Владимир Михановский
   Шаги в неизвестное


     ПУТЕШЕСТВИЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ. ПОИСК



     Фантастический роман


     ИЗДАТЕЛЬСТВО "МЫСЛЬ"
     Москва -- 1973

     ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ
ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

     Художник А. АНТОНОВ
0281-120
     004(01)-73

     c Издательство "Мысль". 1973


     Что движет  жизнью минутной? Кто  в  сердце  разжег  костер? Зачем ты с
Земли, уютной ныряешь в холодный
     простор? Да, сердца жадная жажда сильнее,  чем смерть  и мор.  Погибший
однажды и дважды,-- вспыхнешь вновь,
     как костер. Путь твой -- не гладь аллеи, не броскость шоссейных
     стрел: на том же огне Прометея Джордано Бруно
     горел.  Мир еще не рассказан, можешь его вдохнуть. Разве тебе заказан к
тайнам великий путь?


     Пролог


МИР, ЗАМКНУТЫЙ В СЕБЕ

     Дождь, повинуясь заранее  заданной программе, прошумел третьего дня, но
дорожки еще хранили влагу. Берегли  они и  немногочисленные  следы тех,  кто
накануне прошел здесь. Преобладали шестипалые вмятины, с  резким углублением
посредине,  совсем  редко  попадались  человеческие  --  с  узкой ступней  и
боковыми штрихами от магнитных присосков.
     Еще  не   хозяйкой,  а   гостьей  была  ранняя  осень.   Солнечные  дни
преобладали, но чувствовалось -- устойчивое ненастье не за горами.
     В это утро на низкое небо часто набегали тучи.
     За  долгие годы, проведенные  на  "Пионе",  Икаров никак не мог  к  ним
привыкнуть. Капитану казалось, что здешние тучи  чем-то неуловимо отличаются
от  тех,  на  Голубой, хотя он хорошо знал,  что  эти серо-белые  громады --
точная копия земных облаков. Инженеры Лунных стапелей  превзошли самих себя,
всю душу вложили в  корабль. Будто предчувствовали, что полет "Пиона"  будет
слишком долгим.
     Осенние  листья не падали. Отделяясь от ветвей, они оставались висеть в
воздухе.  Некоторые,   повинуясь  случайному   капризу  воздушных   потоков,
опускались вниз, на узкие дорожки, но были готовы взлететь при первом порыве
ветра.
     Утро  было тихое, и  это  странно контрастировало с облаками, торопливо
бегущими по небу. "Синхронизация разладилась, --  подумал  капитан. -- Будет
чем заняться вечером".
     Изредка  набегал ветер,  и  тогда капитану чудилось,  что  он  попал  в
обычный земной  мир,  в  золотую круговерть  осеннего  леса.  Только листья,
кружась, забывают опускаться на землю.
     В воздухе еще висели капли -- остатки дождя, впрыснутого в оранжерейный
отсек   корабля  искусно  скрытыми   пульверизаторами.  Когда   сквозь  тучи
пробивались  солнечные лучи,  прозрачные  шарики,  плавающие в пространстве,
вспыхивали, словно  самоцветы.  Крупные  шары  переливались  так  ярко,  что
капитан жмурился, глядя на них.
     Призрачно и невесомо синели дальние горы. Воздух начинал нагреваться, и
заснеженные пики, казалось, дрожали и струились. Острые зубцы растворялись в
бледном, выцветшем небе.
     Вскоре горизонт очистился от облаков.
     Капитан, приставив  ладонь  козырьком,  вглядывался  в  даль.  Горы  не
меняются. Они такие же, какими  вышли из рук лунных видеопластиков. И все же
благодаря игре светотени они каждый раз кажутся новыми.
     Утренняя прогулка  давным-давно превратилась для  Икарова  в ритуал  --
поначалу трудный и ненужный, затем привычный. В  роще, среди берез и кленов,
легче  думалось, и  мысли на  вольном воздухе не  были такими  мрачными.  На
вольном! Снова иллюзия.
     Возвращаясь  на дорожку,  капитан  на  миг  позабыл  об осторожности, и
прозрачный сверкающий шар воды мигом обволок его, растекшись по комбинезону.
     Сколько суждено ему еще таких прогулок?  Сколько  раз будет он выходить
сюда по утрам -- сюда, где знакомы каждый куст,  каждая  ветка, каждый изгиб
узких дорожек?
     Быть  может, неспешной чередой пройдут годы. О,  как хотел бы капитан в
иные минуты поменяться  ролями с графом Монте-Кристо,  упрятанным в крепость
Иф! Хотя стояла  она на  острове, но остров-то был в земном море,  омывающем
земные берега. А для него, Федора  Икарова, капитана "Пиона", Земля остается
мечтой. Так бесконечно  далек  он  от землян, несмотря на то что каждое утро
прогуливается  в  оранжерейном  отсеке, ведет бортовой журнал и  собирает  с
помощью экипажа бесценную информацию в ближнем космосе.
     И  сколько  ему суждено видеть  над собой осточертевшее виниловое небо,
вдыхать воздух, выработанный  в регенераторах, пить искусственную воду, есть
синтетическую  пищу?  Неужели  он больше не  увидит человеческого  лица,  не
услышит  живого  голоса, смеха?  А  может, нить  его жизни оборвется раньше,
когда "Пион" скользнет вниз, плененный притяжением Тритона -- Черной звезды?
     Капитан  глянул  на  часы  и направился  к  выходу.  Работы на  сегодня
намечено немало, а поблажек Икаров не давал ни себе, ни экипажу.
     Давно уже необходимо произвести вылазку на наружную обшивку  "Пиона". В
районе кормовых  дюз  приборы  корабля несколько раз  фиксировали непонятное
свечение.  Вылазку  сможет  сделать  Энквен. Надо  будет только его подробно
проинструктировать. Как попадут на Землю данные о гравитации, накопленные на
"Пионе"? Об этом капитан  предпочитал не  задумываться. Путь домой измерялся
не только  расстоянием от Тритона до  родного Солнца. Нет! Между "Пионом"  и
материнским светилом,  преграждая путь  на Голубую,  возвышалась  невидимая,
непроницаемая стена.
     Это  было царство  чудовищной гравитации.  Силами тяготения диктовалось
все. В  подобных  условиях малейшая  навигационная  ошибка  могла  оказаться
последней. "Пион",  без устали нанизывающий витки вокруг Тритона,  напоминал
эквилибриста, который идет по туго натянутому канату.
     Настало  время  намеченной Икаровым  вылазки.  Стоя  перед  штурманским
экраном,   капитан   наблюдал,  как   белковые  роботы   проверяли  приборы,
противорадиационную защиту. В помощь Энквену он решил дать еще двоих.
     Наблюдая  за последними  приготовлениями  роботов  в  шлюзовой  камере,
Икаров вдруг почувствовал непреодолимое желание присоединиться к ним.
     Астронавтам  знакомо подобное  чувство.  Оно  может  внезапно  поразить
человека, долгие годы находящегося в ограниченном  пространстве космического
корабля. Человек испытывает тягу  -- вырваться  из  корабля во что  бы то ни
стало. Тщетно  разум убеждает,  что там,  снаружи, ничего нет,  кроме черной
бездны,  скупо усеянной  острыми  точками звезд. Чувство  необъяснимой тоски
гонит  человека  прочь из  корабля,  туда, в  пространство,  не ограниченное
стенами.  История космоплавания знает случаи, когда вспышки пространственной
болезни кончались трагически.
     Икаров  отчетливо  представлял себе,  что там,  за  нейтритовым  люком,
ничего не увидит.  Ни звезд,  ни Солнца.  Незримая  стена  не пропускает  ни
единого луча. Обзорный экран все время показывает одно и то же: искривленные
гравитацией  линии  "Пиона",  погруженного в  тушь,  да  капризно  изогнутые
плоскости  корабельной обшивки,  которые  время  от  времени  по  непонятной
причине начинают светиться.
     Выйти! Выйти хотя  бы  на несколько минут,  покинуть  изломанные  стены
корабельных отсеков.
     Снаружи капитана встретила  абсолютная тьма. Никакая ночь  на  Земле не
могла сравниться с ней. Там, какое ни будь новолуние, мерцают звезды, льется
слабый зодиакальный свет.
     Здесь ничего подобного  не наблюдалось. Икаров  называл  Тритон  Черным
солнцем. Это была невидимая звезда.
     Четыре  фигуры  --  три  высокие  и  одна  пониже,  коренастая  и  чуть
сутуловатая,-- осторожно перемещались по покатым плоскостям обшивки.
     Пройдя с полкилометра, капитан  сел в манипулятор,  все время  шагавший
рядом.  Участок обшивки впереди стал  наливаться призрачным светом.  От него
побежали многоцветные волны, захватывая все новые куски поверхности.
     Икаров, прижав  поплотнее клеммы  к  вискам, мысленно  отдал приказ,  и
замешкавшийся   манипулятор  прыгнул  вслед  за   тремя  белковыми,  которые
продолжали шагать  в  сторону наиболее  ярко светящегося участка.  Казалось,
кто-то набросил  на одну  из  полусфер  "Пиона" огромный вспыхнувший  ковер.
Голубые языки перечеркивали ковер из конца в конец.
     Ловко переступая магнитными щупальцами, манипулятор  обогнал  Энквена и
остальных   роботов,   которые  замедлили   шаг,  и  приблизился  к  границе
светящегося ковра.
     -- Стой! -- скомандовал мысленно капитан.
     Роботы  остановились  позади манипулятора. Все четверо молча наблюдали,
как  с незримых ворсинок ковра соскальзывают голубые искры, тотчас беззвучно
растворяясь  в  вечной ночи Тритона. Внезапно ковер прошили извилистые  алые
струйки.
     --  Такой  высокой  яркости обшивки  приборы  еще  не регистрировали,--
раздался в наушниках капитана голос Энквена.
     -- Отраженный свет? -- высказал предположение капитан.  Энквен  покачал
головой.
     -- Флуоресценция?
     -- Нет.
     -- Ядерный распад?
     -- Не похоже...
     -- Что же это?
     Энквен  замер. Его  фигура  показалась  Икарову статуей древнего  бога,
высеченной из черного камня. Руки  застыли в нелепом размахе, и лишь быстрое
мерцание глаз  выдавало напряженную  работу  мысли. Капитан  знал, что в эти
мгновения  робот перебирал колоссальный объем памяти. Багаж ее складывался в
течение  долгих лет  обучения в  Зеленом  городке,  а затем был  пополнен  и
отшлифован в космических стажерских экспедициях.
     -- Излучение мне незнакомо,-- произнес Энквен после долгой паузы.
     --  Приступим  к  исследованию,--  решил  капитан.--  Мне кажется,  что
свечение связано с превращением гравитационной энергии...
     Загадкой тяготения  были заняты  все  помыслы  пионцев.  Роботы  начали
устанавливать измерительную аппаратуру, принесенную с собой.
     Послушный  воле  Икарова,  манипулятор  сделал  еще  один шаг  к ковру,
который переливался теперь всеми  цветами  радуги. Перед  глазами Икарова по
какой-то ассоциации  мелькнуло далекое: зеленый луг  с влажными ромашками...
Мохнатое Солнце над горизонтом... Снежные купола и  кружевные башни Зеленого
городка.
     До   слуха  капитана  долетел  предупредительный   окрик   Энквена,  но
отреагировать Икаров не успел:  слишком далеки были в этот момент его мысли,
и приказ манипулятору запоздал на какие-то доли секунды.
     От  края  ковра взметнулась  ввысь  дрожащая серебристая  нить. От  нее
исходило легкое  неровное  сияние.  Серебряный луч образовал петлю,  которая
скользнула к прозрачному шлему капитана. В тот же миг манипулятор, повинуясь
импульсу,  сделал прыжок  в сторону,  увернувшись  от  луча.  Светлая  нить,
мелькнув, чуть задела край шлемофона. Резкая боль обожгла лицо Икарова.
     Последнее, что успел  увидеть капитан,--  растопыренные  руки  Энквена,
спешащего к нему на помощь.
     Очнулся Икаров  в штурманском отсеке. Было темно, но капитан догадался,
где находится: он лежал в противоперегрузочном кресле. Правая рука бессильно
скользнула по упругому подлокотнику. Икаров застонал. Никто не  откликнулся.
Очевидно, в отсеке он был один.
     Неужели на "Пионе" уже  наступила ночь? Сколько  времени провел  он без
сознания? Как попал в штурманский  отсек? Где роботы, участвовавшие  с ним в
вылазке?
     Клеммы? Вот они, над креслом, как и положено. Даже  во тьме нащупать их
было нетрудно -- за годы полета движения рук были доведены до автоматизма.
     "Свет!" --  отдал капитан мысленный  приказ. Сейчас стены отсека начнут
наливаться голубым сиянием, а затем в потолке вспыхнет жаркий кварцевый диск
-- Солнце в миниатюре.
     Шли минуты -- тьма не рассеивалась.
     "Что  могло  случиться?"   --  думал  капитан,   тщетно  пытаясь  найти
недостающее  звено  между  событиями,  которые  разыгрались  на  поверхности
"Пиона", и штурманским отсеком, погруженным во тьму.
     Слабость  сковывала  каждую  клеточку тела. Икаров с усилием  вздохнул.
Пахло хвоей,  прелыми листьями и еще  чем-то, бесконечно далеким,  земным...
Бредит он, что ли?
     Хлопнул входной люк. Капитан тотчас узнал цепкие шаги своего помощника.
     -- Свечение погасло, капитан. Корабль вне опасности, -- доложил Энквен.
По голосу капитан определил, что робот приблизился к нему вплотную.
     -- Остальные?..
     -- Все участники вылазки благополучно вернулись на свои места.
     --  Результаты?.. -- выдавил Икаров, морщась от боли. Хорошо, что темно
и Энквен не видит его лица, если только он не включил инфравидение.
     -- Результаты вылазки обрабатываются, капитан,-- сказал Энквен.
     -- Почему темно? -- спросил Икаров.-- Свет в отсеке не включается?
     Энквен замешкался с ответом.
     -- Включи аварийное освещение,-- сказал капитан.
     -- Отсек освещен, капитан,-- ответил Энквен.
     Капитан с трудом  поднес  ватную руку к глазам.  Повязка. Как это он не
ощутил ее сразу, когда очнулся?
     -- Что со мной, Энквен? -- спросил капитан.
     -- Лоб рассечен до кости.
     -- Чем?
     -- Светящейся петлей во время вылазки. И еще...
     -- Говори.
     -- Возможно, задет зрительный нерв.
     -- Боль теперь не сильная, -- негромко заметил Икаров.
     -- Местный наркоз,-- пояснил робот.
     Икаров сделал попытку подняться.
     -- Нельзя,-- сказал Энквен, положив на плечо капитана тяжелую руку.
     -- Ерунда.
     -- На лоб наложены швы.
     -- Швы? -- поразился капитан. -- Кто же на корабле мог наложить их?
     -- Я наложил швы.
     -- Сколько лет  мы  знаем друг друга,-- сказал Икаров,-- но  я  не  мог
предположить, что ты и хирург.
     -- Не было подходящего случая,-- заметил Энквен.
     -- Твой  воспитатель, насколько  я знаю,  в хирургии  не  разбирался,--
сказал Икаров.-- Откуда же это у тебя?
     -- Спасибо Ливену Броку, я взял урок хирургии,-- произнес Энквен.
     -- В Зеленом городке?
     -- Нет, это было на озере Отдыха. Помнишь первый твой прилет туда?
     Капитан не ответил.
     Энквен  склонился  над  противоперегрузочным  креслом. Капитан  потерял
сознание.
     В такой ситуации роботу не приходилось еще принимать решение.
     Энквен долго стоял, соображая, что делать дальше. Кораблю без  капитана
грозила гибель, и он решился...


 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *


НАКАНУНЕ СТАРТА


Глава 1


ЭНКВЕН

     В пространстве, убийственно темном,
     Где мерцает звездная ртуть,
     Ты сердцем своим неуемным
     Прочертишь огненный путь.

     Какой  он яркий, этот  день, самый  первый  день! Солнце светило совсем
по-особенному. Ловить его  теплые лучи, которые  пробиваются  сквозь фрамуги
биолаборатории,--  это  было  совсем  другое  дело.  Тут,  на  просторе,  не
ограниченном стенами и  полом, даже  светило  казалось  иным. Выйдя  наружу,
Энквен подумал, что солнце  такое же ласковое и щедрое,  как Ливен Брок, его
воспитатель.
     Двери за Энквеном закрылись, и он оказался  один на террасе. "Бетон",--
определил робот, осторожно прикоснувшись к полу.
     Квадратную   террасу  окаймляла  потрескавшаяся  балюстрада.   "Пластик
потемнел от времени",--  автоматически  отметил  Энквен,  проведя ладонью по
перилам.
     Оттолкнувшись  от опоры,  он сделал  несколько нетвердых  шагов. Ходить
разучился,  что  ли?  Пальцы   Энквена   все  время  двигались,  дрожали  от
напряжения. Еще бы! Сегодня Ливен Брок разрешил Энквену самостоятельно выйти
на полигон, вне всякого наблюдения и контроля.
     Шаг, еще шаг... Терраса кажется бесконечной.
     Наконец  Энквен  дошел   до   балюстрады,   крепко  обхватил   пальцами
алюминиевый столб. И  сразу успокоился. В конце концов он в мыслях переживал
все это не один раз.
     Теперь можно  приступить  к выполнению  задания  воспитателя  --  сбору
произвольной  информации.  "Вообрази,  что  ты  попал  на новую  планету.  В
каком-то  смысле  так оно  и  есть, --  напутствовал  Энквена Ливен Брок. --
Постарайся отделить важное от второстепенного..."
     Энквен знал: когда он возвратится в лабораторию, воспитатель просмотрит
блоки  его  памяти.  Сегодня там впервые появятся сведения,  добытые  не  из
справочников и микрофильмов.
     Локаторы    Энквена   непрерывно   вращались,    ощупывая    окружающее
пространство.
     Ребристый пол террасы. Слой бетона толщиной сантиметров в десять. Затем
пустота. Подвальное помещение.  Да  какое  большое!  И  темное.  Для  людей,
разумеется. Придется включить инфравизор.
     Глядя вниз, робот переступил с ноги на ногу. Вдоль  порос ших мхом стен
стояли  странные посудины. Они  были прозрачны, если не обращать внимания на
слой  пыли, покрывающей сосуды. "Контейнеры,  -- тут  же вспомнил Энквен. --
Раньше  такими  пользовались  космические  разведчики, чтобы хранить  в  них
образчики фауны и флоры новой планеты".
     Энквен перевел взгляд. В углу подвала была свалена в бесформенную  кучу
всякая всячина. Некоторые предметы были известны  Энквену  из  уроков Ливена
Брока.  Что-то  робот  видел  впервые.  В  сторонке  громоздились  пирамидой
треугольные магнитные ловушки. Острый взор Энквена различил в темноте и нити
паутины, окутавшей ловушки.
     Еще несколько десятков  лет назад -- Энквен знал  -- ни одна ракета  не
могла  стартовать в  дальний космос  без таких ловушек.  Теперь они пылятся,
выброшенные  за ненадобностью. Каким кораблям,  каким экипажам  служили они,
прежде чем залечь тут, в заброшенном подвале лаборатории Зеленого городка?
     Робот  сделал несколько шагов, не отрывая  взгляда от пола. Сколько под
террасой  незнакомых Энквену  предметов,  непонятных и потому  таинственных!
Хотелось каждый из них запомнить, чтобы вечером Ливен Брок все объяснил, все
растолковал, как это делает он всегда.
     Хорошо бы потрогать все  эти  предметы руками, ощутить их тяжесть.  Это
ведь совсем не то, что рассматривать их на расстоянии, пусть  даже с помощью
универсального инфравизора.
     Платформа на гусеничном ходу. Интересно, каково ее назначение?
     Маска из  эластичного вещества с двумя  круглыми отверстиями, закрытыми
прозрачным пластиком. Нет,  это не пластик. Скорее стекло. Сколько лет назад
люди использовали это хрупкое вещество вместо пластика?
     Энквен выключил инфравизор.  Таяли драгоценные  минуты,  а  он  все еще
неподвижно стоял на террасе, снова прислонившись к алюминиевому столбу.
     В  распоряжении  робота  было  только  два  часа,   и  он   должен  был
использовать их как можно целесообразней. Так велел Ливен Брок.
     Пока Энквен размышлял, куда направить шаги, на дорожке, которая огибала
дом, показались два незнакомых Энквену человека. Это были парень  и девушка.
Мелкий ракушечник скрипел под их ногами.
     Робот, занятый своими мыслями, едва скользнул по ним взглядом. Впрочем,
чтобы запомнить двоих, этого было достаточно.
     Прервав разговор, люди посмотрели в сторону Энквена.
     -- Новенький, -- сказал высокий юноша, кивнув в сторону робота.
     -- Не такой уж  новенький,--  засмеялась девушка. Она  сорвала былинку,
сунула  в рот.--  Видишь,  Ван,  у  него в  пластике  лица  уже  прорезаются
индивидуальные  черты.  Запавшие  щеки,  высокий лоб...  Он  никого  тебе не
напоминает?
     Присматриваясь к Энквену, молодой человек замедлил шаг.
     -- Ливен Брок? -- выпалил он.
     --  Верно,--  кивнула девушка.--  Похоже, дедушка  -- воспитатель этого
белкового.
     Они сделали еще несколько шагов.
     --  Знаешь, Лин,  я  буду работать в лаборатории Ливена Брока,-- сказал
Ван.
     -- А мне возвращаться на Луну,-- вздохнула Лин.
     -- Когда-нибудь я тоже  буду воспитателем, как  Ливен Брок,--  произнес
Ван.
     -- А как же метеорология? -- улыбнулась Лин.
     -- Это моя вторая любовь,-- сказал Ван.
     -- А первая?
     -- Ты же знаешь -- кибернетика,-- пожал плечами Ван.
     -- А третья?
     Ван, смешавшись, ничего не ответил.
     --  Похоже, дедушка перехвалил своего воспитанника,-- перевела разговор
Лин, кивнув в сторону Энквена.-- Стоит  и  не знает, что  делать. А задание,
наверно, получил.
     -- Наверно, первый выход,-- заметил Ван.