приношения Крест вышел тайком разбить пару глыб  -  и  злорадная
улыбка коснулась пересохших уст Никиты Кляпова. Крест был теперь над ним  не
властен. Над ним никто уже был не властен. Даже хозяева...
   Однако следует сказать, что удары были какие-то необычные. Не  слышалось,
к  примеру,  выстрелов  лопающейся  глыбы,  металл  звякал  о  металл,  а  в
промежутках раздавались знакомый рыхлый хруст и шорох, словно от оползающего
по склону песка. Долбили стену... Странно. Никита  приподнялся  на  локте  и
повернул голову. Причем где-то совсем рядом долбили - видимо, неподалеку  от
завалинки Леши Баптиста... Пойти взглянуть? Никита подумал и вновь опустился
на покрытие. "Меня это не должно волновать, - надменно напомнил он  себе.  -
Меня уже ничего не должно волновать..."
   Хрустящие  удары  слышались  довольно  долго,   потом   смолкли.   Никита
задремывал  и  тут  же,  вздрогнув,  просыпался.  Стоило  закрыть  глаза   -
начинались прежние ночные кошмары... Где-то он читал или  слышал  историю  о
том, как старую прачку спросили, что ей снится. И та  со  вздохом  ответила:
"Стираю..." Прачка во сне стирала. Никита - ломал.
   Наконец он вздохнул, сел и, упершись ладонями в покрытие, перенес крестец
ближе  к  стенке.  Привалился  спиной  и  недовольно  оглядел   окрестности.
Располагавшиеся слева от него пять колонн  и  впрямь  складывались  в  некое
подобие улицы, и в конце ее Кляпов уловил некое движение.  Всмотрелся.  Там,
вяло переставляя ноги, брела  понурая  и  долговязая  человеческая  фигурка,
причем направлялась она именно в сторону Никиты.
   "Ночная жизнь... - подумалось ему. - Вот уж не предполагал, что здесь  по
ночам так людно..."
   Фигурка тем временем приблизилась, и Никита узнал Ромку. Молодой  человек
брел, недоуменно озираясь, словно, попав  за  полночь  в  незнакомый  район,
высматривал телефон-автомат. Потом безрадостный взгляд его упал на  Кляпова.
Ромка остановился, подумал. Потом подошел и сел  рядом.  Подтянул  колени  к
груди и обхватил их длинными, как плети, руками.
   Оба долго молчали. Наконец Ромка хмуро спросил: -  Ты  это...  До  смерти
решил голодать или как? Никита не ответил. Ромка вздохнул.
   - Мне, что ли, тоже с тобой голодовку объявить? - Шлвил  он  с  тоской  в
голосе.
   Кляпов удивленно повернул к нему голову.
   - А вам-то с чего? - неприязненно осведомился он.
   Ромка уныло боднул колени.
   - Скучно... - сказал он. - И не спится ни фига!
   - Странно, - заметил Никита. - Уж, казалось бы, вам-то!
   Ромка отнял лоб от  колена  и  с  вялым  интересом  посмотрел  на  Никиту
Кляпова.
   - А чего это ты ко мне на "вы"? Давай на "ты"...
   - А я со всем этим миром на "вы", - объяснил Никита. - Я не  хочу  с  ним
близких отношений...
   - А-а... - Ромка уважительно взглянул на собеседника, хотя  вряд  ли  что
понял из его последних слов. - А на дедка не обижайся. Он сам  потом  жалел,
что насчет мумий загнул... Он вообще-то ничего дедок, хороший...
   Произнесено все это  было  довольно  уныло  и  сопровождалось  еще  одним
удрученным вздохом.
   - Был сегодня в "конуре", - продолжал Ромка. - Сигарету хотел измыслить -
ни фига! Так, цемент какой-то сыплется..., И чего я в эту тарелку влез?
   Он было задумался, как вдруг унылая  физиономия  его  оживилась  и  стала
совершенно разбойничьей.
   - Во! - сказал он. - Точно! Пойду сейчас в незаселенку...
   - Простите, куда? - не понял Кляпов.
   -  Ну  где  не  живет  никто...   Оборву   пару   этих...   световодов...
Крест-накрест - и перемкну на фиг!
   - Зачем? - пораженно спросил Никита. Ромка поднялся, недобро ухмыляясь.
   - А так! - бесшабашно отвечал он. -  Для  интереса.  Может,  опять  какой
прикол получится.

   Утро началось со скандала и  скандалом  продолжилось.  Грозный  рев  Леши
Баптиста ворвался во сны  так  неожиданно,  что  Никита  Кляпов,  по  правде
сказать, испугался. Несколько секунд он со страхом  глядел  на  склонившееся
над ним искаженное чугунно-сизое лицо Леши, но вдруг вспомнил,  что  бояться
ему теперь, собственно, нечего, - и снова закрыл глаза.
   - Твоя работа? -  неистово  гремело  над  ним.  -  Твоя  работа,  я  тебя
спрашиваю? Нет, ты глаза не закрывай! Ты ответь!
   Никита лежал в темноте и развлекал себя тем, что жмурился то  плотно,  то
слабо,  отчего  под  веками  возникало  причудливое  пятно,   становясь   то
пронзительно-синим, то тускло-багровым.
   - Чего разорался? -  произнес  из  пятнистой  темноты  недовольный  голос
Василия.
   - Над завалинкой - видел? Видел, что выдолбили?
   - Нет... А чего там?
   - Ну пойди посмотри!
   - Так а он тут при чем?
   - А чего он тут лежит!
   Кто-то издал негромкое рычание. Наверное, Василий. - Ты читать умеешь?  -
тихо проскрежетал его голос, и Никита представил себе упрямо склоненный  лоб
Василия и суровый взгляд из-под сведенных бровей.
   - Ну? - озадаченно отозвался голос Леши Баптиста.
   Дальше, наверное, Василий увлек его в сторонку, и расслышать, что они там
говорят, стало весьма трудно.
   - ...голодовку объявил. Станет он тебе стены похабить!
   - Как голодовку? - оторопело переспрашивал Леша. - Я думал, хохма...  Так
он серьезно, что ли?..
   Голоса удалились, и  Никита  снова  открыл  глаза.  Утро  имело  странный
изумрудный оттенок, а верхушки опор отдавали  рыжиной.  Невольно  вспомнился
ночной  разговор  с  разочарованным  Ромкой.   Что-то   он   там   собирался
перемкнуть... Может, и впрямь перемкнул?
   Где-то за углом вновь  стали  рваться  страшные  матерные  заряды.  Потом
добавился  женский  визг.   Потом   началась   исступленная   разноголосица.
"Интересно, - подумал Никита. - Что ему там  такое  выдолбили?  Хотя  нет...
Ничего интересного..."
   Очень хотелось пить. Вспомнилось вдруг, что голодовка бывает двух  видов:
сухая (когда даже воду нельзя) и... И какая-то еще. Когда можно.
   Воды в этом мире не  водилось.  Зато  водились  иссиня-черные  капсулы  с
содержимым, слегка напоминающим сильно  разбавленный  лимонный  сок.  Никита
спохватился и запретил себе даже думать об этом...
   За углом тем временем стало потише. Слышалось  только  злобное  ворчание,
тупые удары и рыхлый хруст. Леша Баптист задалбливал оскорбительную надпись.
   Начинался трудовой день. Звякало железо, трещали  и  лопались  глыбы.  До
Никиты Кляпова никому не было дела...
   Потом появился Крест. Настроен он был, надо полагать, весьма  агрессивно,
поскольку рядом, как по волшебству,  возникли  сразу  две  чуткие  надзорки.
Крест взглянул на них с волчьей усмешкой и перевел  взгляд  на  Никиту.  Тот
равнодушно  смотрел  в  зеленовато-желтые  уголовные  глаза   и   втихомолку
радовался своему спокойствию.
   - Мочалки жуешь? - зловеще осведомился Крест. - К-козел...
   Повернулся и пошел в ту сторону, где вновь  шумно  заваривалась  какая-то
новая склока. Орали, как на митинге.

   Сборище и впрямь напоминало  митинг.  Такого  стечения  народа  на  одном
пятачке здесь еще не бывало. Пузырек  -  и  тот  выполз  из  своего  логова,
прицепив, надо полагать, к  заветному  крантику  рукав  подлиннее.  Кое-кого
Василий и Ромка не то чтобы  видели  здесь  впервые...  Видеть-то,  конечно,
видели, но по именам так до сих  пор  и  не  знали.  Того,  скажем,  мужичка
неопределенных лет. Или вон ту мосластую девицу с пугающе безумным взглядом.
Кетати, вела она себя потише других. Просто,  наверное,  знала,  что  у  нее
маленькие глаза, - вот и старалась раскрывать их как можно шире.
   Люська с потолка, крепенькая, как  кегля,  сидела  подбочась  на  краешке
одной из глыб. Муж ее, хмурый молодой человек в  спецовке-самоплетке,  стоял
рядом.
   - Да никогда такого не было! - кричала Люська, ударяя пяткой в  глыбу.  -
Наглость! Самая настоящая наглость! Вчера  с  утра  -  одними  красненькими,
сегодня - одними лиловыми!
   - Позвольте-позвольте...  Мне  сейчас  и  серенький  тюбик  выдали,  -  с
довольным видом сообщил Сократыч.
   - А остальные?
   -  Ну,  остальные...  Остальные,  конечно,  лиловые.  Да  там   всего-то,
собственно, было три тюбика...
   - Хозяева хреновы! - рявкнул Леша, выкатывая глаза.
   - Лешка! За хозяев - пасть порву! - весело предупредила пьяненькая уже  с
утра Маша Однорукая. Подошел Крест и молча стал в отдалении.
   - Да ладно вам  бухтеть-то,  -  скривясь,  проворчал  безымянный  мужичок
неопределенных лет. - Чего, спрашивается, без толку глотку рвать?  Хозяин  -
барин. Что хотят - то воротят!
   Вновь грянула яростная разноголосица. Оробевшие мохнатые  зверьки  пялили
на толпу глаза из-за ребер и выступов необычно рыжеватых колонн.
   - А вот нечего на  хозяев  сваливать!  -  перекричала  всех  растрепанная
Клавка, влезая на  громоздкую,  как  постамент,  глыбу.  Сцена  окончательно
обрела черты митинга. - Нашли крайних! Тут не хозяева - тут другие виноваты!
   - Это кто же?
   - А вот!  -  Разящий  перст  неистовой  Клавки  вонзился  в  воздух.  Все
ошарашенно оглянулись. Вне всякого сомнения, палец  был  наставлен  на  Машу
Однорукую. - Тюбики - лопатой гребет, с утра до ночи не просыхает!
   - Да на твои, что ли, пью? - опомнившись, взвилась та на дыбки.
   Ромка, обнявшись с одним из камушков, тихо изнемогал от смеха.
   - Сколько из-за нее одних кабелей пооборвали? - надсаживалась  Клавка.  -
Так ей все мало - она теперь еще с сапогами затеялась! Всю  трубу  изрезала!
Что? Не так? Только бы хапать,  хапать!  А  эти!  -  Клавка  развернулась  и
продолжала, тыча пальцем то в Люську, то в Лику. - До сих пор босиком ходили
- ничего с ними не делалось! А теперь они уже, видите ли,  не  могут!  Ножки
боятся бить! Белые! А что из-за ихних сапог кабели рвут  и  трубы  обдирают,
это им - тьфу! У, бесстыжие!
   Ответом был яростный женский вопль в несколько глоток. Как  будто  кто-то
нечаянно облокотился на клавиши органа.
   - А свет? - визжала вскочившая Люська. - Свет!
   - Что свет?
   - Что же теперь, и свет не выключать?
   - Выключать! - грянула Клавка. - Но совесть-то иметь надо? Ну одну трубку
перебила, ну другую... Но ведь не десять же кряду! Сегодня кольцо  ободрали,
завтра совсем перережут! Вот вы что тогда получите вместо тюбиков! Вот! -  И
Клавка выбросила в воздух два полновесных кукиша.
   Толпа примолкла. Мысль  правдоискательницы  многим  показалась  резонной.
Василий невольно покосился на Сократыча, вспомнив, что  тот  совсем  недавно
говорил примерно то же самое. Дедок слушал, изумленно отшатнувшись.
   - Или вот еще гусь! Фартука ему захотелось! Василий  взглянул  и  увидел,
что палец Клавки наставлен теперь на него. Прямой наводкой.
   - Ишь! Лучше всех он, понимаешь! Все, значит, без фартуков  обходятся,  а
ему фартук подавай! Сколотил, понимаешь, банду из побирушек! Ночью на грабеж
их посылает...
   Выступы  и  вдавлины  ближайших  опор  взорвались  возмущенным   щебетом.
Последние слова Клавки были приняты зверьками близко к сердцу.
   - Ты ври, да не завирайся! - побагровев, рявкнул Василий. - Какая  банда?
При чем тут тюбики?
   Но поборница справедливости и сама почувствовала, что ее малость занесло.
Действительно, лупоглазые пушистые побирушки по  хрупкости  своей  серьезных
повреждений нанести не могли. И Клавка развернула стволы на следующую цель.
   - А этот... Чего за камушком прячешься? Рогульку - ошкурил,  а  провод  -
отрезал! Штаны ему! Без штанов он уже не может! А вдруг нам тюбики  как  раз
через эту рогульку и выписывают?..
   Тихо подвывая, Ромка оползал по глыбе.
   - Бли-ин... - привизгивал он. - Я тащусь...
   Лика, видя  столь  несолидное  поведение  любимого  человека,  попыталась
приморозить Ромку взглядом, но безуспешно.
   - Ну вот видите, Василий, - печально молвил Сократыч, оборачиваясь. - Еше
одна моя версия благополучно скончалась... - Это почему? - не понял тот.
   Дедок вздохнул, шевельнул бровями.
   - Да примета, знаете, такая. Если то же самое пришло в голову и  Клавдии,
стало быть, гипотеза скорее всего неверна. Тут что-то иное...
   А неутомимая Клавдия тем временем взялась аж за самого Пузырька.
   - ...трубы змеевиками своими погаными обмотал! Да как же они после  этого
работать будут, трубы-то? А? Что скажешь?
   - Что скажу? - лучась мудрой  морщинистой  улыбкой,  отвечал  Пузырек.  -
Ладный у тебя броневичок, Клавка. Вы  уж  его  -  не  надо,  не  долбайте...
Пригодится еще...
   - И ответить  нечего!  -  ликующе  объявила  Клавка  и,  воспылав  очами,
повернулась к Леше Баптисту. - А похабень всякую на стенах писать - это как?
Да может, ты нарушил что-нибудь в  стене,  ты  ж  ее  чуть  не  на  полметра
прорубаешь... И, главное, ведь не пойдет, не напишет  у  Креста  на  доме  -
побоится! А на стенке у слабой, беззащитной женщины...
   - Ах ты, курва! - внезапно прозревая, взревел Леша. - Так это, значит, ты
над завалинкой отметилась?..
   Тут поднялся такой хохот и крик, что ничего  уже  больше  разобрать  было
невозможно. Ромка отлепился от глыбы  и,  заливаясь,  двинулся  враскачку  к
одной из вновь зазолотившихся опор. На  полдороге  сломился  в  пояснице  и,
мотая головой,  пошел  на  четвереньках.  Бледная  Лика  с  застывшим  лицом
беспомощно смотрела ему вслед.
   ... Добравшись до  Никиты  Кляпова,  Ромка  лег  на  покрытие  животом  и
попытался отдышаться, все еще постанывая время от времени.
   - Рома... - слабым голосом умирающего позвал  его  Никита.  -  Скажите...
Ведь это, наверное, все из-за вас, да?  Вы  ведь,  наверное,  в  самом  деле
что-то там перемкнули?..
   Ромка уперся в  покрытие  ладонями  и  поднял  физиономию,  сведенную  от
долгого смеха судорогой.
   - Ага... - сипло выговорил он. - Скажи, прикол?

   На следующее утро Никита Кляпов проснулся  от  голода.  Это  чувство  уже
никак не напоминало легкую ломоту в костях, к  которой  можно  притерпеться.
Скорее оно было сравнимо с мигренью. Или с больным зубом.
   Никита попробовал взять себя в руки - и не  смог.  Тогда  он  замычал  и,
накрепко зажмурившись, зашарил растопыренными пятернями по покрытию.  Правая
внезапно нащупала ласково округлый предмет, и Никита в ужасе открыл глаза. В
ладони у него была капсула нежно-лимонного оттенка.
   Он отбросил ее, как отбросил бы тарантула.
   - Да вы что же, издеваетесь? - взвизгнул Кляпов - и осекся.
   Рядом  с  ним  никого  не  было.  Только  горстка   лимонных   капсул   и
чернильно-глянцевая надзорка.
   Сотрясаемый крупной дрожью, Никита сел.
   - Это ты? - не веря, спросил он припавшую к полу угрюмую тварь.
   Надзорка молчала. По гладкому рылу змеились блики.
   Вот  такого  удара  он  не  ждал...  Эта  продолговато-округлая   сволочь
просто-напросто каким-то образом усилила в нем чувство голода.
   - Подло... - хрипло сказал Никита. - Просто подло... Ты что же,  думаешь,
я поддамся?..
   И тут голод обрушился с такой силой, что Никита даже обомлел.  Он  боялся
теперь пошевелиться, зная, что в этом случае  пальцы  первым  делом  ухватят
капсулу. Может быть, тихо перевалиться на бок - так,  чтобы  рука  оказалась
прижатой к полу, и ткнуть коленом?.. Тюбики тогда откатятся...  и  не  будет
такого соблазна...
   Краем правого глаза он уловил движение и разрешил голове (только голове!)
повернуться. Чуть-чуть. На долю градуса.
   Там, хищно озираясь, пробиралась проулками  вышедшая  на  утреннюю  охоту
Клавка.
   - Клава... - еле слышно позвал он, осторожно размыкая пересохшие губы.  -
Клава, пожалуйста...
   То ли Клавка услышала, то ли почуяла добычу, но только она резко свернула
и направилась прямиком к изнемогающему Никите. Увидев капсулы, застыла,  как
пойнтер в стойке.
   - Клава... - взмолился Кляпов. - Ради Бога... Возьмите это...
   Клавка не верила своим ушам. Так не бывает.
   - А это чье? - с сильнейшим подозрением спросила она.
   - Мое... - стонал Никита. - Заберите, заберите, заберите...
   И хватательный рефлекс  победил.  Клавка  решительно  шагнула  к  горстке
капсул, но тут надзорка легко  развернулась  и  перекрыла  ей  путь.  Клавка
попробовала обойти округлую лоснящуюся  тушу,  но  та  с  той  же  ловкостью
повторила маневр.
   - Кши! - закричала Клавка. - Вот я тебя...
   Однако уверенности в ее голосе не слышалось.
   Не решаясь пробиваться напролом, Клавка попыталась зайти справа, слева  -
и везде натыкалась на угрюмое округлое рыло.
   - Так ты издеваться? - накинулась она тогда на бедного Никиту. -  Ты  что
туг разлегся? Людей дразнить?
   Отойдя уже шагов на пять, Клавка остановилась в сомнении. Затем вернулась
и еще раз попробовала завладеть тюбиками. И опять  получила  отпор.  Влепила
Никите по первое число, кем-кем его только не назвав, и ушла насовсем.
   Никита сидел и всхлипывал, плотно зажав руки под мышками и не доверяя уже
ни левой, ни правой. Наконец, не отпуская хватки, поднялся на колени,  потом
на ноги. Соскользнула на пол распавшаяся опояска. За спиной мотались, шурша,
недоеденные покрытием белоснежные  клочья  простынки.  Никита  покачнулся  и
хотел было сделать первый шаг, когда надзорка проделала с ним то же, что и с
Клавкой. Только Клавку она не подпускала к капсулам, а Никите не  давала  от
них отойти...
   "Сейчас даст щелчка", - испуганно подумал он, отступая и снова  опускаясь
на пол.
   По щекам текли слезы. Плача, он высосал одну за другой  все  капсулы  (их
оказалось четыре) и, чувствуя прежний голод, поднялся, пошатываясь, на ноги.
   Его сломали. Его просто сломали. Как завязавший алкоголик,  расколовшийся
на первую стопку, Никита уже не мог остановиться. Доковыляв до своего скока,
он выкорчевал  в  рощице  световодов  новый  ломик  и,  оказавшись  снаружи,
накинулся на первую подвернувшуюся  глыбу.  Мастерить  себе  одеяние  взамен
изъеденного полом не стал, просто обмотал обрывками  бедра  и  перетянул  по
талии куском наспех отхваченного провода.
   Он ненавидел, он презирал себя, но что сделано - то  сделано.  Теперь  не
переиграть. На вторую попытку его просто не хватит...
   Уже развалив глыбу на треть, Никита вдруг понял, что за ним наблюдают,  и
поднял голову.
   В каком-нибудь десятке метров, прислонясь жилистым плечом к стене  опоры,
стоял Крест. Некоторое время он с  любопытством  глядел  на  Кляпова.  Потом
поманил пальцем.
   Никита отложил железо, зачем-то отряхнул руки и,  сгорбившись,  побрел  к
ненавистному кровопийце.

   Глава 22

   Иной имел мою Аглаю...
   Александр Пушкин

   Сколько ты ему должен? - гремел Василий. - Ты  голову-то  не  морочь!  Ты
скажи, сколько ты ему должен?
   Выяснилось, что Никита и сам толком не знает. Много, короче...
   Василий исторг вздох, похожий на рык, и взглянул на Ромку. Тот озадаченно
улыбался и чесал в затылке.
   Дело происходило возле Клавкиного броневичка, хотя,  по  правде  сказать,
глыба размерами и  формой  напоминала  скорее  постамент  Медного  Всадника,
несколько осаженный назад и вправо, - пошире, погрузнее,  покривоватее.  Все
прочие камушки раздолбали, а этот вот оставили. И вряд ли причиной тому  был
мудрый совет Пузырька.  Просто  никому  не  хотелось  связываться  с  этакой
глыбиной. Чтобы развалить ее, требовались либо гений Ромки, либо упрямство и
мощь Василия.
   Василий поиграл желваками и снова повернулся к Кляпову.
   - Ну и как ты с ним собираешься расплачиваться? Он же тебя не выпустит!
   - Мне все равно... - сдавленно отозвался Никита.
   Василий выругался,  а  потом  еще  раз  -  теперь  уже  из-за  Телескопа,
старательно прочирикавшего только что услышанный оборот.
   - А ну брысь  отсюда!  -  гаркнул  он.  Выждал,  пока  Телескоп  уберется
подальше, насупился и, недовольно поведя носом, спросил: -  Слушай...  А  он
тебя это... Только честно! Не опустил случаем?
   - Куда? - устало спросил Никита.
   Василий и Ромка ошарашенно переглянулись. Чтобы такой взрослый дядя  -  и
не знал общепринятых слов? Василий крякнул и попросту, без выкрутас объяснил
Кляпову, о чем идет речь. Тут на лице Никиты  отразился  столь  неподдельный
ужас, что Василий даже вздохнул облегченно. Стало быть, уберегся...