подставила свою щеку для осмотра.
     - Похоже на плевок, - не дотрагиваясь до щеки, произнес Гоум, внимательно изучая въевшиеся в кожу стягивающие ее нити. - Как тебя зовут?
     Она покосилась на Гоума, не меняя при этом своей напряженной позы, и в ее взгляде читалось недоумение, словно она хотела спросить: какое тебе дело до моего имени? Но все же ответила, вытолкнув сквозь зубы:
     - Беат...
     Гоум кивнул. Он явно что-то обдумывал, взвешивая в уме какие-то "за" и "против".
     - Тебя, Беат, я возьмусь привести в порядок, а вот твоего Онжилая...
     Лицо женщины внезапно исказилось.
     - Я с ним не сплю! - прошипела она, и в этот миг Кайл, который не дыша наблюдал из своего укрытия за развитием событий, вдруг заметил, как вспышка непонятной ярости на мгновение разгладила ее черты, вернув им прежний облик.
     Она была молода. Кайл мысленно содрогнулся, осознав, как сильно она, должно быть, страдает, если эта гримаса муки стала ее привычной мимикой, навсегда исказившей миловидные черты.
     Гоум отступил на шаг назад, миролюбиво подняв обе руки.
     - Стоп... Не так резко, девочка. Я не лезу в ваши взаимоотношения. - Он обернулся. - Онжилай, где ты подобрал этого милого, бешеного скварга?
     - На темной стороне, - буркнул в ответ одноглазый. - Она подыхала в руинах. Пожалел.
     - Ясно. - Гоум обернулся. - Значит, перед нами дикая, гордая, независимая девочка, мм... думаю, лет двадцати от роду, маленькое исчадие темной стороны? Прекрасно. Сколько раз этот грязный тип пытался тебя изнасиловать? - приподняв бровь, напрямую спросил он у Беат.
     Она опять начала багроветь. На ее щеке от напряжения из-под серебрящихся нитей выступили крохотные капельки крови.
     - Остынь, - осадил ее Гоум. - Я спрашиваю не из праздного любопытства. Если ему удалось это сделать, то ваши микромашины могли вступить во взаимодействие, а это осложнит лечение.
     - Хватит нас расспрашивать, - вмешался в разговор Онжилай, которого раздражала, но не смущала развитая хозяином оазиса тема. - У меня ничего не вышло.
     - Вот это уже лучше, - позволил себе улыбнуться Гоум. - Хоть одна приятная новость из вороха пакостей, что вы приволокли ко мне. Ну, а чем страдает наш молчун? - обратился он к третьему члену маленького отряда, который с видом полного безразличия уселся прямо на дорожку рядом с Сервом и проявлял во время разговора не больше эмоций, чем тот каменный поребрик, о который он оперся локтем.
     - Отсутствием мозгов, - зло хохотнул Онжилай. - Мне кажется, я не слышал от него внятной речи с тех самых пор, как он сунул свои руки в улей микромашин. Они, наверное, свили себе новое гнездо в твоей башке, да, Даккар?
     Измененный не ответил, продолжая сидеть с безразличным видом.
     Онжилай хмуро посмотрел на Гоума.
     - Ты ничего не сказал относительно моего глаза, - напомнил он.
     - И не скажу. Сначала мне надо вас обработать, вымыть, осмотреть, а уж потом станет ясно, что я могу сделать.
     - Но ты же сказал ей...
     Гоум жестом прервал протест Онжилая. Он уже понял, что троих путников, кем бы они ни являлись в иной жизни, привела сюда крайняя нужда и никто из них не станет создавать серьезных проблем. По крайней мере, до той поры, пока они не получат желаемую помощь.
     - С Беат мне все ясно. Я уже имел дело с подобными плевками и знаю, как с этим бороться. А вот ты и твой друг Даккар вызываете у меня серьезные сомнения. Боюсь, что я не сталкивался с такого рода изменениями. Остается надеяться на милость создателя, который не произвел на свет ни одной бесполезной микромашины.
     Выслушав его, Онжилай насупился.
     - Чем же может быть полезна эта дрянь?
     - Пока не знаю, - пожал плечами Гоум. - Но опыт подсказывает, что ни один модуль на Новом Се -лене не существует просто так. У каждого есть своя неповторимая функция, разгадать которую - удача для любого исследователя. Мы потеряли слишком много знаний в период темных тысячелетий, потому и ходим сейчас вот так, - он выразительно указал на Беат, которую снова скрутило, изменив до неузнаваемости и черты лица, и саму фигуру, превратив человека во что-то непотребное, скрюченное, готовое подохнуть прямо на твоих глазах...
     - Твои предварительные условия я принял, - добавил Гоум, обращаясь к одноглазому. - Девушку я возьмусь вылечить бесплатно, а вот что делать с твоим другом? Ты согласен нести расходы на его обследование?
     Онжилай покосился на Даккара, который безразлично продолжал смотреть в одну точку.
     - Когда-то он был моим компаньоном, - наконец вздохнул одноглазый. - Ладно, пусть Селен смилуется над ним. Я оплачу его лечение.
     - Отлично, - подытожил результат переговоров Гоум, не скрывая своего облегчения от того, что ситуация разрешилась без особых проблем. - Ты знаешь мои правила, Онжилай. На территории оазиса командую я. Кто не желает подчиняться моим указаниям, может проваливать немедленно. - Он повернулся к Беат и смотрел на нее, пока не дождался утвердительного кивка. - Тогда прошу всех следовать за мной, но прежде я бы хотел представить вам своего помощника. - Гоум обернулся к зарослям металлизированного кустарника и позвал: - Кайл, выходи.
     Пока юноша выбирался из сплетения ветвей, цепляясь за них вверенным ему громоздким оружием, Онжилай, напрягшийся было от такого оборота событий, вдруг расхохотался:
     - Вот, значит, как? Держал все это время нас на мушке, старый пройдоха?
     Гоум пожал плечами.
     - Мир жесток. Разве ты не проявил бы подобной предусмотрительности на моем месте?
     Онжилая, видимо, охватил приступ веселой откровенности. Он криво усмехнулся и вдруг заявил, глядя на выбирающегося из кустов Кайла:
     - На твоем месте, Гоум, я бы перестрелял подобную компанию, движущуюся в моем направлении, еще вон там... - Он указал на одинокий валун, отбрасывающий короткую черную тень метрах в пятистах от оазиса.
     - Спасибо за откровенность, - в свою очередь, усмехнулся Гоум. - Это не в моем стиле, ты же знаешь.
     - Потому и пришел, что знаю, - оборвав смех, ответил одноглазый и тут же переспросил, внимательно глядя на Кайла: - С каких это пор ты начал пригревать у себя людей?
     В его голосе не было злобы или ненависти - в нем ясно прозвучала глухая реальная угроза.
     - Он не человек, - спокойно ответил ему Гоум. - Такой же Измененный, как я и ты. Покажи ему, Кайл, - потребовал хозяин, заметив, что губы Онжилая дрогнули, кривясь в недоверчивой, не предвещающей ничего доброго усмешке.
     Щеки Кайла вспыхнули румянцем точно так, как это несколько минут назад случилось с Беат.
     С какой это радости я должен оголяться перед одноглазым уродом? - говорили его глаза, выцветшие от внезапной вспышки бесконтрольного, ничем не оправданного и не свойственного юноше гнева.
     Он еще не знал, что это микромашины, попавшие в его кровь, необратимо изменили биохимический баланс в пользу наиболее эффективного, основанного на яростной борьбе выживания...
     - Я же сказал, покажи ему! - повысив голос, прикрикнул на Кайла Гоум, заметив, что побелевшие пальцы юноши впились в ложе метательного оружия.
     - Ты смотри, сервеныш недоделанный! - Онжилай, видно, был морально готов к драке в любую секунду, не расслабляясь ни на миг в своей полной опасностей жизни. Он встал одним тягучим, плавным движением, и в его руках, словно по мановению злой силы, тут же сверкнул длинный, не предвещающий ничего, кроме смерти, серометаллический клинок с несколькими сенсорными переключателями на замысловато инкрустированной рукояти.
     Кайл не знал, что за сила владела им самим в тот момент. Непонятная вспышка ярости затмила разум, выбила из головы все иные чувства, не оставив места даже элементарному инстинкту самосохранения. Не он владел ситуацией, а ситуация владела им. Не было ни смысла, ни повода, чтобы причинять неприятности Гоуму, но в эти секунды Кайл даже не вспомнил о своем спасителе, как не вспомнил и самого себя, остолбеневшего при первой в его жизни стычке с Сервами...
     ...Они совершили роковые движения фактически одновременно.
     Палец Кайла утопил спусковую скобу метательного оружия, освобождая сжатую пружину, а Онжилай неуловимым глазу движением резанул клинком снизу вверх, без видимых усилий, с жутковатой усмешкой на губах и ледяным блеском во взгляде единственного глаза.
     Две половинки металлической стрелы полетели по сторонам, с жалобным звоном ударившись о каменный парапет искусственного водоема, а Онжилай, не останавливая начатого движения, подался вперед, вытягивая руки, и его клинок жестко ударил по цевью самострела, выбив оружие из рук Кайла.
     Юноша не успел ни отскочить, ни испугаться. Он лишь ощутил, как самострел вырвало из пальцев, а затем что-то холодное, шуршащее коснулось его груди и одежда распахнулась сама собой по всей длине косого разреза...
     Он охнул, отступив на шаг назад, и вдруг осознал, что стоит абсолютно голый и безоружный, но на его груди при этом не было раны - на коже не выступило ни единой капельки крови.
     - И вправду Измененный, - удивился Онжилай, взглянув на серебристые пятна видоизмененной Гоумом проказы, которые прижились на ключицах Кайла. - Классно сделано, - прищелкнул он языком, убирая за спину свой страшный клинок. - Жаль, что мне в свое время не повстречался такой мастер, как ты, Гоум.
     На Кайла он больше не обращал никакого внимания, но, заметив, что хозяин оазиса покосился на своего подопечного, небрежно обронил:
     - Тебе стоит вбить в его голову немного послушания, а то ведь забредет к тебе какой-нибудь незнакомый урод, потом горя не оберешься.

***

     Это был первый в его новой жизни урок.
     Гнев Кайла иссяк так же внезапно, как вспыхнул, а оставшуюся на его месте сосущую пустоту тут же заполнил целый сонм противоречивых чувств.
     Во-первых, пришел запоздалый страх, во-вторых, он испытал жгучий стыд перед Гоумом. В-третьих...
     Да что там говорить... Кайл ощущал себя полным идиотом. Униженный, голый, он стоял, не зная, что ему делать, и в этот миг ненавистный Измененный вдруг подошел к нему и потрепал по плечу.
     - Со мной было хуже, - внезапно произнес он. - Учись не давать волю чувствам, а если уж дал, так сумей довести свою ярость до логического конца. - Он опять жутковато усмехнулся и выразительно чиркнул себя ребром ладони по горлу.
     Кайл, дрожа и краснея, потянулся за разрезанной на две половины одеждой, а Онжилай, больше не обращая на него внимания, пошел вслед за Гоумом в глубь оазиса.
     Подняв распоротый надвое защитный балахон, за который его сознание по инерции цеплялось, как за последнюю реликвию, оставшуюся от прошлой, утерянной навсегда жизни, Кайл вдруг ощутил на себе еще один взгляд и невольно поежился.
     Резко обернувшись, он увидел Беат, которая стояла, беззастенчиво разглядывая его.
     Кайл машинально закрылся одеждой, а она пожала плечами и тоже пошла в глубь оазиса к приземистым постройкам, сложенным Гоумом из серой, нарезанной прямоугольными блоками вулканической породы.
     Никто не осудил его, не наказал за спонтанную вспышку гнева, словно выплеснувшаяся наружу ярость являлась в этом новом для Кайла мире нормой.

***

     Последующие часы оказались настолько перенасыщены событиями, что Кайлу попросту некогда было вспоминать о своем недавнем поведении и жестоком, полученном от Онжилая уроке.
     Гоум действительно взялся врачевать пришедшую к нему троицу, если, конечно, тут уместен термин, означающий исцеление живого организма.
     Только вдоволь насмотревшись на Измененных, Кайл смог наглядно убедиться, какую неоценимую услугу оказал ему старик. Если бы металлическая проказа, поразившая его раны, получила возможность свободно распространяться по телу, то один Селен ведает, каков был бы облик юноши спустя пару месяцев после инфицирования.
     Онжилаю и его молчаливому другу Даккару повезло в этом смысле намного меньше - их тела были в буквальном смысле изуродованы: участки серебристой, насыщенной металлом кожи, как модифицированной впоследствии, так и самостоятельно переродившейся в негнущийся, неприятно поблескивающий покров, перемежались со здоровой плотью в хаотичном беспорядке, отчего тело нагого Онжилая казалось раскрашенным под пустынный камуфляж, какой иногда наносят на свои защитные балахоны человеческие воины.
     Прежде всего Гоум загнал троих путников в палатку из грубой водонепроницаемой ткани, где они долго и тщательно мылись под его беззастенчивым, строгим контролем. Когда с их тел была удалена вся пыль и грязь, а плоть неприятно засверкала пятнами пораженных участков, Гоум, не успокоившись на этом, обрил всех наголо, пощадив лишь Беат, которой он оставил на голове сантиметровый ежик медно-рыжих волос.
     Кайл, который выполнял роль разнорабочего, таская воду, относя в специальный очаг тряпье, которое когда-то было одеждой, а теперь могло называться разве что лохмотьями, поначалу старался не смотреть на Измененных, но, когда разделась Беат, он не выдержал - скосил глаза в ее сторону.
     Беат действительно была молода, чуть старше его самого, может, на год или два - в таком возрасте различия почти не ощущаются. Она оказалась вполне сформированной женщиной, и Кайлу оставалось только внутренне изумиться, как сильно искажала, уродовала ее облик та гнусная, на его взгляд, одежда, которую он только что отнес в очаг и сжег, испытав при этом непонятное удовольствие.
     Мысли о Беат после брошенного на нее украдкой взгляда становились все навязчивее. Он гнал от себя ее образ, но тот упорно маячил перед мысленным взором Кайла...
     ...В ложбинке между ее грудей неприятно поблескивал металл, да еще одно обработанное пятно овальной формы расползлось по бедру. Оба очага поражения, насколько мог судить Кайл, были локализованы достаточно быстро, и изменения в структуре тканей не успели глубоко проникнуть в ее организм.
     По-видимому, как и в его случае, рядом с Беат в момент Изменения находился кто-то более старший и опытный. Чья-то добрая рука ограничила очаги поражения и не только остановила распространение металлизированных пятен, но и модифицировала их, придав податливой в тот момент поверхности пораженных участков форму универсальных разъемов, куда впоследствии, при желании самого измененного, можно было подключать внешние устройства.
     Кайл еще слабо разбирался в тонкостях того искусства, которым владел Гоум. Он мог наблюдать лишь внешнюю часть процесса, а суть происходящего при этом в большинстве случаев оставалась за кадром.
     Первой в руки целителя попала Беат. Онжилай попробовал было протестовать, но Гоум просто не стал его слушать, напомнив, что тут распоряжается он.
     Беат уложили на жесткий стол из полированного камня.
     Гоум принес поднос со склянками, в которых были насыпаны или налиты различные вещества. Чтобы Кайл не путался, он называл их просто: желтый порошок или фиолетовая жидкость.
     Поначалу процесс лечения шел однообразно и утомительно. Гоум требовал различные реактивы, которыми он обрабатывал пораженные участки кожи, а затем долго, иногда по полчаса кряду, наблюдал за малейшими изменениями в структуре пораженных тканей, за их цветом, плотностью и иными, ведомыми только ему признаками.
     Все это время Кайл вынужден был стоять подле, не смея заговорить с Гоумом, который, насупясь, молчал, изредка проводя по обезображенной коже особой металлической палочкой, острой с одной стороны и уплощенной на другой.
     Маясь от вынужденного безделья, Кайл волей-неволей смотрел на Беат. Несколько раз они встречались взглядами, но она тут же отводила глаза, словно мучительно стыдилась всего происходящего с ней.
     Кайлу было понятно и знакомо это чувство, он лишь подумал, что, имея на своем теле два измененных пятна, глупо переживать по поводу третьего.
     Участок пораженной кожи, куда попало то, что Гоум назвал "плевком", находился на правой стороне ее шеи. Серебристая проволока, пронзающая плоть щеки и причиняющая Беат особенно сильные мучения, видимо, появилась не так давно вследствие разрастания пораженного участка.
     Девушка лежала, уставившись в потолок. Когда Гоум начал пальцами растягивать кожу на пораженной щеке, из уголков ее глаз ручьем брызнули слезы.
     - Зеленую жидкость, Кайл, быстро.
     Юноша подал Гоуму нужную склянку, и старик принялся своей палочкой, смоченной в ядовито-зеленом растворе, выглаживать щеку Беат, двигаясь вдоль глубоко въевшихся в кожу нитей.
     Она скривила губы, терпеливо вынося боль.
     Нити засеребрились, потом вдруг начали тускнеть.
     - Придется потерпеть, милая... - произнес Гоум. - Сейчас я попробую их убрать.
     Беат, лицо которой было белым, как лист бумаги, едва заметно кивнула.
     Старик обернулся к Кайлу.
     - Держи ее голову, - приказал он.
     Юноша повиновался. Он сам был взволнован и напрягался каждый раз, как только инструмент касался покрасневшей, распухшей плоти вокруг нитей.
     Гоум, действуя острыми щипчиками, обкусил одну нить у основания, там, где она сливалась с безобразным пятном. В месте вмешательства выступило несколько капель крови.
     - Сожми зубы, - посоветовал он.
     Беат опять едва заметно кивнула. Слезы продолжали сбегать из уголков ее глаз, скользя по пальцам Кайла, который ладонями сжимал ее виски.
     Он ощущал ее страдания и страх. В эти минуты в его душе что-то смешалось, одни понятия теряли свою опору, другие незаметно обретали почву под собой. Юноша почти не помнил своей собственной физической боли, но моральные муки были еще так свежи, что он понемногу начина! видеть ситуацию совсем в ином свете. Разве человек пойдет на добровольные муки, станет терпеть адскую боль, мириться с уродством своей плоти?
     Нет, конечно.
     Значит, изменения, по своей сути, события случайные, произошедшие в силу каких-то неподвластных человеку обстоятельств, и они - действительно проказа, болезнь, но разве следует презирать, ненавидеть и уничтожать больных?
     Это был безответный вопрос, заданный самому себе. Для каждого эта дилемма решается по-своему. Кто-то, кого не коснулась беда, возможно, лишь фыркнет, заявив, что источник болезни нужно уничтожать, вырывать с корнем, а кто-то, напрямую вкусивший этой горечи, осознающий, что больной остается человеком, станет действовать и думать как-то иначе.
     Вот Гоум наверняка относился к последней категории.
     Его действия были болезненными по отношению к пациенту, жестокими из-за элементарного отсутствия анестезирующих средств, но оправданными с точки зрения практического выживания.
     Взяв пинцет, Гоум ухватил конец нити и резко потянул за него.
     Раздался отчетливый хруст.
     Голова Беат дернулась, рот раскрылся в немом крике, Кайлу казалось, что его самого пронзила эта боль, когда серебристая нить с неприятным звуком начала извлекаться из ее щеки.
     Эта кошмарная процедура повторилась шесть раз.
     На пятой нити Беат не выдержала и потеряла сознание. Заметив это, Гоум удовлетворенно хмыкнул.
     Ладони Кайла вспотели от напряжения.
     - Пока все, - к его неописуемому облегчению объявил старик, вытащив шестую нить. Щека Беат после операции покраснела и распухла.
     - Присыпь ей следы от нитей желтым порошком. Пусть он смешается с кровью и засохнет, - распорядился Гоум, не глядя больше на потерявшую сознание женщину, словно, удалив проказу, он утратил к пациентке всякий интерес. - Если вдруг очнется, не позволяй ей крутить головой. Я скоро вернусь. - С этими словами он просто вышел, перейдя в соседнее помещение и оставив Кайла наедине с измученным, кровоточащим, бессознательным телом.
     Его руки дрожали, когда он выполнял наставления жестокосердного старика. Сделав все, как приказывал Гоум, Кайл снова встал в изголовье и сжал ладонями ее виски на тот случай, если Беат внезапно придет в себя и начнет дергаться от боли.
     Шли минуты, но она не приходила в сознание.
     Кайл стоял в напряженной позе, глядя на ее черты, на коротко стриженные волосы, которые стали еще больше похожи на короткий проволочный ежик из-за своего медно-рыжего цвета.
     В его короткой