нашей кампании всего в двух переходах  отсюда!  Гродрэд  напуган  и  готов
заключить союз хоть с дьяволом, лишь бы избавиться от меня!  Я  положил  в
этой войне больше половины отборной раттельберской армии, которую создавал
много лет! Лучшие части Гродрэда уничтожены,  его  казна  истощена,  в  то
время как у меня кое-что еще осталось! И вы предлагаете отступить?
     - Да, у Гродрэда остались в основном "рыхлые", - согласился я,  -  но
ведь и у нас они теперь составляют чуть не половину войска.
     - Две пятых, -  поправил  Элдред.  -  И  у  нас  еще  есть  некоторое
количество золота. Там, где нельзя купить хозяина, можно купить его слугу.
В стане Гродрэда найдутся люди, готовые в нужный момент открыть ворота.
     - Но здесь нет никаких гарантий.
     - Риллен, если верить только твердым гарантиям,  то  остается  просто
сидеть и ждать, пока наши враги, рано или поздно, умрут. Но при  этом  нет
никаких гарантий, что мы сами не умрем  раньше.  У  нас  есть  шанс  взять
город, не такой верный, как хотелось бы, но есть.
     - Но как же оппозиция?
     - Она не однородна. Все  крупные  феодалы  волками  смотрят  друг  на
друга. И с главным богачом страны - церковью - отношения у них  натянутые.
У средних и мелких дворян свои интересы. Города, если решить в  их  пользу
некоторые тяжбы со знатью, способны оказать немалую поддержку. Словом, как
говорили в ваши времена, "разделяй и властвуй".
     - Ваша светлость, так говорили задолго до наших времен.
     - Тем более. Не стоит пренебрегать древней мудростью.
     - Значит, вы намерены идти на Траллендерг.
     - Риллен, если мы сейчас отступим, это будет политическое  поражение,
от которого почти невозможно оправиться. Будут говорить,  что  я  бездарно
угробил большую и лучшую часть армии, чтобы,  дойдя  до  столицы,  позорно
бежать от последнего сражения. Трусость Гродрэда, раздавшего вассалам все,
что только можно, назовут смелостью  политика,  не  боящегося  рискованных
шагов.  Бездарность  его  маршалов,  проигравших  все  сражения  -  мудрой
стратегией, позволившей истощить мои силы. Неужели вы думаете,  что  после
этого у меня будет вторая попытка? Даже если  мне  удастся  снова  собрать
столь же хорошую армию, нас не поддержит уже никто.  Нет,  Риллен.  Сейчас
или никогда.



                                    32

     Все было почти готово. Офицеры заканчивали строить полки  в  походный
порядок; из окон замка открывался прекрасный вид на армию. Я наблюдал, как
то, что еще недавно выглядело бесформенной толпой, обретает математическую
строгость и красоту. Ровными рядами блестели на солнце  шлемы  и  панцири,
аккуратные прямоугольники батальонов  выстраивались  в  простой  и  четкий
узор:  здесь  копейщики,  там  арбалетчики,  легкая   кавалерия,   тяжелая
рыцарская конница... Ветер  лениво  колыхал  тяжелые  хоругви  и  развевал
длинные хвостатые вымпелы, шевелил султаны  на  шлемах  рыцарей  и  слегка
трепал лошадиные гривы. Солнце и  ветер,  ранняя  осень...  Почему-то  мне
казалось, что в воздухе разлито ощущение какого-то праздника.  И  все  это
войско выглядело выстроенным для парада, а не для  жестокой,  последней  -
для многих из них последней в самом прямом смысле -  битвы.  Словно  и  не
было долгого пути с боями от границ Раттельбера, всех этих тысяч  и  тысяч
солдат, зарубленных,  насаженных  на  копья,  облитых  кипящей  смолой  со
стен... Но нет, приглядевшись, можно было заметить следы  войны.  То  тут,
тот там геометрическую правильность полков пятнали чужеродные  вкрапления:
воины в других, часто слишком легких или потрепанных, доспехах, с  другими
щитами, другим оружием вроде неупотреблявшихся у герцога  алебард,  кривых
мечей,  слишком  коротких  пик  или  слишком  больших  луков...  Это  были
союзники,  примкнувшие  к  нам  на  всех  этапах  кампании.  Иные  из  них
растворялись в  раттельберских  полках,  другие  стояли  отдельно,  своими
подразделениями, со своими офицерами.
     Я спустился во двор, цепляясь концом меча за крутые ступени  винтовой
лестницы. Элдреду, облаченному в  рыцарские  латы,  подвели  его  жеребца;
слуга приготовился помочь герцогу сесть в седло (доспехи  слишком  тяжелы,
чтобы сделать это самостоятельно), но Элдред знаком велел ему  обождать  в
стороне.
     - Риллен, - сказал он, - я хочу, чтобы вы ответили мне откровенно.
     - Я всегда откровенен с вами, ваша светлость, - сказал я, не понимая,
о чем идет речь.
     - На этот раз, возможно, у вас возникнет искушение  лицемерить...  Мы
отправляемся в трудный и опасный бой. Я не знаю,  чем  он  закончится,  но
вполне вероятно, что погибнут не  только  солдаты.  В  Даллионе  останется
маленький гарнизон, несколько офицеров и гвардейцев. Вы хотите остаться  с
ними или ехать со мной?
     - Я...
     - Откровенно, Риллен.
     - Ваша светлость... - я отвел взгляд, затем снова посмотрел герцогу в
глаза: - Я предпочел бы остаться.
     Показалось  мне,  или  на  лице   Элдреда   действительно   мелькнула
мгновенная тень досады? Так или иначе, он спокойно произнес:
     - Вы разумный человек, Риллен, за  это  я  вас  и  ценю,  -  и  после
короткой паузы добавил: - Значит, вы совершенно не верите в мою победу?
     Я промолчал. Герцог отвернулся и посмотрел на север; рука его, еще не
облаченная в латную рукавицу, поглаживала гриву любимого коня.
     - Я мог бы стать хорошим королем... - произнес он задумчиво.
     - Ваша светлость! - воскликнул я. - Еще не поздно  повернуть  на  юг.
Спасите армию и себя. Ведь вы сами не верите в успех.
     - Если бы я не верил, то и не вел бы людей в бой, - неожиданно резким
тоном ответил герцог. - Просто ставки в игре возросли  до  максимума.  Ну,
Риллен, прощайте. Встретимся на коронации в Траллендерге,  -  он  поставил
ногу в стремя,  и  слуга  подбежал,  чтобы  помочь  главнокомандующему.  Я
повернулся и побрел обратно в замок. Ненужный уже меч, болтавшийся слишком
свободно, норовил запутаться под ногами.
     Снова, как это уже  случалось  со  мной  в  войнах  последнего  года,
потянулась неизвестность ожидания. Два дня  должно  было  уйти  у  герцога
только на то, чтобы добраться до места боя; следовательно, гонца с вестями
об исходе сражения мы могли ожидать в лучшем случае к концу третьего  дня.
Я пробовал занять время  чтением,  но  глаза  скользили  по  строчкам,  не
цепляясь за смысл; к тому же  изменившаяся  грамматика  и  орфография,  не
говоря уже о витиеватом стиле, раздражали меня. В конце  концов,  отбросив
свиток, я шел играть  с  офицерами  или  просто  слонялся  по  замку,  как
привидение. От нечего делать я попытался обучить офицеров игре в шашки, но
они сочли эту игру слишком нудной и даже  жульнической,  ибо  я  постоянно
выигрывал.  Все  дело  в  том,  что  они  попросту  не  знали  ничего   об
интеллектуальных играх и двигали шашки так  же,  как  бросали  кости:  без
всякой стратегии, надеясь лишь на удачу. Я невольно лишний раз подумал,  к
какому же упадку пришло знание во всех областях.
     Так протекли два дня, и настал третий. С  самого  утра  все  в  замке
находились в некотором возбуждении, хотя и понимали,  что  известий  ждать
еще  рано.  К  вечеру  небо  заволоклось  тучами,  и  после  заката  земля
погрузилась в непроглядный мрак. Холодный ветер, налетая порывами, пытался
задуть пламя факелов; караульные на башнях тщетно вглядывались в  темноту.
Я долго не мог уснуть, прислушиваясь к завыванию ветра в дымовых трубах.
     Наутро гонца все еще не было; общее беспокойство  возросло.  Конечно,
если Элдреду не удалось выманить противника из  крепости,  и  он  вынужден
штурмовать город, это может затянуться надолго, но мы понимали, что  время
работает против нас. Накрапывал мелкий дождик, предвестник нудных  осенних
дождей; заметно похолодало. К вечеру небо  вновь  прояснилось,  и  на  его
темном фоне проступили звезды, затем взошла луна. Гонца все еще не было. В
конце концов я совершенно продрог, стоя на крепостной стене и всматриваясь
в северную часть горизонта, и отправился спать. Разбудил меня громкий стук
в дверь.
     - Гонец, ваша милость! - услышал я голос гвардейца. - Гонец скачет!
     Не тратя времени на поиски огнива,  я  кое-как  оделся  в  темноте  и
выбежал на площадку северной башни. Там уже собрались почти  все  офицеры;
мне указали на вытянутое пятнышко, двигавшееся в нашу сторону  по  залитой
лунным светом дороге. Несомненно, то была лошадь: вскоре  уже  можно  было
различить отдаленный топот копыт.
     - Смотрите! - воскликнул вдруг один из офицеров. - Кажется,  всадника
нет!
     - Да нет, - возразил другой, - он просто низко пригнулся к шее  коня.
Возможно, всадник ранен.
     Мы  поспешили  вниз.  Гвардейцы  открыли  ворота  и   вышли   наружу,
размахивая факелами. Наконец лошадь, не замедляя темпа,  вбежала  во  двор
замка; гвардейцы едва успели подхватить  ее  под  уздцы.  Лошадь  храпела,
роняя клочья пены на камни двора, и косила безумным глазом;  всадник,  без
сомнения солдат герцога, распластался у нее на шее,  крепко  вцепившись  в
поводья. Я увидел стрелу, торчавшую из его сапога, и  взял  его  за  руку,
намереваясь помочь выбраться из седла.  Мои  пальцы  ощутили  одеревенелые
мышцы трупа; лишь в следующий момент я заметил еще две стрелы, в боку и  в
спине. Уже понимая, что все это значит, я сунул руку в седельную  сумку  и
обнаружил свиток. Это было письмо, адресованное мне; офицеры и гвардейцы с
факелами сгрудились вокруг.

     "Риллен!
     Все кончено. Мы проиграли. Часть союзников предала нас.  Несмотря  на
это, мы неплохо задали Гродрэду и уже были недалеки от победы,  но  тут  к
ним подошло подкрепление. Мне жаль, что я  уже  не  смогу  выполнить  свои
обещания. Передайте офицерам благодарность за верную  службу.  Теперь  вам
всем надо бежать. Мой совет -  Грундорг;  остальные  западные  королевства
сейчас союзники Гродрэда. В подвале замка -  кое-какие  остатки  войсковой
казны; капрал Тальд укажет вам нужную дверь, а  у  капрала  Лоннера  ключ.
Надеюсь, при дележе  никто  из  вас  не  забудет  о  чести  и  достоинстве
дворянина. Солдатам тоже причитается их доля. Прощайте, Риллен. Мне  будет
не хватать вашего общества.
                           Элдред Раннел Конэральд, герцог Раттельберский,
                           граф Валдэнский и Торрианский, барон Дильский."

     Такова последняя весть, полученная мной от Элдреда Раттельберского. Я
ничего не знаю о дальнейшей судьбе этого человека.  Погиб  ли  он  в  бою,
нашел ли приют при дворе недружественного Корринвальду монарха, скрывается
ли где-нибудь инкогнито? Так или иначе, дальнейшие события  вскоре  лишили
меня возможности наблюдать за перипетиями большой политики.



                                    33

     - Господа, - обратился я к  офицерам,  -  герцог  благодарит  вас  за
верную службу, которая ныне окончена. Мы  полностью  разбиты,  -  я  отдал
письмо коменданту замка, требовательно протянувшему за ним руку. Несколько
человек  заглядывали  ему  через  плечо,  как  только  что  мне.  Прочитав
послание, комендант велел солдатам удалиться, оставив только упомянутых  в
письме капралов; с ними мы отправились в подземелья замка.
     Тальд, шедший с факелом  впереди,  остановился  перед  низкой  дверью
какого-то каземата; Лоннер отпер ее. Петли не  скрипнули  -  очевидно,  их
недавно смазывали. В углу  мрачного  помещения  со  сводчатым  потолком  и
сырыми стенами стоял средних размеров запертый сундук. Ключа не  было;  мы
сбили замок мечами. Наверное, не у меня  одного  в  этот  момент  возникло
опасение, что мечи тут же могут быть использованы по другому назначению; и
в самом деле, когда несколько рук уже схватились  за  крышку,  намереваясь
поднять ее, комендант властным голосом потребовал вложить оружие в  ножны.
Думаю, несмотря на все легенды о рыцарской чести, предосторожность была не
лишней,  особенно  если  учесть,  что  сокровище  оказалось  не  таким  уж
внушительным.   Золотые   монеты,   среди   которых    кое-где    сверкали
драгоценности, покрывали днище сундука достаточно тонким слоем. Для одного
человека это все равно было целое состояние, но нам  предстояло  разделить
его между десятком  офицеров  и  двумя  капралами  (солдатам  решено  было
выделить по золотой монете каждому). Возможно, где-то поблизости у герцога
хранились и большие  сокровища,  которыми  он  еще  надеялся  когда-нибудь
воспользоваться, и уж наверняка немалые богатства имелись  в  Раттельбере,
но мы должны были довольствоваться содержимым сундука - и,  надо  сказать,
со стороны Элдреда это был весьма щедрый жест.
     Офицеры принялись обсуждать,  как  справедливо  разделить  сокровище:
монеты были разного достоинства, а драгоценности - разной цены.
     - Господа, - сказал я, - с вашего позволения, я, отвернувшись, трижды
запущу руку в сундук и  наполню  свой  кошель;  больше  я  ни  на  что  не
претендую.
     Так как это было меньше,  чем  моя  предполагаемая  доля  при  равном
дележе, все согласились. Моя же цель заключалась в том,  чтобы  как  можно
скорее убраться из подвала и вообще  из  замка.  За  все  время  службы  у
Элдреда я так и остался чужаком для его людей. Можно, конечно, назвать это
снобизмом, но мне попросту не о  чем  было  говорить  с  этой  неотесанной
публикой; к тому же  я  опасался  выдать  себя  какой-нибудь  неосторожной
фразой. Теперь, когда мой покровитель уже не мог меня защитить, да  еще  в
условиях общего стресса от поражения, я опасался неприятных сюрпризов с их
стороны и предпочел не искушать судьбу.
     Итак, наполнив свой кошелек, я поспешил наверх, оставив их в каземате
обсуждать дальнейший дележ. План мой состоял в том, чтобы,  следуя  совету
Элдреда, как можно скорее добраться до Грундорга и, с  имеющимися  у  меня
деньгами, начать там новую жизнь. При  этом  я  понимал,  что  по  пути  к
границе могу встретиться с патрулями Дронга.  Несмотря  на  мое  положение
приближенного и почти друга герцога, я не был самостоятельной политической
фигурой, однако все равно наверняка  значился  в  списках  государственных
преступников, пусть  и  не  в  первом  десятке.  Поэтому  ехать  надлежало
инкогнито; с большим сожалением я расстался со своей дворянской грамотой и
облачился в  костюм,  который  мог  носить  простой  горожанин  или  слуга
дворянина средней руки. Кошелек с золотом я спрятал под курткой, а на пояс
повесил  другой,  с  несколькими  медными  монетами.  Меч  или  шпага,  по
избранному мною теперь статусу, уже не  полагались;  я  прицепил  к  поясу
кинжал в ножнах, основное оружие свободных простолюдинов. Выведя из стойла
лошадь - никто не пытался мне воспрепятствовать - я поскакал на юго-запад.
     Я мчался остаток ночи и все утро, когда по дорогам, когда срезая углы
по полям и пустошам; наконец около полудня, чувствуя, что моя лошадь скоро
свалится от усталости (да и сам я нуждался  в  отдыхе),  я  остановился  в
какой-то  харчевне.  Народу  в  помещении  было  немного,  но  все  громко
обсуждали последние события. По всей видимости, незадолго  до  меня  здесь
уже побывал королевский гонец или кто-то, с  ним  общавшийся;  говорили  о
поражении Элдреда, об изменниках,  которые  попытаются  теперь  бежать  за
границу, и о награде, которая будет назначена (уже  назначена,  перебивали
другие) за  их  поимку.  Какой-то  долговязый  парень  сообщил  о  войсках
соседних королевств, вторгшихся с запада, и о неминуемой  теперь  войне  с
ними; более информированный плешивый толстяк поправил его,  объяснив,  что
это не враги, а союзники. "А теперь, значит,  как  раттельберцев  разбили,
они, выходит, сами уйдут." Но парень остался при своем мнении. "Уйдут, как
же! Их только пусти... Будет война! Запишусь в армию, а  то  совсем  жрать
нечего." "Что ж до сих пор не записался?" - усмехнулся толстяк. "Так нешто
охота с раттельберцами связываться? Али не  знаете,  что  ихний  герцог  -
колдун? Только по молитве святых  отцов  с  ним  и  совладали,  точно  вам
говорю. А эти, на западе, тьфу - хлюпики, прежде их били и сейчас побьем!"
Все эти разговоры, особенно слухи о вознаграждении за  поимку  изменников,
естественно, не прибавили мне оптимизма;  я  не  решился  задерживаться  в
харчевне и, дав лошади минимальный отдых, снова отправился в путь. Я решил
больше не останавливаться в корринвальдских трактирах и  потому  кое-какие
съестные припасы прихватил с собой.
     Пару раз мне на пути встретились королевские солдаты, но, так  как  я
проезжал мимо них беззаботным шагом с самым  глупым  выражением  лица,  на
какое был способен, они не проявили особого интереса  к  моей  персоне.  В
самом  деле,  в  эту  эпоху  не  существует  паспортов,  да  и   прочитать
какой-нибудь документ способен далеко не каждый офицер, не  говоря  уже  о
солдатах.  Поэтому  в  ответ  на  их  ленивый   вопрос   достаточно   было
представиться вымышленным именем и назваться жителем одного из близлежащих
городов, чтобы солдаты сочли себя исполнившими свой долг.  Тем  не  менее,
вскоре они должны были получить указание усилить бдительность.
     Ближе к вечеру я завел лошадь в небольшой лесок,  и,  привязав  ее  к
дереву, без особого удовольствия проспал несколько часов на  голой  земле,
уже довольно холодной даже сквозь куртку, а ночью снова тронулся в путь. К
утру я, по моим расчетам, был уже недалеко от грундоргской  границы,  там,
где северо-восточная оконечность  этого  королевства  выступом  вдается  в
корринвальдскую  территорию.  Именно  здесь,  уже  почти  считая  себя   в
безопасности, я и нарвался на неприятности.
     Солнце  еще  не  взошло,  и  я  слишком  поздно  разглядел  на   фоне
высившегося справа леса королевский разъезд. Их, разумеется, заинтересовал
одинокий всадник, мчащийся во весь опор по ночной дороге, и они  закричали
мне, чтобы я остановился. Я колебался лишь какое-то мгновение:  даже  если
пока их подозрения не слишком велики, меня непременно  обыщут,  а  значит,
найдут кошелек под курткой. Я пришпорил коня и пригнулся к его шее.
     На этот раз я проявил  куда  большее  искусство  верховой  езды,  чем
больше года назад, когда меня преследовали  солдаты  герцога.  Однако  мой
конь был изнурен долгой скачкой, и погоня  приближалась.  Совсем  рядом  с
моей головой просвистела стрела.  Я  свернул  к  лесу,  понимая,  что  это
единственное спасение.
     Мне повезло: лес в этом  районе  оказался  достаточно  редким,  чтобы
некоторое время по нему можно  было  скакать  верхом.  Но  очень  недолго:
рассвет только занимался, и в лесу было темно. К  счастью,  преследователи
быстро потеряли меня из виду, так как лошадь моя была вороной масти, а сам
я был одет в темные куртку, штаны и сапоги. Некоторое время я ехал  шагом,
периодически оборачиваясь и  прислушиваясь.  Но  стоило  мне  окончательно
убедиться, что погони больше нет, как мой конь остановился, пошатнулся,  а
затем, прежде чем я успел соскочить,  осел  на  задние  ноги  и  повалился
набок. С проклятиями я вытащил  ушибленную  ногу,  придавленную  лошадиным
боком. В тот же момент я убедился, что причиной этого падения  была  вовсе
не усталость животного: одна из стрел все-таки достигла цели.  Увы,  я  не
мог отблагодарить спасшего меня коня даже быстрым избавлением от  мучений:
я знал, как сделать это мечом, но не коротким кинжалом.
     Итак, я должен был продолжать свой путь пешком. Я знал, что лес  этот
простирается до самой грундоргской границы и дальше; главное  теперь  было
не заблудиться. Тут я  пользовался  обычным  приемом:  выбираешь  ориентир
прямо курсу на расстоянии в несколько десятков метров, доходишь до него  и
выбираешь следующий. Около полудня я сделал привал на берегу ручья, развел
костер и перекусил остатками припасов, а  затем  пошел  вниз  по  течению,
рассчитывая выйти к реке или к дороге. Через некоторое время, однако,  под
ногами захлюпало, и я понял, что ручей заведет меня в болото.  Чертыхаясь,
я зашагал в другом направ