ша. - Идет в фартуке,  через
губу не  переплюнет...  Мартышек  этих  набрал  целый  взвод,  ломограф  ему
тащат... Ну мент же, ясно: лишь бы кем покомандовать! Патеха... - неожиданно
приуныв, закончил Леша Баптист и снова пригорюнился.
   - А ты вот молодой, талантливый, - с упреком сказал он  вдруг.  -  Видишь
же, сидит человек, мается... Нет  чтобы  сломать  что-нибудь,  ну  хоть  эту
хренотень... Я б тогда к Пузырьку сходил поправился...
   - Ты ж у него только что был, - сказал Ромка.
   - Мало ли что... - уклончиво молвил Леша.  -  Ты  молодой,  ты  этого  не
поймешь... Недобрал, понимаешь?
   - Недоперепил, - сказал Ромка.
   - Ой, ну Ромка! - подобострастно восхитился Леша и закашлял, засмеялся. -
Ну скажет же!... Слушай, тебе  ж  вот  этот  камушек...  -  Леша  указал  на
ближайшую глыбу, имеющую вид узла со спрятанными хвостиками, - ...сломать  -
раз плюнуть!  Тюк  -  и  все  дела!  А?  -  Леша  с  надеждой  уставился  на
бесчувственного Ромку.
   Тот, кажется, даже и не слушал.
   - А куда они пошли, не заметил? - рассеянно спросил он.
   - Кто?
   - Да Вася со своими...
   Леша Баптист жалостливо скривился и долго смотрел на  Ромку,  укоризненно
качая головой.
   - Вот ты с ним дружишь, - назидательно проговорил он.  -  Фартуки  кроить
помогаешь... Лучше бы за Ликой за  своей  приглядывал.  Смотри!  Пока  ты  с
ментом трубы на стороне курочишь, она тебе такой фартук скроит.
   - А вот интересно, - проговорил вдруг Ромка, как бы не услышав  последних
слов Леши Баптиста. - На четыре тюбика твоя завалинка потянет?
   - Э! Э! - встревожился тот. - Ты это... Ты так не шути! Ты... Но штаны  у
тебя, конечно, блеск! - поспешно сменил он тему. - Из чего ж ты  их  сделал,
не пойму...
   Ромка досадливо шевельнул высокой бровью.
   - У малого кольца, знаешь, такая  рогулька  есть,  в  чехле,  -  небрежно
объяснил он. - Так это чехол... - Он озабоченно провел ладонями по бедрам. -
Только вот  ужимаются  сразу,  как  снимешь,  -  сокрушенно  сообщил  он.  -
Приходится на ночь их снова на эту рогульку натягивать...
   - Так они ж к ней снова прирастут! - усомнился Леша, -  Не  прирастут,  -
успокоил Ромка. - Кабель-то я отрезал...
   - Ловко... - Леша в восхищении покрутил головой. - А Вася - он  вон  туда
пошел, вон за тот угол... Ты ему покажись. Обязательно. Штаны-то,  а?  Ни  у
кого таких нет!
   - Да он уж вчера их видел... - равнодушно сказал Ромка и поволок  ноги  в
указанном направлении.
   Леша Баптист дождался, когда он скроется, и с облегчением перевел дух.
   - Ишь - пробормотал он, ревниво оглаживая насиженную глыбу.  -  Завалинку
ему... Я тебе дам завалинку.

   - Дьот? Дьот? (Пойдет?) - с трепетом допытывался разведчик.
   - Дьот, - сказал Василий. - Как раз то самое, что надо. Считай, что тюбик
ты себе уже заработал.
   Открытая  разведчиком   глыба   напоминала   выбеленный   дождями   череп
доисторического чудовища с мощным наростом  на  затылке.  Василий,  хмурясь,
обошел ее кругом, оглаживая выступы, как это  делал  непревзойденный  Ромка,
когда собирался ломать на спор такое, к чему никто и подступиться не решался
- Так... - проговорил  наконец  Василий,  останавливаясь.  -  Выступ-то  мы,
конечно, сколем... А дальше?
   Он обошел глыбу еще раз и, поколебавшись, скомандовал: - Кувалдометр!
   Телескоп пронзительно перевел, хотя никакого перевода  не  требовалось  -
слово было знакомо каждому. Возбужденно чирикая и  немилосердно  мешая  друг
другу,  лупоглазые  помощники  подтащили  тот   штырь,   что   покороче   да
поувесистей, и, подчиняясь властному мановению  руки  Василия,  отбежали  на
безопасное расстояние, стали полукольцом.
   - Никого с той стороны не  осталось?  -  строго  осведомился  Василий.  -
Па-берегись!
   Он откачнулся и, хакнув, как при рубке дров, ударил снизу. Глыба треснула
- ровно выстрелила, и выступ, распавшись надвое,  тяжко  упал  на  покрытие.
Лупоглазые кинулись на обломки  и  поволокли  их  в  сторону.  У  кого-то  в
шестипалой лапке оказался осколок  помельче,  которым  он  немедленно  начал
молотить по одному из кусков. Ничего хорошего, правда, из этого не  вышло  -
после второго удара хрупкое рубило рассыпалось в мелкую крошку.
   Василий стоял перед выпуклым сколом и озадаченно чесал  в  затылке.  Ясно
было, что в эту точку бить можно до вечера - толку не будет. Цвет скола  был
белесоватый без никаких тебе радужных переливов (первый  признак  того,  что
чуть глубже располагается так называемая напряженка). Василий покружил около
глыбы, трогая и обстукивая выступы, но так и не понял, где же  она,  зараза,
может прятаться. Звук везде был глухой, поверхность - матовая, белесая.
   Ну что ж! Если не знаешь, откуда начинать, долби сверху. Первое  правило,
когда имеешь дело с такими вот громадами... Василий прислонил кувалдометр  к
глыбе и полез наверх. Наверху тоже ничего глаз не радовало - череп и череп.
   - Ломограф!
   Приняв длинный заостренный штырь, Василий примерился и ударил. Похожий на
матовое стекло материал кололся чуть лучше бетона.
   "А, ладно! - решил Василий. - Не раскусим - так продолбим! В армии  стены
вон вручную сносили - и то ничего..."
   Хакая, он  вгонял  лом  в  неподатливый  утес,  в  фартук  били  осколки.
Притихшие лупоглазы сидели внизу на  корточках  и  встревоженно  следили  за
единоборством Василия с глыбой.
   "Конечно! - стискивая зубы, думал он - Любой из вас так: не  поддается  -
значит и черт с ней... Дедок говорит - одичали...  Конечно,  одичаешь,  если
упорства нету... А мы вот не так! Мы по-другому! Не поддается  -  а  мы  все
равно долбим! И будем долбить, пока не поддастся!"
   Из-за скругленного угла  бледно-золотистой  опоры,  высматривая,  видать,
глыбу полегче, вышел розовый седенький дедок Сократыч. Остановился  и,  чуть
запрокинув голову, с восхищением стал наблюдать за титаном в фартуке.
   - Доброе утро, Василий, - вежливо проговорил он. - Знаете, я, конечно, не
скульптор, но будь я скульптором, то лучшей бы  модели  не  пожелал.  Вам  в
Петергофе место, право слово.
   Василий ударил еще раз и остановился передохнуть, - Здорово, Сократыч,  -
сказал он. - Там у меня возле дома два камушка - как раз для тебя. Тюбика по
два, по три, не труднее. Только  ты,  слышь,  не  тяни,  а  то  лодыри  наши
проснутся - ты ж их знаешь: что полегче - себе, а другие - хоть задавись...
   Сократыч растроганно округлил голубенькие глазки.
   - Спасибо, Василий, - сказал он. - Тогда я прямо сейчас и  пойду,  вы  уж
извините... Хотел бы составить компанию, но, как говорится...
   - Так а зачем идти? - не понял Василий. - Скоком до  "конуры",  а  оттуда
уже куда угодно...
   - Нет, знаете, я лучше так... - с вежливой улыбкой  отвечал  старичок.  -
Незачем ноги баловать. А то ведь не ровен час вовсе атрофируются...
   Дедок  ушел,  и  Василий  продолжил  долбеж,  потихоньку   уже   сатанея.
Стекловидная   масса   кололась   с   трудом,   цвет    по-прежнему    имела
матово-молочный, признаков напряженной зоны не было и  в  помине.  День  тем
временем  терял  жемчужные   тона,   сирень   выцвела,   приобрела   обычный
серо-голубой оттенок.
   - Привет, Вась, - раздалось совсем рядом.
   Василий  снова  сделал  остановку  и  посмотрел.  Это  был  Ромка   -   с
разочарованно отвешенной губой и приподнятыми бровями. Как всегда.
   - Трудишься? - спросил он.
   - Как видишь, - сердито отвечал Василий. - А ты чего же?
   - А! - Ромка вяло махнул рукой. - Все на свете не раздолбаешь...
   Василий оперся на лом.
   - Не пойму я тебя, - сказал он со всей прямотой. - Такой тебе Бог  талант
дал! Камушки, можно сказать, насквозь видишь! Да будь у меня  хоть  половина
твоего таланта, я бы... - И в избытке чувств
   Василий глубоко и отвесно вонзил лом в выщербленную вершину.
   Склонив голову набок, Ромка без интереса разглядывал глыбу.
   - А чего сверху бьешь? - спросил он наконец.
   - А откуда бить?
   - Вон туда тюкни, - посоветовал Ромка, указывая на неприметную вмятину  в
боку ущербного молочно-белого утеса.
   Василий наклонился, посмотрел - и чуть не плюнул. Ну конечно! Она самая и
есть. Напряженка. Он-то, как всегда, бугорки высматривал - напряженка обычно
бугорками выпирает... А тут как раз вдавлина...
   - Ладно,  -  буркнул  он  почти  враждебно.  -  Каждый  долбит,  как  ему
сподручней. Ты - сбоку, а я вот - сверху...
   - Как знаешь, - изронил Ромка и присел у стены на корточки.
   Вот такого поворота Василий, честно говоря, не ожидал. Он-то  думал,  что
Ромка пожмет плечами и пойдет своей дорогой, а он, Василий, дождавшись, пока
тот скроется из виду, слезет с камушка и без свидетелей воспользуется мудрым
советом. Теперь же оставалось одно - долбить дальше.
   Василий стиснул  зубы  и  вырвал  глубоко  вонзенный  лом.  С  неприязнью
покосившись на зловредного Ромку, размел ногой  осколки  -  и  сам  себе  не
поверил.  Под  босой  подошвой  ласково  круглилась   заветная   выпуклость.
Напряженка. Вылезла, родимая...
   Он выпрямился и победно развернул плечи. О такой возможности утереть  нос
самому Ромке можно было только мечтать. Василий выдержал паузу - и ударил.
   Лучше бы он, конечно, вместо того чтобы паузы держать,  подумал  вот  над
чем: сам-то он теперь как спрыгивать будет? Но когда глыба грянула  и  стала
рваться прямо у него под ногами, думать о чем-либо было уже  поздно.  Память
сохранила лишь первую секунду катастрофы. Сначала Василий провалился на метр
вместе с середкой глыбы, а слева  возник  медленно  и  неодолимо  кренящийся
скол. Чисто инстинктивно  Василий  уперся  в  него  кончиком  лома  и,  надо
полагать, угодил в еще одну напряженку, потому что скол  как  по  волшебству
покрылся  сетью  белых  трещин  и,  страшно  рявкнув  в   лицо,   разлетелся
вдребезги...
   Просев в коленях, временно  оглохший,  закостеневший,  с  ломом  в  руках
Василий оползал по склону двугорбого холма  обломков.  Вокруг,  рассыпавшись
кольцом, оцепенела лупоглазая команда Телескопа. Шерстка на зверьках  стояла
дыбом. Вскочивший с корточек Ромка  беззвучно  разевал  рот  и  выразительно
стучал себя по голове костяшками пальцев.
   Василий прислушивался к ощущениям. Вроде цел... Морщась,  поджал  ногу  и
вынул впившийся в пятку мелкий осколок. Осторожно ступая, сошел на покрытие.
   - Вот так вот... - сам себя не слыша, сказал он Ромке. - Мы, видишь, тоже
не лыком шиты...

   Глава 18

   И ответил мне меняла кратко...
   Сергей Есенин

   Слух помаленьку возвращался. Словно из  ушей  вату  вынимали  -  клок  за
клоком. Василий сидел на покрытии и озабоченно изучал уже запекшуюся дырку в
пятке.
   - Обувку бы придумать какую-никакую... - проворчал он.
   - Ага! - сказал Ромка. - Латы тебе придумать. Как у рыцаря.
   С тем и отбыл. Василий недовольно посмотрел ему вслед и поднялся с  пола.
Две надзорки, тихонько  подвывая,  въедались  в  оползающий  холм  обломков.
Команда Телескопа яростно выясняла, кто из них заработал тюбик, а  кто  нет.
Сердитые щелчки и трели так и сыпались. Мелькали розовые ладошки.  Казалось,
что кому-нибудь вот-вот выпишут затрещину.
   - Что за шум, а драки нету? - строго осведомился Василий и вдруг осознал,
что драк между пушистыми побирушками и впрямь  никогда  не  бывает.  А  ведь
ссорятся постоянно... То ли не принято  у  них,  то  ли  надзорок  боятся...
Неужто им тоже щелчка дают как людям?
   Василий погрузил пятерню в нагрудный карман фартука  (деталь,  вызывающая
особую гордость) и извлек  авоську,  сплетенную  Машей  Однорукой  всего  за
десять капсул. В то время  как  уничтоженная  глыба,  насколько  мог  судить
Василий, тянула тюбиков на двадцать с лишним.
   - Телескоп. Ну-ка займись! - Не глядя, кинул авоську в сторону чирикающей
толпы, а сам подошел поближе к  съехавшимся  лоб  в  лоб  надзоркам  и  весь
обратился в зрение.  Чернильные,  как  бы  облитые  жидким  стеклом  корпуса
механических тварей на секунду просветлели - и Василий озадаченно  ругнулся.
Так ему опять и не удалось подсмотреть, откуда же у  них  все-таки  вылетают
эти самые капсулы...
   Как и предполагалось, каждая надзорка сыпанула на искристое  покрытие  не
менее десятка тюбиков. Поразило другое: все тюбики  были  ярко-алого  цвета.
Возбужденный  щебет  оборвался.  Приторный  сироп,  заключавшийся   в   алых
капсулах, лупоглазые побирушки терпеть не могли.
   Телескоп,  развернувший  авоську  и  уже  пританцовывающий  в   радостном
предвкушении, отпрыгнул и вздыбил серебристую ухоженную шерстку.
   - Дьец! - щелкнул он.
   - Телескоп! - Василий обернулся, грозно сведя брови. - Еще раз  услышу  -
хвост надеру!
   Что такое хвост, Телескоп не знал,  и  поэтому  слово  наводило  на  него
прямо-таки мистический ужас. Притих и принялся собирать капсулы  в  плетешок
под разочарованное чириканье соплеменников.
   - Ну чего приуныли! - прикрикнул на них Василий  -  Бывает...  Редко,  но
бывает. Сейчас выменяем у кого-нибудь... Да у того же Пузырька!
   Бригада приободрилась. Телескоп уже волок битком набитую авоську.
   - Значит, так, - распорядился Василий, беря ее за петли и с удовольствием
взвешивая на руке. - Инструмент доставить домой... Телескоп, отвечаешь! Хоть
одну железяку потеряете - никто ничего не получит. И ждать  меня  там.  Все.
Свободны.
   Наверное, с педагогической точки зрения это было неверно. Власть  тут  же
ударила Телескопу в пушистую головенку, и он, забыв  о  недавней  выволочке,
разразился пронзительной тирадой, в которой чередовались и "тьок", и  "дьец"
и чего-чего только  не  чередовалось.  Бригада  засвиристела  и  кинулась  к
железякам.
   Василий вздохнул, покачал головой и, подхватив увесистую  авоську,  бодро
зашагал в сторону скока, выводящего в лабораторию  Пузырька.  Прикидывая  на
ходу нынешний курс обмена,  он  обогнул  основание  Клавкиной  опоры,  потом
услышал непрывычно мягкие хрусткие удары, вскинул  глаза  -  и  остановился.
Клавка  крушила  стену.  Метра   три   соломенно   посверкивающей   вогнутой
поверхности  было  уже  изрыто.  Справа  от  поврежденного  участка  одиноко
красовалась глубоко выдолбленная буква "А". На покрытии вдоль  фронта  работ
лежала гряда бледно-золотистой трухи.
   С пеной у рта Клавка повернулась к Василию.
   - А? - закричала она, вне себя тыча ломиком в еще незадолбленную букву.
   "А", - чуть было не согласился Василий.
   - Он думает, никто не догадается! - гневно грянула Клавка. На крепких  ее
щеках пылал румянец, отросшие за пару месяцев темные волосы растрепались.  -
Думает, все дураки! А то неясно, чьих это рук дело! Ну ладно!  Я  ему  такое
выдолблю! Прямо над завалинкой!
   Тут взгляд оскорбленной стеновладелицы упал на распертый алыми  капсулами
плетешок - и лицо ее просветлело.
   - Ка-кое безобразие...  -  напевно,  с  наслаждением  выговорила  Клавка,
опуская ломик и зачарованно глядя на  свисающую  до  пола  авоську.  Подошла
поближе и вскинула глаза,  напомнившие  Василию  две  пистолетные  пули.  Со
свинцовыми скругленными  головками.  -  Ведь  это  же  надо!  -  горестно  и
проникновенно продолжала Клавка. - Трудился-трудился человек, а ему  за  все
про все... По-вашему, это правильно?
   От обращения на "вы" Василий несколько ошалел. Все-таки что ни говори,  а
Клавка была весьма непредсказуемой особой.
   - Завезли людей людей черт знает куда - так обеспечьте!  -  Голос  Клавки
вновь налился силой, загремел. - Хозяева называется! Таких хозяев...
   Внезапно Василию пришло в  голову,  что  Клавка  ведет  себя  подобно  не
слишком опытному осведомителю: поливает хозяев почем зря, к  месту  и  не  к
месту, словно надеется, что какой-нибудь дурачок начнет ей поддакивать...
   "По-свойски тебе  говорю,  -  вспомнилась  вдруг  давняя  зловещая  фраза
Креста, - кладет всех по-черному..."
   Не то чтобы сам Василий шибко верил  в  эту  ерунду,  но  по  вошедшей  в
привычку осторожности тему он все-таки решил сменить.
   - А ведь раньше-то, наверно, так ни разу не было  -  чтобы  одним  цветом
выдавали... - заметил он. - Надо бы дедка спросить.
   Услышав  про  Сократыча,  Клавка  мигом  забыла  и  про  хозяев,  и   про
оскверненную стену.
   - Да много он, ваш дедок, знает! - фыркнула она. - Дедок! Ему  вон  Крест
однажды так дал, дедку вашему!
   - А за что, кстати? - полюбопытствовал Василий. Клавка вдруг смутилась.
   - Ну... Вы же знаете, Василий... - в затруднении заговорила  она,  поводя
от застенчивости плечами. - Дедка, его же хлебом не корми - дай только какую
дурь придумать... И вот он - представляете? -  дошел  до  того,  что  сказал
Кресту...  прямо  в  лицо...  будто  камушки  -   это   хозяйские...   ну...
экскременты, - чуть ли не с жеманством выговорила она.
   - Эх, ни хрена себе! - поражение выдохнул Василий.
   - Ну вот... - интимно зашептала Клавка. - А у них же  там,  в  зоне,  это
позор... Там же за такие слова и убить могут...
   - Вот это дедок загнул! - Василий вдруг поперхнулся и заржал в  голос.  -
Это ж какие должны быть хозяева!

   - Да вы что, сговорились сегодня  все?  -  подивился  Пузырек,  комкая  в
ухмылке мудрое морщинистое лицо. -  Этак  вы  мне  сырья  на  неделю  вперед
натаскаете - чем расплачиваться буду?
   - Это ты о чем? - с  подозрением  осведомился  Василий,  опуская  на  пол
плетушок с капсулами.
   - У вас там что, одними красненькими сегодня зарплату выдали?  -  Пузырек
глядел на авоську и озадаченно чесал в затылке. - Ты уж третий за сегодня...
   В змеевиках уютно  журчало  и  побулькивало,  перепархивающие  по  стенам
цветные блики время  от  времени  проваливались  стайками  в  черный  пролом
кладовки, обозначая на миг груду полупрозрачных бурдючков.
   - А кто еще? - спросил Василий.
   - Да сначала дедок три тюбика менять  принес,  потом  Маша...  -  Пузырек
присел на корточки перед расползшейся по полу авоськой. -  Чего-то  много  у
тебя... Камушка три раздолбал? - Да нет, один,  -  не  без  тайной  гордости
сказал, Василий. - А раньше так было? Чтобы только красненькими?
   - ...пятнадцать, двадцать... двадцать три.  -  Пузырек  разложил  капсулы
пятериками, поднял голову и с уважением посмотрел на Василия. - Ну ты  прям,
как Ромка, долбать начинаешь... Чего ты спросил-то? Раньше?.. Да нет, раньше
я что-то такого и не помню даже... Ну, бывало, половину серенькими выдаст...
Но чтобы все одним цветом... Тебе какими менять-то?
   - Да любыми, только лиловых не  надо,  ну  их!  Серенькими  давай,  можно
желтеньких пару.
   - Ну и правильно, - одобрил Пузырек. - Лиловые-то теперь - один  к  двум.
Не знал?
   - Было ж два к трем...
   - Ну, было... - Пузырек недоуменно подвигал бровями, от чего кожа у  него
на голове тоже заездила вместе с волосами. - А теперь, веришь, почти  совсем
их не выдают. В чем дело - не знаю...
   Пузырек собрал капсулы в пластиковый мешок и поковылял за световоды,  где
у него располагалась еще одна кладовка.
   - Может, дедка спросить? - сказал ему в спину Василий.
   Но тот уже скрылся за рощицей пульсирующих светом колонн.
   - Спроси... - ворчливо и насмешливо донеслось оттуда.  -  Дедок,  он  все
знает...
   Минуты через полторы Пузырек вернулся и вытряхнул на пол из того же мешка
груду салатных капсул и две нежно-лимонные.
   - Вот, - сказал он, раскладывая их по порядку.  -  Семнадцать  сереньких,
две желтенькие (один к двум) и два тюбика за услуги...
   - Это уж как водится, - вздохнул Василий, собирая капсулы в авоську. -  А
с других тоже за услуги берешь?
   - Ну а как же... - уклончиво отозвался Пузырек. - С Маши вот взял...
   - А с дедка? Пузырек ухмыльнулся.
   - С дедка возьмешь... Еще и сам добавишь, на него  глядючи...  Ты  это...
Сделку обмыть не хочешь? За счет заведения, понятно, - добавил он на  всякий
случай.
   Василий было заколебался, но вспомнил расхлюстанного Лешу на завалинке  и
решительно мотнул головой.
   - Спасибо. С утра не пью.
   - Это правильно... - с уважением откликнулся Пузырек. - Я вон  смотрю,  у
тебя и фартук новый... Сам делал?