, с ненавистью глядя на
лупоглазых. - Ну ты посмотри, чего делают! А все хозяева ваши разлюбезные...
И главное - за какую-то зверушку безмозглую! - Он же  теперь  -  чисто  дитя
малое... Корми его, пои... Одевай...
   Маша Однорукая вздохнула.
   - Изувечили мужика... - обронила она, печально глядя вослед процессии.  -
Все равно что яйца отрубить...
   Клавка вдруг всполошилась и, опасливо оглядевшись, понизила голос:  -  Ты
вот говоришь: отрубить... А мне Люська с потолка знаешь чего сказала?  Ум-то
у  Креста  отшибло,  а  остальное-то  все...  работает...   Так   Никитка...
представляешь?.. Когда Крест, ну... беспокоиться начинает... Он его к  кукле
этой водит Лешкиной, в "конуру"... А может,  и  придумала  Люська  -  с  нее
станется! За что покупала - за то продаю...
   - Лучше бы он его ко мне водил! - осклабившись, ляпнула Маша  и,  оставив
Клавку в состоянии столбняка, пошла к ближайшему скоку.
   Кляпов  тем  временем,  приглядев  тройку  крепеньких  камушков   средней
величины, приказал Кресту остановиться и принялся ощупывать их и оглаживать,
- Крест! -  позвал  он  наконец.  Тот  не  отреагировал,  и  Никита,  ворча,
направился к бестолковому питомцу.
   - Тебя! Зовут! Крест! - отчеканил он, тыча пальцем в костистую грудь.
   - Зовут... - с трудом выговорил Крест. - Меня...
   - Ну? Зовут! А как зовут-то? Ну! Ответом была жалкая улыбка.
   -  Боюсь,  что  вы  зря  теряете  время,  Никита...  -  послышался  сзади
исполненный сочувствия голос дедка Сократыча. - Добрый день!
   Кляпов обернулся.
   - Добрый день, Платон Сократович! - неприветливо отозвался он,  -  Пришли
поделиться новой версией?..
   - Угадали! - Дедок так и просиял. То ли он не услышал  горькой  иронии  в
голосе Никиты, то ли сделал вид, что не  слышит.  -  Вы  знаете,  думал  всю
ночь... Так вот... Все, что  я  говорил  о  лоботомии,  -  забудьте.  Это  я
сгоряча... Скажите, Никита, а слово  "крест"  имеет  какое-либо  значение  в
уголовном жаргоне?
   - Н-наверное... Это Василия спросить надо.
   - Верно, верно. Спрошу обязательно. Так вот, Никита, мне пришло в голову,
что хозяева обезвредили нашего с вами знакомого весьма просто. Они  каким-то
образом  изъяли  из  его  сознания  все  бранные  и  жаргонные  слова.   Так
неудивительно, что он то  и  дело  запинается!  Фразу-то  теперь  склеить  -
нечем...
   - Сволочи они, ваши хозяева, - безразлично ответил Кляпов.
   - Ах, Никита... - с улыбкой упрекнул его дедок. -  А  еще  интеллигентный
человек! Любить и ненавидеть  -  штука  нехитрая.  На  это  особого  ума  не
требуется. Понять - вот это куда сложнее...
   - Да что за чушь! - с некоторым запозданием взорвался Никита. - Вы хотите
сказать, что хозяева предварительно изучили русский мат и лагерный жаргон?
   - Зачем? - изумился дедок. - Зачем это им изучать, когда у них рядом  мы?
Да-да, мы с вами! Достаточно спроецировать нашу с вами неприязнь на Креста -
и все! Понимаете? Изъять из его сознания  то,  что  не  нравится  нам!  Мат,
жаргон, агрессивность...
   - Я не знаю лагерного жаргона, - хмуро напомнил Кляпов. - Да и вы тоже.
   - Зато знает Василий! - возразил дедок. -  И  потом,  Никита...  Мне  вас
просто жалко. Вы третий день повторяете,  как  попугай:  Крест,  Крест...  И
никак  не  поймете,  что  слово   это   в   его   сознании   просто-напросто
заблокировано. Услышать-то он его услышит, а вот воспринять...
   Какое-то  время  Никита  стоял,  повесив  голову.  Думал.  Потом  хмыкнул
неуверенно и покосился на равнодушное лицо Креста.
   - Йоц! - сказал он, снова уперев палец в костистую грудь.  -  Ты  -  Йоц!
Сьок?
   - Сьок, - отозвался Крест. - Йоц... Зать!
   Дедок Сократыч попятился от них в благоговейном ужасе,  не  иначе,  опять
осененный какой-нибудь новой идеей.
   - Никита... - вымолвил он. - И давно вы общаетесь с ним на этом... м-м...
пиджин-рашене?

   Беззвучно порхали цветные блики. Удобно откинувшись в глыбе-качалке, Лика
наслаждалась покоем. Все уладилось... Василий безболезненно вышел из  запоя,
Телескоп - вернулся... На пушистой  черепушке  -  ни  шрамика,  и  такой  же
забавный, смышленый... Соседи, правда, ворчат, что хозяева из-за него Креста
дураком сделали... Ничего. Поворчат да перестанут... Да  и  поделом  Кресту,
если уж быть совсем честной... Когда все окончательно утрясется, надо  будет
придумать Телескопу простенькое самостоятельное поручение и  послать  его  с
ним, ну, скажем, к Маше Однорукой... Вдруг справится!
   Теплый пушистый зверек, тихонько чирикая, прильнул к  колену  хозяйки,  и
Лика рассеянно пропускала сквозь пальцы мягкую нежную шерстку.
   За этим занятием  ее  и  застал  не  в  настроении  вернувшийся  Василий.
Телескоп радостно заверещал и сразу кинулся за графинчиком.
   - Этот твой... - мрачно сообщил Василий, садясь на недавно добытую глыбу,
напоминающую одновременно и кресло,  и  оплывший  свечной  огарок.  -  Опять
какую-то пакость затевает...
   Лика вздернула подбородок.
   -  Могу  я  просить  тебя  не  называть  его  больше  моим?  -  мелодично
осведомилась она. Василий смущенно крякнул.
   - Да, конечно... - сказал он. - Прости...
   Помолчал,  похлопал   ладонью   по   молочно-белому   изгибу,   служащему
подлокотником. Единственным, к сожалению...
   - Прихожу к нему в "конуру", - расстроенно начал он. - Сидит, цемент свой
из воздуха в мешки сыплет... Слушай, он, по-моему, ненормальный!
   - Тебе видней, - уклончиво заметила Лика.
   - Нет, правда! - уже распаляясь, продолжал Василий. -  Сложит  фигу  -  и
давай разглядывать. Будто ему ни разу таких  штук  в  жизни  не  показывали!
Хозяевам грозит... Испугались его больно хозяева.
   Тут уже и Лика встревожилась.  Села  в  глыбе-качалке  попрямее.  Закусив
губу, посмотрела исподлобья.
   - А что именно затевает... Не узнал?
   - Да в том-то и дело! - с досадой сказал  Василий.  -  Цемент...  Ну  что
можно натворить с помощью цемента? Световоды забетонировать? Да  ну,  ерунда
какая-то... Да и не цемент это вовсе! Схватывается только на сиропе этом, из
красненьких тюбиков... Спасибо за службу, Телескоп!
   - Ты не слишком увлекаешься? -  спросила  Лика,  с  неприязнью  глядя  на
полный графинчик.
   - Да ладно тебе... Мне это - как слону дробина! Просто  нервы  успокоить.
Достал он меня... Твое здоровье!
   Лика кивнула со вздохом и откинулась, закачалась вместе с глыбой. Василий
выцедил стопку и задумался вновь.
   - Что еще?.. - угрюмо размышлял он вслух. -  Развести  раствор  пожиже  и
бултыхнуть в него надзорку?..
   Глыба-качалка остановилась.
   - Слушай, я боюсь! - тихонько сказала Лика.
   - А? - взглянул он на нее из-под тяжелой насупленной брови. -  Да  нет...
Тоже ерунда. В чем разводить-то? Пол везде ровный... Ям нету... Ну-ка  давай
логически! В опорах - улитки, снаружи - надзорки. Да  еще  пол  снизу  будет
разъедать... То есть строить он может только  в  "конуре"...  Ну,  допустим,
замурует проемы в какой-нибудь комнате...  Так  там  все  равно  скоки...  И
окна... Нет, не понимаю...
   - А если на камушке? - спросила Лика. Василий усмехнулся.
   - Много ты чего на камушке выстроишь!  Разве  что  сами  камушки  пустить
вместо кирпичей... Но их же ведь не свернешь! Это какую силу иметь надо?..
   Лика резко выпрямилась, покачнув глыбу.
   - Я в самом деле боюсь! - Она повысила голос. - Это очень серьезно, Вася!
Ты вспомни, что было в прошлый раз... Ад  кромешный!  А  ведь  он  тогда  не
грозил, он просто развлекался... А теперь, ты говоришь, грозит... Да  еще  и
хозяевам!
   - Да плевать на него хозяевам, - буркнул Василий.
   - Хозяевам - да! А нам?.. Боже мой! - В голосе Лики зазвенело отчаяние. -
Только-только все стало налаживаться - и опять он!

   Глава 26

   Я памятник воздвиг огромный и чудесный...
   Константин Батюшков

   Минуло еще несколько дней. Мрачные пророчества Лики сбываться не спешили.
Ромка вел себя по-прежнему странно - и не более того. Время от  времени  он,
правда, что-нибудь да отчебучивал, приводя  обитателей  колонии  в  изрядное
недоумение,  однако  поступки  его  теперь   можно   было   скорее   назвать
чудачествами, нежели озорством.
   Так, однажды утром он вдруг вооружился заветной своей кувалдочкой и вышел
крушить самые что ни на есть исполинские глыбы. Каждая - тюбиков на двадцать
с лишним, не меньше. Кое-кто даже высказал робкое предположение: слава Богу,
взялся, мол, за ум...
   Ничуть не бывало! Покончив с трудами праведными, Ромка двинул прямиком  к
Пузырьку и, даже отказавшись  принять  традиционный  колпачок,  обменял  всю
добычу на алые капсулы с тягучим приторным сиропом. По неслыханному, кстати,
курсу - три к одному. Пузырек был изумлен,  обрадован  и  встревожен.  Редко
кому удавалось сбить его с толку, а Ромке вот удалось. Спрошенный о том,  на
кой ему пес столько красненьких,  хулиган  промямлил  что-то  невнятное,  но
клятвенно заверил, что Пузырьку он - не конкурент. Как будто и так  не  было
ясно! Какая ж, к черту, конкуренция - без змеевика-то...
   Кое-что прояснилось после того,  как  наиболее  любопытные  наведались  в
"конуру" и посмотрели, чем он там занимается. Вне  всякого  сомнения,  Ромка
прилежно осваивал не то бетонные,  не  то  глинобитные  работы.  Удивлялись,
пожимали плечами, крутили пальцем у виска... Слава Богу, хватило хоть ума не
дразнить! Последствия были бы непредставимы...

   - Ну вот, как я и думал, Никита... - с  печальной  улыбкой  молвил  дедок
Сократыч. - Слово "крест" бытует в уголовном жаргоне. И,  согласно  Василию,
означает оно всего-навсего - нож. Которым режут...
   - Что-то вы какой-то  грустный  сегодня,  Платон  Сократович,  -  заметил
Кляпов. Дедок вздохнул.
   - Есть причины, Никита, есть причины... Каковыми, если, конечно,  хотите,
могу поделиться...
   - Тогда подождите минутку... - Кляпов повернулся к переминающемуся  рядом
Кресту. - Йоц! Сли!
   И, не оглядываясь, двинулся  к  средних  размеров  камушку,  закрученному
спиралью, как домик улитки. Крест, затрепетав, устремился следом.
   - От! - сказал Никита, указывая на нужный выступ. - Сьок?
   - Зать! - немедленно выпалил Крест.
   - Зать тебе... - недовольно отозвался Никита. - Вот раздолбишь - тогда  и
будет тебе "зать"...
   Проследив  за  первыми  ударами,  он  кивнул  и  вернулся  к   Сократычу.
Исполненные скорби прозрачные глаза дедка были устремлены мимо Кляпова.
   - Собственно, это даже и не  версия,  Никита...  -  проговорил  Сократыч,
по-прежнему не сводя горестного взгляда с Креста, неловко заносящего  ломик.
- Так,  подозрение...  Но  уж  больно,  знаете,  неприятное...  Просто  меня
поразило, с какой легкостью ваш  друг  утратил  родную  речь  и  перешел  на
пресловутый пиджин-рашен... Все эти "от", "ели", "тьок". Скажите,  а  как  у
него сейчас складываются отношения с побирушками?
   - Да  вроде  помирились,  -  нехотя  отвечал  Никита.  -  Дразнить  стали
поменьше...
   - Нет, я о другом... Общается он с ними?
   - Да больше, чем с нами!
   - Вот-вот-вот-вот-вот... - Розовое чело Сократыча затуманилось  вновь.  -
Помните, я излагал версию, что с нашим приходом побирушки остались не у  дел
и выродились? Так вот в версии этой меня смущал всего один момент: как можно
выродиться без смены поколений?.. А сегодня ночью пришла такая страшненькая,
знаете, мысль... Что, если хозяева, не нуждаясь больше в услугах  побирушек,
поступили с ними так же, как с Крестом? А? Бац, знаете,  -  и  все  проблемы
решены... А мы вот с вами смеемся над их ужимками и даже и  не  подозреваем,
что в будущем нас ждет то же самое... Простите, а  что  я  сказал  веселого,
Никита?
   Зажмурясь и ухватив переносицу двумя пальцами, Никита  Кляпов  сотрясался
от беззвучного злобного смеха.
   - Извините, - сказал он и встряхнул головой. - Просто мне подумалось, что
все мои проблемы тогда  действительно  будут  решены...  Отупеть  и  на  все
наплевать - да я чуть ли не мечтаю об этом!
   - Ну да, ну  да...  -  деревянно  поддакнул  Сократыч,  нервно  оглаживая
бородку. - Блаженны нищие духом... А мне как прикажете быть в таком  случае?
Зать? Сплошное "зать"? Нет уж,  увольте...  Если  у  меня  и  есть  что-либо
дорогое в этой жизни - так это мой разум! Запомните это, Никита!
   Удары по глыбе внезапно прекратились, и оба услышали, как с глухим стуком
упал на покрытие  ломик.  Обернулись.  Крест  стоял,  обмерев,  и  с  ужасом
провожал глазами прокатившую мимо надзорку. Никита бросился к нему.
   - Ну, все, все... - испуганно приговаривал он,  похлопывая  и  поглаживая
Креста по судорожно вздрагивающим мышцам. - Дьец... Уехала...
   Кое-как успокоив питомца и снова вручив  ему  ломик,  Никита  решительным
шагом подошел к дедку.
   - Опровергнуть? - прямо спросил он.
   - Что ж, попробуйте. - Сократыч посмотрел на него с любопытством.
   Никита оглянулся на Креста.
   - Видели, как он испугался? А побирушки надзорок не боятся...
   - Н-ну... Возможно, прошло много времени... Забыли, осмелели...
   - Хорошо, - сказал Никита. - А с чего вы вообще решили,  что  они  глупее
нас с вами? Вы хоть одну фразу на их языке  прощебетать  можете?  А  они  на
нашем чирикают вовсю... Ладно. Взять того же Креста. Да  я  перед  ним  хуже
всякого побирушки унижался... И что же из этого следует? Что  он  был  умней
меня?
   С каждым словом личико Сократыча прояснялось все больше и больше.
   - Никита... - растроганно сказал он наконец, пожимая  Кляпову  локоть.  -
Спасибо... Не то чтобы вы меня убедили, но...
   Но в этот момент ломик Креста угодил в напряженку, и  глыба,  издав  звук
пушечного выстрела, как бы провалилась сама в себя и осела  грудой  крупного
белого щебня. Никита извинился и кинулся  к  питомцу  (с  минуты  на  минуту
должна была показаться надзорка).
   Повеселевший дедок двинулся было своей дорогой, но, не пройдя  и  десятка
шагов, столкнулся с озабоченным Ромкой. Руки и  нос  хулигана  были  обильно
припудрены серым порошком. Да и пузо - тоже...
   - Дед! - Ромка обрадовался. - Тебя-то мне и надо! Ты ж у нас все знаешь!
   Чувствовал, стервец, где у Сократыча слабая струнка.
   - Ну, во-первых, не все, - отвечал ему польщенный дедок. -  А  во-вторых,
не уверен, что знаю. Что вас интересует, Рома?
   - Вот, например, памятник, - сказал Ромка, и воздел серые по локоть руки,
давая понять, насколько этот памятник громаден. - Он -  как?  Пустой  внутри
или весь из бетона?
   Седенькие бровки взмыли изумленно.
   - Вы собираетесь возводить памятник, Рома? И кому же, позвольте спросить?
   - Да нет, - отмахнулся тот. - Поспорили просто... Ну так как?
   - Н-ну... Смотря какой памятник... Помельче - те, конечно,  монолитные...
А вот колоссы всякие... Их,  по-моему,  собирают  из  блоков...  Укладывают,
знаете, такие бетонные кольца - одно на другое...
   -  Ага...  -  несколько  ошарашенно  молвил  Ромка,  оглаживая   ладонями
невидимый круг. - Ну, понятно... Кольцами, значит...

   Дышащие бледным свечением ребристые  айсберги  опор  отяжелели,  налились
желтизной, покрытие блеснуло, как пруд в безветренное  пасмурное  утро.  Мир
просыпался. Светлые пятна скоков стали темными, по верхней и  нижней  тверди
побежали едва уловимые рваные тени, похожие на клочья облаков.
   В проулках белели в ожидании людей невесть когда возникшие новые камушки.
Рассвет ласково омыл знакомую глыбу, слегка  похожую  на  постамент  Медного
Всадника, и одинокую человеческую фигуру на ее выдающемся вперед уступе.
   Расправив грудь, Ромка оглядел окрестности, потом обернулся.  Два  мешка,
сетка с алыми капсулами и всякий  мелкий  инструмент  удобно  угнездились  в
седловине замечательной глыбы. Клавкин броневичок был просто обречен на роль
пьедестала.
   - А вот фиг вам! - еле слышно шепнул Ромка, запрокинув вдохновенное  лицо
к невероятно высокому потолку.
   Затем перетащил один мешок из седловины на слегка выпуклую маковку  глыбы
и вытряхнул в самой середке, окутавшись при этом  по  грудь  облаком  тонкой
серой пыли. Подождал, пока пыль осядет, и выволок наверх сетку с  капсулами.
Присев на корточки, сделал в дышаще-мягком сером  холмике  глубокую  выемку,
после чего выдавил туда пять алых тюбиков.
   Припудрил ладони - и приступил...
   Ромка действительно никогда не имел  дела  ни  со  строительством,  ни  с
гончарным  ремеслом.  Все,  что  могло  ему  теперь  пригодиться  в  работе,
сводилось к детским воспоминаниям о том, как  покойная  баб-Варя  замешивала
тесто для пельменей. Очень похожими приемами он замесил  тяжеленный  колобок
чудовищных размеров и принялся раскатывать его сначала в бревно, а  потом  в
длинную толстую кишку. Вскоре пришлось опуститься  на  колени.  На  выпуклой
площадке стало тесно. Будь Ромка более начитан, он бы неминуемо сравнил себя
с Лаокооном. Наконец догадался порвать липкого удава натрое, и первое кольцо
было выложено по частям. В поперечнике оно достигало полуметра, толщиной  не
уступало кулаку Василия, а цвет  имело  жирно-коричневый,  словно  пропитано
было масляной краской.
   Ромка распрямил  сведенную  спину  и  поднялся  в  рост  -  полюбоваться.
Балдеож...
   - Ты что ж это, поганец, делаешь?!  -  разорвал  утреннюю  тишину  вопль,
исполненный изумления и злобы. Ранняя пташечка Клавка вышла на промысел.
   - Чего вопишь? - благодушно осведомился Ромка. Он был  до  того  очарован
первым выложенным кольцом, что даже не удосужился взглянуть на Клавку.
   - Ты мой броневичок поганить? Тут люди собираются, вопросы с него решают!
   Ромка присел на  корточки  и  любовно  устранил  легкий  извив,  пока  не
схватилось намертво. Нет, отлично легло колечко...
   - Я кому говорю?.. Ромка повернул голову.
   - Клавк, - задумчиво молвил он. - Вот перемкну  пару  кабелей,  и  будешь
неделю дома сидеть...
   Клавка набрала  полную  грудь  воздуха  и  уже  открыла  рот,  как  вдруг
взглянула Ромке в глаза - и поняла, что он не шутит.
   Рот медленно закрылся, воздух был относительно  тихо  выдохнут.  Конечно,
будь рядом свидетели,
   Клавка еще,  пожалуй,  и  пошумела,  поерепенилась  бы  малость  -  марку
поддержать. А так... Словом,  когда  Ромка,  устранив  пару-тройку  огрехов,
снова поднял голову, Клавки на пятачке уже не было.
   Следующей, как ни странно, заявилась Лика. Что ее выгнало из дому в такую
рань - сказать трудно. Обычно она в  это  время  еще  нежилась  в  гамаке...
Остановилась,  подождала,  когда  Ромка  поднимет  голову,  естественно,  не
дождалась и в недоумении обошла глыбу кругом; приглядываясь к творящемуся на
вершине.
   Ромка уже заканчивал выкладывать третье кольцо.
   - Доброе утро, Рома, - сказала Лика.
   - Привет, - буркнул Ромка, головы по-прежнему не поднимая.
   Лика, склонив голову к плечу, задумчиво и тревожно  смотрела  на  еще  не
завершенную, но уже уродливую композицию.
   - И что это будет? - хрустальным голоском осведомилась она.
   Ромка встал и вытер руки о штаны. С третьим кольцом было покончено.
   - Фиг, - ответил он не без гордости.
   - Прости, не поняла...
   Он снисходительно улыбнулся и сложил для наглядности известную комбинацию
из трех пальцев.
   - И... кому же ты его... адресуешь? - несколько оторопело спросила она.
   - А вообще! - И Ромка щедрым жестом объял необъятное.
   Лика, право, не знала, что и ответить.
   - Между прочим, - холодно заметила  она  наконец.  -  Фига,  если  хочешь
знать, женского рода, а не мужского.
   - Это у тебя женского, - огрызнулся Ромка. - А у меня - мужского.
   Лика оскорбленно вскинула плечики - и удалилась.
   Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как  Ромка,  упрямо
отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно  отсвечивающего  удава,
рвет его натрое и выкладывает по частям следующий  ярус.  Задавали  вопросы.
Чаще всего: "Кому фиг-то?" Сначала  Ромка  говорил:  "Хозяевам!",  но  потом
озверел и начал отвечать: "Тебе!" Покручивая  головами,  отходили.  Дескать,
чем бы дитя ни тешилось - только бы кабели не перемыкало...
   Приковылял Пузырек, погляде