ль "Вистамонт" был из дорогих - не чета той дыре, где Стенхант  имел
несчастье закончить свою жизнь.  Случись  здесь  убийство,  кровь  с  пола
вытрут вместе с отпечатками пальцев, а труп перенесут в  менее  престижное
место задолго до прихода инквизиторов. Как знать,  может  так  было  и  со
Стенхантом.  Именно  в  таких  местах,  как  "Вистамонт",  останавливаются
денежные мешки, которым хочется похвастаться, что они побывали в  Окленде,
но при этом не запачкать подошвы. Отель был огромен и похож на лабиринт, и
в нем вполне хватало  ресторанов  и  прочих  заведений,  чтобы  у  вас  не
возникало желания выглядывать в большой гадкий мир за стенами.
   Я оставил машину на  стоянке  и  вышел,  зажав  газету  под  мышкой.  Я
надеялся, что это поможет спровоцировать виновного  на  откровенность  вне
зависимости от того, видел  он  это  раньше  или  нет.  Одного  вида  этих
фотографий  хватит,  чтобы  выбить  Энгьюина  из  колеи,  а  мне   позарез
необходимо признание. Уж чем-чем, а  избытком  тактичности  я  никогда  не
отличался.
   Я замешкался  под  оценивающим  взглядом  швейцара  -  пожилого  негра,
видимо, одного из последних на подобной работе. В наши дни этим занимаются
по большей части обращенные  животные,  но  "Вистамонт",  судя  по  всему,
гордился старыми дурацкими традициями, и негр являлся  одной  из  них.  Он
одарил меня широкой улыбкой и распахнул дверь, а я приподнял шляпу.
   В баре царил полумрак, из которого белыми льдинами  выплывали  столики.
Последнее время  в  архитектуре  интерьеров  появилась  мода  создавать  у
человека  иллюзию  общения,  оставляя  его  при  этом  на  деле  в  уютном
одиночестве, и бар "Вистамонта" мог служить эталоном подобного подхода.  Я
шагнул в темноту и  начал  оглядываться  в  поисках  Энгьюина.  Ничего  не
скажешь, он нашел-таки неплохое убежище. Я обнаружил его у  дальней  стены
во вращающемся  кресле  за  столиком,  рассчитанным  на  двоих.  Я  уселся
напротив, спиной к стене. Кресло было обтянуто бархатом, и я утонул в нем.
   - Не очень-то вы  спешили,  -  поднял  глаза  Энгьюин.  Его  лицо  чуть
заострилось,  отвердело:  он  начал  свыкаться  с   жестокой   реальностью
существования  без  спасительной  оболочки  нескольких  единиц  кармы   на
магнитной полоске карточки.
   - Вы пока не оплачиваете мое время, - заметил я.
   - А вы предпочитаете деловые отношения, Меткалф? - фыркнул Энгьюин.
   Он сунул руку в карман, вытащил конверт и бросил на стол между нами.  Я
взял конверт, Там лежало тысяча четыреста долларов.
   - За сегодня и завтра, - сказал он,  удостоверившись,  что  я  сосчитал
деньги.
   - Сегодня за мой счет. Пусть это будет  аванс  за  пятницу  -  Я  убрал
купюры в бумажник и положил пустой конверт на стол.  Адреса  я  в  темноте
прочитать все равно не мог, но иметь при себе что угодно, связывавшее меня
с Энгьюином, было бы рискованно.
   - Звучит оптимистично, - мрачно вздохнул он.
   - Что именно?
   - То, что вы надеетесь иметь работу еще и в пятницу.
   -  Если  честно,  мне  не  понятно,  почему  инквизиторы  вас  еще   не
заморозили. Впрочем, то, что  мы  с  вами  беседуем  сейчас,  уже  внушает
оптимизм. Моргенлендер раздражен: у него никак  не  выстраивается  цельная
картина, и это его бесит.
   - Со мной он держался очень уверенно.
   - Не будьте дураком, Энгьюин.  Просто  вы  не  привыкли  иметь  дело  с
инквизиторами. Моргенлендер - исполнитель. Это дело попало  в  прессу.  На
него оказывается давление, чтобы он закруглялся побыстрее,  но  он  должен
довести расследование до конца или по крайней мере помешать увести  его  в
сторону.
   - Не понимаю.
   - Я тоже, но надеюсь понять. - Я  махнул  официантке,  но  привлечь  ее
внимание оказалось не легче, чем подавать знаки  вертолету,  сидя  на  дне
лисьей норы. - Я узнаю, кто и почему убил Стенханта. И если это ваших  рук
дело, лучше заберите эти деньги обратно и потратьте их на порошок  или  на
девочек, да побыстрее, поскольку покрывать вас я не намерен.
   - Я невиновен.
   Я шмякнул газетой об стол, но в темноте эффект получился явно не тот.
   - Что они на вас имеют?
   Последовало молчание. Я вглядывался Энгьюину в лицо, но оно  ничего  не
выражало.
   - Я ему угрожал, - выдавил он наконец. - У них есть мое письмо. Но  они
не так поняли...
   - Моргенлендер назвал это шантажом. У вас было что-то против Стенханта?
   - Сугубо личное дело. Моя сестра работала  на  него,  и  он  сломал  ей
жизнь. Я хотел, чтобы он знал, как я к этому отношусь.
   - Подробнее.
   - У нее от него  ребенок.  То  есть  башкунчик.  Это  просто  маленькое
чудовище...
   - Башкунчики - все чудовища, -  сказал  я,  и  тут  до  меня  дошло.  -
Скажите, вашу сестру зовут Пэнси Гринлиф?
   Похоже, это заставило Энгьюина отнестись ко мне с большим уважением. Он
подался вперед так, что на его лицо упал свет.
   - Да, - сказал он. - Вы, наверное, уже говорили с ней.
   - Нет, но надо бы. Поговорю завтра, если смогу Рассказывайте дальше.
   - Теперь я уже не  так  уверен,  -  произнес  он.  -  Мне  кажется,  он
обрюхатил мою сестру и платит ей за молчание.
   - Если судить по ее дому, не такая плохая сделка, - заметил я.
   - Вы не понимаете. До моего отъезда из Лос-Анджелеса у  нее  была  хоть
какая-то своя жизнь. А теперь она скрытная.  Боится  сказать  мне,  в  чем
дело. Стенхант обращался с ней как с куклой какой-то.
   -  И  вы  решили  оборвать  нити,  -  предположил  я,  -  или  хотя  бы
подзаработать.
   -  Давайте,  Меткалф,  давайте!  Можете  издеваться  и  дальше.  Весьма
признателен.
   - Сами хороши. Продолжайте, Энгьюин. Не очень-то  приглядная  получится
история даже с тем немногим, что мне известно. Моргенлендер  заподозрил  в
вас шантажиста, а доктор Тестафер показал инквизиторам ваше  имя  в  книге
записей на прием, и оно там встречается не раз. Так что вам  от  Стенханта
далеко не уйти.
   Он, как школьник, положил руки на стол перед собой.
   - Сначала я его и в самом деле хотел убить.  Я  пошел  к  нему,  я  его
обзывал, я угрожал, я пытался вызвать хоть какую-то реакцию,  -  его  руки
дернулись так, что я понял: это не пустые слова. - Но  он  и  не  пробовал
защищаться. Он скрывал что-то, это точно, и чуть ли не силой заставил меня
взять деньги.
   -  О'кей,  потише.  Так,  значит,  вы  с  ним  пришли  к  своего   рода
компромиссу: обменяли ярость на кошелек.
   - Еще он пытался запугать меня: говорил, что я впутался в  это  больше,
чем думаю, и предлагал уйти. Он увидел, что я поубавил  пыл,  и  предложил
мне деньги, а я их взял. Для него это ерунда, а для меня - нет.
   - Он просто ввел вас в семью. Как еще одну куклу.
   - Идите к черту.
   Я улыбнулся.
   - Откуда вы такой взялись, Энгьюин? Где вы учились играть простачка? Да
над вами грех не издеваться.
   Вопросы - вообще  неприятная  штука,  а  этот  к  тому  же  звучал  как
оскорбление, поэтому я даже удивился,  когда  он  уловил  суть  вопроса  и
ответил прямо. Хотя в его положении можно уже ничего не бояться.
   - Я приехал сюда из Эл-Эй, - почти спокойно ответил он. - Я  шесть  лет
прослужил в армии. Пытался дослужиться до звания, но мне  надоели  военные
инквизиторы. Насколько я понял, все, что они хотят,  -  это  чтобы  кто-то
чистил им сортиры. Вот я и уволился - с  избытком  кармы  и  без  гроша  в
кармане. Тогда я и решил проведать сестру.
   - Где вы остановились?
   - Сначала у приятеля в Пало-Альто, потом на несколько дней у  сестры  -
пока туда не въехала Челеста Стенхант. Теперь вот  нигде.  -  Он  повернул
руку ладонью вверх, как  бы  демонстрируя  это.  -  Моргенлендер  дал  мне
понять, чтобы я и близко не подходил к дому на Кренберри-стрит. Я пару раз
переночевал в ночлежке, но они пускают только с минимальным запасом кармы,
так что теперь мне туда нет ходу.
   Я начал проникаться к нему жалостью; впрочем, ничего удивительного.  Со
мной так всегда бывает, когда  я  сталкиваюсь  с  человеком  в  еще  более
отчаянном положении, чем я. В подобных ситуациях мои реакции  не  сложнее,
чем у кобелей Павлова.
   Где-то в глубине бара официантка посмотрела на свою схему и  сообразила
наконец, что мы здесь. Склонившись  над  столом,  она  спросила,  что  нам
нужно. Я заказал стопку текилы  и  попросил  принести  зеркальце.  Энгьюин
только помотал головой, и официантка ушла.
   Тут меня осенило.
   - Ведь вы платите мне деньгами Стенханта, так?
   Он помолчал немного, потом решился.
   - Ага. Вы, наверно, теперь вернете их мне  и  снова  предложите  забыть
все?
   - Нет, - сказал я. - Просто мне это  представляется  забавным.  Мы  оба
питались из одного источника, только теперь он  иссяк.  -  Я  похлопал  по
карману. - Это все?
   - Почти.
   Вернулась официантка. Она поставила на  стол  питье  и  положила  рядом
маленькое зеркальце  неправильной  формы  и  пластмассовую  соломинку  для
нюханья с выгравированными на ней названием и телефоном отеля. Я  заплатил
двадцатку и, расстегнув кошелек, вынул из него пакетик с зельем. Измельчая
порошок ножиком, я поднял глаза и увидел, что Энгьюин наблюдает за мной.
   - Вы не нюхаете?
   - Нет.
   - Армия отучила?
   - Нет. Я и не начинал.
   Я испытал еще один приступ жалости к пареньку, но это быстро прошло.
   -  Забавный  из  вас   шантажист,   Энгьюин.   Стенхант   злоупотреблял
Забывателем, и еще как злоупотреблял. Так что идти к нему с  угрозами,  не
зная, что он помнит на момент  разговора,  а  чего  не  помнит,  чертовски
глупо. Вполне возможно, он даже не сообразил, кто такая ваша сестра.
   Я нагнулся и  нюхнул  через  пластмассовую  трубочку,  потом  откинулся
назад, давая зелью стечь по носоглотке.  Нанюхавшись,  я  вытер  зеркальце
рукавом и спрятал фирменную соломинку в карман. Должно быть,  Энгьюин  все
это время готовил речь, и, когда он  заговорил,  я  с  удивлением  услышал
следующее:
   - Это изощренный вариант понятия  "добрый  фараон  -  злой  фараон",  -
заявил он.
   - Что-что?
   - Вовсе вы не на меня работаете. Вы просто инквизиторская приманка.  Вы
следите за мной и выпытываете у меня все. Вы играете на моем страхе  перед
ними, но разницы между вами нет. - Он хихикнул. - Это все просто игра. Они
отобрали у меня карму, вы  -  деньги,  вот  игре  и  конец.  Вам  нравится
казаться  независимым  циником,  словно  вы  больше,  чем   шестеренка   в
механизме,  но  это  только  поза  и  ничего  больше.  -  В   его   голосе
проскальзывали истерические нотки, словно он пытался сам себя  убедить.  -
Вы живете и работаете под их крылышком, иначе они бы вас прихлопнули.
   - А вот и нет, Энгьюин. Все куда как сложнее.
   - Угу. Это уж точно, - кивнул он. - Расскажите как.
   У него был вид кролика, которого так напугали, что он разъярился.
   - Во-первых, я ни за что не взялся бы за ваше дело, не  верь  я  вам  с
самого начала. Инквизиторы всегда выбирают путь  попроще,  порой  в  ущерб
истине - вот одна из причин, почему я ушел в частную практику.  Вы  правы,
усматривая в моих отношениях с ними некоторый  симбиоз,  но  уж  разыграть
"доброго фараона - злого фараона" они смогли бы и без моей помощи.  Я  сам
долго думал, почему я ушел из Отдела, и это слишком сложно объяснить -  уж
во всяком случае, не сейчас.
   Как я и предупреждал вас с самого начала, вы не покупаете  себе  нового
лучшего друга. Да, я работаю на вас, но вы мне не начальник,  поскольку  я
лучше знаю, как действовать. Если я огорчу вас - что ж, дверь морозильника
открыта. Вступительный взнос вы уже заплатили. Я  давно  усвоил,  что  моя
работа заключается в раскрытии тайн, которые люди хранят от самих себя так
же крепко, как от других.
   Я дал Энгьюину время переварить это,  а  сам  отхлебнул  из  стакана  и
осмотрелся по сторонам. Глаза уже привыкли к полумраку, и мне  даже  почти
удалось  разглядеть  клиентов  за  дальними  столиками.  Я  был  несколько
удивлен, увидев обращенного кенгуру, одиноко сидевшего у окна со  стаканом
в лапе. Он смотрел в нашу сторону  и,  поймав  мой  взгляд,  отвел  глаза.
Впрочем, слышать он нас все  равно  не  мог,  что  я  и  отметил.  Законы,
ограничивавшие   присутствие   обращенных,    повсеместно    слабели,    и
консерваторам вроде меня приходилось с этим смириться.
   - Я все обдумал, - сказал Энгьюин. - Меня заморозят.
   Я отвлекся от кенгуру. Энгьюин  снова  превратился  в  кролика,  но  не
разъяренного, а просто напуганного. Напуганного и до смерти уставшего.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Никуда мне не деться. Вы-то мне ничего не скажете, но я все  обдумал,
и это совершенно очевидно. Мне лучше приготовиться. Черт, я ничего про это
и не знак?.
   - Все очень просто, - сказал я. - Они хранят  вас  в  морозильнике,  и,
если у вас есть хороший адвокат или высокопоставленные  родственники,  они
будут присматривать за вами и рано или поздно  разморозят.  Насколько  мне
известно, это всегда делается так.
   - Я не понимаю, что вы имеете в виду.
   - Единственное отличие между тюрьмой и морозильником то, что  в  тюрьме
вы можете играть в карты, отмечать день рождения и вообще  вести  светский
образ жизни, а в морозильнике - нет, что обходится дешевле  и  к  тому  же
гораздо гигиеничней. Вы выходите таким же глупым и бедным, и ваша  девушка
уже давно нашла себе другого. Впрочем,  у  того,  кто  заказывает  музыку,
всегда имеются деньги  и  связи,  чтобы  скостить  срок.  У  вас  найдется
кто-нибудь, кто может помочь?
   - Сестра, - неуверенно произнес он. - Она может.
   - Никого из Эл-Эй? Дружков по армии?
   - Да нет...
   - На вашем месте я бы не слишком рассчитывал на сестру, - возразил я. -
Она растит ребенка от человека, которого предположительно убили вы.  Когда
вы с ней говорили в последний раз?
   - Ни разу с тех пор, как я ушел оттуда. С момента появления Челесты.
   - Я попробую поговорить с ней о вас, - предложил я. - Как ей поступать,
если они заберут вашу карточку.
   - Ага, - вяло кивнул он. - Это было бы хорошо.
   Пару минут мы посидели молча. Я допил текилу и поднял  стакан  слизнуть
те капли, до которых мог дотянуться языком. Я покосился на кенгуру, и  тот
снова поспешно отвел глаза.
   - Вот ключи от моего офиса, - сказал я наконец. -  Можете  переночевать
сегодня там, а утром оставите их  дантисту.  Не  лазьте  по  ящикам  и  не
отвечайте на телефонные звонки.
   - Ладно, - удивленно ответил он. - Спасибо.
   - Нет проблем. - Я надел шляпу. - Я пойду. У  меня  дома  автоответчик.
Звоните.
   - Ладно.
   - Когда я выйду, оглянитесь по сторонам  и  посмотрите,  не  выйдет  ли
кто-нибудь следом за мной. Ничего не делайте, просто запомните.
   Я выбрался из своего бездонного кресла и на негнущихся ногах подошел  к
стойке, стараясь не оглядываться. Я положил на стойку еще двадцатку.
   - Принесите моему другу выпить.
   Девица кивнула и покосилась на стол. Я сунул руки в карманы и вышел  из
бара.  Свет  в  вестибюле  чуть  не  ослепил  меня,  зато  дышалось  здесь
свободнее. Я небрежно кивнул портье и вышел.
   С минуту я  посидел  в  машине,  чтобы  поунять  дрожь  в  коленках.  Я
чувствовал себя неважно, хотя теперь мое время оплачивалось  -  парнем,  у
которого своего времени почти не осталось. Внутренний голос советовал  мне
поехать домой и принять еще понюшку, но другой  внутренний  голос  резонно
возражал, что, возможно, самое время поработать ногами. Я  вздохнул  и  на
этот раз решил послушаться второго голоса.
   Поэтому я поехал посмотреть на место преступления.  Убийство  произошло
ночью, и при правильном подходе мне может и удастся поговорить  с  парнем,
обнаружившим тело. Если мне и везет когда с  гостиничным  персоналом,  так
только с ночной сменой, уж не знаю почему. Какие-то особые нити  связывают
меня с ночной сменой. Плохо, если инквизиция еще не  сняла  оцепление,  но
даже в этом случае, может, мне повезет и все-таки  удастся  выведать  хоть
какие-то крохи информации.
   Расплачиваться за них придется утром - головной болью.  Что  ж,  вполне
достойная плата.



8

   Отели "Вистамонт" и "Бэйвью Эдьюлт Мотор  Инн"  разделяет  долгий  путь
вниз по спирали кармы, но если уж Стенхант и его убийца  его  одолели,  то
одолею и я. Я загнал машину на стоянку и без труда нашел свободное  место:
там стояло всего  с  полдюжины  машин,  все  с  калифорнийскими  номерами.
"Бэйвью" служил местом отдыха для тех, кто хотел  отдохнуть  от  мужа  или
жены На стоянке здесь не увидишь машины из другого штата, поскольку там  у
них - собственные места отдыха вроде "Бэйвью". Вообще-то отсюда открывался
неплохой вид на залив, хотя сомнительно, что  кто-нибудь  обращал  на  это
внимание.
   Я вылез из машины и замер: где-то сзади урчал мотоцикл или  мотороллер.
Повернувшись, я успел заметить мотоцикл, сворачивающий за угол. По  дороге
я видел несколько раз в зеркале одинокую фару, и по шее побежали  знакомые
мурашки: хвост! Тем не менее я вовсе не собирался впадать в панику. Слежка
все равно что  прыщ:  вылезет  в  свое  время.  Можно,  конечно,  пытаться
ускорить процесс, но лучше от этого не станет.
   Я подошел к офису и заглянул в окно. В вестибюле одиноко сидел дежурный
администратор, да еще где-то в задних комнатах негромко  играло  радио.  Я
вошел, постаравшись не вытирать ноги о то, что, видимо, изображало  коврик
у входа. Это могло бы нанести моим  ботинкам  серьезный  ущерб.  Чище,  во
всяком случае, они от этого не станут.
   Отель был занюханный. Слово "занюханный", пожалуй, характеризовало  его
точнее всего. Новая, но безвкусно подобранная мебель.  Стены,  которым  не
помешала бы свежая покраска. Даже музыка, доносившаяся из  задних  комнат,
казалась покрытой толстым слоем пыли. Портье оторвался от того, что  читал
или смотрел, и одарил меня угрюмым взглядом - точно такой же взгляд я  вот
уже сорок три года вижу по утрам в зеркале. На вид ему  около  пятидесяти,
комплекция - вроде столбика сигаретного пепла, а волосы  явно  проигрывали
битву с лысиной за обладание поверхностью головы. Я закрыл за собой дверь,
и колокольчик у стойки тихонько звякнул, объявив о моем прибытии.
   Портье снова опустил глаза: журнал явно имел  для  него  первостепенное
значение. Я поздоровался.
   - Покажите сначала вашу девицу, - заявил он. - С животными нельзя. Если
у вас животное, поищите себе другое место.
   - Я один, - сказал я. - Я инквизитор и веду расследование. Мне хотелось
бы задать вам пару вопросов.
   Он даже не поднял головы.
   - Гоните лицензию.
   Я вытащил фотостат, и он почти посмотрел на него.  Подождав  минуту,  я
убрал лицензию обратно.
   - Частник, - буркнул он  себе  под  нос.  -  Не  пойдет.  Обратитесь  к
менеджеру завтра утром. - Он вяло махнул рукой.
   Я отошел от стойки и  попытался  заглянуть  в  заднюю  комнату.  Портье
сделал вид, что меня здесь нет. Если не  считать  радио,  там  было  тихо.
Насколько я мог судить, мы здесь одни. Судя по доске с ключами, почти  все
номера свободны. В конце концов я решил, что  могу  немного  пошуметь,  не
привлекая лишнего внимания.
   - О'кей, - сказал я, протягивая руку к  ключам.  -  Я,  пожалуй,  пойду
оглядеться.
   Он закрыл свой журнал и отодвинул его в сторону, потом поднял глаза.  Я
снова встретил его взгляд и понял, почему он столь упорно не желал на меня
смотреть. Мотель был деревня деревней, и портье тоже.  Но  не  его  глаза.
Глаза были высшей лиги, только что не  из  Зала  Славы.  Этим  глазам  уже
доводилось умирать, и не один раз, и все же они продолжали жить. Та  часть
меня, которая хотела  пошуметь,  почему-то  передумала.  Не  то,  чтобы  я
сомневался, что одолею его. Я сделал бы его одной левой, и все же что-то в
этих глазах говорило мне, что этого делать не стоит.
   - Ладно, - спокойно произнес он.  -  Шутки  в  сторону.  Не  на  такого
напали.
   - Я хочу поговорить именно с вами.
   - А я именно с вами не хочу говорить. - Он не повышал голоса, но пальцы
нервно барабанили по стойке.
   Я выудил еще одну купюру из пачки Энгьюина, подержал ее так,  чтобы  он
р