ог, не имела на своих орбитах ничего, кроме этого старого радиомаяка, конструкция которого явно свидетельствовала в пользу эпохи первых колониальных транспортов. Никаких орбитальных станций, космических кораблей или иных конструкций, что говорили бы о высоком уровне развития технологий обитавших внизу людей.
     Там скорее всего была расположена одна из деградировавших колоний времен Первого рывка, когда сотни колониальных транспортов покинули Землю в поисках лучших миров.
     Нет... Вернуться сейчас - значит отдать себя на посмешище, на растерзание этому шакалу Нагумо... Он растопчет меня за срыв атаки Дабога... Он сделает это с удовольствием...
     Надыров опять посмотрел на экран.
     Эта планета - мой шанс... - наконец рассудил он после некоторых, вполне оправданных в его положении колебаний.
     Нужно сказать, что Тиберий Надыров был чужд предрассудкам, - он не верил ни в бога, ни в дьявола, ни в аллаха, но сейчас, когда на карту вдруг оказалась поставлена уже не столько его жизнь, сколько честь (в сугубо личном восприятии данного термина), он мысленно молил, чтобы там, внизу, под пухлой шапкой атмосферы действительно обнаружилась жизнь - поселение, город, колония, страна - что угодно. Тиберию были безразличны ее размеры, этнический состав и прочие нюансы - он знал, что больше не будет проколов, - он просто возьмет эту планету и швырнет к ногам Всемирного правительства... Только так он сможет сгладить, оправдать срыв второй атаки на Дабог. Только доказав боеспособность вверенных ему сервосоединений, проведя с их помощью полноценную акцию захвата планеты, он сможет вновь предстать пред высшим командованием Альянса, только уже как победитель, которого не судят...
     - Сэр... - нарушило ход его мыслей осторожное обращение вахтенного офицера. - Поступила дешифровка сигналов со спутника. Теперь мы знаем, кто они и что это за поселение... - В голосе офицера прозвучали нотки, заставившие сердце Надырова сжаться от непонятного предчувствия.
     - Что, все так плохо, офицер? - не сумев скрыть раздражения, спросил он, протягивая руку за электронным планшетом.
     - Трудно судить, господин адмирал... - зная характер Тиберия, уклончиво ответил тот. - Это может оказаться подарком судьбы, а может обернуться сущим адом, худшим, чем Дабог... У каждой медали есть своя оборотная сторона...
     Еще более раздраженный таким ответом, адмирал вырвал планшет из рук новоявленного философа. Одно упоминание термина "Дабог" действовало на его уязвленное самолюбие, как пригоршня соли, брошенная на свежую рану.
     - Свободен, - резко ответил он оторопевшему офицеру.
     Подождав, когда тот отойдет, Тиберий углубился в чтение снятой со спутника информации.
     Через минуту он поймал себя на мысли, что вахтенный был прав, - эта планета, судя по информации со спутника, уже сейчас готова пасть к его ногам без малейшего намека на сопротивление, и в то же время... она таила в себе некоторую опасность...
     "Сплошной змеиный клубок..." - подумалось ему.

***

     Спустя полчаса Сергей засобирался домой.
     Полвины вышли проводить его на крыльцо. Наступал тихий, прохладный летний вечер. На темнеющем небе уже зажглись первые звезды, сплетая замысловатые узоры созвездий.
     Наверное, он смотрит в наше небо и не узнает в нем ни единой звездочки... - отстраненно подумала Ольга об Игоре Рокотове, которого никогда не видела да и не надеялась увидеть воочию... - Да и мне не хотелось бы встречаться с ним, смотреть в его глаза... - продолжала думать Ольга, пожимая тем временем горячую и влажную ладонь Сергея.
     Они обменялись какими-то ничего не значащими банальными фразами. Сергей развернулся и пошел к тропинке, которая уводила в лес, петляла мимо памятного холма, под которым располагался АХУМ, потом выводила к расположенной в двух километрах южнее усадьбе Лисецких, и шла дальше, через мостик, за Вереженку, к усадьбе Ворониных.
     В другое время она бы вызвалась отвезти Сергея домой, - дураку было понятно, зачем он махал пешком добрые шесть километров, но сегодня ей не хотелось этого делать, и Ольга с некоторым внутренним стыдом признала, что рада сложившимся в ее пользу обстоятельствам, - верный своим обязанностям Степ как раз демонстративно выгнал порядком помятый "Волмар" из гаража и возился с ним в свете двух переносных рефлекторных ламп.
     - Извини, Сереж, видишь, что стало с машиной... - поражаясь собственному лицемерию, произнесла она ему вслед.
     Сергей остановился уже за калиткой.
     - Да ничего, тут близко, - ответил он из темноты. - Разомну ноги да заодно зайду поздороваюсь с Кириллом Александровичем.

***

     Никто не подозревал, какой богатой на события окажется эта ночь.
     Шагая по лесной тропинке, Сергей Воронин думал об Ольге. Вокруг шумели, сливаясь в монотонный гул, потревоженные легким ветерком макушки могучих сосен. Изредка в прорехах их разлапистых крон можно было увидеть фрагменты звездного неба.
     У АХУМа Сергей остановился, достал сигареты. Прикуривая, он посмотрел на небо, и ему внезапно показалось, что целый рой звездочек сорвался вдруг со своего места и падает вниз...
     Сморгнув, он вновь посмотрел туда, но в прорехе между крон не было видно ничего, кроме набегающего темного облачка.
     Наверное, ослепило зажигалкой... - подумал он, сворачивая к усадьбе Лисецких.
     ...Дома у Полвиных погас свет. Остались гореть лишь две рефлекторные лампы во дворе, при свете которых Степ возился с машиной.
     В спальне родителей не горел даже ночник.
     Николай Андреевич сидел на краю широкой кровати, глядя в окно, за которым расплескалась ночная мгла.
     Рука жены мягко легла ему на плечо.
     - Не упрекай себя, Коля. Ты объяснил ей то, что смог. Оля неглупая девочка, она поймет. Ты же знаешь, чтобы оправиться от АХУМа, почувствовать, что ты привязан к этой земле, нужно время. Наше космическое прошлое не играет уже никакой роли. Мы ведь живем здесь и сейчас, верно?
     Николай Андреевич медленно кивнул, прижавшись щекой к пальцам жены.
     - Оля поймет, что ее счастье здесь... Ты был прав - мы слишком малы, ничтожны, чтобы перетянуть чашу весов на чью-либо сторону, а вот сгореть, исковеркать жизни наших детей - запросто...
     - Не по себе мне, Машенька... - вдруг признался Николай. - Он ведь тоже чей-то сын... Страшно подумать - целая планета... в пепел...
     - Послушай, а может, ему станет хорошо тут у нас, на Кассии?
     - Сомневаюсь... - негромко ответил Николай, поглаживая руку жены. - Понимаешь... он... он уже не такой, как мы. Внутри у него что-то другое, непонятное. Смотришь ему в глаза, а там... пустота, понимаешь? Говорит, как все мы, с виду человек как человек, а глянет, улыбнется - и мороз по коже...
     - Господи... - вздохнула Мария. - Коля... А может, давай уедем? Заберем Олю и махнем на острова? Помнишь, как в прошлом году?
     - Можно... - Николай пожал плечами, потянулся к тумбочке, 'на которой лежала початая пачка сигарет. - Выйду покурю. А ты собирайся, - внезапно добавил он.
     - Ты что? Куда собираться?
     - Уехать нам надо. Оставить Ольгу на пару недель хозяйкой, а самим уехать.
     - Да ты с ума сошел?
     - Нет, не сошел. Пусть почувствует, что такое земля, ответственность. Ей надо это ощутить, то, что она тут хозяйка, это ее дом, ее жизнь. Оля не ощущает своей ответственности, не понимает, что выросла. Она продолжает играть в детство.
     - Но почему сейчас?
     - Потому что завтра опять начнутся разговоры, прения, - хмуро ответил старший Полвин. - Маша, пойми, в ней сейчас максимализма - во! - Николай раздраженно чиркнул себе ребром ладони по горлу. - Не хватало нам поссориться... - невесело добавил он и вдруг сообщил: - Я поговорил с Сергеем, он будет навещать ее каждый день. Заодно отношения свои выяснят.
     Жена грустно посмотрела на него, кивнула, соглашаясь с логикой, которая прозвучала в словах Николая, но в душе противилась, не хотела...
     - Нет, Коля, я, конечно, понимаю, но почему ночью, тайком? - спросила она.
     - Так будет лучше, - отрезал Николай. - Она должна понять, что для нее значим мы, этот дом, наш уклад жизни. Маленькое потрясение учит ровно так же, как и большое. А свой отъезд объясним ей просто - вызвали нас в город, срочно. Прямо посреди ночи. Такое ведь уже бывало, верно?
     - Бывало...
     - Ну так собирайся. Часа тебе хватит, надеюсь?

***

     Рой падучих звезд, что промелькнул в сереющем вечернем небе за спиной Сергея Воронина, был не чем иным, как группой спускаемых аппаратов, выпущенных с борта линейного крейсера "Тень Земли".
     Военная техника никогда не признает ни комфорта, ни какой-либо заботы об окружающем ее мире. Чаще всего конструкции военного плана ориентированы исключительно на функциональность.
     Пять тяжелых раскаленных аппаратов, чья обшивка светилась малиновым жаром и облетала черными хлопьями отслаивающегося покрытия, с тяжким, равномерным стоном покалеченной земли вонзились в почву, один за другим, так что лязгнули зубы у заключенных внутри людей, полетел дымящимися ошметьями выбитый тяжкими ударами лесной дерн, с треском повалились, ломаясь как спички величественные сосны, которые глухой стеной стояли по краю избранной для посадки лесной поляны, и жадный огонь тут же занялся, голубыми чертиками переметнувшись с раскаленной обшивки спускаемых аппаратов на тщательно оберегаемый людьми лес...
     Впрочем, разрастись лесному пожару не дали.
     Огонь злобно метнулся по низу, мгновенно набирая гудящую силу, расходясь пятью палеными кругами от врезавшихся в поляну модулей, но сколь ни стремителен был его порыв, дорваться до поваленных посадкой сосен ему не удалось, - в башенных выступах спускаемых аппаратов тут же открылись диафрагменные сопла, и тугие струи пены щедро ударили вокруг, сбивая не успевшее набрать силу пламя.
     Лес стоял вокруг глухой, мрачный, смыкаясь недоброй сумеречной стеной вокруг поляны, на которую уже возвращался полночный мрак. Люди впервые пришли сюда не с добром, и казалось, что деревья чувствуют это.
     Те, кто погасил пожар, заботились не о лесе. Они действовали исключительно ради маскировки.
     Минуту или две над поляной стояла мертвая, ненатуральная тишина, в которой был слышен лишь отдаленный плач перепуганной пичуги. Потом что-то щелкнуло, и пространство вокруг врезавшихся в землю модулей залил белый прожекторный свет.
     Глухая стена деревьев не пустила его дальше границ поляны.
     Спасенный лес работал на пришлых, не давая увидеть со стороны, что же творится тут, вобрав меж своих стволов достаточно тьмы, чтобы скрыть место посадки... Сверху, у самых макушек старых сосен, что-то замерцало - это бортовые системы ведущего модуля выбросили фантомный экран, - теперь над поляной отсутствовало даже зарево, - свет включившихся прожекторов потерялся, наглухо скрытый маскировкой...
     Пять тяжелых десантных модулей возвышались над покрытой клочьями желтой пены почвой, словно небрежно оброненные сюда с темных ночных небес исполинские яйца легендарной птицы Рух...
     Потревоженный лес нервно шумел, роняя хвою, словно ждал - что же за птенцы вылупятся из этих зловещих яиц?..
     Ждать оставалось совсем недолго.
     Обугленный дерн поляны еще впитывал в себя желтоватую пену, когда с дребезжащим звоном отскочили замки аппарелей и броня пяти исполинских яиц вдруг начала трескаться, расходясь остроугольными сегментами...
     Основу каждого "яйца" составлял толстый стержень десяти метров в длину и около метра в поперечнике. Обшивка модулей продолжала расходиться в разные стороны, ложась на дерн лепестками-сходнями, только донце каждого из пяти "яиц" и соответственно макушка оставались неподвижны. Вверху находилась кабина управления, внизу - силовая установка. Свободный объем внутри спускаемого аппарата был отдан под полезный груз, который располагался на шести остроугольных площадках, примыкавших своими вершинами к монолитному центральному стержню.
     В ярком свете прожекторов на поляне происходило зловещее таинство, какого не видели тут с того момента, как три с половиной века назад на материк опустилась сверкающая сфера колониального транспорта...
     ...В рубке управления боевой серв-машиной нежным, голубым светом вспыхнули экраны центральной консоли, и тихий, идущий из ниоткуда голос доверчиво сообщил пилоту:
     - Активированы функции серводвигателей. Тестовая проверка займет минуту десять секунд...
     Этот голос не был характерен для бортового компьютера. В рубках, приходя в себя после динамического удара, вызванного достаточно жесткой посадкой, вяло шевелились пилоты. Все они были такими разными, что их объединение в боевую группу казалось случайностью. И такими же разными, не похожими друг на друга оказались запрограммированные голоса их машин.
     - Шевелитесь, ублюдки! - внезапно раздался по каналу общей связи хриплый, надтреснутый голос лейтенанта Сейча. - Растащились, смотреть тошно!.. - грубо прикрикнул он, подавая пример своим подчиненным. Его машина первой приподнялась, распрямляя поджатые, как ноги кузнечика, ступоходы, и, нервно завывая двигателями, спустилась по выдвинутой аппарели на обугленный дерн поляны.
     Андрей Рощин (это его бортовому компьютеру принадлежал тихий, доверчивый голос) огляделся вокруг, щелкнул несколькими переключателями на расположенных перед ним скошенных консолях управления и произнес в укрепленный на ободке мягкого шлема коммуникатор:
     - Ноль-семь закончил тест. Начинаю движение.
     Рубка серв-машины чуть покачнулась; внизу, под креслом, с тихим воем заработали гироскопы. Бледно вспыхнуло поле пассивной защиты, обозначив свой контур призрачным, неживым светом, какой иногда можно заметить на старых кладбищах возле осыпавшихся могил.
     Андрею было немного не по себе. Ведь он впервые ступал на землю живой планеты...
     У каждого, даже у захватчика, есть своя жизнь, своя судьба...

***

     ...Со спутников Юпитера хорошо видны звезды.
     Андрей Рощин, заключенный под номером 12/64, имел возможность смотреть на них только урывками, украдкой, когда конвоир каждое утро проводил их группу по коридору тюрьмы от одной бронированной двери, за которой оставались камеры, до другой, где начинался спуск вниз, в печально знаменитые шахты Ио...
     Этот коридор длиной в пятьдесят шагов являлся единственным помещением тюрьмы, где присутствовали окна. Побега тут не опасались - за толстым тройным стеклом царил вакуум. Да и будь там атмосфера - что толку? Куда побежишь на пустынном маленьком спутнике? Как выбраться с него, не имея ни документов, ни цивильной одежды, ни денег? Да и к чему?
     Конечно, мечта о свободе жила, наверное, в душе каждого из заключенных. О себе Рощин не мог сказать наверняка, он не знал, что это такое - свобода. Жизнь, протекающая вне стен этой тюрьмы, смутное представление о которой Рощин имел со слов других заключенных, попавших сюда с этой самой пресловутой "свободы", не казалась ему красивой и притягательной. Иногда, размышляя во время бессонницы о "свободном" мире, Андрей приходил к удручающему выводу: внешний мир тоже являлся своего рода тюрьмой, местом беспросветного заключения для миллиардов людей, мнящих себя "свободными".
     Впрочем, его философия, естественно, никого не интересовала. Даже тюремного психоаналитика, который снисходил до заключенных, лишь когда те переходили черту явного помешательства. Рощин же оставался вменяем, даже более того - неплохо работал, "отбивая" те деньги, которые, по словам надзирателя, были вложены в его обучение Всемирным правительством.
     Андрей являлся оператором виртуальной связи. Он управлял огромной рудодобывающей машиной, которая ползала по узким, прогрызенным ею же самой штрекам, на глубине около километра от поверхности планетоида.
     На взгляд Рощина - работа нудная, неинтересная, но зато безопасная. Другим, кто попал сюда позже, везло в значительно меньшей степени. Люди, разгребающие отвалы шахт, работали в скафандрах старого образца, в основном списанных и плохо пригодных к употреблению. Смертность в тюрьме была чрезвычайно высокой, но это никого не волновало. Заказать новую партию заключенных иногда оказывалось проще, чем добыть сносные запчасти для работающей снаружи техники, и на смертность попросту закрывали глаза.
     За годы, проведенные в тюрьме, Андрей привык к ней, как к своему родному дому. Смутные воспоминания детства истерлись, потускнели, затем постепенно исчезли совсем. И только звезды, на которые ему удавалось взглянуть из окна коридора, что-то будили в смирившейся с неизбежностью душе молодого заключенного.
     Он думал о них, сам не отдавая себе отчета, - зачем и почему. И конечно, никак не мог помыслить, что когда-то сможет полететь к ним...
     ...Когда в неурочный час сухо клацнул электрозамок камеры и на пороге появился охранник в сопровождении незнакомого офицера в странной, пугающей униформе мышиного цвета, Андрей оторопел. Он хорошо выполнял свою работу, но все равно его прошиб ледяной пот при виде этого странного субъекта, за спиной которого почтительно топтался охранник.
     Что я такого сделал?!.. - Эта мысль паническим эхом метнулась в голове и тут же угасла под испытывающим, угрюмым взглядом незнакомца.
     - Андрей Рощин? - Он заглянул в объемную глубину стереопланшета, который держал в руке. - Приговорен к пожизненному заключению по факту незаконного рождения?
     - Да, сэр... - Андрей растерялся, совершенно сбитый с толку таким полувопросительным, скупым перечислением тех сведений о себе, знанием которых мог с уверенностью похвастаться.
     - Правительство Джона Хаммера подписало указ о твоем досрочно-условном освобождении с обязательным призывом на воинскую службу. Собирай вещи... - криво усмехнулся он.
     Андрей стоял как столб, совершенно ничего не соображая.
     - Он что, тормоз? - резко осведомился офицер, смерив Рощина презрительным взглядом и обернувшись к охраннику. - Кого вы мне подсовываете, мать вашу?!
     - Извините, сэр, это лучший специалист по управлению серв-машинами в нашей тюрьме! - Охранник злобно и недвусмысленно посмотрел на Рощина. - Он сейчас придет в себя... Одну секунду, сэр!..
     Андрей интуитивно понял - нужно подчиниться. Одного он не мог взять в толк, что значит "собирайся"? Все имущество, которым дозволено было владеть заключенному, составляла одежда, а она находилась на нем. И при чем здесь упоминание о серв-машинах и совсем уж неуместное в данной ситуации слово "тормоз", явно отпущенное в его адрес?..
     - Я готов, - спокойно произнес он, предупредив грубый окрик служащего тюрьмы, выступившего из-за спины незнакомого офицера.
     Тот смерил его недоброжелательным взглядом, в котором читалось злорадное предвкушение.
     - Ты что, не рад? - внезапно спросил он. - Тебя выпускают на СВОБОДУ, понял?
     Андрей кивнул, одновременно пожав плечами.
     Офицер, искоса наблюдавший за этой сценой, вновь перевел злой вопросительный взгляд на охранника.
     Служащий тюрьмы отвернулся от Рощина и тихо произнес:
     - Сэр, вас никто не обманывает. Это действительно очень грамотный специалист. У него высшая категория допуска к управлению механизмами по системам виртуальной связи. Просто он не понимает, о чем идет речь.
     - То есть как "не понимает"? - хмуро переспросил тот. - Мне казалось, что каждый заключенный мечтает вырваться на волю. Или это не так?
     - Все правильно, сэр. Но посмотрите на статью приговора.
     - Да, я читал. Незаконное рождение. Его мать должна была сделать аборт, но не стала.
     - Вот именно, сэр. Его привезли к нам в пятилетнем возрасте.
     На лице офицера наконец отразилось понимание сути того, что пытался втолковать ему охранник. Обернувшись к Рощину, он еще раз оценивающе взглянул на него и внезапно усмехнулся:
     - Ну что ж, парень, тебе повезло. Теперь ты узнаешь, что такое НАСТОЯЩАЯ жизнь.
     Андрей снова хотел пожать плечами, но не стал. В его молчаливой покорности присутствовало непонятное офицеру здравое, рациональное начало. Тюрьма тоже научила его кое-чему. Поживем - увидим, говорили его