ли. Разговор становился все неприятнее и неприятнее...
   -  Знаете,  Никита,  -  прямо  сказала   она,   окинув   его   откровенно
недружелюбным взглядом. - Вас, по-моему, просто обуяла гордыня.  Я  понимаю,
вам здесь приходится трудно. Но поверьте, что во всех ваших  бедах  виноваты
вы сами. Поймите: хозяева каждому воздают по заслугам...
   Никита задохнулся и чуть  отпрянул,  заставив  Лику  удивленно  округлить
глаза. Сейчас он почти ненавидел ее - красивую, холеную, благополучную.
   - И чем же я заслужил, позвольте узнать, - сам содрогнувшись  при  звуках
собственного пронзительно-скрипучего голоса,  начал  он,  -  чтобы  со  мной
обращались, как... как с этими... Как вы их называете? Побирушками!
   - А не надо ставить себя с ними  на  один  уровень,  -  отрезала  она  и,
обогнув Кляпова, надзорку и глыбу, пошла, не оглядываясь, прочь.
   "Видела! - наотмашь полоснула догадка. - Видела, как я тут  воевал  из-за
ломика с этим... лупоглазым... - Значит, побирушка... - медленно  проговорил
Никита, глядя вслед Лике. - Ладно...
   Он ссутулился и снова повернулся к молочно-белому  валуну.  Долго  стоял,
бессмысленно глядя на авоську и ломик.
   - Да не буду я ничего менять... - безразлично сказал он горстке алых, как
выяснилось, тюбиков.
   Взял ломик и направился к стене опоры. Размахнулся как можно выше и нанес
сильный колющий удар. Золотистая, словно набранная из  латунных  стерженьков
стена оказалась куда менее прочной, чем те же глыбы. Ломик вошел в нее  чуть
ли не до половины.
   "Вот и отлично... - с отвращением подумал Кляпов. - И забивать  ничем  не
надо будет... А петлю можно из кабеля..."

   - Свет посильнее сделай, - попросила Лика. - А то не видно ничего...
   Маша Однорукая взяла железяку, отдаленно похожую на  мощную  кочергу  без
ручки, и выборочно перебила несколько  световодов.  В  результате  ритмичное
биение стеклистых труб пошло на убыль, а  две  из  них  (не  толще  женского
мизинца) вспыхнули, как раскаленные добела стальные прутья.  Опору  наполнил
тихий шепелявый свист.
   - На примерку - становись! - Маша была слегка под мухой - иными  словами,
в самом что ни на есть рабочем состоянии.
   Пористые стены соломенных оттенков были сплошь увешаны кольцами, косицами
и пучками Бог знает где вырванных с корнем кабелей и световодов. Иные из них
отдавали  фиолетовым,  иные  -   вишневым,   но   в   основном   преобладали
неопределенные   серовато-мутные   тона.   На   полу   воздвиглась   торчком
полутораметровая глыба фаллических очертаний. Слегка  уплощенная  голова  ее
имела определенное сходство с женским торсом и была облачена в незавершенную
разлохмаченную понизу плетенку.
   - Пока только правый, - объявила Маша, извлекая из корзинки,  висящей  на
растяжках меж двух светоносных стволов, что-то вроде  гетры  с  подошвой.  -
Ну-ка, прикинь!
   Однако  Лика,  взяв  загадочный  предмет  туалета,   примерять   его   не
торопилась. Сначала она поднесла изделие  к  одному  из  раскаленных  добела
световодов, осмотрела, ощупала до  последнего  проводка,  потом  недоверчиво
взглянула на Машу.
   - А? - ликовала та. - Что б вы тут без меня все делали? Нет, ты глянь! Ты
на подошву глянь!
   - Она же плетеная была... - в недоумении выговорила Лика.
   - Ну! - вскричала Маша. - То-то и оно, что плетеная! А теперь?
   Теперь подошва была литая, цельная, вся в мелких  бугорках.  Околдованная
зрелищем, Лика  приблизилась  к  толстому  смоляному  кабелю  и,  присев  на
отвердевший вокруг лоснящегося ствола воздух, осторожно продела ладную ножку
в плотное кольчужное голенище. Натянула почти до колена. Обувь  была,  мягко
выражаясь, оригинальна, и все же  это  была  именно  обувь.  Пальцы  ноги  -
открыты, ступня - охвачена тугим плетением. Ближе к подошве проводки, словно
расплавленные, каким-то образом сливались в плотную чернозернистую ткань.
   Лика встала, топнула, призадумалась.
   - А не растянется? - усомнилась она.
   - Попробуй! -  широко  улыбаясь,  предложила  Маша.  -  Знаешь,  как  это
делается? Во! - И мастерица торжествующе ткнула пальцем в глубоко взрезанный
участок кольцевой трубы, где так и кишели слизняки, наращивающие на страшную
рану новую кожицу. - Перво-наперво - что? Обдираешь до самого до железа.  Ну
и тут же наползают эти... сопливые... и давай  трубу  по  новой  обмазывать.
Тогда берешь подошву вязаную - и туда! С одной стороны проклеят - переверни.
И так раза четыре... Потом накладываешь проводки - и опять туда, к ним...  А
сплетешь - опять то же самое. Они тогда еще и вязку прихватят.  А  там,  где
проклеено, уже не тянется проверяла... И пол такую подошву не проедает! А? -
Мастерица подбоченилась. - Так бы сама себя в лоб и чмокнула  -  жаль,  губы
коротки! Кто еще, кроме Маши, додумается? Ну, Ромка твой... Штаны вон, вижу,
сделал... Ничего штаны... Так ведь Ромка-то - лентяй! Все  мужики  лентяи...
Ладно. Снимай давай, если по ноге.
   - А левый скоро готов будет? Маша прикинула.
   - Дня через четыре... Я пока еще с подошвой вожусь.
   - Вот если бы еще каблук...  -  мечтательно  вздохнула  Лика,  берясь  за
голенище.
   - Каблук! - хохотнула Маша. -  Ишь  ты  чего  захотела...  Каблук  ей!  -
Хмыкнула, задумалась. - А что ж  ты  думаешь?  Вот  выпью  -  и  с  каблуком
что-нибудь соображу! Будешь тогда на каблуках ходить...
   - Никиту сейчас видела, - обронила Лика,  бережно  освобождая  ступню.  -
Смешной какой-то... Как ни встретишь - все ломает, ломает... Копит, что ли?
   - Леша говорит, он Кресту сильно  задолжал,  -  объяснила  Маша.  -  Вот,
расплачивается...
   - Кресту? Не представляю...
   - Задолжал-задолжал. А Крест возьми и счетчик включи.
   - Господи! - с притворным ужасом сказала Лика, возвращая  Маше  Однорукой
ее изделие. - Да послал бы он этого Креста куда подальше!
   - Ну вот такой совестливый, значит.
   - А по-моему, просто дурак!
   - Ну так если  совестливый...  -  резонно  заметила  Маша,  снова  бросая
изделие в корзинку на растяжках.
   Тихий глуховатый свист помаленьку смолкал. Концы порванных световодов уже
нащупали друг друга и слились, образуя на месте стыка этакую рюмочную талию.
Света в  помещении  стало  меньше,  стеклистые  трубы  помаленьку  усиливали
биение.
   - А еще кто-нибудь обувь заказывал? - спросила вдруг Лика.
   - Люська с потолка... Но не такую, на ремешках, попроще...
   - Типа сандалий? Слушай... Тогда и мне тоже. Чтобы нос не задирала, -
   Маша ухмыльнулась. - Не расплатишься...
   - Расплачусь. - Лика задорно вскинула подбородок. - Мой-то - на что?

   Ломик все-таки пришлось забивать на манер гвоздя. Стена колонны оказалась
на изумление рыхлой. Вдобавок внутри ее,  как  выяснилось,  сплошь  и  рядом
имелись пустоты, в одну из которых ломик чуть было не улетел с концами.
   Волей-неволей Никита посетил нежилую опору  и,  вернувшись  с  еще  одной
железякой, вновь приступил к делу. Встал на цыпочки и старательными  точными
ударами принялся загонять ломик в стену. Вскоре  поймал  себя  на  том,  что
боится промазать и угодить
   по пальцам, злобно ощерился, грянул с маху  -  и  долго  тряс  ушибленной
кистью, С угрюмой усмешкой подумав, что без техники безопасности даже  здесь
не обойдешься, снова перешел на частое точное постукивание.
   Место он выбрал на этот раз правильное, без каких бы то ни  было  пустот.
Ломик плотно вошел в стену на три четверти, металлическое жало  высовывалось
наружу с небольшим уклоном  вверх.  То  что  надо.  Никита  нагнулся,  чтобы
положить  железяку,  -  и  опять  увидел   надзорку.   Продолговато-округлая
чернильно-глянцевая тварь застыла в паре метров от Кляпова, явно наблюдая за
происходящим.
   - Похоронная команда? - отрывисто спросил Никита. - Не надоело еще?
   Выпрямился, взялся неушибленной рукой за торчащий конец ломика  и  повис,
поджав ноги. Заскрипело, застреляло стерженьками, но железо сидело  в  стене
крепко. Однако не успел  Никита  этому  порадоваться,  как  раздался  рыхлый
хруст, металлический хвостик резко пошел вниз, и в следующий миг на покрытие
грянулись ломик, килограмма полтора желтоватой трухи и сам Никита Кляпов.  В
опоре зияла глубокая рытвина.
   "Как же они стоят вообще? - ошеломленно подумал Никита, невольно  возводя
глаза к  потолку,  в  который  на  неимоверной  высоте  врастали  золотистые
колоссы. - Такая масса..."
   Опять  накатила  тоска.  Время  шло,  решимость  убывала.  Будь  оно  все
проклято! Будь он проклят, весь этот дурацкий мир с его хрупкими  стенами  и
гениально  изваянными  глыбами...  с  Крестом,  с  Ликой...  с  затаившимися
неизвестно где хозяевами... Как просто дома: выбрал гвоздь потолще, вогнал в
притолоку - и никаких тебе проблем...
   Безобразное предчувствие охватило Никиту Кляпова: он потратит  весь  день
на поиск верного способа, а когда наконец найдет, то будет поздно.  Вернется
жалость к себе любимому, страх перед смертью - и прочее, и прочее...
   Он снова поднял глаза к глубокой, как от снаряда, выбоине. Стало быть, на
улице не стоит и пробовать... Обидно. Хорошее было бы зрелище...
   Никита машинально отряхнул подпоясанную световодом простынку, поднялся  с
пола и, прихватив на всякий случай обе железяки, поплелся к скоку,  ведущему
в одну из необитаемых опор. Ноги на покрытие ставил бережно,  словно  боялся
расплескать отчаяние до срока...
   ... Внутри опоры тоже ничего глаз  не  радовало.  Вот  только  разве  что
кабели, оплетшие стену... Никита подковырнул один из них ломиком,  протиснул
пятерню и, ухватясь, потянул. С хрустом отделившись от стенки, кабель провис
до пола. Вдобавок оказалось, что растягивается он немилосердно...
   Анекдот! Повеситься не на чем...
   - Ну почему?.. Почему я  еще  должен...  -  Задыхаясь  от  весьма  кстати
нахлынувшей злости, Никита подошел к рощице световодов,  влез  на  кольцевую
трубу и пощупал стеклистые стволы. Одни обжигали холодом, другие - жаром,  а
те,  что  имели  вполне  приемлемую   температуру,   оказались   удивительно
скользкими. Даже если обмотать кабелем - все равно растянется и съедет...
   Никита неумело выругался и в угрюмом раздумье присел на кольцевую  трубу.
Натянуть веревку между световодами, а к ней  уже  крепить  петлю?..  Это  на
какой же высоте ее надо натягивать? Взобраться,  как  по  канату?  Так  ведь
скользкое все, будто нарочно намылили...
   "Да что я, собственно, дурака валяю! - осенило его  внезапно.  -  Вон  же
"бритва"! Ромка ею трубы режет!"
   Вскочив,  Никита  обошел  рощицу  светоносных  стволов  и,  взявшись   за
тускло-серую струну у  самого  основания,  дернул.  Та  лопнула  с  коротким
вскриком, и с таким же вскриком  что-то  оборвалось  внутри  самого  Никиты.
Обмер, выждал,  когда  отхлынет  позорная  мерзкая  слабость,  и,  судорожно
сглотнув, вызвал в памяти  ненавистное  лицо  Креста,  Плохо...  Отчаяние  и
впрямь шло на убыль.
   Да и черт с ним,  с  отчаянием!  Обойдемся  как-нибудь  и  без  отчаяния.
Тупенько так, обыденно... Чик - и все...
   Никита присел и провел кончиком световода  па  чугунной  шкуре  кольцевой
трубы. Оболочка расселась, как от удара бритвой.
   "Ну вот, видишь, как славно..."
   С  жестокой  усмешкой  Никита  Кляпов  выпрямился  и  напоследок  оглядел
колышущиеся полотнища полусвета и соломенно  поблескивающие  стены  в  серых
ветвящихся жилах. Потом ему в голову пришло,  что  у  него  в  любом  случае
останутся в запасе несколько минут, чтобы вдоволь всем этим налюбоваться...
   Осмотрел  запястье,  несколько  раз  сжал  кулак,  но  вены  так   и   не
проступили... Или, может быть, сразу по горлу?  Нет...  По  горлу  почему-то
страшно...
   Никита отвернул лицо - и полоснул. Боли он не почувствовал - разрез, надо
полагать, был не толще микрона. Пошевелил кистью, надеясь, что боль все-таки
возникнет. Наконец решился взглянуть. Нигде ни царапины. Не  веря,  полоснул
еще раз... Да что же это? Неужели сломалось?.. Нагнувшись, дважды чиркнул по
кольцевой   трубе.   Чугунного   цвета    шкура    расселась,    расползлась
крестообразно...
   Сомнений быть не могло: оборванный световод резал трубы - и только.
   "Болтуны... - с омерзением подумал Никита  Кляпов.  -  "Осторожно!  Палец
отхватишь!" Болтуны..."
   Никита отшвырнул "бритву" и огляделся, стиснув кулаки. В окно  пятиэтажки
он уже прыгал. Когда выдирался из объятий... При мысли о кукле Маше  Кляпова
передернуло от омерзения.
   Минутку, минутку... А если надеть на голову пластиковый пакет и  обмотать
шею световодом? Взять световод подлиннее - и  мотать,  мотать,  пока  хватит
дыхания... А размотать он уже потом не успеет...  Даже  когда  струсит  -  в
последний момент... Решено.
   * * *
   Волоча за собой пятиметровый шнур,  Кляпов  вышел  на  перекресток  между
четырех опор. Следом катила осточертевшая надзорка.
   "Хорошо, что мешок непрозрачный...  -  испуганно  мыслил  Никита.  -  Или
плохо? Не знаю..."
   Ему очень не нравилось, что он уже боится.
   "Неужели не смогу?"
   Хотя бы попробовать...
   Бросив ломик на покрытие, он надел на голову  мешок,  выдохнул  и  сделал
первый виток по горлу. В следующий миг его подбросило, обдало жаркой  болью,
перед  глазами  закривлялись  ярко-зеленые  амебы  -  и  Никита   судорожным
движением сорвал с лица липкий от пота пластик. Первое, что он увидел,  было
глянцевое чернильное рыло надзорки.
   Лишь  несколько  секунд  спустя  до  Никиты  Кляпова   дошло,   что   ему
просто-напросто дали щелчка.
   - Ты что? - заорал он  на  припавшую  к  покрытию  тварь.  -  Сволочь  ты
поганая, ты что себе позволяешь? Я кого-нибудь трогал? Я  чьей-нибудь  жизни
угрожал?
   Тут он запнулся, сообразив, в чем дело.
   - А-а... - протянул Никита и жутко при этом оскалился. - Значит,  и  себя
тоже нельзя?..
   Он медленно нагнулся и подобрал с пола ломик.
   - Ах ты мразь... - выдохнул он, занося железо. Надзорка  не  двинулась  с
места и терпеливо снесла удар, а вот Кляпов руку себе так отсушил, что  чуть
не выронил ломик. Секунды  три  стоял,  уставив  безумные  глаза  на  угрюмо
неподвижную тварь, потом вдруг обессилел и побрел к стене.  Присел,  положив
железку  на  колени,  и  вдруг  истерически  захихикал.   Все   правильно...
По-другому с ним и быть не могло... Одному Богу известно, сколько времени он
просидел так под этой стеной, скорчившись и уткнув лицо в колени. Потом  его
вдруг оглушило пронзительное злорадное чириканье,  и  Никита  нехотя  поднял
голову.  Перед  ним,  встопорщив  шерстку,  бесновался  давешний  лупоглазый
знакомец, чуть было не похитивший утром его  инструмент.  А  вскоре  в  поле
зрения попал и Василий, с самым  грозным  видом  направлявшийся  прямиком  к
Никите.
   - Ну? - спросил он, поворотясь к лупоглазому.
   - От! От! - Зверек подпрыгивал и тыкал розовым пальчиком в кончик ломика.
   Василий вгляделся, и в течение нескольких секунд его широкое смуглое лицо
выражало только оторопь и ничего, кроме оторопи.
   - Телескоп! - выговорил он наконец. - Это же не наш ломограф! Это  чужой!
Зой! Сьок?
   - Зой... - растерянно чирикнул  Телескоп,  не  сводя  выпуклых  глазищ  с
ломика. Сложное это понятие,  должно  быть,  никак  не  укладывалось  в  его
пушистой головенке.

   Глава 20

   Что нужно отроку в тиши?
   Велимир Хлебников


   Днем гулкие светлые комнаты "конуры" теряли  таинственность,  и  сквозное
здание становилось похоже внутри на обычную городскую незавершенку: линолеум
настелен, стены и потолки побелены, осталось навесить двери, вставить стекла
- и сдавай под ключ. Сведенные гримасами предметы, разбросанные где  попало,
тоже, как это ни странно, не нарушали общей картины, поскольку решительно  в
нее не вписывались. Ночью - другое дело...
   В  одной  из  комнат  второго  этажа,  примостясь  на   краешке   твердой
вечномерзлотной кровати, сидел задумчивый  Ромка.  Трехспальное  ложе  сияло
полировкой, ласкало глаз нежными тонами квадратных  подушек  и  немилосердно
леденило задницу. Ромка не раз уже спрашивал Лику,  как  это  ее  угораздило
сотворить декорацию-холодильник, но та вечно начинала плести в ответ  что-то
возвышенное и непонятное. Сама, короче, не знала...
   - А вот фиг вам! - еле слышно выдохнул Ромка.
   Закусил губу и снова сосредоточился.
   Через некоторое время в том углу, куда был направлен  напряженный  взгляд
Ромки, прямо из воздуха отвесно полилась тоненькая серая струйка.  Достигнув
пола, она, однако, не растекалась лужицей, а оседала покатым холмиком.
   Наконец Ромка расслабился, и струйка оборвалась. Поглядел  исподлобья  на
окутанный белесым облачком бугорок и досадливо дернул краешком рта. Черт его
знает, что такое... То ли гипс, то ли алебастр. Когда оно вот так первый раз
посыпалось из воздуха, было даже забавно... Однако Ромка-то  сейчас  пытался
намыслить сигарету! Одну-единственную, с  белым  (чтобы  не  отвлекаться  на
цвета) фильтром... Начал-то он, конечно, с пачки "Мальборо", но раз за разом
все упрощал и упрощал задачу. Бесполезно. Из  воздуха  сыпался  один  только
серый строительный порошок.
   - Дьец... - расстроенно пробормотал Ромка.
   По этажу давно уже разносились нетвердые и словно пьяные шаги босых  ног.
Потом дверной проем напротив заполнили бледные телеса куклы  Маши.  Раскинув
объятия,  безликое  создание  враскачку  двинулось   к   Ромке   на   широко
расставленных истончающихся книзу  ногах.  Надо  думать,  в  понимании  Леши
Баптиста идеальная женщина должна была пробуждаться от сна как  можно  реже.
Во всяком случае, кукла Маша большую часть времени лежала пластом,  но  если
уж просыпалась... Мужчину чуяла - за семь комнат. Проверяли...
   - Да ну тебя... - Ромка встал, отводя слабую четырехпалую ручку. На голом
лбу Маши четко была оттиснута вдавлина от рукоятки пистолета. И Ромка  вдруг
пожалел, что не боится больше этой  куклы.  Испугаться  бы,  кинуться  снова
наутек, упасть с бьющимся сердцем на покрытие... Жить было скучно.
   Он  подошел  к  оконному  проему  и  угрюмо  взглянул  на  опоры,  издали
напоминавшие золотистые облачные башни, громоздящиеся чуть ли не  до  самого
зенита. Сзади снова зашлепали босые  ноги.  Ромка  разозлился,  приготовился
стряхнуть с плеч нежные пальчики, но кукла Маша у него за спиной  так  и  не
возникла. Обернувшись, он увидел, что комната пуста.
   Не иначе, где-нибудь поблизости объявился более  притягательный  мужчина.
Ромка снова взглянул в оконный проем и  заметил,  что  возле  угла  "конуры"
кто-то  стоит.  Подался  чуть  вперед,  чтобы  разглядеть  получше,  и   его
немедленно выбросило у первого парадного - как раз за округлым  плечом  Леши
Баптиста.
   Уловив движение, Леша стремительно обернулся. Чудо чудное - на  этот  раз
он был трезв как стеклышко. Естественным путем так быстро очухаться нельзя -
стало быть, нарвался на надзорку... Увидев Ромку, почему-то испугался, глаза
забегали.
   - Куда это ты? - полюбопытствовал Ромка.
   - Мимо шел... - выдавил Леша и в самом деле направился  к  ближнему  углу
"конуры". Скрылся.
   Ромка  недоуменно  посмотрел  ему  вслед  и  снова  повернулся  лицом   к
пятиэтажке. Постоял, подумал... Попробовать, что ли, еще  раз?  Он  вошел  в
подъезд, миновал первую площадку - и остановился. Навстречу ему по  лестнице
спускалась Лика.
   - Так я и знала, что ты здесь, - сообщила она, тоже останавливаясь.  Губы
ее сложились в насмешливую улыбку. - Цемент на втором этаже - надо полагать,
твоя работа?
   - Может, я бетонировать что-нибудь собираюсь!  -  недружелюбно  отозвался
он.
   - Да, конечно. - Она кивнула. - Бетонировать.  Можно  еще  ручное  рубило
вытесать. Пли каменный топор... Когда же ты поймешь, Рома?  "Конура"  -  это
пройденный этап. Это просто наглядное доказательство, что человек - сам, без
помощи  хозяев  -  не  может  ни-че-го.  Даже  если  ему  предоставить   все
возможности...
   Ромка бочком присел на ступеньку и снизу вверх взглянул искоса на Лику.
   - Но я тебя уже довольно  хорошо  знаю,  -  продолжала  она,  нисходя  по
ступеням