атории и подчеркнул ногтем строчку рядом с фамилией Курбатова. - Что
здесь написано? Инженер-практик. А дальше его подчиненные: кандидат
физико-математических наук, кандидат технических наук. На должностях
младших научных сотрудников у вас проставлены фамилии аспирантов, сдавших
кандидатский минимум.
   - Минимум, минимум, - взорвался раздосадованный директор. - Мне
максимум подавай! Талант мне нужен, и по самому большому счету. Какой он к
черту творец, ученый, ежели у него за душой, кроме этого минимума, ни шиша!
   - Откуда вы знаете, как себя покажут аспиранты?
   - В том-то и дело, что не знаю. Кота в мешке дают, а я подписываю. Ты
дальше читай, - Чичагин перевернул страницу. - Старший техник Сапожков,
первый рационализатор отдела, драгоценная башка, золотые руки.
Инженер-технолог Зисман. Еле вытащил с завода, не отпускали. Или вот еще
Захаров - мастер специальной оптики. Или модельщик Санько, гений стеклодув
Бархатов. Все себя показали, дел сколько переделали, в них есть огонек,
беспокойство и, главное, собственная мысль. Понимаешь, собственная!
   Вот они-то и есть кандидаты в большую науку. Сам Курбатов их выбирал, а
ему виднее, на кого можно положиться, работал вместе.
   - Странная у вас позиция, товарищ Чичагин, - кисло улыбнулся начальник.
- Вы что же, отрицаете необходимость степеней и знаний? А сами?
   - Что сам? Я минимумов не сдавал. Не за школярство я степень доктора
получил а за труды, за дела. Понимаешь, дела. Ими ценен человек, а не тем,
сколько лет он нагружал свою башку. У иного там чистое серебро, а попробуй
достать, чтобы возвратить народу, ни черта не выходит. Трясешь его, как
копилку, а из нее капают лишь медные пятаки. Вот и все мыслишки. - Чичагин
безнадежно махнул рукой.
   Не договорившись с начальником главка, он обратился к министру и
получил поддержку. Лишь тогда Курбатову предложили руководить
лабораторией. Вскоре он получил диплом инженера, сдав экзамены экстерном.
Прошло еще немного времени, и была организована испытательная станция, где
Павел Иванович проводил большую часть своего времени.
   Но разве это самое главное? Сейчас рассматривается проект создания
филиала в местах менее солнечных, куда особенно влекло Курбатова. Он
надеялся, что там будет совсем немного людей и можно будет спокойно
работать за лабораторным столом. Не надо сидеть в президиумах, выступать
на юбилеях, писать резолюции на заявлениях...
   В московской лаборатории ему было трудно. Народу много, не всех
узнаешь. По ночам мучился. Может, повременить с выговором? Не забыл ли
кого в первомайском приказе? Надо бы Санько отметить. Но тогда Захаров
обидится.
   Думаешь о Захарове и упорно отгоняешь мысль о том, что сегодня опять не
проверил новую рецептуру фотослоя, а это очень важно - задерживается
разработка технологии... Все нужно, все важно. Есть помощники, но на них
не всегда можно надеяться. Настоящие руководители умеют сочетать науку с
организационными делами, с будничными заботами. Тулупы и валенки для
сторожей, кипятильник для буфета - и рядом перспективный план работ на
десяток лет. Другие умеют, а у него не выходит.
   Здесь, на зеркальном поле, полегче. Сотрудников - раз два и обчелся,
можно приглядеться к каждому. Беспокоили приезжие, их тоже надо знать. Вот
хоть бы эти техники. Ребята вроде толковые. Но что значит эта история с
осколком? И вообще - непонятны некоторые поступки Багрецова. Сегодня после
работы Кучинский попросил Курбатова зайти в лабораторию посмотреть,
правильно ли он начал измерения. Пошли вместе с Кучинским. Входят в
лабораторию, и Жора глазами показывает на Багрецова. Тот отпиливал кусок
плиты...
   Конечно, ничего в этом не было предосудительного - может быть, техник
хотел проверить какой-то новый способ контроля или схему присоединения
приборов...
   В конце концов, он мог заинтересоваться структурой ячеек и
термоэлементов.
   Но тогда нечего смущаться. А Багрецов вздрогнул и покраснел, точно его
застали на месте преступления.
   Кучинский загадочно улыбнулся.
   - Мы тебе не помешали, старик?
   Подойдя к столу, Курбатов заметил, что из плиты уже выпилен довольно
большой квадрат.
   - Зачем это вам? - пришлось спросить Багрецова.
   Тот не мог скрыть замешательства.
   - Хотел попробовать... - Багрецов не знал, куда девать руки, и нервно
перекладывал с места на место ножовку. Весь его облик выражал крайнее
смущение. - Лидия Николаевна разрешила...
   - Что разрешила?
   - Отпилить...
   Больше ничего Курбатов не смог от него добиться. А тут еще Кучинский со
своей всепонимающей улыбочкой.
   Поди разберись что к чему.
   ...Павел Иванович дошел почти до конца зеркального поля и повернулся,
Жора вынырнул из темноты.
   - Простите, Павел Иванович, что я к вам с делами в нерабочее время...
   - Срочные дела?
   - Да как вам сказать... Трудно работать, Павел Иванович. Я очень уважаю
нашу аспирантку. Человек она знающий. Но зачем же проявлять
административный восторг? Хотел взять вторую плиту, а Лидия Николаевна
запретила. "Одной, говорит, обойдетесь". А какому-то технику для личных
надобностей разрешила.
   Вы же сами видели.
   - Почему для личных? Не понимаю.
   - Да ведь это радиолюбители. Они все в дом тащат.
   - А вы не радиолюбитель? - усмехнувшись, спросил Курбатов.
   - Избави бог! Мне не до баловства.
   Курбатову не очень понравился этот ответ, но спорить не хотелось, и он
спросил, лишь бы замять неловкость:
   - Кстати, где вы хотите работать - на заводе или в лаборатории?
   - Везде интересно, Павел Иванович, - слукавил Жора, еще не понимая, к
чему тот клонит.
   - Я бы советовал на завод, в цех. Посмотрели бы, кто сейчас за вас,
студентов, трудится.
   - Как это за нас? Мы тоже работаем, и не меньше других. Мы не
нахлебники. В нашем государстве все равны.
   Вежливая предупредительность, с какой Жора начал разговор, исчезла,
показалось плохо скрытое самодовольство.
   Павел Иванович с минуту молчал, разглядывая студента. Интересно - что у
него за душой?
   - Да, конечно, равны, - согласился он после паузы. - У нас все работают.
   Только глубокие старики да инвалиды живут за счет государства. Но есть
молодые, здоровые люди, которые готовятся к делу. Это студенты. На них
работает народ. И потому они в неоплатном долгу перед страной. Но далеко
не все это чувствуют. - Павел Иванович вскинул глаза и строго посмотрел на
Кучинского. - Вы как будто бы морщитесь?
   - Но ведь у большинства студентов есть родители, - обидчиво возразил
Жора. - Они дают нам возможность учиться и не работать. Я, например, не
получаю стипендии.
   Курбатов удивленно взглянул на него.
   - Вы, значит, считаете, что народ тут ни при чем, если папа вас кормит,
одевает и обувает? А кто строит для вас дворцы науки с лабораториями,
библиотеками, спортивными залами и даже с бассейнами? Кто содержит
профессуру, ассистентов, лаборантов, счетоводов, дворников, уборщиц -
целую армию людей, которые работают на вас? Многие десятки тысяч тратит
государство на каждого студента за время его обучения.
   - Вкладывает как в сберкассу. Потом отработаем.
   - Вы уверены? - Курбатов иронически прищурился и, не получив ответа,
сказал:
   - Даже из отличника не всегда получается хороший работник. А бывают и
пустоцветы. Хорошо бы их распознавать раньше, еще до поступления в вуз.
   Кучинский обозлился:
   - При чем тут пустоцвет? Не всякий же может быть изобретателем. Есть
такие, что звезд с неба не хватают, а устраиваются - дай бог каждому. Один
мой приятель кончил институт, и его сразу же взяли в министерство. Да не
как-нибудь, а заместителем начальника отдела. Повезло товарищу...
   - Бедный малый, - искренне посочувствовал Курбатов. - С этих лет - да в
кабинет! Но не сможете ли вы сказать, зачем молодому инженеру
министерство, коли он еще не работал на производстве?
   Тут Кучинский сообразил, что ему не следует спорить с Курбатовым -
невыгодно. Он вежливо поддакнул, а для себя решил: "Неисправимый чудак
этот Курбатов! С луны он, что ли, свалился? Даже странно, как ему доверяют
руководство лабораторией. Неужели он до конца своих дней останется наивным
ребенком? Очень нужно производство! Пошлют в пустыню, инженером на
строительство нового фотоэнергетического поля, - сохни там от жары.
   Удовольствие маленькое".
   Жора Кучинский был твердо убежден, что попасть "с этих лет в кабинет" -
высшее счастье для молодого специалиста. По настоянию матери отец уже
"провентилировал вопрос" об устройстве сына в министерстве, но надежда
была слабая. Младший Кучинский решил действовать сам. На худой конец можно
согласиться на лабораторию в каком-нибудь столичном
научно-исследовательском институте. Шут с ней, с фотоэнергетикой. Можно
испытывать фотоэлементы для кино...
   - У меня к вам, Павел Иванович, просьба, - Кучинский скорчил слащавую
мину.
   - Нельзя ли с ближайшей оказией посылочку матери отправить? Сухофрукты
здесь замечательные. Курага - как янтарь, а персики... - он поцеловал
кончики пальцев.
   - Что же вы из Ташкента не отослали?
   - Закрутился, Павел Иванович. В самый последний момент вспомнил.
Пришлось сюда везти. Прошу извинить, но: я и на вашу долю захватил.
   - Напрасно.
   Кучинский показал в улыбке золотой зуб.
   - Пустяки, Павел Иванович. Вам некогда, а я это сделал заодно. И не
вижу ничего дурного в том, если мы, молодые, пусть хоть в мелочах, будем
внимательны к старшим. Тем более что работать я у вас не собираюсь. Через
месяц расстанемся, как в море корабли.
   - Ну, это как сказать. Если здесь построят медный комбинат, понадобятся
и специалисты нашего дела. Ведь это первый выпуск.
   - Да, конечно. - Кучинский вздохнул и снял шляпу. Ему стало жарко. -
Гора с горой не сходится... Простите, я должен выключить термокамеру, уже
время. - И, обмахиваясь шляпой, он исчез.
   Курбатов пошел дальше по краю светящегося поля, думая об этом студенте,
о техниках, с которыми он еще не установил нужного контакта. Невольно
вспомнилось сегодняшнее смущение Багрецова. Да, странно, очень странно. А
многозначительный взгляд Кучинского?.. Хотелось бы лучше думать о людях.
   Мелочь, все это мелочь. Но, поди ж ты, не выходит из головы! И этот
разговор с Кучинским. Не взять ли его на работу? Человек он
исполнительный. Что же касается науки, то она сама заставит себя полюбить.
Ведь Кучинский еще очень молод. Однако трудные, каменистые дороги под
палящим солнцем, в дождь и ненастье ему, кажется, не по нутру. Видимо, он
ищет тайную тенистую аллейку, по которой можно пробежать к успеху, засесть
в кабинет и не думать о том, что дороги в науку бесконечно длинны и нет им
ни конца, ни края...
 
 

                                   Глава 7 

 
   ТРЕВОГА
 
 
   В зеркальном поле горела луна. Мерцали крупные южные звезды. Ничего
этого Курбатов не замечал. Перед его глазами возникали давно покинутые
родные места.
   Привык он к здешнему щедрому солнцу, к вечной зелени на берегах озер и
каналов, нравились ему и рощи саксаула - скупого, жестколистого, богатые
ташкентские сады и виноградники, ароматные чарджуйские дыни. Пусть пески
окружают эти благословенные места, но и пески отступают перед упорством и
разумом человека. Прекрасный край, где солнце трудится вовсю.
   Курбатов знал, сколько оно дает тепла. Аппараты, привезенные техниками
из института метеорологии, передавали на центральный пульт и температуру,
и силу света, и спектральные данные. Он мог узнать, много ли днем падает
на землю ультрафиолетовых лучей, сколько вечером - инфракрасных...
   А там, в родных местах, на полях Орловщины, совсем иное солнце -
скупое, не горячее. Зимой его не допросишься, а летом часто видишь только
сквозь облака. Стрелки фотометров отклоняются еле-еле, а
термометры-самописцы вычерчивают спокойные кривые, редко поднимающиеся
выше двадцати градусов.
   Разве это работа?
   Во всех областях средней России земля получает от солнца сиротскую долю
тепла - во много раз меньше, чем на юге. Если бы где-нибудь неподалеку от
Орла или Смоленска построить зеркальное поле, такое же, как в Узбекистане,
то оно бы себя не оправдало. Солнце выдавало бы свой жесткий паек, да и то
летом. А зимой редкие холодные лучи, процеженные сквозь густое сито
облаков, могут лишь заставить почернеть фотопластинку, а чтобы дать
солидную энергию для моторов и освещения - это почти безнадежно.
   И все же Курбатов надеялся. Он чувствовал себя должником перед родным
краем.
   Земли там бедные, сколько труда приходится вкладывать, чтобы удобрить
их, задержать талые воды, сохранить посевы! Это не жирные земли Кубани, не
солнечная Грузия, где палку в огороде воткнешь - и она растет. Скромны
дары родной земли.
   Много ездил Курбатов по стране, бывал на прославленных курортах,
жарился на евпаторийском песке, купался в Гурзуфе, смотрел восходы солнца
на Ай-Петри, бродил под пальмами Гагры и Сухуми, плавал по Каспию, гулял в
садах Алма-Аты. И всюду солнце, сплошное солнце. Он хотел его заставить
работать везде и с полной нагрузкой, чтоб не было чересчур обласканных
мест или совсем позабытых, как Заполярье, где полгода торчит на небосклоне
холодное, декоративное светило.
   Этот холодный свет Курбатов когда-нибудь тоже заставит работать. Вот
где простор для зеркальных полей! Но займется он этим во вторую очередь.
Прежде всего надо проверить, что может получиться в родных местах.
   Он шел по зеркальному полю в среднеазиатской пустыне, а думал о
среднерусских полях. Будто потянуло запахом свежего сена и дымком от
костра.
   На предутреннем розовом небе жидкие белесые облака, в пойме реки
темнеют стога. Они, как шапки, расставлены по полю. Заросшая камышом
слабенькая речушка, турбины тут не поставить - ни света, ни тепла.
   Годы и годы Павел Иванович занимался повышением коэффициента полезного
действия фотоэлементов, которые можно бы применить не только на Юге.
Наконец ему удалось создать новый фотоэлектрический слой. В "ячейке
Курбатова" он преобразовывал даже слабые солнечные лучи в достаточно
ощутимую электроэнергию. После всесторонней проверки новых плит и в Москве
и здесь, на испытательной станции, директор института Чичагин согласился
организовать филиал курбатовской лаборатории где-либо в средней полосе
России. Павел Иванович высказался за Орловскую область. Составили проект и
передали на утверждение в министерство.
   Курбатов с нетерпением ждал ответа. Конечно, сразу он отсюда не уедет -
надо все подготовить для строительства медного комбината: расширить поле,
обучить молодых инженеров и техников, а потом домой, домой...
   Курбатов не стыдился этого властного чувства. Тоска по родным местам
часто не давала покоя. Он жаждал новой деятельности там, где, ему
казалось, это было важнее всего.
   Совместными усилиями московских инженеров, Узбекской Академии наук и
ташкентских строителей была создана испытательная станция. Все понимали,
какое исключительное значение для республики могут иметь зеркальные поля
Курбатова. Такого инженера нельзя отпускать из Узбекистана. Он заслужил и
любовь и уважение.
   Но Павел Иванович не мог здесь оставаться. Выходил вечером в пески и,
смотря на закатное солнце, думал: "А у нас уже коров подоили..." В прошлом
году он проводил свой отпуск на родине. Жил у сестры, неподалеку от
совхоза, где она работала зоотехником. Никогда бы не расставался с родными
местами, лугами, перелесками, сырыми, прохладными оврагами, где слышится
песня ручья. Тянет туда, тянет.
   Однажды он признался в этом своему шоферу Алимджану. Тот вежливо
намекнул, что в родной стране всюду хорошо. Работал он в Баку,
Свердловске, где-то возле Липецка, сейчас вернулся домой. Тоже недурно.
   - Тогда поедем со мной в новую лабораторию, - предложил Курбатов, -
Гараж там побольше будет, не то что здесь. Поедешь?
   - Нет, дорогой, не проси, не могу. Очень жалко расставаться. Такого
начальника где найдешь? Но я уж лучше на комбинате буду работать. Здесь
тоже нужно.
   И Курбатов понимал его. Вот Лидия Николаевна поедет, она орловская, ей
там нравится. Он показывал ей проект строительства. Уже и место выбрано -
неподалеку от деревни Высоково. Открытое, ровное, раньше здесь картошку
сажали.
   Но стоит ли занимать землю зеркальными полями, ведь это колоссальные
затраты, - а каков экономический эффект? Зимой поля покроются снегом, свет
будет еле-еле проникать сквозь его толщу.
   Все было продумано Курбатовым - и защитные насаждения вокруг
энергетических полей и мощные воздуходувки, которые сметают снег на
больших пространствах.
   Предусмотрена защита от гололеда, ливней, всех враждебных стихий. Там,
в Высокове, впервые будет использован комплексный метод аккумулирования
электроэнергии. Все взвешено и подкреплено бесчисленными колонками формул
и цифр.
   Одно время у Курбатова был проект подавать энергию из солнечных районов
страны по проводам. В Узбекистане можно построить зеркальные поля, а
где-нибудь :в Орловской области пользоваться их энергией. Оказалось
невыгодно - слишком дороги линии электропередачи. Лучше получать энергию
на месте, пусть даже в меньшем количестве.
   Все решали расчеты. Он доказал выгодность постройки под зеркальным
полем парников и оранжерей, которые будут отапливаться электроэнергией,
полученной от курбатовских плит. Тогда, как и здесь, в Узбекистане, можно
будет снимать по три урожая в год. На столе орловцев или рязанцев даже
зимой появятся свои фрукты, ягоды, свежие овощи, только что снятые с
грядки.
   Почти даровая электроэнергия. Ведь зеркальное поле - самая простая и
самая совершенная электростанция. Одного человека достаточно для ее
обслуживания.
   Правда, не сейчас, а через несколько лет, когда будут решены многие
пока еще не ясные вопросы.
   Каждый настоящий ученый должен быть мечтателем, должен уметь
заглядывать вперед. Таким был и Курбатов. Он уже видел сотни и тысячи
зеркальных полей в разных концах страны.
   Далеко не все восторгались работами Курбатова. Некоторые считали его
прожектером. В самом деле, еще и года не прошло, как построено опытное
поле в Узбекистане, еще не проверено, как поведут себя курбатовские плиты
в долговременной эксплуатации, а он уже настаивает на организации новой
лаборатории под Орлом. Неужели Курбатов не понимает, что даже в случае
успеха строительство фотоэнергетических полей в Средней России никогда
себя не оправдает. Ведь есть куда более совершенные способы получения
электроэнергии.
   Совсем недавно Курбатов летал в Москву узнавать судьбу своего проекта.
   - Езжайте сами в министерство, - посоветовал Чичагин. - Я уже там
порядком надоел.
   Начальника управления, того, кто занимался проектом, Павел Иванович не
застал, пришлось разговаривать с помощником, остроносеньким мальчиком в
огромных круглых очках.
   - Чибисов, - представился он, откладывая газету.
   Курбатов назвал себя и грубовато заметил:
   - Что-то я вас здесь не встречал.
   - Я тоже, - с некоторой заносчивостью отпарировал молодой инженер. - Но
с вашими работами встречался. Кстати, мне пришлось докладывать о вашем
последнем предложении.
   - Ну и что же? Есть решение?
   - Будет, - уклончиво ответил Чибисов. - Простите, вы не видели пятого
номера нашего журнала? Наверное, почта приходит нерегулярно?
   - Есть такой грех. А что там, статья по фотоэнергетике?
   - Нет, о других делах, поважнее.
   И Чибисов протянул Курбатову журнал, который открывался статьей о новой
атомной электростанции и перспективах развития атомной энергетики.
   - Да, этим можно гордиться, - проговорил Курбатов, быстро перелистывая
страницы. - Так, так... Принцип интересный, но об этом я уже знал.
   Посматривая на него сквозь очки, Чибисов чего-то выжидал, наконец,
спросил осторожно:
   - А не думаете ли вы, Павел Иванович, что нам придется пересмотреть
планы на будущее?
   - Обязательно. В практическом решении вопроса атомщики оставили нас
далеко позади. Помню, когда я услышал по радио об их успехах, то для меня
это было вроде как звук трубы. Он зовет нас..