М.Ю. ЛЯШЕНКО
   ЧЕЛОВЕК-ЛУЧ

   ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН



   ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МИНИСТЕРСТВА  ПРОСВЕЩЕНИЯ
РСФСР
   МОСКВА 1962



   Мог ли когда-нибудь ученик четвертого класса "Б" Третьей майской  средней
школы Леонид Бубырин, или  попросту  Бубырь,  страстный  любитель  хоккея  и
непробиваемый вратарь дворовой  команды,  даже  в  мыслях  представить,  что
станет не только свидетелем, но и одним из участников изумительного научного
эксперимента - превращения человека в пучок квантовой энергии и  воссоздания
его вновь на расстоянии десятков тысяч километров!
   А началась  эта  история  всего-навсего  с  ...обыкновенной  картофелины,
неожиданно появившейся на Ленькином столе, когда тот самым будничным образом
решал простую арифметическую задачу...




   Глава первая
   КАРТОШКА "АГ-181-ИНФ"

   емь городов Греции - Смирна, Родос, Хиос, Аргос, Колофон, Саламин,  Афины
- столетия ссорились и даже  дрались  друг  с  другом  за  честь  называться
родиной великого певца - Гомера...
   Двадцать городов Италии спорили  о  том,  где  именно  родился  Христофор
Колумб, и каждый из двадцати городов  неопровержимо  доказывал,  что  Колумб
родился вот здесь, в этом самом городе, а все остальные девятнадцать городов
просто жалкие врунишки...
   И, хотя место и время  рождения  Юрия  Сергеева  известны  сейчас  любому
жителю земного шара,  все-таки  более  ста  городов  и  поселков  всех  пяти
континентов по сей день спорят, где началась его история.
   Немаловажными данными по этому вопросу располагает Леонид Бубырин,  лицо,
вполне заслуживающее доверия. Его хорошо знают не только в четвергом  классе
"Б" Третьей майской средней школы, но и по всей улице Карла  Маркса.  Леонид
Бубырин и его друзья Павел Алеев, Нина Фетисова  и  многие  другие  приводят
веские доказательства того, что история Великого Открытия и Великого Подвига
началась во вторник, 17 декабря, в городе Майске, в доме ј 3 по улице  Карла
Маркса, в квартире ј 43, где  живет  Леонид  Бубырин,  почему-то  прозванный
Бубырем.
   В это утро после  многих  пасмурных  дней  ленивое  зимнее  солнце  вышло
наконец погулять, и ранние солнечные  зайчики  весело  прыгали  по  комнате.
Необыкновенного  здесь  не  было  ничего,  но  корпеть  в  такой  день   над
арифметикой становилось просто невыносимо. Леня Бубырин,  человек  разумный,
давно выскочил бы во двор, но рядом, неподвижная, как скала, сидела мама.  В
ее упорном молчании и непроницаемом лице было что-то такое,  что  заставляло
Бубыря протестующе сопеть, но, в общем, помалкивать.
   - Ну? - изредка говорила мама.
   - "В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь... - подумав, начинал  сердито
шептать Бубырь. - Это на сто тридцать восемь деревьев больше, чем груш, и на
девяносто пять деревьев меньше, чем вишен... - Сделав большую паузу и тяжело
вздохнув, он дочитывал с некоторым удивлением  в  голосе:  -  Сколько  всего
деревьев в саду?"
   Мама испытующе устремляла на него требовательные глаза, но Бубырь молчал,
упорно и внимательно всматриваясь  в  чистый  лист  тетради,  или  загадочно
обозревал снежную даль за окном. Ну какие там груши и вишни зимой! Вот  если
б задача была о пропущенных и забитых хоккейных шайбах, тут он сообразил  бы
в два счета!.. А что это значит - в два счета? Поразмышляв об  этом,  Бубырь
начал гадать, с каким счетом "Химик", знаменитая  хоккейная  команда  города
Майска, выиграет у кировского "Торпедо", своего ближайшего  соперника.  Лицо
Бубыря сохраняло при этом  такое  озабоченное,  вдумчивое  и  даже  скорбное
выражение, что мама начала сочувствовать своему сыну, а он в это  время  уже
вспоминал, внутренне ликуя, обо всех прошлых славных победах "Химика".
   Из окон третьего этажа, где  помещалась  квартира  Бубыриных,  виден  был
небольшой чистенький сквер, где, по пояс в снегу, зябко  вздрагивали  тонкие
кустики. На дорожке, то прижимая носы к талому снегу,  то  подпрыгивая,  как
серые пружины, захлебывались радостным  лаем  и  весело  косили  глазами  по
сторонам два длинноногих щенка  -  будущие  грозные  овчарки.  Передними  на
четвереньках, взбивая валенками лежалый снег и взвизгивая от восторга,  лаял
малыш лет четырех. Девочка чуть побольше тащила его из снега, а на  скамейке
совсем еще молодые мамы, привалившись друг к  другу,  хохотали,  смущенно  и
гордо поглядывая на прохожих. За сквером, а  также  направо  и  налево  были
видны дома, люди, грузовики; на бетонной  площадке  стоял  яркий,  новенький
вертолет,  готовясь  к  очередному  рейсу  Майск  -  Горький.  Из  огромного
самосвала грузили в вертолет какие-то ящики, а  по  улице  бежал  плечистый,
рослый парень, боясь опоздать на  посадку.  "Бычок!"  -  радостно  вздрогнул
Бубырь,  вспомнив  своего  любимца  -  капитана  хоккеистов  "Химика".   Но,
присмотревшись, убедился, что это вовсе не Бычок...
   - Ну? - грозно произнесла мама.
   Бездействие и слишком долгое молчание, а  главное  -  счастливая  улыбка,
мелькнувшая  некстати  на  пухлой   физиономии   Бубыря,   вызвали   у   нее
нежелательные сомнения. И Бубырь трагически зашептал, заткнув пальцами уши:
   - "В саду пятьсот восемьдесят шесть яблонь... Это на сто тридцать  восемь
деревьев больше, чем груш..."
   - "...и на девяносто пять деревьев меньше, чем вишен". -  Мама,  кажется,
начинала сердиться. - Это я слышу в седьмой раз. Что дальше?
   -  "Сколько  всего  деревьев  в  саду?"  -  голосом  невинным  и   полным
задумчивости неторопливо выговорил Бубырь.
   - Вот это я и хотела  бы  наконец  выяснить!  -  крикнула  мама.  -  Вынь
карандаш изо рта!
   Но маминому любопытству пришлось  остаться  неудовлетворенным.  Не  успел
Бубырь вынуть карандаш изо  рта,  как  в  воздухе  что-то  сверкнуло,  слабо
щелкнуло, и тотчас по блестящему и чистому листу классной тетради в клеточку
покатилась большая розовая и, кажется, хорошо вымытая  картофелина,  которой
здесь вовсе нечего было делать.
   - Тю! - удивленно сказал Бубырь.
   - Это что такое? - закричала мама.
   - Картошка, - сказал Бубырь, вытаскивая из-под картофелины свою  тетрадку
и с удовольствием убеждаясь, что особых повреждений нет. - Сырая...
   Прицелившись, он щелкнул картофелину, которая смирно посматривала на него
белыми глазками.
   - Я хочу знать, откуда взялась эта картошка! - рассердилась мама.  -  Что
все это значит?
   - А я сам не знаю, - поспешил отмежеваться Бубырь.
   - Безобразие! Я вечно нахожу в твоих карманах куски пирога,  булки,  даже
колбасу! - с негодованием продолжала мама. - Посмотри на свой живот! (Бубырь
немедленно последовал этому совету.) Над тобой и так все  смеются!  Но  чтоб
таскать сырую картошку...
   - Мама, - очень серьезно и убедительно сказал Бубырь, - честное слово,  я
ее не таскал.
   Мама внимательно посмотрела на своего сына и подумала, что он  как  будто
говорит правду.
   - Тебе известно, что чудес не бывает?
   Бубырь пренебрежительно фыркнул и пожал плечами, как убежденный  реалист.
При этом он несколько покривил душой. Конечно, он не  верил  в  чудеса  и  с
презрительным сожалением посмотрел бы на младенца, еще верящего  в  подобную
ерунду, но когда он раскрывал толстую  книгу  русских  сказок  или  арабские
сказки, то, увлеченный чудесными вымыслами, он с душевным трепетом следил за
приключениями героев, веря в те минуты  и  в  небывалые  происшествия,  и  в
чудесные превращения... Может быть, и эта картофелина из сказки?
   Мама задумчиво протянула  руку  и  взяла  картофелину.  Это  был  чистый,
крепкий и довольно увесистый экземпляр из  тех,  которые  попросту  называют
"рассыпухой". Мама перевернула картофелину другой стороной  и  тотчас  слабо
вскрикнула.
   - Что ты? Что? - Бубырь на коленках прополз  по  столу,  через  тетрадку,
заглядывая на картофелину сверху. - Что там такое?
   - Тут... тут буквы!.. - выговорила мама.
   - Буквы? - Бубырь от восторга едва не свалился со стола. - Где? Дай!
   Мама повернула к нему картофелину, и на ее розовом  плоском  боку  Бубырь
увидел темные,  очень  красивые  буковки,  похожие  на  фабричные  метки  на
карандашах. Буквы сложились в слова.
   - "Просьба... вернуть... по адресу... - прочел Бубырь. - Г... я...  об...
п/я 7.." Чего это, мама, а? И еще, смотри! "АГ-181-ИНФ".
   - Может быть, это вовсе не картофелина?.. - Мама поспешно вырвала из  рук
своего Бубыря таинственный предмет и со страхом на него уставилась.
   Бубырь молниеносно колупнул ногтем около букв.
   - Картофелина! - объявил он радостно. И, спрыгнув на пол, заплясал вокруг
стола: - А я знаю! А я знаю!
   - Ну, что ты знаешь? Что? - с  отчаянием  металась  за  ним  мама,  зажав
опасный овощ в далеко вытянутом кулаке. - Что ты знаешь?
   - Это гибрид! -  объяснил  Леня.  -  Новый  сорт!  Вот  его  и  пометили:
"АГ-181-ИНФ".
   - Гибрид?  Возможно...  -  Мама  разжала  кулак  и  поднесла  картофелину
поближе, но тотчас едва не выронила ее. - Но как она сюда попала? Откуда она
взялась?
   Только теперь Бубырь испугался. Окно  было  закрыто  и  плотно  заклеено.
Форточку тоже не  открывали.  Значит,  она  влетела  не  с  улицы.  И  разве
добросишь картошку до третьего этажа! Так откуда же она  залетела?  Ведь  на
столе ничего не было... А на чистой тетрадке и подавно!
   - Прежде всего ее необходимо выбросить,  -  решительно  заявила  мама.  -
Терпеть не могу всякие дурацкие фокусы! Выбросить, и немедленно...
   Она с возмущением взглянула на  розовощекую  картофелину,  и  та,  словно
обидевшись, медленно оторвалась от ладони и легко вспорхнула  вверх!  Сделав
несколько неуверенных движений,  картофелина  остановилась  в  воздухе,  под
абажуром.
   Леня, слегка приоткрыв рот, а мама, плотно  сжав  свой  в  страдальческой
гримасе,   с   ужасом   наблюдали   за   поведением    обыкновенной    сырой
картошки-рассыпухи, которая висела в воздухе, как надувной детский шарик.
   Схватив Леню за руку, мама выскочила в коридор, плотно прикрыв  за  собой
дверь. В коридоре на столике чернел  телефон.  Пока  мама  дозванивалась  до
папы,  Леня  со  страхом  наблюдал  сквозь  верхнее  стекло  в   дверях   за
картофелиной. Словно отыскав подходящее местечко,  она  все  еще  неподвижно
висела под абажуром.
   - Немедленно приезжай домой! - торопливо кричала в трубку мама. -  Бросай
все! Ты хочешь видеть сына и жену живыми?.. Немедленно!
   Швырнув трубку, она кое-как обула и одела своего Бубыря и,  бормоча,  что
ни на минуту не останется водной квартире с  картошкой,  которая  летает  и,
наверное, может взорваться, выскочила с сыном во двор. Здесь мама велела ему
ждать отца, а сама решила на минуту забежать к своей  приятельнице,  которая
была всегда в курсе всех новостей и могла что-нибудь  слышать  о  загадочных
картофелинах.
   Едва мама скрылась, как Леня увидел у сараев  Пашку  Алеева  -  он  колол
дрова.
   - Паш, а Паш! - закричал Леня подбегая. - К нам влетела картошка! На  ней
буквы, чтоб куда-то вернуть! Она сама летает! И может взорваться...
   Только последнее предположение заинтересовало Пашку.
   - А мать где? - спросил он, забрасывая в сарай топор и мешок с дровами.
   - У Евдокии Ивановны засела! - радостно сообщил Бубырь.
   - Ключ есть?
   - Пошли! - заорал Бубырь и помчался вперед.
   Теперь он ничего не боялся. Сам Пашка был с ним, а Пашка разбирался и  не
в таких вещах, как обыкновенная летающая картошка. Подумаешь! Просто  вывели
новый гибрид: теперь картошку не будут перевозить, а она сама прилетит  куда
нужно...
   Но не успели они подбежать к подъезду, как из других дверей, куда  раньше
скрылась мама, вывернулась тощая девчонка в голубой вязаной  шапке  и  белых
валенках, болтавшихся на ее спичечных ножках. Это была Нинка Фетисова, дочка
маминой приятельницы...
   - Ага! Ага! - подбегая к ним, закричала Нинка, как всегда, на весь  двор.
- Я все знаю! Вы куда это задумали? А если картофелина взорвется?..
   Пришлось взять ее с собой.
   Не раздеваясь и не обращая внимания на то, что около валенок уже  натекло
по лужице, они стояли посреди комнаты и, задрав  головы,  рассматривали  эту
загадочную картошку, которая так ловко прикидывалась обыкновенной.
   - Может, она  пустая  внутри,  а  туда  что-нибудь  надуто?  -  задумчиво
предположил Леня.
   - "Надуто"! - немедленно возразила Нинка. - Как же!..
   - Сачок есть? - спросил, не снисходя до ответа, Пашка.
   - Сачок?
   - Ну, которым бабочек ловят... У тебя такой должен быть.
   И, хотя в последней Пашкиной фразе было что-то насмешливое, Леня послушно
полез искать сачок и действительно нашел.  Пашка  взмахнул  сачком  и  через
минуту держал картофелину в руках. Хмурясь и шевеля губами,  он  внимательно
осмотрел все буквы, даже осторожно их потрогал.
   - "Просьба вернуть по адресу..." Вернуть просят, серьезное дело...  "Г...
я... об... п/я 7..." Где же другие буквы? Растерял?
   - Растерял, растерял! - закричала Нинка, больно тыкая Бубыря в бок  своим
тонким, но удивительно твердым пальцем.
   - Так и было, Паш, честное слово...
   Л„не пришлось рассказать всю историю,  которую  Пашка  выслушал  с  явным
недоверием, а Нинка - с обидным смешком.
   - Это ты  Юре  расскажешь,  Сергееву,  -  произнес  Пашка  мрачно.  -  Он
разберется, что к чему. Пошли! Платок чистый есть? У тебя должен быть!
   И, хотя Л„не было как будто совестно, что у него нашелся  чистый  носовой
платок, все же он послушно  подал  платок  Пашке.  Тот  завернул  пытающуюся
вырваться картофелину и подтолкнул Леню в спину:
   - Пошли!..
   - А мама? - запинаясь, выговорил Леня.
   - "Мама"! - Пашка сверкнул светлыми лихими глазами. - Эх ты,  ребенок!  -
это звучало как  оскорбление,  тем  более  что  Нинка  укоризненно  закивала
головой. - А может, это мина! С тайным часовым заводом! Отстукает  последние
минуты и...
   Он приложил завернутую в платок картофелину к уху: ничего не было слышно.
   - Ну, все равно, - с некоторым разочарованием выговорил Пашка. -  Идем  к
Сергееву.
   - Это к Бычку, что ли?
   - "К Бычку"! На стадионе он Бычок, а на работе -  Сергеев!  Он  секретарь
комитета комсомола на Химкомбинате, ясно?
   Для пущей убедительности  Пашка  довольно  больно  щелкнул  по  стриженой
Бубыревой голове. Они нахлобучили шапки и выскочили на лестницу.
   - Юра Сергеев, это знаешь какой парень! - твердил  обычно  немногословный
Пашка. - Такого еще не было! Он там всем вертит! Директор  -  это  так,  для
порядка, полагается директор, вот и посадили, а главный все-таки  Сергеев!..
Слушай... - Он остановился, и брови его огорченно насупились. - А  ведь  эта
штука нипочем не взорвется!
   - А почему-у?.. - протянул Леня.
   - Ясное дело! Ведь написано: "Просьба вернуть по адресу",  и  адрес  дан:
"п/я 7".
   - Ну, и что?
   - Чудак! Разве шпион напишет на бомбе или  на  мине:  "Прошу  вернуть  по
адресу"? А на этой картошке...
   Пашка не успел взмахнуть  узелком,  как  чья-то  жилистая  тощая  рука  в
больших рыжих веснушках ухватилась за узелок сзади.
   - Что ты сказал? - резко прозвучал требовательный голос. - Ты что сказал,
мальчик?
   Перед ними, все еще держась  за  узелок,  стоял  рыжий  худой  не  старый
мужчина, на костлявом носу которого  криво  сидели  очки  с  очень  толстыми
стеклами.
   Прежде всего Пашка вырвал узелок.
   - Не хватайте! - тотчас закричала Нинка. - Не ваше!..
   - Простите, дети, - сказал незнакомец, отпуская  узелок.  -  Вы  сказали:
картошка...
   - Ну, и что? - буркнул Пашка, глядя в сторону.
   - Вы сказали: вернуть по адресу...
   - Бубырь, айда! - крикнул Пашка и, толкнув Леню вперед, завертелся  среди
медленно проезжавших машин и мотороллеров, все время следя за тем, чтоб Леня
был впереди.
   Но все равно впереди летела Нинка.
   Незнакомец в очках, жалобно пискнув, ринулся было  за  ними,  но  тут  же
решительный свисток милиционера сообщил Пашке, что  они  в  безопасности,  а
странный незнакомец - в руках властей.
   - Понял? - сказал Пашка  Бубырю,  когда,  отдышавшись,  они  подходили  к
проходной Химкомбината. - Это неспроста... Ищут!
   Они вошли в  комитет  комсомола,  вполне  сознавая  всю  важность  своего
сообщения. Но Леня забыл и про картофелину,  и  про  возможные  неприятности
дома, как только увидел  рядом  настоящего,  живого,  веселого  Бычка,  того
самого, которого он привык видеть только издалека, в доспехах хоккеиста.

   Если бы Леню спросили, давно ли живет у них в городе Юра Сергеев, то Леня
только удивленно поднял бы простодушные глаза:  в  его  представлении  город
Майск и Юра Сергеев были неотделимы... Между тем Юра появился в Майске всего
два или три года назад.
   Из документов, сданных им в отдел кадров, следовало, что Юрий  Михайлович
Сергеев, двадцати пяти лет от роду, закончил Горьковский  машиностроительный
техникум и  направляется  для  использования  по  специальности  на  Майский
химкомбинат; что Сергеев - сирота, воспитанник детского дома, что  родных  у
него нет, что в комсомоле он девятый год и последние два года был секретарем
комсомольского бюро техникума... Вскоре на  комбинате  узнали,  что  Сергеев
отличный хоккеист и лыжник, что  он  увлекается  кибернетикой  и  мечтает  в
будущем учиться в Высшем техническом училище имени Баумана, а  пока  перевел
на автоматическое программное управление токарное отделение.
   Вся его небольшая жизнь была ясна, чиста и привлекательна, как и он  сам,
рослый, могучий парень со скуластым суховатым,  несколько  строгим  лицом  и
крупной головой с густой гривой прямых светлых волос, которые он то  и  дело
вынужден был, резко встряхивая, откидывать со лба.
   Тысячи мальчишек Майска знали его, конечно, прежде всего как центрального
нападающего в славной команде химиков. Юра играл действительно замечательно;
с его приходом химикам удалось в прошлом году завоевать первенство в  группе
"Б", и теперь они успешно выступали в группе "А", сражаясь с  прославленными
московскими мастерами. Но не в этом  главное:  ребят  окончательно  покорила
известная всем мечта Юры - вывести команду Майского химкомбината в  чемпионы
Советского Союза, завоевать право на участие в мировом чемпионате и в боевых
схватках с грозными канадцами или шведами победно развернуть  на  постаменте
почета государственный флаг Родины!
   Даже  такие  ребята,  как  Пашка  Алеев,  не   очень-то   считавшиеся   с
авторитетами, для  Юры  готовы  были  на  все.  Поэтому,  познакомившись  со
странной  картофелиной  Бубыря,  Пашка  поволок   своего   приятеля   не   к
кому-нибудь, а прежде всего к Юре...
   Пашка молча развернул платок, на всякий случай  придерживая  картофелину.
Но это было лишним: картофелина лежала неподвижно. Она и не  думала  летать.
Пашка пошевелил ее в ладонях: чертова картошка не двигалась. Бубырь и Нинка,
подскочив, толкнули ее справа, слева;  Бубырь  даже  щелкнул  по  ней  своим
толстым, похожим на сосиску пальцем. Ничего не получилось.  Картофелина  как
будто издевалась над ними. Склонив внимательное курносое лицо, Юра Сергеев с
интересом наблюдал за всеми этими загадочными манипуляциями.
   - Не выходит? - спросил он сочувственно.
   Тогда, перебивая друг друга, толкаясь, даже отпихиваясь  локтями,  Пашка,
Бубырь и Нинка рассказали ему всю историю.  Слушая  рассказ,  Юра  задумчиво
вертел картофелину, хмурил широкий лоб.
   - Ладно, ребята... - Он улыбнулся, и тотчас  физиономии  Нинки  и  Бубыря
тоже поплыли в улыбке, даже Пашка снисходительно усмехнулся. - Оставьте  мне
эту штуку. Может, мы ее приспособим вместо шайбы...
   Он ловко подбросил и поймал картофелину. Летать она все-таки не хотела.

   Конечно, он не стал рассказывать мальчикам, что в  последнее  время  стал
мишенью для проделок какого-то загадочного шутника.
   Началось с того, что однажды утром девушка-письмоносец, ухмыляясь, подала
Юре телеграмму следующего содержания: "Капитан, капитан, подтянитесь. Только
смелым покоряются  моря".  Подписи  под  телеграммой  не  было.  Юра  тогда,
помнится, прикинул, что телеграм