ться,  если
человек отправится в прошлое.
     --  Да,  я  понимаю... Время  течет только в  одну  сторону, как Обь,--
сказала Лин.
     ...Обь! Мгновенно Икаров вспомнил все. Этот разговор происходил на Оби.
Они шли по  высокому берегу,  время от времени Федор швырял в  воду камешки.
Они совсем недавно познакомились на озере Отдыха, и Федор робел  немного, но
виду не показывал. Значит, Лин тогда записала на патрон весь их разговор.
     Стоило только закрыть глаза --  и  вот они снова идут по берегу, юные и
счастливые.
     -- Бег времени непостижим,-- сказала Лин.
     -- Время...-- задумчиво произнес Федор.-- Знаешь, нам сегодня на лекции
рассказывали об  одной  смелой  гипотезе.  По  этой  гипотезе,  время  может
сгорать, подобно углю, и вот такое пылающее время и дает звездам энергию.
     -- Какая красивая теория,-- сказала Лин.-- А кто ее автор?
     -- Козырев.
     -- Давно он жил?
     -- В XX веке.
     -- Смелая теория. Она не подтверждена? -- спросила Лин.
     -- Но и не опровергнута до сих пор,-- ответил Федор.
     -- Может быть, она подтвердится на Тритоне,-- негромко сказала Лин.
     --  Мы  о звездах знаем еще очень мало,-- заметил  Федор. Капитан готов
поклясться, что именно в этом месте он взял Лин за руку.
     --  Я часто  представляю,--  сказала  Лин после паузы,--  что  где-то в
далеких мирах время течет иначе, чем на Земле. Как? Не знаю, но иначе. Время
каждому  живому существу,  каждому предмету  отмеряет срок. Раньше это  тоже
хорошо понимали. Вот послушай старинную балладу о вине.
     ...Капитан Икаров помнил балладу о вине. Лин читала ее Федору множество
раз там, на Земле. Но сейчас,  слушая чеканные слова здесь, в отсеке  на три
четверти сожженного  корабля, тревожно несущегося в черной  ночи, сдавленный
неимоверными  перегрузками,  которые  не  дают  даже  пальцем  пошевельнуть,
капитан  в  старых  строчках  открывал  неожиданно  для  себя  нечто  новое,
неведомое,  скрывающее  тайный  смысл,  гнездящийся  то  ли  в  неторопливом
повествовании, то ли в самих интонациях родного голоса:

     Вино, как человек, имеет сроки
     Играть, бродить, янтарно созревать.
     Год выдержки -- и золотые токи
     Веселый нрав начнут приобретать.
     Пять лет... Они густеют и мужают,
     Благоуханней солнечный букет.
     А если век над ними пролетает?
     А если два? А если тыща лет?
     Каков, должно быть, аромат столетий,
     Какая крепость и какая страсть!
     Чего, наверно, не отдашь на свете,
     Лишь только бы таким упиться всласть!
     Однако, друг, что можно знать заране?
     Проникнись этой истиной простой.
     ...Центурион провинции Кампанья
     Водился с франком -- Рыжей бородой.
     И в память о походе самом ярком
     Разбогатевший римлянин Турам
     Трирему с запечатанным подарком
     Послал к скалистым галльским берегам.
     Мистраль на юте подвывал угрюмо,
     Гребцы качались в ритме заводном.
     Покойно капитану было в трюме,
     Где амфоры покоились с вином. --
     Тайком спустился он, чтобы немного
     Отведать знаменитого вина.
     За дерзость эту здесь же, у порога,
     Богам бедняга заплатил сполна.
     Подводный риф... И хохот пены дружен, --
     Стихии все, как видно, заодно.
     У рыб на этот раз был славный ужин.
     А груз хмельной отправился на дно.
     И шли века, и горбились устало,
     Соль разъедала хитрый такелаж.
     На глину амфор глина оседала,
     И грезилось вину сквозь сон: когда ж?..
     Недавно это было: водолазы
     Нашли корабль у рифа на мели.
     Никто такого не видал ни разу.
     Ил на борту, как плавники, рули.
     Стремительные линии, чернея,
     Охватывали контур корабля.
     До палубы гнилой провисли реи,
     И в трюм набилась плотная земля.
     В диковину здесь каждая вещица,
     Все древнего значения полно.
     Волна морская весело искрится...
     -- Гляди, сосуды!
     -- Может быть, вино?
     И круг замкнулся. Старое вернулось.
     Не утаило море ничего:
     Посылка с адресатом разминулась
     На два тысячелетия всего!
     Сардины и резина пахнут остро.
     Скафандры -- прочь, и шланги -- на места!
     На палубе, вблизи резного ростра,
     Три амфоры -- ровесницы Христа.
     Сосуды целы, и печати целы,
     Придется только слой веков отмыть.
     Изделье древних, видно, не сумели
     Косматые стихии повредить.
     Но каково ж оно, вино столетий?
     Нет, видно, в мире краше ничего.
     Наверное, забудешь все на свете,
     Коль в добрый час отведаешь его!
     Но что это? Скривившиеся лица.
     Прокисло? Не годится никуда?
     Нет, хуже! В темных амфорах дымится
     Не уксус и не брага, а вода!..
     Над сизой зыбью день стоял высокий,
     Под волнами просвечивало дно.
     ...Вино, как человек, имеет сроки:
     Иссякла жизнь -- и умерло вино.

     Голос Лин умолк. Икаров открыл глаза. Ему показалось, что стены  отсека
начинают  приобретать  прежнюю,  неискаженную  форму.  Линии  выравнивались,
плоскости утрачивали изгиб.
     Капитану даже почудилось, что перегрузки  немного уменьшились.  Число в
окошке  медленно, но верно приближалось к  третьей тысяче. Химеры, сотканные
из  бездонных  теней  и кольцевидных блистающих лучей, постепенно таяли. Так
исчезает ночной  кошмар,  когда близится миг пробуждения. Лучи выпрямлялись,
словно ветви дерева, отряхнувшего с кроны снежный груз.
     По головному отсеку  разлилось  голубоватое  сияние.  В  первую  минуту
Икаров не сообразил, откуда оно. Панели? Внутренняя обшивка? Не то.
     Мертвенный свет разлился по всем уголкам. Икаров обвел взглядом рубку.
     Экран-иллюминатор   был  по-прежнему  черен,  но   на  нем  прорезалось
несколько звезд. Это от них струился ровный спокойный свет.


Глава 6


В ПЛОСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

     Путь звезд покоен и размерен,
     Точны всемирные часы,
     И мир в самом себе уверен:
     Не дрогнут чуткие Весы,.

     Разворачиваясь  по   спирали,  "Пион"  сумел  вырваться  из  замкнутого
пространственного сгустка, окружающего Тритон. Но какой ценой! Фотонные дюзы
поглотили  значительную  часть  корабля.  Вид у  "Пиона" на  экране внешнего
обзора был ужасным. Зато огненная река, изливавшаяся из параболической чаши,
шла ровно, не загибаясь в сторону. Это означало, что  "Пион" летел теперь  в
обычном, плоском пространстве.
     Непривычно было видеть  "Пион", лишенный  главного своего украшения  --
стройной  ракеты-шлюпки,  нацеленной  вперед и как  бы  прокладывавшей  путь
кораблю.  Без шлюпки, без многих отсеков  "Пион" казался Икарову незнакомым,
чужим кораблем.
     Едва вырвавшись из тисков Тритона, капитан сбавил ускорение.
     Далеко  позади  оставил "Пион" Черную  звезду. После снижения ускорения
исчезли чрезмерные  перегрузки, и капитан получил возможность ходить. Первым
делом он решил пойти и самолично освободить Энквена.
     Ватное тело  слушалось плохо, ноги подкашивались,  но капитан  двигался
пешком,   минуя  бегущую   ленту.   Он  долго   шел   коридорными  отсеками,
останавливался, проверял системы контроля корабля, сигнализацию. Ясно  было,
что все приборы после Черной звезды придется выверять и градуировать заново.
Но все это потом.
     Тревожило и  то, что в  условиях  искривленного пространства  вышел  из
строя электронный мозг -- главный калькулятор корабля.
     Многие люки  были намертво приварены роботами. Раньше эти люки  вели  в
отсеки, теперь за ними ничего не  было: металл и пластик отсеков растаяли  в
потоке фотонного пламени, который вырвал "Пион" из плена.
     Теперь, вне зоны Черной звезды, в защитные ловушки "Пиона" попадались и
обычные частицы, они встречались столь же часто, как и  осколки антимиров. С
помощью  содержимого ловушек можно  было пополнять запасы  топлива,  поэтому
необходимость в самосожжении "Пиона" отпала.  И вовремя: еще несколько часов
-- и от корабля мало что осталось бы.
     Капитан  с  наслаждением  посматривал  на ровные  плоскости  коридорных
отсеков. Он вновь обретал привычный мир, утерянный на долгие годы.
     В  одном  из  отсеков  он  натолкнулся на Кельзава  -- робот  с помощью
исполнительного манипулятора занимался  починкой регенератора, поврежденного
шальным метеоритом.
     Икаров  перекинулся  с Кельзавом несколькими  фразами.  Робот  проводил
капитана долгим взглядом.
     -- Почему ты так смотришь на меня, Кельзав? -- спросил капитан.
     -- Ты стал другим, капитан,-- ответил робот.
     Расспрашивать Кельзава  Икаров не стал: нужно  было побыстрее осмотреть
главные узлы "Пиона", освободить Энквена и возвращаться в головную рубку,  к
командному пульту (изуродованный  корабль требовал  неусыпного  капитанского
глаза). Надолго отлучаться из рубки капитан не имел права.
     "Конечно,  такая  переделка  никого  не красит. Но почему  Кельзав  так
смотрел  на  меня?"  --  подумал  капитан и  машинально  глянул в сверкающую
металлическую  плоскость коридора. Глянул и отшатнулся: из  глубины плиты на
него смотрел совершенно седой человек.
     --  Ну  и дела, --  пробормотал Икаров и встал  на бегущую ленту, чтобы
побыстрее добраться до Энквена.
     Связанный по рукам и ногам, Энквен барахтался до тех пор,  пока все его
запасы энергии временно не  оказались исчерпанными. Но ему удалось лишь едва
ослабить мертвую  хватку стальных тросов  и кислородного  змеевика, которыми
хитроумно обмотал его манипулятор.
     Обессилевший  Энквен  долго  пребывал  в  неподвижности,  ожидая,  пока
аккумуляторы вновь наполнят тело живительной энергией.
     Больше  всего  Энквена беспокоила неизвестность. Что с кораблем? Что  с
капитаном? Правда, он успел предупредить его, но  что может сделать человек,
который из-за  перегрузок не в  состоянии  пошевелить  рукой?  Манипуляторы,
вышедшие из повиновения, могли привести корабль к катастрофе.
     Связывая  Энквена, манипулятор повредил биопередатчик, и  робот лишился
возможности контактироваться с капитаном. С минуты на минуту он  ждал  беды,
но мгновения текли, а "Пион", по-видимому, продолжал следовать  своим путем.
И  когда Энквен начал уже приходить  в норму, приписав то,  что  произошло с
ним, досадной случайности, корабль вздрогнул всем существом, и ускорение его
резко подскочило.
     Человеческий организм  не может перенести такие  перегрузки, это Энквен
твердо усвоил еще в Зеленом городке. Значит, капитан Икаров погиб.
     Энквен попытался  связаться  с остальными белковыми, но не  смог  этого
сделать: настолько неудачно скрутил его манипулятор.
     Когда аккумуляторы  вновь  пополнились  энергией  от  ядерного  сердца,
Энквен сделал  еще одну попытку вырваться. Убедившись в безуспешности  своих
действий, он погрузился в состояние оцепенения.
     В памяти  Энквена  медленно проплывали, сменяя  друг  друга, отрывочные
картины  прошлого  (человек назвал  бы  их воспоминаниями). Ничего подобного
раньше с Энквеном не бывало.
     Зеленый городок.
     ...Неизменно  ровный Ливен  Брок  --  воспитатель,  первый  человек,  с
которым познакомился Энквен. Нет, "познакомился" -- неточный термин, подумал
Энквен, ворочаясь на  стальном  полу  подсобного  отсека. Кажется,  он  знал
Ливена Брока  давно, очень  давно,  с того самого  момента, как появился  на
свет. Именно  на свет! Очень  точный  термин. Потому что первое, еще неясное
ощущение Энквена -- это световое пятно на темном фоне.
     -- Запомни, это солнце. Солнце! -- несколько раз повторил ровный голос.
     И первая  информация, еще не  осмысленная,  легла  в  бездонную  память
робота.
     Каждый  вечер воспитатель спрашивает, что усвоил Энквен.  Энквен долго,
путаясь в словах,  которые еще  нетвердо знает,  отвечает на вопросы  Ливена
Брока. Выслушивая одни ответы, Ливен Брок  одобрительно кивает, на другие --
молча хмурится.
     Навсегда  запомнился   Энквену   и  обычный  вечер,   когда  он  сказал
воспитателю:
     -- Я  уже  несколько дней  наблюдаю. И уловил  одну  законо...-- Энквен
запнулся   на  малознакомом  слове,  которое  выплыло  откуда-то  из  глубин
сознания,-- одну закономерность.
     -- Какую?
     -- По утрам подвижные  ленты Зеленого городка переполнены людьми, аллеи
--  пустынны.   Вечером,  наоборот,  лентами   мало  кто  пользуется,   люди
предпочитают перемещаться пешком,-- сказал Энквен.
     Слова его вызвали неожиданную реакцию. Ливен Брок хлопнул несколько раз
в ладоши, заулыбался -- именно так, узнал впоследствии Энквен, люди выражают
свою радость.
     Он вопросительно посмотрел на воспитателя.
     -- Ты  сделал обобщение,  Энквен,  понимаешь, обобщение! --  воскликнул
радостно Ливен Брок.  --  Запомни:  это первое  в  твоей  жизни  осмысленное
наблюдение.
     ...Ливен  Брок  привел  Энквена  в  свой   дом.   Библиотека   поразила
воображение Энквена.  Особое  внимание  Энквена  привлекла  старинная  книга
Циолковского,  где говорится и  о биологической  радиосвязи.  Энквен делится
своими  мыслями  с  воспитателем (он это  делает  всегда). Воспитатель,  как
обычно, добавляет к прочитанному много своего, интересного.
     Именно тогда он впервые услышал это слово -- "гравитация". Конечно, оно
хранилось вместе с  сотнями  тысяч других слов в его дремлющей памяти, в его
мозгу, выращенном в башне безмолвия. Но только  теперь, произнеся это слово,
воспитатель  вызвал его  к жизни. Он долго  говорил Энквену об  этой грозной
силе,  которая  движет мирами,--  силе, которая до сих  пор не разгадана  до
конца человеком.
     --  У людей и роботов небольшой  мозг, -- сказал Энквен воспитателю. --
Потому они и не могут многое разгадать.
     Воспитатель улыбнулся.
     -- Какой же мозг нужен? -- спросил он.
     -- Огромный! Величиной с башню безмолвия,-- ответил Энквен.
     --  Природа  об этом  задумывалась раньше тебя,-- покачал головой Ливен
Брок.-- Эволюция испытывала все возможности. И отвергла эту идею.
     Но  Энквен   упрям.  Убедить  его  не   так   просто.  Уже  прощаясь  с
воспитателем,  перед тем как возвращаться в биолабораторию института, Энквен
спросил:
     --   Скажи,   воспитатель,   гипнотическое   воздействие   тоже   может
передаваться по биосвязи?
     -- Возможно...--  рассеянно ответил Ливен  Брок и снова  склонился  над
письменным столом. Голова его явно была занята другим.
     ...Из состояния неподвижности Энквена вывели звуки, похожие на шаги. Он
весь напрягся в ожидании. Человеческие  шаги?  Едва ли. Вероятнее всего, это
идет манипулятор, чтобы расправиться с ним. Этого момента Энквен ждал каждую
минуту после  пленения.  Углубившись  в  далекие воспоминания,  связанные  с
Зеленым  городком,  Землей, Рутоном, Энквен  одновременно  перебирал  в  уме
десятки вариантов, которые могли бы разумно объяснить  то, что  произошло  в
двигательном отсеке.  Но логика  Энквена  отвергала один вариант за  другим,
пока   он   не  вернулся  к   первоначальному  умозаключению:   манипуляторы
взбунтовались под влиянием огромных перегрузок. Разве не объяснял ему  Ливен
Брок,  что  сложная  механическая  система  может  быть  неустойчивой?  Одна
поврежденная деталь  может  вывести из строя целый блок, один блок  --  весь
электронный  мозг  аппарата. Не случилось  ли  нечто подобное с  электронным
мозгом  "Пиона"? Он не успел  сообщить об этом  капитану. Впрочем, какое это
теперь имеет значение?
     Дверь подсобного отсека отворилась, и в рубку  вошел капитан. Да,  это,
несомненно, капитан, хотя он очень  изменился:  лицо постарело, еле держится
на ногах. Голова вымазана чем-то белым.
     Но главное -- капитан жив!
     Икаров подошел к Энквену и лазерным лучом разрезал путы. Остальное было
несложно. Энквен мигом освободился от пут.
     -- Что с "Пионом", капитан? -- спросил Энквен, вскакивая на ноги.
     -- Корабль идет прямым курсом.
     -- А спираль?
     -- Спираль размотана  до конца, Энквен,-- сказал  капитан и покачнулся.
Энквен поддержал его.
     --  Капитан,  когда  я  находился   в  аннигиляционном  отсеке,  четыре
манипулятора...
     -- Я все знаю, Энквен,-- перебил его капитан.
     -- Манипуляторы вышли из повиновения...
     -- Они, как видишь, спасли "Пион" и нас с тобой,-- сказал капитан.
     -- Перегрузки должны были убить тебя, капитан! -- заявил Энквен.
     Капитан улыбнулся.
     -- Однако я жив! -- сказал он.
     Озадаченный  Энквен задумался. Его  логика никак не могла примириться с
тем, что произошло.
     --  Ты не  такой, как все  люди, капитан,-- произнес  наконец Энквен.--
Недаром Ван Каро назвал тебя однажды Железным капитаном.
     --  Вот  что,  Энквен,-- сказал Икаров.-- Свяжись с остальной командой.
Выясните состояние корабля. Потом займетесь градуировкой приборов.  Я буду у
себя в рубке. Кстати, почини свой передатчик.
     Шли  дни. "Пион" продолжал удаляться от Черной звезды. Капитан и экипаж
наново привыкали  к плоскому пространству, от которого за время плена успели
отвыкнуть.
     --  Я уточнил координаты  Солнца,-- доложил  однажды  Энквен,  войдя  в
головную рубку.
     Икаров долго вглядывался в вязь цифр на узком листке пластика.
     --  Совпадает   с  моими   подсчетами,--  сказал   он   наконец.--   Ты
воспользовался только электронным мозгом?
     -- Как ты велел, капитан.
     -- Значит, он вошел в норму. Теперь можно полагаться на его услуги, нам
легче будет прокладывать курс,-- сказал капитан.
     Робот подошел к экрану и долго смотрел на неподвижные созвездия.
     -- Кто встретит нас на Земле? -- вздохнул капитан.
     Энквен положил тяжелую руку на плечо Икарова.
     --  Гадать бессмысленно,-- произнес робот.--  Ведь  до  сих пор  мы  не
смогли подсчитать суммарный эффект  времени. Может быть, теперь,  с  помощью
электронного мозга, который вступил в строй, мы сможем выяснить, сколько лет
мы находились в плену и сколько лет прошло на Земле...
     -- Подсчитаем, Энквен,--  сказал  капитан.-- Путь  "Пиона" долог. Боюсь
только, что решение будет печальным... для нас,-- добавил он.
     Может  случиться  и  так, что ускорение  и замедление  времени  взаимно
уничтожатся; тогда "Пион" вернется в ту же эпоху,  из  которой стартовал. Но
может быть, за время пленения "Пиона" на Земле протекли миллионы лет. За это
время многое  могло измениться.  Человечество могло  переселиться на  другие
планеты, покинув материнскую Землю.
     Летя домой,  Икаров все свободное время  посвящал  разгадке гравитации.
Прибора для измерения гравитации у них не было: он был  сожжен, как и многие
отсеки  корабля, исчез в пламени  фотонного отражателя.  Но остались  цифры,
остались результаты измерений. Помогал капитану Энквен. Иногда они прибегали
к услугам электронного мозга.
     Икаров  часто думал над общей  картиной тяготения, и она постепенно все
яснее вырисовывалась перед ним. Так рождается картина на полотне, на которое
художник (казалось бы, беспорядочно) кладет мазок за мазком...
     Однажды Икарову пришла мысль, что сгусток Черной звезды можно уподобить
туго свернутому  кокону. Если  так,  то  почему человек не сможет  в будущем
научиться каким-то образом "протыкать"  этот рулон? Это будет великий шаг по
пути покорения пространства и времени.
     На экране внешнего обзора уже  прорезалась Проксима Центавра. От нее до
Солнечной системы  для "Пиона", можно сказать, рукой подать. Отдавая команды
белковым,  сидя  за командным пультом, Икаров  то  и  дело бросал взгляд  на
экран. Но не Проксима интересовала его.
     Капитан смотрел  на маленькую невзрачную звездочку, блестевшую  в самом
углу экрана.
     Это было Солнце, далекое, родное, земное Солнце.



СОДЕРЖАНИЕ
     Пролог. МИР, ЗАМКНУТЫЙ В СЕБЕ ...........

     Часть первая


НАКАНУНЕ СТАРТА
     Глава  1.  ЭНКВЕН  .....................   Глава   2.  ЗЕЛЕНЫЙ  ГОРОДОК
...............  Глава  3.  ПОИСК  ......................   Глава  4.  БАШНЯ
БЕЗМОЛВИЯ ..............  Глава 5. ОЗЕРО СРЕДИ ГОР  ............... Глава 6.
МОЙ ВЗОР  ОНА  МАНИТ  ВСЕГДА .....  Глава 7