го. Звук глохнул, как упакованный в вату.
   Василий рывком расстегнул кобуру, дослал патрон и  вскинул  пистолет  над
головой, явно собираясь палить до тех пор, пока хоть кто-нибудь не  прибежит
на выстрелы. Но "Макаров" отозвался звонким металлическим  щелчком.  Осечка.
Василий передернул затвор, выбрасывая бракованный патрон, и нажал  на  спуск
повторно. Опять осечка. Ругаясь одними губами, выбросил другой. И  -  третья
осечка подряд!
   Василий уставился на пистолет, потом - на выброшенные  патроны.  Не  веря
своим глазам, нагнулся, подобрал. Патроны были тусклые, зеленоватые,  словно
пролежали в земле лет двадцать.
   Краем глаза он  уловил  легкое  движение  неподалеку  и  обернулся.  Там,
вздыбив от ужаса серебристую шерстку,  обмер  еще  один  лупоглазый  зверек,
пораженный,   видать,   порывистыми   движениями   огромного   существа    и
производимыми им металлическими щелчками.
   Несколько секунд они смотрели друг на  друга.  Затем  лупоглазый  коротко
прыгнул вперед, ухватил оброненную капсулу и снова  обмер,  явно  прикидывая
расстояние до ближайшего овала. В  каком-то  странном  остолбенении  Василий
смотрел, как пушистый жулик шажок за шажком продвигается к смертельной тени.
Вот до нее осталось всего полметра, зверек приостановился и дерзко воззрился
на человека. Задорное  чириканье  -  и,  метнувшись  прямо  в  центр  овала,
лупоглазый исчез вместе с украденной капсулой.
   Медленно-медленно, как бы боясь спугнуть затеплившуюся  надежду,  Василий
вытер лоб кулаком, в  котором  были  судорожно  зажаты  черт  знает  с  чего
позеленевшие,  нестреляющие  патроны,  и  на  негнущихся  ногах  подошел   к
округлому пятну.
   Сразу после удачного воровства  жизнь  самоубийством  не  кончают  -  это
Василий знал точно. И уж, во всяком случае, не с таким радостным видом...
   Выставив кулак как можно дальше, он ослабил хватку  и  в  ту  же  секунду
почувствовал, что рука опустела. Патроны исчезли...
   Тупо уставился на ладонь, словно пытаясь прочесть по ней свою  дальнейшую
судьбу. Патронов не было...
   Вновь покрывшись холодным потом, Василий шваркнул зачем-то  оземь  пустую
кобуру с обрывком ремня и, обложив сдавленным матом теневой овал,  шагнул  в
самую его середину.

   Все-таки, наверное, следовало при этом закрыть глаза - тогда бы он вообще
ничего не  почувствовал.  Но,  согласитесь,  когда  во  мгновение  ока  одна
местность  сменяется  другой,  пусть  даже  и  очень  похожей,  не  утратить
равновесия - дело сложное.
   Василий взмахнул руками, изогнулся, будто и впрямь на льду, но все же  не
удержался и с маху сел на пол.
   Площади с пятиэтажкой на потолке (равно как и на  полу)  нигде  видно  не
было. Он сидел на пятачке между тремя опорами,  неподалеку  от  целой  толпы
молочно-белых глыб, в сторону которых улепетывал  во  все  лопатки  пушистый
похититель последней капсулы, по-видимому, вообразивший, что за ним погоня.
   С застывшей улыбкой идиота Василий скреб ногтями щетину на левой щеке  и,
судя по всему, мало что пока понимал.
   - Ну ясно... - бормотал он. - Жив, значит, паразит... Ясно...
   Потом встрепенулся и с испуганным лицом принялся хлопать ладонями по полу
в поисках  утраченного  боезапаса.  Оба  патрона  лежали  рядом  -  тусклые,
зеленоватые. Василий загнал их в обойму, обойму - в рукоять, хотел отправить
пистолет в кобуру, но кобура с обрывком ремня осталась где-то там,  на  краю
площади,  рядом  с  теневым  капканом,  который  и  не  капкан   вовсе,   а,
оказывается, вон что...
   Погоревав о кобуре (хорошая была  кобура,  почти  новая),  Василий  сунул
пистолет за пазуху и поднялся с пола. Но тут слуха его  коснулся  отдаленный
гулкий  звук,  очень  похожий  на  выстрел,  причем  из  оружия  куда  более
серьезного, чем тот же "Макаров". Василий насторожился и вдруг понял  -  это
был треск лопающейся глыбы. "Выстрел"  вскоре  повторился,  и  лицо  Василия
просветлело: Ромка! Кому ж еще?!
   "Уши оборву!" - радостно подумал он и пошел на звук.
   За очередной золотистой  громадой  открылась  группа  из  пяти  некрупных
молочно-белых глыб. От одной из них была уже отколота примерно  четверть,  а
над тем, что осталось, трудился человек с ломиком.
   Но это был не Ромка!
   Интеллигентный  вроде  старичок,   розовый,   седенький,   закутанный   в
белоснежную простыню, тщательно примериваясь перед  каждым  ударом,  наносил
глыбе повреждение за повреждением.
   У Василия отяжелели брови. Все говорило о том,  что  перед  ним  -  автор
вырубленной на опорах похабщины. Озадачивали, правда, возраст  и  внешность.
Приятный такой старичок,  только  вот  одет  не  по-людски...  На  тех,  что
исписывают стены, решительно не похож. Хотя, с другой стороны, на субъектов,
ломающих все из хулиганских побуждений, старичок тоже похож не был - но  вот
ломает же! И как-то странно опять же ломает - такое  впечатление,  что  безо
всякого удовольствия...
   Так  и  не  уразумев  толком,  что  происходит,  Василий  приблизился   к
престарелому нарушителю.
   - Послушайте! - сердито сказал он. - Чем это вы занимаетесь?
   Тот опустил ломик,  обернулся  -  и  в  старчески-прозрачных  глазах  его
мелькнул испуг.
   - О Господи! - вымолвил он, глядя  на  незнакомого  человека,  одетого  в
обрывки милицейской формы. (Рост - сто  шестьдесят  пять  -  сто  семьдесят;
телосложение - худощавое; волосы - прямые, седые; глаза - голубые,  круглые;
лоб - высокий, узкий; уши - малые, прижатые; нос - прямой... Усы, бородка...
Ломик держит в левой руке. Возможно, левша...)
   Сноровисто разъяв морщинистое  розовое  личико  на  составные  словесного
портрета, Василий на минуту потерял его из виду  в  целом  и  был  несколько
озадачен, обнаружив, что старичок смотрит на него уже не с испугом, а скорее
с мягкой укоризной.
   - Ну вот... - произнес старичок, сопроводив  слова  грустной  обаятельной
улыбкой. - Опять со мной никто разговаривать не будет... Давно прибыли?
   И  Василий  усомнился;  а  точно  ли  он  квалифицировал  увиденное   как
хулиганство и вандализм? Больно уж раскованно и любезно повел себя старичок.
Чуть ли не с хозяйским радушием...
   - Вчера, - поколебавшись, сказал Василий. - С товарищем... А  кто  это  с
вами не будет разговаривать?
   - О, найдутся! - вскричал старичок. - Можете в этом далее не сомневаться!
А вы, я смотрю, из милиции?
   - Из милиции.  -  Василий  насупился,  приняв,  насколько  это  позволяли
обрывки формы, суровый официальный вид. - Так что вы тут делаете?
   Старичок озадаченно поглядел на ломик, на полуразваленную глыбу...
   - Ломаю, молодой человек, ломаю... - со вздохом сообщил он.
   - Зачем?
   Старичок улыбнулся в ответ ласково и ободряюще.
   - Знаете что, -  решительно  сказал  он.  -  Вы  ведь  сейчас  потребуете
объяснений, причем подробных... А подробно объяснять  на  пустой  желудок  -
это, знаете ли... Словом, давайте начистоту: с булыжником этим  я,  конечно,
погорячился. Сложный оказался камушек, непростой... - И старичок  с  досадой
звякнул ломиком по неровному стеклисто-мутному сколу,  -  А  вы,  я  смотрю,
мужчина крепкий... Причем учтите: кроме меня, вам здесь никто разъяснений не
даст, а мне терять нечего - мне теперь из-за вас так и так бойкот объявят...
Короче, чисто деловое предложение: вы сейчас берете этот ломик и доламываете
то, что я начал. Дальше вместе пообедаем, ну  и  заодно  попробуем  развеять
какие-то ваши недоумения... Соглашайтесь! Предложение,  мне  кажется,  самое
для вас выгодное.
   - У меня товарищ потерялся!
   - Найдется! Здесь, знаете ли, при всем желании не пропадешь. Прошу...
   - Да, но...  -  нерешительно  начал  Василий,  принимая  из  рук  бойкого
старичка орудие разрушения.
   - Не бойтесь,  она  хрупкая,  -  неправильно  истолковав  его  колебания,
подбодрил тот.
   - Да знаю, что хрупкая... Старичок изумился.
   - Знаете? И откуда же, позвольте спросить?
   - Да тут такое дело... - нехотя объяснил Василий. - У  товарища  железяка
была... От летающей тарелки отломал...
   - От  летающей  тарелки?  -  с  каким-то  даже  негодованием  переспросил
старичок. - Это же невозможно!
   - Ну вот возможно, оказывается... Взял он эту железяку, шарахнул  с  дура
ума по такой вот каменюке - та вдребезги...
   На розовом лице старичка обозначилось выражение крайнего недоверия.
   - Стукните!  -  внезапно  приказал  он,  указывая  пальцем  на  глыбу.  -
Стукните-стукните! Я посмотрю, как это  у  вас  получится  с  первого  раза!
Ничего себе  шуточки!  -  возмущенно  продолжал  он.  -  Ударил  разок  -  и
вдребезги! Я второй год здесь живу - о таком даже и не слышал!
   - Сколько? - ошеломленно перебил Василий. - Сколько вы здесь живете?
   - Нет, вы стукните! Стукните! - закричал старичок.
   Голова у Василия шла кругом. Он стиснул  зубы  и  нанес  сильный  колющий
удар. Кривой несподручный ломик с хрустом воткнулся на десяток  сантиметров,
брызнули мелкие осколки.
   - Вот! - ликующе объявил старичок. - И так вы будете ее тыкать до  самого
вечера!
   - Так я же ничего не говорю! - огрызнулся Василий,  с  трудом  выдергивая
ломик. - Это товарищ ее с первого раза разнес, а я - то что?
   - Ну, значит, ваш товарищ - феномен, чудо ходячее!
   - Да уж... - буркнул Василий. - Что верно - то верно...
   Он размахнулся и нанес еще один  удар  с  тем  же  результатом.  Раскачал
ломик, вынул и далее, убавив силу, принялся долбить упорно и мерно. Старичок
тем временем, хмурясь, ходил вокруг глыбы, ощупывал ее, осматривал, чуть  ли
не обнюхивал.
   - Где же она, подлая,  прячется?..  -  бормотал  он.  -  Должна  же  быть
напряженка... О! По-моему, где-то здесь. Послушайте, э... - Он  обернулся  к
Василию, и на лице его отразилось некоторое смятение. - Ради Бога, извините,
- сказал он. - И сам не представился, и вашего имени  не  спросил.  Как  вас
зовут?
   - Василий, - сказал Василий.
   - Очень приятно! А меня - Платон Сократович.
   - Что?!
   Старичок горько улыбнулся.
   - Я понимаю, - сказал он. - Поэтому не обижусь, если вы  будете  называть
меня просто дедком. Или дедом. Я  уже  к  этому  привык...  Будьте  любезны,
Василий, стукните вот сюда!  Есть  у  меня  подозрение,  что  тут-то  она  и
прячется...
   Василий  обогнул  глыбу  и  ударил  в  указанное  место  что  было   сил.
Безрезультатно. Он повторил удар - и глыба, крякнув, распалась натрое.
   - Великолепно! - вскричал дедок. - Теперь  каждый  обломок  пополам  -  и
поздравляю вас с обедом! А вот, кстати, и он...
   Василий обернулся. По центру улицы, как он  давно  уже  мысленно  называл
пространство  между  опорами,  прямиком   к   ним   катилась   "мусорка"   -
черно-фиолетовая, глянцевая, похожая на гигантскую мокрицу.

   Глава 8

   Трах-тарарах-тах-тах-тах-тах!
   Александр Блок

   Следует  сказать,  что,  изучая  место  Ромкиного  исчезновения,  Василий
восстановил события совершенно правильно. Так оно все  и  было:  добежав  до
скругления опоры, Ромка метнулся за угол и как раз угодил  в  первое  пятно.
Именно в первое, а не во второе,  куда  потом  вослед  за  пушистым  жуликом
шагнул очертя голову сам Василий.
   Ромка успел только зажмуриться и издать  короткий  вопль  Ноги  от  ужаса
подвихнулись, тело же продолжало стремиться вперед, так что в итоге Ромка  с
маху грянулся об пол. Застучала, кувыркаясь по покрытию, оброненная в полете
кувалда - и все стихло...
   Секунды четыре Ромка лежал обмирая, потом вдруг сообразил,  что  жив,  и,
широко раскрыв глаза, вскинул голову. Увиденное его озадачило. Он  находился
в  довольно  обширном  помещении,   по   которому   беззвучно   и   неспешно
перекатывались цветные волны неяркого приглушенного света.
   Источник  их  располагался  неподалеку.  Там  возносилась  органно  целая
батарея вертикальных светящихся труб самого разного  диаметра.  Одни  просто
тлели, а другие пульсировали, бросая на пол и стены  цветные  блики,  причем
каждая в своем ритме.
   Ромка сел, растерянно потирая  ушибленные  локти  и  коленки.  Посмотрел,
высоко ли уходят эти самые трубы, и выяснил, что  потолка  в  помещении  нет
вообще, но пространство вверху густо заплетено какой-то мерцающей  паутиной,
в которую и ныряют светоносные  стволы,  уходя,  надо  полагать,  куда-то  в
бесконечность. Сквозь паутинчатый туман можно было, впрочем, различить,  как
они там, в высоте, изгибаются, раздваиваются, некоторые даже делают петлю  и
идут обратно...
   - Балдеж... - благоговейно прошептал Ромка и нашарил кувалду.
   Зачарованно глядя, он приблизился  к  источнику  беззвучной  светомузыки.
Трубы были как из стекла. От одних веяло теплом, иные  поросли  светло-серой
шерсткой инея... Особенно впечатляла одна колонна -  массивная,  сотрясаемая
изнутри биением синеватого мутного сумрака, но до  нее  было  не  достать...
Ромка повернул инструмент  стержнем  вперед  и  осторожно  потыкал  ту,  что
поближе, тлеющую вишневым Оболочка ее оказалась довольно упругой, причем  на
месте тычка возникало темное пятно, исчезающее секунд через пять.
   Некоторое время он развлекался, покрывая трубу леопардовым узором,  потом
спохватился и встревоженно оглядел помещение. Оно было не квадратным и  даже
не круглым, а вообще фиг знает каким. Стены его,  насколько  об  этом  можно
было судить при таком освещении, имели знакомый соломенный  оттенок  и  были
кое-где оплетены черными и серыми кабелями.
   "Так это я что, внутри, что ли?" - блеснула догадка,  и  Ромка  огляделся
еще раз. Да-да, и размеры помещения, и отсутствие потолка,  и  материал,  из
которого оно было выстроено, - все говорило о том, что  Ромку  действительно
занесло в одну из золотистых титанических опор.
   Внезапно веснушчатая  Ромкина  физия  озарилась  совершенно  разбойничьей
улыбкой - он представил, как  там,  снаружи,  дурак  Василий  бегает  вокруг
опоры, ищет, аукает, суется в каждую нишу.
   "Так тебе и  надо!"  -  злорадно  подумал  Ромка  и,  не  в  силах  более
сдерживаться, подошел  к  стене,  где  нацарапал  рукояткой  кувалды;  "Вася
козел", - после чего почувствовал себя вполне отомщенным.
   - А вот фиг тебе! - сказал он, обращаясь к надписи. - На призывной  пункт
под конвоем...
   И, поигрывая кувалдочкой, двинулся в обход помещения.
   Вскоре его внимание привлек толстый черный кабель,  разлегшийся  на  пути
этакой анакондой, причем не касаясь пола. Ромка  пригнулся,  ожидая  увидеть
под ним какие-нибудь подпорки, но подпорок не было - кабель просто  парил  в
воздухе.
   Подивившись такому факту, Ромка перешагнул через кабель и, непонятно  обо
что споткнувшись, порхнул на ту сторону.  Весьма  заинтригованный,  протянул
руку к черной глянцевой шкуре, и пальцы  встретили  мягкое,  но  решительное
сопротивление.
   Выяснив ощупью, что кабель заключен в некую упругую  невидимую  оболочку,
Ромка немедленно уселся на нее и попрыгал, как на стуле. Затем влез с ногами
и, выпрямившись, попробовал пройтись  над  извилистым  смоляным  бревном  по
воздуху. Задача оказалась непростой: упругое округлое нечто так  и  норовило
вывернуться из-под босых подошв, и Ромка лишь чудом  ни  разу  не  расквасил
носа.
   Поднимаясь после очередного падения, он  вдруг  заметил  нечто  настолько
необычное, что так и замер - прямо на четвереньках.
   Часть стены была задернута занавеской! Обыкновенной земной  раздергаечкой
размером с простыню...
   Встал, отряхнул зачем-то ладони и,  подобрав  кувалду,  подошел  поближе.
Сложенный вдвое кусок материи был перекинут через слабо  натянутый  шнур,  в
котором Ромка быстро опознал обрывок тонкого кабеля.  По  белоснежной  ткани
порхали цветные блики.
   С неприятным предчувствием Ромка чуть отвернул занавеску и  обнаружил  за
ней  округлую  полость,  этакое  гнездышко,  озаренное  зыбким  и   каким-то
рассыпчатым сиянием тоненького световода, который, видать, раньше вился себе
спокойно по стене, пока кто-то не открепил его и не заправил  петлей  в  эту
самую полость. На дне полости было устроено  что-то  вроде  ложа,  аккуратно
застеленного все той же белоснежной материей.
   Опора  была  обитаема!  Сделав  это  умопомрачительное  открытие,   Ромка
почувствовал себя неважно. Следовало либо  немедленно  найти  отсюда  выход,
либо уничтожить побыстрому следы своего пребывания... Ромка наморщил лоб и с
некоторым удивлением понял, что, кроме надписи "Вася козел", он, собственно,
ничего еще не успел натворить...
   С легким сердцем он перепрыгнул через кабель, учтя на этот раз  невидимую
оболочку, и, вернувшись к надписи, прикинул, что проще: заскоблить ее или же
задолбить? Второй вариант показался ему  более  интересным.  Ромка  взмахнул
кувалдой - и стена продырявилась насквозь.
   Поморгав сколько положено, он ударил из любопытства еще раз.  Потом  еще.
Надписи уже не было. Вместо нее в стене  зияла  солидная  дыра,  заглянув  в
которую, он убедился, что ведет она в  большую  округлую  полость,  подобную
той, с занавеской... Ромка расширил пробоину и шагнул в получившуюся нишу.
   Естественно, что на достигнутом он  не  остановился,  поскольку  привычки
такой не имел. Двумя ударами он пробил заднюю стенку полости, открыв за  ней
еще одну - такую же, только поменьше...
   Ситуация становилась все интереснее и интереснее. Получалось,  что  стены
опоры внутри как бы пузырчатые и, прорубаясь из пузыря  в  пузырь,  запросто
можно выбраться на улицу!
   Ромка замахал разрушительным инструментом, обваливая очередную перемычку.
Третья полость оказалась еще меньше,  и  это  Ромку  встревожило.  Если  так
пойдет и дальше, то в четвертой полости ему  уже  придется  скорчиться,  как
шахтеру с кайлом...
   Опасение его сбылось полностью, но поразило  Ромку  другое:  сунувшись  в
крохотную четвертую полость, он вдруг обнаружил, что с другой стороны в  ней
зияет очень похожий пролом! Такое впечатление, что кто-то с улицы пробивался
навстречу, но, дойдя до середины, отчаялся и бросил это дело...
   Мало что понимая, Ромка пролез на четвереньках на ту  сторону  и,  пройдя
анфиладу из трех соединенных проломами  пузырей,  вообще  перестал  что-либо
понимать. Короче, он снова оказался внутри опоры! Так же змеился  над  полом
толстый  смоляной  кабель,  так  же  ритмично  вспыхивала  "светомузыка"   и
танцевали блики на все той же занавеске...
   Ромка озадаченно почесал затрещавшую под ногтями  макушку,  повернулся  и
снова полез в пролом. Первая полость, вторая, третья... Через  четвертую  на
четвереньках... Пятая, шестая, седьмая... Вылез. Постоял, ошалело  озираясь.
Кабель, "светомузыка",  занавеска...  Мерцающая  паутина  вместо  потолка  и
ныряющие в нее стеклянные, наполненные светом трубы...
   - Во козлы! - распялив рот восторженной  улыбкой,  выговорил  Ромка  и  в
третий раз скрылся в своей норе. Добрался до центрального пузыря и  сел  там
поразмыслить  -  тем  более  что  сидеть  в  нем  было   весьма   удобно   -
полусидишь-полулежишь. Как в скорлупе. Справа и слева  просеивался  порциями
сквозь  вереницу  проломов  мягкий  изменчивый  полусвет,  а   весь   балдеж
заключался в том, что это, выходит, был один и тот же полусвет...  -  А-а...
Почуяли,  что  горелым  запахло?  -  раздался  вдруг  сразу  с  двух  сторон
исполненный  правоты  ликующий   женский   голос.   Сердчишко   бултыхнулось
испуганно. От теток с голосами, звенящими правотой (а тем более - ликующей),
добра  не  жди  -  это  Ромка   понял   еще   в   раннем   детстве,   постиг
многострадальными оттопыренными ушами. Однако он никак не  предполагал,  что
торжествующая добродетель ухитрится настигнуть его даже здесь.
   - Это что же? Взятка, чтоб молчала? - с  презрением  продолжал  голос.  -
Кладовку выдолбили - надо же! Дешево цените, голубчики! Мне кладовкой рот не
заткнешь!
   Льющийся  справа  и  слева  полусвет  внезапно  иссяк  (видимо,   хозяйка
подступила к пролому вплотную), зашуршали, заскрипели  обломки,  надвинулось
удовлетворенное бормотание: "Правда-то, видать, глаза колет..." - и Ромка  с
ужасом сообразил,