жить... - добавила она. - Значит, нужно сделать так, чтобы эта война прекратилась...
     - Это невозможно, - усмехнулся Андрей. Ольга упрямо поджала губы.
     Она не могла объяснить своего знания. Война, пропущенная сквозь призму женской души, выглядела немного иначе, принимала иной, чуть более мягкий оттенок, в котором нет цвета окончательной безысходности. Войну можно прекратить, если того захотят очень многие. Но для этого нужно...
     - Нужно найти другие колонии раньше, чем их захватят поодиночке, как Кассию... - тихо произнесла она. - Нужно уберечь их от оккупации, объединить, рассказать о Земле, убедить в том, что нынешнее поколение не виновато в том, что родилось на перенаселенной прародине, которую покинули наши предки... Если люди на Земле узнают, что колонии готовы их принять, все кончится, потухнет, как пожар...
     - Ты рассуждаешь прямо как генерал, размечталась... Кто станет тебя слушать? Кто ты вообще такая, чтобы...
     Ольга посмотрела на осекшегося Сергея и вдруг жестко, некрасиво улыбнулась:
     - Я человек, Сережа. Мне жить дальше в таком мире, какой создам я. Андрей, скажи, тебе подходит такая идея? За нее можно бороться? За это стоит пролить кровь?
     Рощин угрюмо посмотрел на нее, хотел качнуть головой, но не стал.
     Высокие, пустые слова?
     - Как? - спросил он. - Как это сделать? Сейчас на Кассию уже высадились войска, мы в мышеловке, и конец, как ни трепыхайся, будет один...
     - Есть способ вырваться отсюда, - с дрожью в голосе ответила Ольга.
     Рощин недоверчиво посмотрел на нее.
     - Какой?
     - Не говори! Не смей! - Сергей дернулся, будто его ошпарили кипятком.
     - Остынь, Сережа. - Ольга посмотрела на Рощина и произнесла, будто шагнула в омут с высокого обрыва: - Андрей, после посадки колониального транспорта "Кассиопея" его основной модуль, снабженный гипердрайвом, был законсервирован и спрятан... Мой отец знает, где место его ангарной стоянки...
     Рощин медленно поднял взгляд и несколько секунд неотрывно смотрел в глаза Ольги Полвиной.
     - Ты понимаешь, что говоришь?
     - Да... Я... Я много... слишком много поняла за эти дни...
     Сергей Воронин резко встал:
     - Это бред! Ты не имеешь права распоряжаться собственностью всей колонии!
     - Нет, Сережа, имею... Как имели право капитулировать за меня, как решили между собой, что не нужно во имя безопасности помогать Дабогу или хотя бы попытаться эвакуировать оттуда людей, хотя ведь его координаты наверняка записаны в навигационных блоках упавшего корабля!.. Их знали... но испугались... Кассию сдали... И я должна была, по твоим словам, умереть во имя этой капитуляции?
     - Это случайность... Ты не так меня поняла...
     - Да все я поняла, Сергей, не надо...
     - Это безумие! Ты не сможешь... Никто не сможет!..
     Рощин, молча слушавший этот диалог, встал с корточек, одернул свою форму и вдруг сказал в своей спокойной манере, повернувшись к Сергею:
     - Оля права, нравится тебе это или нет. Она сказала то, о чем многие, возможно, боятся даже думать. Нужно сопротивляться, но не Земле, не народу, который толкают в космос на бессмысленную бойню, а тому правительству, которое столкнуло лавину войны. Если колонии, отстаивая независимость, откроют двери для иммиграции с Земли, то война закончится. - Он повернулся к Ольге и добавил: - За это стоит хотя бы попытаться драться... Если кто-то не сделает этого первым, то война не закончится... Она сметет всех, как лавина, и правых и виноватых...
     Ольга смотрела в ночь, за окно и чувствовала лишь одно - ей было страшно.
     - Мы должны дождаться отца. Они с матерью едут сюда...
     - Я бы хотел видеть еще одного человека, - немного подумав, заявил Рощин, будто речь шла о чем-то решенном, обыденном...
     - Кого?
     - Хозяина "Беркута". Его зовут Игорь Рокотов, ведь так?
     - Да... Но откуда...
     - Я знаю, потому что за его голову назначена награда. Если мы хотим что-то сделать, то он не должен попасть в руки адмирала Надырова. Он и "Беркут".
     - Да... я... понимаю.
     Занятые разговором, ни Ольга, ни Андрей не обратили внимания, как Воронин прошел к окну и прижался к простенку.
     На улице, за лесом, где пролегала дорога, мелькнул и пропал свет фар.
     - Это отец. Он и мама... Они помогут нам, поверь... Они учились управлять колониальным транспортом. И еще сосед... Дядя Кирилл... Лисецкий...
     Свет фар опять промелькнул меж стволов деревьев, теперь уже ближе.
     - Нужно встретить их. Пойдем. - Ольга повернулась. - Сергей, ты идешь?
     Глаза Воронина зло блеснули в темноте. Его сердце сжигала ненависть, ревность и страх.
     - Нет... - буркнул он. - Идите. Я побуду здесь. Рощин пристально посмотрел в его сторону, но ничего не сказал. Шагнув к столу, он взял оставленный там пистолет и опять посмотрел на Сергея.
     - Извини, я пока что подержу эту штуку у себя. Воронин не ответил.
     На улице взвизгнули тормоза подкатившей на большой скорости машины. Ольга выскочила на крыльцо и бросилась мимо огромных ступоходов "Беркута" навстречу подъехавшим родителям.
     Рощин, несколько поколебавшись, последовал за ней.
     Сергей стоял, тяжело дыша. Через окно он видел, как открылась дверь машины и оттуда вылез Николай Андреевич Полвин.
     Крадучись Воронин прошел через гостиную, вышел в коридор, свернул к спальне для гостей, вылез через окно и, часто оглядываясь, побежал к ближайшему перелеску.
     Выбор был сделан.

***

     Кто, по-вашему мнению, делает историю? Чем отличаются те люди, о которых после напишут в учебниках, от нас самих?
     Иногда бытует превратное мнение о них, преподанное скверной, популистской литературой. О них думают и пишут как о людях, которые чуть ли не с детства готовились к некоему поступку, росли над собой, осознавали и видели глобальную жизненную цель...
     На самом деле все это чушь...
     Историю в критические, поворотные моменты делают самые заурядные, рядовые члены общества, - приходят беда, испытание и расшвыривают их, будто смерч, вторгшийся на уютную лужайку для пикника, пробуждая, оголяя, выставляя напоказ самые разные черты характеров, заставляя работать на износ тела и души, а уж потом в тиши кабинета историк будущих времен скажет о них нужные слова и будет уверен, что он действительно знает, что двигало теми, о ком он напишет свой труд...
     ...Николай Андреевич Полвин выскочил из машины, потрясенно глядя на изуродованный дом, неузнаваемый, вытоптанный двор, раздавленный в лепешку "Волмар" дочери...
     - Оленька! - раздался в гробовой тишине отчаянный, полный безысходного горя крик матери.
     Николаю казалось, что этот крик жены ставит точку в его жизни. Полвин за одно мгновенье пережил все - горе, отчаянье, безысходность...
     Этого не могло... не должно было случиться...
     Мир, заключенный президентом Кассии с вторгшимися на планету захватчиками, лежал вокруг руинами его дома... Дочь... Оленька...
     У Николая что-то заныло в груди, там, где в эти страшные мгновенья отказывалось биться сердце.
     Голова вдруг отяжелела, закружилась, черный двор начал двигаться в низвергающем разум водовороте цветных искр, и где-то на краю гаснущего сознания вдруг раздался далекий, но знакомый голос:
     - Папа! Папочка!..
     Ольга и какой-то совершенно незнакомый мужчина выскочили из дома, подбежали, не дав оседающему телу Полвина упасть на изломанный трехпалыми следами асфальт двора.

***

     ...Первым, кого увидел Николай, придя в сознание, был Лисецкий. Кирилл сидел подле него на стуле и смотрел куда-то в глубь комнаты, откуда раздавались тихие, приглушенные, но разборчивые голоса:
     - Вадим Петрович, так действовать нельзя! - убежденно произнес чей-то незнакомый голос. - С вами или без вас, но Рокотов и я должны покинуть Кассию. Я понимаю ваши стремления и не осуждаю их. Ваши семьи действительно стали заложниками ситуации, но подумайте об этом человеке! Я не сталкивался с ним в бою, но его так боятся и ненавидят на Земле, что командование не остановится ни перед чем. Они найдут его, как бы вы хитро ни спрятали Рокотова.
     - А вы? - негромко спросил Вадим. - Что побудило вас, молодой человек, встать на нашу защиту?
     - Повторяю, я не защищал Кассию... - устало ответил тот же голос. - Мне надоело объяснять мотивы обыкновенного поступка. На моих глазах хотели убить человека. Мне это претит, вот и все. Считайте меня придурком, если хотите. Но никаких высоких, а тем более политических мотивов у меня нет. Если вы настаиваете и продолжаете подозревать меня в чем-то, то, позвольте, я просто уйду, ладно? Надеюсь, я заслужил такое снисхождение? - со злой иронией осведомился он.
     - Вадим Петрович, прекратите, наконец! - вмешалась в разговор Ольга Полвина. - Вы начинаете вести себя в точности, как Воронин!
     - Кстати... - подал голос Лисецкий. - Где наш юный герой? Почему он не с нами?
     - Не знаю... - резко ответила Ольга. - Он появился, бросился на Андрея, а потом, когда подъехала машина, почему-то сбежал.
     - Странно... Не похоже на Сережу. Он же...
     - Я думаю, что он боялся встречи с кем-то из соседей, - внезапно произнес тот, кого Ольга назвала Андреем. Полвину не было видно его лица за широкими плечами Кирилла.
     - Почему? - подозрительно спросил Лозин.
     - Когда его схватил у вашего так называемого АХУМа мой командир, лейтенант Сейч, этот парень здорово перетрусил. Я не слышал всего разговора, - признался Андрей, - но когда Сейч пригрозил пристрелить его, он называл какие-то фамилии, по-моему, там прозвучало "Лисецкий", "Линецкий" или что-то в этом роде...
     - А что нужно было вашему командиру? - побледнев, спросил Кирилл Александрович.
     - Пульт. Дистанционное управление, которым открывались ворота бункера.
     - И Сергей назвал?!
     - Я слышал, как он кричал, что у него ничего нет, но в нескольких километрах вроде бы расположена усадьба некоего Лисецкого и у хозяина есть пульт, - ответил Андрей. - А почему это так вас задело? - помедлив, спросил он, обратившись, видно, к Кириллу Александровичу.
     - Выходит, молодой человек, вы спасли не только Олю... - наконец после минутного потрясения выдавил Лисецкий. - Дело в том, что Сережа говорил про меня...
     - Я не знал. Извините.
     Лисецкий только покачал головой. Его лицо было бледным, а щеки пылали.
     Мария, которую тоже ошеломило известие о предательстве Воронина, тем не менее нашла в себе силы и попыталась вернуть разговор в прежнее русло:
     - Мы говорили про Игоря Рокотова, - дрожащим голосом напомнила она. - Его осудят? Посадят в тюрьму за то, что он защищал собственную планету в войне, которую ему навязали?
     - Нет... - ответил ей незнакомый Николаю Андрей. - Его не осудят. И не убьют... С ним и с его роботом поступят намного хуже: что Рокотова, что "Беркут" просто разберут на винтики. Понимаете? Наши модели шагающих машин, как ни пыжились земные конструкторы, раз в десять уступают "Беркуту". Командованию Альянса нужно не просто уничтожить Игоря и его машину. Им нужен прототип для создания собственных аналогов шагающей техники, которые бы не уступали ни в чем перевооруженным аграриям Дабога. Они будут сканировать разум Рокотова в попытках понять, каким образом он так эффективно управляет "Беркутом", до тех пор, пока из его головы не будет высосан последний байт информации. Спрятав Игоря, вы в лучшем случае продлите ему жизнь на несколько месяцев, не больше. Я уже не говорю о том, что замаскировать "Беркут" на Кассии практически невозможно... Меньше чем через месяц сюда начнет поступать пополнение с Земли, вашу планету сделают опорным пунктом для последующих вторжений в иные миры, и тут яблоку будет негде упасть от солдат Альянса. Они перетряхнут ваши АХУМы, вышвырнут из них всю начинку, превратят в ангары для космических истребителей и шагающих роботов. Не забывайте и о том, что два моих бывших товарища увели свои машины с места схватки, и боюсь, адмирал Надыров уже знает о том, что легендарный "Беркут" и его пилот находятся на Кассии.
     - Значит, вы хотите бежать? - Это был голос Лозина, который приехал вместе с Полвиными.
     - Нет... - глухо и раздраженно ответил Андрей. - Пока вас не было, мы с Ольгой говорили о том, что эту войну возможно остановить... - Он усмехнулся собственным мыслям и пояснил: - Во мне нет ничего особенного, необычного. Таких, как я, большинство среди насильно выброшенных в космос людей. Я не питаю ненависти к вам и не сражаюсь за идею. Меня просто поставили перед небогатым выбором - либо с нами, либо в расход. Человеческий материал на перенаселенной Земле слишком дешев, а большинство нормальных людей хотят одного - жить. Вы, по-моему, тоже не так давно стояли перед подобной дилеммой и выбрали, как я понял, именно то, что считали благом для себя, верно?
     Николай Андреевич лежал, прикрыв глаза, и слушал этот молодой, уверенный голос, а в его груди там, откуда отступила боль сердечного приступа, рос холод...
     Сидевший подле него Кирилл вдруг встал.
     - Господа, мы говорим не о том, что действительно следует обсуждать. - Его шаги мягко прошуршали по обугленному ковру. - Вы, молодой человек, так терпеливо объясняете нам очевидные вещи, что мне становится стыдно... - Он повернулся к Лозину и вдруг произнес:
     - Вадим... Ты, я, Николай... мы офицеры или обрюзгшие бюргеры? Почему Оля сумела почувствовать боль, только взглянув на тот упавший неделей раньше корабль, а мы, разговаривавшие с Рокотовым, - нет?.. Почему она едва не погибла, а Андрей, - заметь, пришелец, - защитил ее, рискнув жизнью? Почему Сергей, которого воспитывали мы... и лично я считал героем, попросту предал нас?!. Почему мы верим сладким обещаниям и боимся поверить собственным глазам? Вот он, мир, предложенный адмиралом Надыровым, - смотри!.. - Лисецкий резко нагнулся, подхватив с обугленного ковра гостиной горсть дурно пахнущей золы.
     - Мне противно... Противно и стыдно... Нас защищают те, кто пришел извне, а мы оказались настолько слепы и трусливы, что капитулировали, заметив лишь тень чужого корабля... Как овцы, идущие на убой.
     - Ты предлагаешь бросить вызов? - хмуро уточнил Вадим Петрович. - Что мы сможем сделать, Кирилл, очнись!.. Убить одного, ну пусть двоих захватчиков и тем самым обречь наши семьи, обречь всю Кассию?!
     - Они и так уже обречены, Вадим... - подал свой голос Полвин, тяжело вставая с мокрого дивана.
     Все моментально замолчали, обернувшись к нему. Маша, которая разговаривала с Ольгой чуть поодаль от мужчин, дернулась было к нему, но Николай остановил ее порыв жестом руки.
     - Я сам... Все в порядке.
     Полвин действительно нашел в себе силы проделать путь до стола и сесть на стул, который уступил ему Рощин.
     Взглянув на молодого человека, Полвин сказал:
     - Спасибо... Я слышал все...
     Ему казалось сейчас очень важным, значимым, главным высказать то, что накопилось в душе, а уж потом как получится...
     - Оля...
     - Папа...
     - Погоди... - Николай повернулся, и было видно, что боль все же не до конца отпустила его... - Оля, мы с мамой...
     - Папа, прекрати. Я все поняла. Я знаю, что вы не бросали и не предавали меня.
     - Нет... Мы предали... Предали Кассию, когда узнали от Рокотова о том, что случилось с его планетой, и испугались, не решились помочь. - Полвин говорил тихо, но в его словах чувствовался нечеловеческий надрыв. - Нам казалось, что беда далеко и никаким краем не сможет задеть нас... Мы ошиблись... Горько, жестоко ошиблись... Благополучие свое не построишь на чужой боли... и стыдно, что осознаю это сейчас... Стыдно... - Полвин несколько секунд помолчал, будто собираясь с силами, а потом с горечью добавил:
     - Наши предки были русскими офицерами, которые помнили, что такое родина и честь... Видно, господа, мы потеряли это... Тогда пусть не мы - пусть скажут молодые...
     Он поднял взгляд, посмотрел на дочь, потом на Рощина...
     - Этот адмирал Надыров показал цену своих обещаний. Когда нас превратят в рабов, будет поздно что-то делать... - заключил он.
     Андрей, который смотрел на него, почувствовал, как по спине пробежал легкий озноб. Два слова задели его. Русский офицер... Это являлось чем-то незнакомым, но закрепленным на уровне генной памяти поколений.
     - Ваша дочь, Николай Андреевич, сумела понять меня... - негромко произнес он после короткой паузы, когда понял, что Полвин ждет именно его мнения. - У нас нет сил, чтобы защищать Кассию, - это нужно было делать раньше. Однако есть шанс попытаться изменить ситуацию вообще... - Рощин запнулся, подбирая слова. Было видно, что он не привык к публичным выступлениям перед какой-либо аудиторией. - Понимаете... - собравшись с мыслями, продолжил он. - Люди на Земле живут очень плохо, но они не виноваты в том, что, как я, например, родились в перенаселенном, урбанизированном мире. Им дурят мозги, обещают райские планеты, а потом, когда наступает разочарование, понимаешь, что попал на обыкновенную, грязную войну, цели которой выгодны лишь тем, кто наверху, у кормила власти... когда осознаешь это, то уже становится поздно - ты вовлечен в бойню, и нет пути назад... Вы понимаете меня?
     Андрей поднял взгляд. Полвин и Лисецкий одновременно кивнули. По их глазам Рощин видел, что они действительно понимают его... По крайней мере ему хотелось верить в такое понимание...
     - Это одна сторона проблемы, - произнес он, взяв со стола пачку сигарет. - Но миллионы людей, призванных сейчас во флот, скоро закончат свои внутренние искания, их повяжут кровью, как Сейч пытался сделать это сегодня со мной. И что самое удручающее - они не увидят на своем пути никакого достойного сопротивления, которое заставило бы их задуматься - за что они проливают кровь, чьи интересы пытаются защитить?.. Им будет практически неведома заставляющая переосмысливать войну горечь поражений, потому что колонии разрозненны, эгоистичны в силу особенностей своего развития, и не нужно взирать на Дабог как на правило этой войны - правилом, к сожалению, станет Кассия... Миры будут падать под сапог Альянса один за другим, как переспелые яблоки. Ну, а те, кто попытается организовать разрозненное сопротивление, будут стерты, превращены в пепел...
     - И где же выход? - хмуро осведомился Полвин.
     - Мы должны попытаться если не объединить, то хотя бы проинформировать колонии о существующей угрозе.
     - Согласен... Но что это даст?
     - Миллиарды людей на Земле влачат жалкое существование, - повторил Рощин. - Им нужно дать шанс, донести до них желание колоний принять новых граждан и без войны... Все имеют право жить, Николай Андреевич. Колонии должны бороться, но не за то, чтобы оставить все как есть и почивать на лаврах, наплевав на горе миллиардов иных людей.
     - Это я понимаю. Но, оповестив иные колонии, мы разве не спровоцируем новый, еще более жестокий виток уже развязанной войны?
     - Да... - скупо согласился Андрей. - Это будет война. Страшная... Жестокая... Борьба за выживание... - немного подумав, добавил он. - Но иначе корабли Альянса просто сотрут колонии поодиночке, сколько бы их ни было, а на уцелевших в этой бойне планетах насадят свою, весьма сомнительную культуру земных муравейников, возможно, возродят рабство, что неизбежно приведет к новой войне... Потому что после ковровых бомбардировок пригодных жизненных пространств останется слишком мало для полноценного расселения... Этот порочный круг может быть бесконечен и приведет к гибели всех нас. Если Земля не получит отпор, то правительство Джона Хаммера создаст на костях колоний серую, унылую империю урбанизированных центров, где будет задушена всякая свобода. Людям нужно дать шанс выбирать самим, во имя чего им жить и за кого отдавать эту самую жизнь. Если внеземные миры объединятся и дадут отпор агрессии, то правительство Хаммера падет, потому что ситуация на Земле давно близка к взрыву и их спасает только бескровная, победоносная война... Земля сегодняшняя - это колосс на глиняных ногах, и если он рухнет, то тогда уже на совести колоний будет вопрос об открытии свободной эмиг