прошлом году, Курбатову
разрешили построить экспериментальное опытное поле. Он придумал и
сконструировал такую энергетическую систему, в которой одновременно
использовалась световая и тепловая энергия солнца. Под прозрачным слоем
пластмассы расположены ячейки фотоэлементов, похожие на вогнутые крошечные
зеркала. Их поверхность, покрытая специальным составом, превращает свет в
электричество, а кроме того, в фокусе каждого "зеркальца" находятся
термоэлементы, которые преобразовывают в электроэнергию солнечное тепло.
   Таким образом, Курбатов снимает со своего поля двойной "урожай". Свет и
тепло без всяких машин - генераторов, превращенные в электроэнергию, бегут
по проводам.
   Казалось бы, в принципе все просто. Давно существуют и фотоэлементы и
термоэлементы - проволочки из разных металлов, спаянные между собой. Если
подогревать место спайки, то в проволочках возникнет ток. Существуют еще
термоэлементы из полупроводников. Все просто, все давно изобретено. Но
лишь сейчас впервые в истории человечества построена настоящая солнечная
электростанция, впервые появляется новое понятие - "фотоэнергетика".
Наука, которой раньше не существовало. Одним из зачинателей ее можно
считать Курбатова. Ведь со времени открытия Столетова еще никто не
использовал фотоэлементы для создания мощных электростанций.
   А кто же такой Курбатов? Всего-навсего инженер-практик. Не так давно он
был заочником, с трудом получил диплом. Многого ему не хватало: и высокой
культуры ученого и образованности. Правда, не он один был таким. Некоторые
кандидаты даже бравировали тем, что не читали Шекспира (о нем не
упоминается в кандидатском минимуме). Курбатова коробил такой практицизм,
но он чувствовал, что и сам недалеко ушел от них. Невероятно - много еще
надо знать! Учился в рабочем поселке, писал диктанты с ошибками. До сих
пор не в ладах с запятыми и с мягким знаком в середине слова. Да и речь
его не блистала точностью выражений.
   И все-таки он был настоящим ученым.
   Если он преобразовывает чуть ли не тридцать процентов солнечной энергии
в электричество, то это уже полный переворот в технике.
   А сколько было неудач! Наружный слой пластмассы должен быть
теплопроводным, а нижний - под курбатовским слоем - теплоизолятором. С
помощью видных специалистов, в том числе инженера Омегина, автора особо
стойкой и дешевой пластмассы, были созданы два типа пластмасс, послуживших
основой зеркального поля. Они прекрасно уживались с курбатовским слоем и
пока не давали никаких оснований для беспокойства, что могут потемнеть и
потрескаться.
   В кабинете Курбатова находился контрольный щит. Висел он прямо над
письменным столом и показывал напряжение на отдельных участках поля. Даже
сейчас, без солнца, лишь от света луны, курбатовские ячейки продолжали
работать. Замирали охлажденные пластинки термоэлементов, но
светочувствительный слой, как ему и полагалось, превращал лунные холодные
лучи в электроэнергию. В этом была заслуга изобретателя. Его ячейки честно
работали при слепящих лучах солнца, а ночью так же добросовестно впитывали
мертвый свет луны. Световая энергия луны была очень слаба, но в какой-то
мере она подзаряжала аккумуляторы, в которых слишком много терялось
энергии, запасенной в дневные часы.
   - До каких же пор мы будем терпеть? - частенько возмущался Курбатов. -
Почему электрохимики не сделают приличных аккумуляторов, чтобы в них
держалась энергия по-настоящему, не то что вода в решете?
   На испытательной станции проверялись аккумуляторы Ярцева. При малых
размерах в них запасалась довольно большая мощность, но всего лишь на
несколько часов. Пока это не смущало Курбатова. Утром всходило солнце, и
фотоэлементы вновь подзаряжали аккумуляторы. Основная же энергия
зеркального поля использовалась на хлопкоочистительном заводе. До него
было сравнительно далеко - тридцать километров. В ближайшие дни начнутся
испытания механических аккумуляторов новой конструкции. Но, откровенно
говоря, Курбатов в них не очень верил.
   Не случайно испытательную станцию построили в глубине пустыни.
   Проектировщики дальновидны. Неподалеку от тех мест, где сейчас
находится курбатовское поле, геологами открыты огромные запасы медной
руды. Там намечается строительство медного комбината в расчете на
электроэнергию, которую можно получить от солнца.
   Конечно, все надо еще и еще рассчитать и проверить. И проверяли долго.
Даже линию электропередачи на хлопкоочистительный завод протянули лишь
через полгода после того, как сделали опытное поле. Нельзя же начинать
новое строительство, если не будет абсолютной убежденности, что
курбатовское (уже не опытное, а проверенное и во много раз увеличенное)
поле сможет обеспечить энергией целый комбинат. А кроме того,
строительство такого поля обойдется гораздо дороже, чем мощной тепловой
электростанции.
   Курбатов спорил с представителями министерства, доказывал свою правоту.
Пока дорого, нерентабельно, но ведь и атомная электростанция стоит немалых
денег.
   Надо же в будущее смотреть. Во всяком случае, он считает, что нужно
закладывать медный комбинат и нечего терять драгоценное время.
   С ним не согласились. Опытное поле пока остается опытным, мало ли еще
какие могут быть неприятности, комбинат строится не на один год. А как
поведет себя курбатовский слой при долговременной эксплуатации? Может
быть, его придется часто заменять или строить несколько полей? Ведь
энергия должна подаваться бесперебойно!
   Пока все шло хорошо. В скором времени приедет государственная комиссия
и решит вопрос о строительстве комбината. А потом? Потом Павел Иванович
будет добиваться организации новой лаборатории, где займется самым главным
- проверкой и доработкой особых плит восьмого сектора. Они больше всего
интересовали изобретателя.
   Павел Иванович умиротворенно вздохнул - его не пугала встреча с
комиссией, - потянулся, поднял отяжелевшие веки и в последний раз перед
сном посмотрел на приборы. Стрелки показывали нормальное напряжение. Как
всегда, в это время шестой сектор дает меньше - мешает тень от деревьев.
Скоро лупа поднимется выше, и все участки зеркального поля будут работать
одинаково. И так каждую ночь, каждый день. Пусть приезжает комиссия...
   Послышался осторожный стук в дверь. Курбатов подавил зевок и спросил с
раздражением:
   - Кто там?
   - Это я. Бабкин. Можно?
   Он вошел бесшумно, чуть поскрипывая сапогами.
   - Вот еще осколочек, - сказал Бабкин, несмело подойдя к столу. -
Остался у Багрецова в кармане. Случайно, конечно. - И, передавая его
Курбатову, пояснил, что Багрецов подобрал один кусок, а в кармане он
разломился надвое.
 
   Сон с Курбатова как рукой сняло. Вот так когда-то давно лопалась
пластмасса, рассыпалась в порошок. Неужели и эта начинает стариться?
   - А почему он сам не пришел? - спросил инженер, рассматривая осколок. -
Специального приглашения ждет?
   - Не знаю. Молчит.
   - С чего бы такая гордость?
   Бабкин тяжело вздохнул, будто не дышал до этого, ощупал стриженую
голову.
   - Кому же приятно, когда тебе не верят!
   - В чем?
   - Да так... вообще. Он ведь сказал, как было дело, а вы не поверили.
   Курбатов не слышал ответа, задавал вопросы машинально, и не Багрецов
его интересовал, а осколок под лупой. Края потускнели, лишь в одном месте
блестел свежий излом. Вполне возможно, что кусок этот лежал на солнце
несколько дней. Внутри темнела извилистая трещина, от которой
разветвлялись трещинки помельче.
   Лицо инженера сразу посерело, будто покрылось пылью. В руке задрожала
лупа, осколок расплылся в мутное пятно. Что же случилось? Или пластмасса
начинает стареть, или она лопнула от удара? Но расколоть ее трудно, почти
невозможно.
   Разве только геологическим молотком, зубилом. Если кому понадобился
кусок, то, во всяком случае, откалывал он его не сегодня. Под лупой виден
был выветрившийся по краям фотослой, грязный, потемневший. Нет, это
случилось не сегодня.
   - Можете указать место, где найден осколок? - положив лупу в карман,
спросил Курбатов, с шумом отодвигая кресло.
   Бабкин в нерешительности почесал затылок.
   - Я-то не находил. Багрецов покажет. Сбегать за ним?
   - Пожалуйста.
   ...Вадим притворился спящим. Не хотелось ни с кем разговаривать. Какие
тут разговоры, когда тебя считают подозрительным элементом!
   Молча, чувствуя себя незаслуженно оскорбленным, Вадим сел в
аккумуляторную тележку рядом с Бабкиным. Курбатов включил мотор, и они
бесшумно на мягких баллонах покатились по уже высохшему и отполированному
зеркалу.
   Конечно, хотелось бы узнать, за какой надобностью построено это
странное поле, но Вадиму сейчас не до этого. Уважаемый начальник подумает,
что "подозрительному элементу" нужны секретные сведения. Глупо и наивно.
Нет, уж лучше помолчать.
   Багрецов сразу нашел восьмой сектор, где вынул осколок из плиты.
Опустившись на колени, Курбатов примерил два куска. Они точно пришлись к
краю плиты.
   - А где третий? - спросил он у Вадима.
   Быстро присев на корточки, Вадим увидел: не хватало самого большого
осколка.
   Но что тут можно ответить?
 
 

                                   Глава 4 

 
   ЖОРА КУЧИНСКИЙ ОТКРОВЕННИЧАЕТ
 
 
   Новый день принес Багрецову лишь одни огорчения. Да и Тимофей
чувствовал себя скверно, так как история с пропавшим осколком ложилась
черной тенью и на него.
   Начальник четвертой лаборатории Курбатов будто забыл об этом. В самом
деле, какое у него право подозревать техников в излишнем любопытстве или в
чем-нибудь более серьезном? Но они понимали, что так просто оставить дело
нельзя. Найдутся люди, которым положено этим заниматься. Вероятно,
начальник уже позвонил в город.
   Утром Курбатов вызвал Багрецова и Бабкина, подробно познакомился с их
аппаратами и, поглаживая виски ладонями, неторопливо рассказал, зачем ему
нужны новые контрольные аппараты.
   Только со слов Курбатова техникам стало известно назначение зеркального
поля. Потом он проводил их к месту установки приборов и детально разобрал
устройство фотоэнергетических плит, с тем чтобы техники знали, как к ним
присоединять приборы. Во время объяснения он сказал между прочим:
   - Если бы такими плитами замостить пустынные пространства Узбекской и
Туркменской республик с Каракумом, то мы бы получили энергии больше, чем
сейчас вырабатывается во всем мире.
   Поразительно! Вадим чуть не задохнулся от волнения. Площадь этих двух
республик сравнительно невелика. А если сюда прибавить огромные
пространства Южного Казахстана, где тоже Каракум и Голодная степь, то
энергии будет во много раз больше. Теперь, глядя на это золотое зеркало,
окаймленное зеленью, Вадиму подумалось, что это и есть осколок солнца. Он
покорен человеку, который заставил его работать. Так почему же не
разбросать по стране тысячи таких осколков, чтобы давали они свет и тепло,
чтобы их энергия двигала машины, поднимала целину, строила дома? Что
мешает этому? Почему не развивается фотоэнергетика? Спросить бы, узнать.
Но если Бабкин задавал осторожные вопросы, касающиеся техники контроля и
эксплуатации приборов, то Багрецов, напуганный ночной историей, был нем.
Больше того, когда Курбатов уже в лаборатории показывал ему и Тимофею
метровую шестиугольную плиту, на которой все соединения были нанесены
фотографическим путем, Вадим смотрел на нее издали, даже не наклоняясь,
хотя схема представляла собой тончайшее переплетение серебряных узоров.
   Курбатов заметил нарочитость в поведении Багрецова. Вновь закралось
смутное недовольство. "К чему это неумное актерство? - думал он, наблюдая
за курчавым техником. - То ли он разыгрывает оскорбленного, то ли
старается показать, что его здесь ничто не интересует, а потому зря
придираются к случайно подобранному на поле осколку?"
   Это настораживало. А, кроме того, Багрецов казался чересчур
высокомерным, что вовсе не нравилось Курбатову. Интересно все же - зачем
этому парню образец плиты? Допустим, взял он его из любопытства. Бабкин
принес еще один кусок. А где третий? Почему Багрецов пожимает плечами? Не
знает? Но кто же тогда знает? Коллектив испытательной станции маленький:
семь человек, охрана, шофер. Вот и все. Люди проверенные.
   Если предположить, что кто-нибудь из посторонних перелез через забор и
ночью отколол кусок от плиты? Невероятно. Лаборатория находится вдали от
селений.
   Кто же решится бродить по пустыне, где нет ни людей, ни дорог? К тому
же зеркальное поле окружено фотоэлектрической блокировкой. Никто не может
проникнуть сквозь нее - в караульном помещении замигают лампы, загудят
сирены. Летчик, который высадил техников, поднялся в воздух моментально.
   Кроме того, не мог же он на глазах у посторонних колоть зеркальные
плиты!
   Вновь, как и в юности, Курбатов встретился с загадкой, опять, как и
тогда, она уводила его далеко от лабораторного стола. Сейчас надо узнать
причину трещины на зеркальном поле. Что это? Старение материала? Или дело
рук человеческих?
   Когда-то по кусочку прозрачной пластмассы - по пуговице - Курбатов
искал создателя новой технологии, а теперь он должен найти человека,
заинтересованного в других, далеко не таких благородных делах, или
признаться, что строительство медного комбината следует отложить, так как
даже одна лопнувшая плита, на каком бы секторе ее ни нашли, - очень
серьезный сигнал.
   Шагая из угла в угол по кабинету, Курбатов косился на образцы плит,
которые он сегодня показывал техникам, и ждал невольно: вот-вот побегут по
ним глубокие извилистые трещины.
   - Нет, чепуха, конечно, - вслух успокаивал он себя. - Виноват человек.
Но кто? Где искать его?
   Прежде чем вызвать к себе техников, Павел Иванович исследовал осколок,
взятый у Багрецова. Никаких отступлений от норм, принятых для плит "К-8";
химический состав пластмассы тот же, фотоэлектрический слой не изменился.
Но положение остается тревожным.
   Курбатов колебался. Нужно ли сейчас ехать в город или постараться все
выяснить самому? Неудобно без особых оснований тревожить людей. Лучше
выждать. На всякий случай он предупредил техников - пусть не болтают.
   В сегодняшних исследованиях осколка ему встретились некоторые трудности.
   Пришлось пожалеть о недавно допущенной ошибке. Зря он отказался принять
аспирантку Михайличенко. Просматривая журналы, где искал статью о новом
методе исследования соединений редких металлов, он убедился, что эта
работа принадлежит Л. Н. Михайличенко. Руководить работой аспирантки -
дело сложное, да и неподходящее для него. Какой он руководитель без ученой
степени, к тому же многое перезабывший.
   - Лучше уж пришлите студента-практиканта, - сказал Курбатов. - Найду
для него время. Это полегче.
   На испытательную станцию прислали дипломника Кучинского. У него хорошие
рекомендации. Парень простой, веселый и услужливый. Узнал, что некому
получить в Ташкенте лабораторное оборудование, вызвался это сделать сам,
хотя должен заниматься дипломной практикой.
   Сейчас, как никогда, Михайличенко была бы здесь полезна. У Курбатова
возникло сомнение: нет ли связи между химическим составом
фотоэлектрического слоя и строением пластмассы? В работе Михайличенко
приведены случаи воздействия соединений таллия на органические вещества.
Она нашла способ, как быстро это обнаружить, и, конечно, помогла бы
Курбатову решить вопрос о причине появления трещин на плите зеркального
поля.
   "Надо дать телеграмму, - подумал он, чувствуя, что это вызовет
ироническую усмешку директора института. - Действительно, странная
непоследовательность.
   Но что поделаешь? Такую работу Кучинскому не поручишь, хотя он скоро
станет инженером-технологом по фотоэлементам. Сам выбрал специальность,
говорит, что любит ее, а работает без души. Нет, не сумеет он разобраться
в методе Михайличенко".
   Конечно, Курбатов мог бы сам заняться этими исследованиями, но тогда
нужно все забросить, а ведь столько еще нерешенных вопросов! Кроме того, к
приезду государственной комиссии должен быть готов подробный отчет о
годичной эксплуатации фотоэнергетического поля.
   Опять и опять мысли инженера возвращались к трещине на плите. Он
перебирал всех своих сотрудников, вспоминал людей, которые посещали
опытное поле за последние дни. Здесь он хорошо знал всех кроме Кучинского
и техников, вчера прилетевших из Москвы. Остальные сотрудники работали у
Курбатова целый год.
   У них было сколько угодно возможностей еще раньше отколоть кусок плиты.
Но поле оставалось целым, без единой трещинки. Кучинского здесь не было
целую неделю. Он должен приехать только сегодня. А трещина в плите могла
появиться лишь за последние четыре дня, потому что до этого Курбатов
подробно осматривал восьмой сектор. Значит, не Кучинский. А кто же?
Большинство улик против Багрецова. Возможно, и друг его не безгрешен.
   "Нет, надо вызвать Михайличенко", - решил наконец Курбатов. И в ту же
минуту невольно подумал; пусть бы она лучше доказала старение плит, чем
вину человека. Перед глазами встало бледное, растерянное лицо Багрецова и
взгляд его, полный горечи и обиды.
   На Димку сильно подействовала ночная история. После того как вместе с
Бабкиным он получил задание и проверил аппараты, он вдруг почувствовал
себя скверно и слег. Поднялась температура, кружилась голова, ничего не
хотелось есть. Вообще, с Димкой творилось что-то непонятное. Бабкин
объяснял его болезнь ночной простудой. К тому же солнце нажгло голову,
ведь Димка все утро ходил без шляпы. А солнце в этих краях серьезное, с
ним надо вести себя умеючи.
   Техникам отвели маленькую комнатенку, где стояли три кровати, - одна из
них была уже занята практикантом, - стол, стулья. Собственно говоря,
больше ничего и не требовалось.
   Бабкин уложил друга в постель, достал градусник и приказал каждые два
часа измерять температуру. Кто его знает, может, у Димки какая-нибудь
тропическая малярия. Хотел было Тимофей доложить "по начальству", что тут
один больной объявился, но Димка категорически запротестовал:
   - Ты что? С ума сошел? Курбатов подумает - притворяюсь, разжалобить его
хочу.
   Пришлось согласиться. "Эх, Стеши здесь нет! - с сожалением подумал
Тимофей.
   - Она бы живо его на ноги поставила". Тимофей, как многие влюбленные,
верил в необыкновенные возможности своей подруги, - никаких врачей не надо.
   Хотя Димка ему и ровесник, но с осени прошлого года Тимофей
почувствовал, что стал несравненно старше своего беспечного друга.
   У семейного человека куда больше забот и ответственности перед
обществом.
   Правда, семья у Бабкина небольшая: он да Стеша, знатный полевод из
Девичьей Поляны, и живут они пока врозь, но это временно, из-за
неповоротливости строительной организации, которая обязалась построить
здание филиала института погоды неподалеку от Девичьей Поляны. Во время
отпуска Бабкин приезжал к Стеше. Чуть ли не каждый день он ходил на
строительство, помогал чем мог, подавал кирпичи, убирал строительный
мусор. Но дело подвигалось медленно. Впрочем, так казалось Бабкину. Дом
института погоды строители обещали сдать в срок, а Тимофею хотелось
сократить этот срок раза в два.
   Димка жалел друга. В самом деле, из-за какого-то пустяка отодвигалось
большое человеческое счастье. Стеша ни за что в жизни не уедет из родного
колхоза, а Бабкину не хотелось менять любимую специальность. Ведь он
специалист по радиометеоприборам. Что ему делать в колхозе? Но вышло
великолепно. После ряда исследований, в которых принимали участие Багрецов
и Бабкин, видные специалисты предложили построить филиал института погоды
в районе Девичьей Поляны. С ними согласились. Бабкин терпеливо ждал, когда
он сможет туда поехать, но Стеше это надоело; в один из приездов в Москву
вышла за Тимку замуж и на время отпуска увезла его с собой.
   Теперь, конечно, не жизнь, а мучение. Видятся редко. Зимой Стеше
посвободнее, она бывает в Москве, недавно приезжала на
сельскохозяйственную выставку - и опять домой. А у Тимки нет дома, живет у
дальних родственников.
 
   Багрецов считал, что в двадцать д