты  у  мутантов  за  пояса;  они
использовали их позже.
     Разумеется, в  то  время  у  меня  не  было  возможности  внимательно
разглядывать  мутантов  и  анализировать  увиденное.  Я  просто   отчаянно
сражался за свою жизнь, с каждой секундой все отчетливее понимая,  что  на
этот раз шансов у меня нет. Нас довольно быстро оттеснили  в  угол  двора;
сбившиеся в кучу, мы представляли собой  превосходную  мишень  для  стрел.
Капитан и  двое  лейтенантов  уже  были  убиты;  сражались  еще  последний
лейтенант, раненый в плечо, и двое капралов.  Нас  оставалось  около  семи
десятков, когда сверху,  со  стены,  на  нас  столкнули  огромный  камень.
Несколько человек были убиты или покалечены, остальные, в том числе  и  я,
бросились врассыпную. Мигом мутанты оказались между нами и вокруг нас. Вот
тут-то они и пустили в ход свои кнуты. Благодаря тяжелому грузу на  конце,
эта штука прекрасно обвивается - вокруг руки, вокруг ног, вокруг оружия  -
а крючки цепко удерживают добычу. Виртуозно владея этими приспособлениями,
мутанты вырывали у солдат оружие и валили их с ног. Я  увидел,  как  сразу
двое врагов с кнутами подступают ко мне,  а  еще  двое  с  мечами  заходят
сзади, но не торопятся рубить. Я понял,  что  меня  хотят  взять  в  плен;
какими ужасами это грозило, можно  было  только  догадываться,  и  у  меня
мелькнула мысль  о  самоубийстве.  Однако  страх,  особенно  острый  после
пережитого ожидания неминуемой гибели, удержал меня; я вообще не сторонник
необратимых действий. К тому же быстро и безболезненно покончить с собой с
помощью меча не так-то просто.  Короче  говоря,  момент  был  упущен;  меч
вырвало из моей руки, петля подсекла ноги, и я  рухнул  наземь,  громыхнув
доспехами. В следующий момент мне скрутили руки за спиной, связали ноги, а
потом куда-то поволокли.



                                    38

     Я лежал связанный в  густой  траве,  лицом  вниз.  Звуки  боя  вскоре
затихли;  затем  послышались  короткие  вскрики  -  очевидно,   победители
добивали раненых. Мимо меня несколько раз  кого-то  протащили  -  по  всей
видимости, других пленных, но я не решился их окликнуть. Я упрекал себя за
минуту слабости, из-за которой попал в  руки  мутантов  живым.  Зная,  как
обращаются  жители  королевств  с  захваченными  мутантами,   мог   ли   я
рассчитывать, что мутанты обойдутся со мной лучше? Впрочем,  надежда,  как
известно, умирает последней; я отчаянно цеплялся за  мысль  о  возможности
побега, хотя и помнил слова своего - уже покойного - однополчанина о  том,
что из страны мутантов не возвращаются.
     Зашуршала трава; кто-то подошел и остановился рядом. Странный  голос,
не мужской и не женский, предупредил меня на ломаном языке (который  можно
было назвать и грундоргским, и корринвальдским), что сейчас меня развяжут,
но если я попробую сопротивляться, то мне будет очень больно. Затем чьи-то
руки освободили меня от пут, и мне велели  встать.  Я  поднялся  и  увидел
троих мутантов, вооруженных кнутами; лица двух  из  них  были  чрезвычайно
безобразны, но я постарался не выдать  своего  отвращения.  Один  из  этих
уродов, обладатель гермафродитского голоса, приказал мне раздеться догола.
"Начинается! - подумал я. - Неужели нравы по обе стороны Границы полностью
симметричны?!"
     Голого, под конвоем, меня отвели к лесу (я успел заметить, что еще  с
несколькими пленниками проделывают то же  самое,  а  остальные,  очевидно,
ждут своей очереди) и поставили между двумя деревьями, привязав за руки  к
их стволам. Затем ко мне подошли еще двое: абсолютно лысый мужчина средних
лет без видимых дефектов - впрочем,  возможно,  их  скрывала  одежда  -  и
безобразная горбатая  старуха  с  отвисшей  до  подбородка  нижней  губой,
настоящая ведьма - я даже удивился, как она могла попасть в военный отряд;
впрочем, о силе и выносливости мутанта  не  всегда  можно  судить  по  его
внешнему облику. Эта странная парочка принялась  осматривать  и  ощупывать
мое тело с такой тщательностью, что я  даже  испугался,  не  носит  ли  их
интерес  гастрономический  характер;  при  этом  некоторые   их   действия
заставили меня смутиться. Наконец старуха что-то прокаркала приведшим меня
солдатам, и лысый кивком подтвердил ее слова. Меня развязали,  по-прежнему
держа наготове кнуты; затем, к моему  удивлению  и  немалой  радости,  мне
вернули одежду. Правда, теперь она вся была изрезана  ножами  -  возможно,
искали что-нибудь  зашитое,  или  это  просто  обозначало  мой  теперешний
статус; от сапог отрезали голенища, превратив их в подобия галош. И все же
лучше ходить в лохмотьях, чем нагишом.
     Едва я оделся, как мне снова связали руки за спиной, а на шею  надели
кожаный ошейник с прикрепленной к нему веревкой. Взявшись за эту  веревку,
один из мутантов повел меня  в  глубь  леса,  туда,  где  располагался  их
лагерь; двое других шли сзади. Впрочем, лагерем  это  можно  было  назвать
только  условно:  здесь  были  лишь  три-четыре  палатки,  замаскированные
зелеными ветками, остальные же  мутанты,  видимо,  предпочитали  в  походе
спать под открытым небом. Здесь мне надели на ноги цепь и велели  лечь  на
землю рядом с другими пленниками, уже прошедшими аналогичные процедуры.
     Еще около часа со стороны крепости подводили новых пленных; всего нас
набралось около шестидесяти. Остальные,  очевидно,  были  мертвы;  мутанты
прикончили раненых, больных, а также, надо полагать, тех,  кто  не  прошел
осмотр, если таковые  были.  Когда  привели  последних  солдат,  нас  всех
выстроили в колонну по одному и соединили веревками наши  ошейники,  после
чего снова велели лечь.
     До полудня  победители  отдыхали,  не  обращая  на  нас  внимания.  Я
подумал, что если пыток и издевательств нет  сейчас,  то  их,  видимо,  не
будет и потом; однако существовала вероятность, что они  просто  не  хотят
мелочиться и там, куда нас  приведут,  нас  ожидает  полная  программа  со
множеством зрителей. Что ж, любая отсрочка  повышала  шансы  на  побег.  Я
осторожно наблюдал за мутантами. Всего их после боя осталось  чуть  меньше
двухсот, включая раненых; в целом их потери были ничтожны  в  сравнении  с
нашими. Мутанты валялись на траве, жгли костры, жарили  мясо;  его  аромат
живо напомнил мне, что я не ел со вчерашнего дня. Однако, после  того  как
наши победители поели сами, они накормили и нас - не то чтобы очень сытно,
но лучше, чем я ожидал. Наконец они стали собираться в путь. Большой отряд
разделился на три части.  Основные  силы  должны  были  продолжить  борьбу
против грундоргцев; тяжелораненых оставили здесь - как я понял, лес с  его
целебными травами хорошо подходил  на  роль  лазарета;  несколько  человек
оставалось для охраны раненых и ухода за ними,  в  том  числе  и  горбатая
старуха. Наконец, три десятка солдат, половина из которых получили  легкие
ранения, должны были отправиться в  тыл  и  отконвоировать  туда  пленных.
Начальник этого отряда, человек без левого глаза (не было даже глазницы  -
просто гладкая ровная кожа на  ее  месте),  так  обрисовал  нам  ближайшие
перспективы:
     - Кто хочет жить - идти, быстро идти. Тогда не бить  и  кормить.  Кто
плохо идти -  делать  больно.  Кто  пытаться  бежать  -  страдать,  сильно
страдать. Идти тихо, разговаривать нет.
     И вот мы тронулись в путь, на юг, вглубь  страны  мутантов.  Сплошной
лес вскоре кончился, перейдя  в  лесостепь;  ко  всем  прочим  неудобствам
прибавилось  палящее  солнце.   Впрочем,   неудобства   оказались   меньше
ожидаемых. Кандалы, делая невозможным бег, почти не мешали при ходьбе: они
явно были сделаны не из железа и не  из  стали,  а  из  какого-то  легкого
сплава. Впервые я подумал, что  по  уровню  технологий  мутанты  могут  не
только не уступать королевствам севера, но и  превосходить  их.  Конвойные
относились к нам, разумеется, без  особой  симпатии,  но  и  без  ненужной
жестокости. Я подумал, что вряд ли мы нужны  им  для  какой-то  ритуальной
церемонии: скорее всего нас просто собираются продать в рабство, и  мы  не
должны терять товарного вида. Кормили нас мутанты тем же, что ели сами. На
привалах нам на некоторое время освобождали руки, причем не всем сразу,  а
по очереди,  десятками.  Неприятнее  всего  мне  показалась  необходимость
оправляться публично и по команде.
     В первую ночь я проснулся от боли в связанных запястьях: веревка была
затянута слишком туго, и я понял, что почти не чувствую  пальцев.  Удастся
ли упросить кого-нибудь из мутантов ее  ослабить?  Я  приподнял  голову  и
огляделся. В нескольких шагах от меня  горел  небольшой  костер.  У  огня,
положив руки на  колени,  сидел  мутант,  очевидно,  один  из  караульных.
Вглядевшись повнимательнее в освещаемое колеблющимся светом лицо, я понял,
что это женщина.



                                    39

     - Эй! - тихо окликнул я ее.  Мутантка  обернулась.  Насколько  я  мог
судить при таком освещении, ей было где-то между двадцатью и тридцатью,  и
на лице ее не было заметных дефектов. Если судить только по лицу, то в мою
эпоху призового места на конкурсе красоты она бы не заняла,  но  замуж  бы
вышла без особых проблем. У меня  неожиданно  сработал  стереотип  (вообще
говоря, неверный, особенно  в  эмансипированных  обществах),  что  женщины
менее жестоки, чем мужчины, и я попросил о большем, чем собирался.
     - Послушай... У меня затекли руки. Ты не могла  бы  их  развязать?  Я
ведь все равно не убегу.
     Секунду она раздумывала, затем огляделась, проверяя, не наблюдают  ли
за нами другие караульные (всего их было пятеро).  Я  вдруг  подумал,  что
нашим конвоирам приходится тяжелее, чем нам: ведь мы можем спать всю ночь,
а  они  вынуждены  посменно  нести  дежур