НЕСТЕРЕНКО ЮРИЙ
                              ПЛЮЩ НА РУИНАХ




                                    1

     Немало времени прошло с тех пор, как я, Риллен Эр Ли, зарыл  кейс  со
своей рукописью перед входом в землянку отшельника близ города Линдерга  и
отправился в путь на юг. Немало воды утекло - и немало  крови.  Многих  из
тех, с кем свела меня судьба за это время, уже нет в живых.  Кто-то  погиб
от меча или стрелы в бою, кто-то от  яда,  кто-то  принял  смерть  от  рук
палача - и, кажется, никто не умер естественной смертью. Жизнь, которую  я
вел все это время, неординарна не только с точки зрения  людей  Проклятого
Века, но, насколько я могу судить, и с позиций нынешнего времени.  Мне  не
раз  приходило  в  голову,  что  происходящие  со  мной  события   следует
записывать. Теперь, наконец, у меня есть для этого время и возможность.
     Я  -  один   из   так   называемых   перебежчиков,   людей,   которые
воспользовались изобретенными в конце Проклятого  Века  машинами  времени,
чтобы, несмотря на все запреты и репрессии властей, бежать в  будущее.  Мы
бежали от охватившего планету кризиса, понадеявшись, что кто-то  справится
с ним вместо нас. Но, кроме нас, сделать это было  некому,  и  цивилизация
рухнула. Нынешний мир, мир дикости и варварства, беспощаден к нам. Двое из
моей группы, Зи и Саннэт, сожжены на костре Священного Трибунала;  инженер
Лаус умер от раны, полученной в бою, а мой друг Лоут отправился в  дальнюю
разведку  и  не  вернулся.  Некоторое  время  я  ждал  его   и   записывал
произошедшие с нами события; когда же мое повествование было  окончено,  а
Лоут так и  не  появился,  я  решил,  что  следует  подыскать  себе  более
подходящее место жительства, нежели землянка в лесу под Линдергом.
     Итак, в начале лета  683  -  как  я  узнал  впоследствии  -  года  от
Искупления  я  покинул  землянку,  предварительно  тщательно  закопав  все
предметы, доставленные нами из своей эпохи. С особой неохотой я  расстался
с автоматами и патронами к ним, но, увы, подобное оружие невозможно носить
незаметно.  Я  взял  с  собой  лишь  пистолет  и  коробок  с   несколькими
оставшимися спичками. Имея слишком  мало  информации  об  окружающем  меня
мире, я не мог выработать сколь-нибудь серьезный план действий;  в  то  же
время страх выдать себя мешал мне собирать информацию достаточно  активно.
Я слишком хорошо помнил участь моих товарищей. У  меня  было  два  способа
добывать себе пропитание: несколько патронов в обойме и несколько монет  в
кошельке. Первые три дня пути я старательно избегал  людей  и  пользовался
первым способом, охотясь на мелкую дичь и почти не выходя из леса. В итоге
я добился результата, прямо противоположного желаемому.
     Все еще с пистолетом в руке я подходил к подстреленной  птице,  когда
сзади послышался шорох раздвигаемых ветвей.  Я  резко  обернулся.  Ко  мне
приближался человек в  легкой  зеленой  куртке,  кожаных  штанах,  высоких
охотничьих сапогах и шапочке с пером. В руке он  держал  арбалет.  Видимо,
его привлек звук выстрела. Внезапно глаза его расширились - он увидел  мой
пистолет. Молниеносным движением он вскинул свое оружие. Я  выстрелил.  От
волнения я не смог сделать это  точно,  хотя  стрелял  почти  в  упор.  Он
вздрогнул, раненый  в  плечо,  но  все  еще  пытался  натянуть  тетиву.  Я
выстрелил вторично - на этот раз пуля попала в голову, и он упал. Я,  даже
не подойдя к телу, бросился бежать. Только потом я  понял,  как  это  было
глупо - я мог взять его арбалет, возможно, у него  были  с  собой  деньги,
кремень и огниво, еще что-нибудь полезное в этом времени. Но тогда у  меня
была только одна мысль - этот человек может быть не один, а я  только  что
израсходовал свой последний патрон. Я даже забыл об убитой птице. Я  бежал
довольно долго, пока не рухнул без сил в траву, тяжело дыша. Только тут  я
вспомнил, что остался без ужина. Повертев ставший бесполезным пистолет,  я
не решился расстаться с ним, но подумал, что нет больше смысла носить  его
под кольчугой, откуда он может выскочить в самый  неподходящий  момент,  и
сунул оружие за голенище сапога.
     Эту ночь, как и предыдущие, я провел в лесу, а утром вышел на дорогу.
К полудню я добрался до трактира и  зашел  туда,  чувствуя  волчий  голод.
Народу было немного, судя  по  одежде  -  мелкие  торговцы,  ремесленники,
несколько солдат. Я сел за стол  в  дальнем  углу,  сделал  заказ  и  стал
прислушиваться к разговорам посетителей. Ничего угрожающего я не услышал -
судя по всему, об убийстве в лесу еще не знали. Трактирщик поставил передо
мной миску с едой и глиняную кружку с вином.  Пока  я  торопливо  поглощал
превосходное жареное мясо, открылась дверь, и вошло еще несколько  солдат.
Они направились в мою сторону. Я похолодел. Однако они спокойно уселись за
мой стол, обменялись со мной приветствиями и тоже заказали  мяса  и  вина.
Меня это не слишком успокоило. В разговоре с ними  я  мог  выдать  себя  с
головой, а уклониться от разговора, не вызвав их подозрений, вряд ли  было
возможно.  Мои  опасения  подтвердились:  солдаты  пребывали   в   хорошем
настроении и не прочь были поболтать. Выяснив, что меня зовут Риллен,  они
сообщили свои имена и поинтересовались, где я служу.
     - В Линдерге, - назвал я единственный  знакомый  мне  город.  Это  не
понравилось  одному  из  солдат,  рыжему  бородатому   толстяку,   который
пробурчал что-то насчет королевских выскочек. Но остальные лишь посмеялись
над ним - как я понял,  речь  шла  о  какой-то  потасовке  с  королевскими
солдатами, в которой толстяк выглядел не лучшим  образом.  Сами  они,  как
выяснилось, состояли на службе у герцога Раттельберского. Будучи в хорошем
расположении духа, они не собирались ссориться  и  согласились  выпить  за
короля, если я, в свою очередь, выпью за здоровье его  светлости  герцога,
что я и проделал. Но толстяк был не удовлетворен, к тому же его, вероятно,
злило, что товарищи острили по его поводу в моем присутствии. Он  принялся
нелестно отзываться о вооружении и командирах линдергцев, а я вынужден был
заступаться за честь полка, чтобы не вызвать подозрений.
     - И лошади у вас никудышные! - заявил толстяк.
     - Лошади у нас получше ваших, - возразил я.
     - Да пойдем и посмотрим хоть сейчас! Если  в  тебе  есть  хоть  капля
чести, ты признаешь, что твоя лошадь моей в подметки не годится! Где стоит
твоя лошадь?
     - Моя лошадь?... -  растерянно  пробормотал  я.  Разумеется,  солдат,
убитый нами в первый день, солдат, чья одежда  была  теперь  на  мне,  был
кавалеристом. Почему-то я не думал, что разница в обмундировании пехоты  и
кавалерии столь заметна. И было совершенно  невероятно,  чтобы  кавалерист
оказался на таком расстоянии от Линдерга без лошади.
     - Ну да, твоя, где стоит моя, я знаю. Пойдем и посмотрим!
     - Ребята, давайте сначала пообедаем, - вмешался другой солдат.
     - Нет, пусть он сперва признает, что я прав, или пойдем и  посмотрим,
- не унимался толстяк.
     - Хорошо, пошли, - во дворе было несколько лошадей, и  я  решил,  что
могу указать на любую.
     Я потребовал, чтобы толстяк сперва показал своего коня - я  не  хотел
случайно выбрать лошадь одного из солдат. Затем я  повел  всю  компанию  в
противоположный угол двора и похлопал по шее наиболее  понравившегося  мне
жеребца. Солдаты принялись со знанием дела осматривать его.
     - Эй, эй! Что вам надо от моего коня?  -  раздалось  сзади.  Один  из
посетителей трактира, держа руку на рукоятке кинжала, подходил к нам.
     - Ты пьян, приятель, - я решился идти до конца, - это мой конь.
     - Я-то как раз трезв, - ответил он, и это  было  правдой.  Солдаты  с
недоумением уставились на меня.
     - Что за шутки? - спросил толстяк.
     - Ничего, - я лихорадочно отвязывал повод. - Посмотри,  приятель,  ты
не ошибаешься? - я повел коня в сторону от солдат. Животное вытянуло морду
к хозяину. В ту же секунду  я  вскочил  в  седло  (именно  вскочил,  а  не
взобрался, не знаю, как это у меня получилось) и погнал коня со двора.
     - Стой, стой! - закричали сзади. Обернувшись на мгновение, я  увидел,
как солдаты седлали лошадей.
     Началась погоня. Первоначальный выигрыш во времени был быстро  сведен
на нет моей неумелой ездой. Еще дважды мне приказали остановиться, а потом
над  моим  ухом  просвистела   стрела.   Мои   преследователи,   очевидно,
окончательно  убедились,  что  я  не  солдат.  Я  выхватил  нож,  готовясь
защищаться. В тот же момент петля аркана захлестнула мне  шею.  Я  потерял
равновесие, выронил нож и свалился на  землю.  Пока  я  лежал,  оглушенный
ударом, солдаты спешились и окружили меня.
     - Он мне с самого начала не  нравился,  -  заявил  толстяк,  когда  я
поднялся. - Ну, теперь из тебя вытянут, что ты за птица.
     Мне велели снять кольчугу,  отобрали  ремень  вместе  с  кошельком  и
ножнами.
     - Сапоги тоже снимай, - потребовал один из солдат, переведя взгляд со
своих ног на мои.
     Я вспомнил о пистолете за голенищем. Широкие  раструбы  с  отворотами
скрывали  его,  но  теперь,  если  солдат  захочет  сразу  примерить  свою
добычу... Именно так и случилось. С удивленным видом он вытащил  пистолет.
В это время другой солдат нашел в кошельке спичечный коробок.
     - Да это, не иначе, Посланец Дьявола! - догадался толстяк. Все были в
восторге от такой добычи,  сулившей  им  крупное  вознаграждение.  Толстяк
достал из седельной сумки кандалы и сковал мне руки и ноги. Через одно  из
звеньев цепи ручных кандалов пропустили веревку, концы которой привязали к
седлам двух лошадей. Солдаты оседлали коней, окружив меня со всех сторон и
держа оружие наготове. Их страх перед посланцами все-таки  был  достаточно
силен.
     До конца этого дня я шагал босиком, скованный по рукам и ногам, между
лошадьми солдат. Подобное путешествие под  палящим  солнцем  так  измучило
меня, что под конец пути я едва держался на ногах. Мысли  о  грозящей  мне
участи практически оставили меня; я думал лишь о  глотке  воды  и  о  том,
сколько еще идти. Наконец, уже на закате, лошади встали. Я поднял голову и
увидел стены какой-то крепости. Я стоял перед маленькой калиткой,  ведущей
внутрь широкой  башни,  и  меня  окружали  стражники  с  копьями.  Солдаты
выдернули веревку, и я, наверное, упал бы, если бы стражники не подхватили
меня. Один из  них  плеснул  мне  в  лицо  водой  и  велел  не  изображать
обмороков. Потом меня повели в башню. Я долго спускался вниз  по  сырым  и
холодным ступеням, а затем брел по  извилистым  коридорам,  погруженным  в
едва разгоняемый  факелами  полумрак.  Гремели  ключи,  тяжелые  двери  со
скрипом открывались и с гулким стуком захлопывались. Наконец меня  привели
в тесный каземат. Узкая зарешеченная щель  под  самым  потолком  почти  не
пропускала света. Колеблющееся пламя факелов освещало сырые  заплесневелые
стены, сложенные из громадных глыб. Словом, все это вполне соответствовало
моим представлениям о средневековой  тюрьме  -  для  полноты  антуража  не
хватало только прикованных скелетов.
     Едва закрылась дверь за тюремщиками, я рухнул без  сил  на  солому  в
углу, гремя цепями. У стены стоял кувшин, на треть  наполненный  водой;  я
залпом осушил его и растянулся на соломе.
     В свое время мне не раз приходилось читать о  том,  что  чувствуют  в
последнюю ночь люди,  приговоренные  к  смерти.  Однако  мне  не  пришлось
проверить это на практике: я был слишком измотан физически, и для душевных
страданий не осталось ресурсов. Едва утолив жажду, я провалился в сон.



                                    2

     Наутро меня разбудили стражники. Их было трое. Один из них велел  мне
вставать и выходить. Вновь началось шествие по коридорам  и  лестницам.  У
меня не было оснований сомневаться, что меня ведут на казнь;  я  уже  имел
возможность убедиться, как быстро здесь расправляются с Посланцами Сатаны.
Однако долгий подъем по крутой винтовой лестнице убедил меня, что вряд  ли
наш путь лежит на улицу - мы явно поднялись значительно выше уровня земли.
Впрочем, я не дал  надежде  увлечь  себя:  должна  же  здесь  существовать
формальная процедура следствия и вынесения приговора.
     Наконец, через маленькую полукруглую дверь  меня  вывели  в  длинный,
хорошо освещенный коридор и подвели к высоким дверям, украшенным  резьбой.
Двое солдат стояли по обе стороны от дверей. Один из моих конвоиров  вошел
внутрь. Слышно было, как он доложил о моей доставке; другой  голос  что-то
ответил ему. Стражник приоткрыл дверь и сделал знак своим товарищам.  Меня
провели внутрь помещения.
     Это был, по всей  видимости,  кабинет,  обставленный  с  тяжеловесной
роскошью средневековья. Одну стену занимали громадный камин и превосходная
коллекция холодного оружия, развешанная по  обе  стороны  от  него.  Вдоль
другой шли многоярусные шкафы, заставленные фолиантами и  свитками.  Через
высокие и узкие окна открывался вид на крепостную стену и равнину за  ней.
Массивный стол  на  резных  ножках  в  форме  когтистых  лап  был  завален
бумагами. Пушистый ковер устилал пол. Возле стола стояло громоздкое кресло
с изящно выгнутыми подлокотниками и высокой спинкой, увенчанной вырезанным
из дерева гербом. В кресле, закинув ногу  за  ногу,  сидел  хорошо  одетый
человек лет сорока - сорока пяти с властным  и  волевым  лицом  и  черной,
аккуратно подстриженной бородкой. На его левой руке сверкал большой сапфир
в золотой оправе.
     - Снимите цепи и оставьте нас, - велел он стражникам.
     - Но эти Посланцы опасны... - попытался возразить один из них. Легкая
усмешка искривила тонкие губы хозяина кабинета.
     - По-вашему, я не могу справиться с безоружным?
     Стражники освободили меня от цепей и вышли.  Некоторое  время  хозяин
кабинета молча смотрел на меня.
     - Как ваше имя? - наконец спросил он.
     - Риллен Эр Ли, - честно ответил я. Обращение на "вы" показалось  мне
издевательством, но я не подал вида.
     - Ну, а я  -  Элдред  Раннел  Конэральд  герцог  Раттельберский  граф
Валдэнский и Торрианский барон Дильский,  епископ  Раттельберский,  -  его
губы вновь искривились в иронической усмешке. - Вы должны честно  и  прямо
отвечать на мои вопросы, от вашей откровенности  зависит  ваша  дальнейшая
участь.
     Я и сам решил, что нет смысла что-то утаивать - орудия пыток, которые
наверняка здесь имеются, позволят получить любое признание.
     - Вы прибыли из Проклятого Века, не так ли?
     - Да.
     - Время и место вашего прибытия?
     - Более месяца назад, окрестности Линдерга.
     - Я слышал об этом  -  вас  было  несколько...  Кто-нибудь  из  ваших
товарищей остался в живых?
     - Насколько мне известно - нет.
     - Чем вы занимались... там, у себя?
     - Боюсь, в современном языке это слово  отсутствует,  -  настала  моя
очередь улыбнуться.
     - И все же?
     - Кибернетика. Создание весьма сложных машин.
     - Вы можете построить такую машину здесь?
     - Думаю, это много сложнее, чем выковать меч, не имея ни металла,  ни
молота, ни наковальни.
     - А это? - герцог показал мне мой пистолет. - Вы можете заставить это
стрелять?
     - Нет. Нужны новые патроны. В это мире знают порох?
     - В основном по легендам. А вы можете его изготовить?
     - Я только знаю, что в состав входят сера, селитра и уголь.
     Герцог быстро записал мои слова и продолжил допрос.
     - Каковы ваши познания в воинском деле?
     - Я лейтенант.
     - Вы дворянин?
     - Нет. В мое время это не имело значения.
     - Каковы ваши познания в магии?
     - Магии не существует, это  все  шарлатанство  и  суеверия,  -  я  не
сомневался, что епископ поддержит эту точку зрения.
     - Верно ли, что в ваше время умели получать золото  из  неблагородных
металлов?
     - Верно, но это настолько сложно, что полученное  золото  оказывалось
дороже природного.
     - Хорошо. Я вижу, вы отвечали прямо и не пытались меня  одурачить.  Я
сохраню вам жизнь.
     - Благодарю вас, - ничего более умного не пришло мне в голову.
     - Кстати, незнание современного этикета для вас простительно, но  все
же, обращаясь ко мне, следует добавлять "ваша светлость".
     - Да, ваша светлость.
     - Я не разделяю нынешней точки зрения на выходцев из Проклятого Века.
На мой взгляд, человек,  преодолевший  семь  столетий,  уже  за  одно  это
заслуживает уважения. Я беру вас на службу. Я не спрашиваю вашего согласия
- у вас нет другого выбора. Я не требую от  вас  преданности  -  это  удел
глупцов, здравомыслящий человек предан только самому себе; но я требую  от
вас верности. Пока ваша служба будет состоять в том, чтобы  беседовать  со
мной, рассказывать о Проклятом Веке, комментировать древние тексты и  тому
подобное.  Если  вы  оправдаете  мои  надежды,  я  сделаю  вас   ближайшим
советником, обеспечу дворянский титул и доходное поместье - со временем вы
сможете занять весьма высокое положение в королевстве. Если  вы  вздумаете
интриговать против меня - пожалеете, что родились на свет. Вам все ясно?
     - Вы обещаете  так  много,  ваша  светлость,  но  разве  в  законе  о
перебежчиках, то есть Посланцах, предусмотрены исключения?
     - На территории герцогства я представляю высшую светскую  и  духовную
власть, так что о законах можете не беспокоиться. Но, конечно, посторонним
не следует знать вашей биографии. Для всех вы  будете  Рилленом  Эрлиндом,
уроженцем Аррендерга - это достаточно далеко отсюда... для низших чинов  -
дворянином, не исключено, что вам придется ими  командовать.  После  того,
как вы вымоетесь,  побреетесь  и  прилично  оденетесь,  ни  тюремщики,  ни
солдаты вас не узнают. Вы будете брать уроки верховой езды  и  фехтования.
Жить будете здесь, в замке, без моего ведома никуда не отлучайтесь.
     - Значит ли это, что мне следует по-прежнему считать себя  пленником,
ваша светлость?
     - Это значит, что отныне вы состоите у меня  на  службе  в  должности
советника.



                                    3

     Так началась  моя  жизнь  в  Торрионе,  древнем  замке  герцога.  Это
величественное сооружение, возведенное несколько столетий  назад  по  всем
правилам фортификационного искусства с использованием еще не забытых тогда
технологий, герцог  Раттельберский  предпочитал  прочим  своим  дворцам  и
замкам. Враг, даже преодолевший внешнюю стену, был бы еще весьма далек  от
победы: ему предстояло преодолеть еще шесть ярусов обороны, но даже и  это
не принесло бы спокойствия победителям. Сложная система тайных помещений и
ходов,   пронизывающих   замок,   позволила   бы   уцелевшим   защитникам,
спрятавшимся  до  времени,  наносить  внезапные  и  беспощадные  удары.  В
подобном месте легенды о привидениях имеют под собой реальную основу, и  я
уверен, что не один нежеланный гость графов Торрианских был найден  поутру
мертвым в своей спальне, запертой изнутри.
     Но, как бы ни был  интересен  Торрион,  значительно  больший  интерес
представлял его хозяин. Элдред Конэральд Раттельберский был, без сомнения,
одним из умнейших людей своей эпохи. Во времена косности и мракобесия,  по
части  которых  нынешнее  средневековье  даже  превосходит  прежнее,  этот
человек сохранил способность здраво и независимо мыслить,  практически  не
поддаваясь предрассудкам своего времени. Между  нами  быстро  установились
отношения,  которые  можно  было  бы  назвать  дружескими,  если   бы   не
неравенство нашего положения - впрочем, герцог  все  реже  давал  мне  его
чувствовать.  Он  был  моим   единственным,   но   весьма   могущественным
покровителем и потому справедливо полагал, что может мне доверять.  Я  же,
со своей стороны, был весьма  доволен  тем,  что  могу  беседовать  с  ним
совершенно откровенно без вреда для себя.
     Служба  моя  была  совершенно  необременительной.  Днем  я  занимался
верховой ездой и фехтованием на  шпагах  и  мечах,  бродил  по  замку  или
просиживал часами в библиотеке герцога, сод