Джонатан Летем.
    Пистолет с музыкой

   -----------------------------------------------------------------------
   Jonathan Lethem. Gun, With Occasional Music (1994).
   Пер. - Н.Кудряшов. М., "АСТ", 1996.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 15 November 2001
   -----------------------------------------------------------------------

                                  Посвящается Кармен Фаринья


                                  Дело было проще простого. Большой Шеф по
                               обыкновению не опоздал, к  тому  же  объект
                               бросался в глаза, как кенгуру во фраке.
                                                           Раймонд Чандлер


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


1

   Когда я проснулся, клянусь, оно было со мной.
   _Предчувствие_.
   Я уже две недели не работал на Мейнарда Стенханта. Предчувствие было со
мной  и  до  того,  как  я  включил  музыкальную  интерпретацию  последних
новостей. Впрочем, новости подтвердили то, что я и так знал: пора заняться
делом. Видно, придется найти клиента. Вялые всплески  скрипок  прорывались
сквозь завывания хора и пропадали, а потом все повторялось снова и  снова.
Тревожные звуки: что-то личное и трагическое - самоубийство или  убийство,
но уж никак не политика.
   Музыкальные новости заставили меня навострить уши. Не так часто слышишь
сейчас об убийствах. А если и доведется услышать  подобное,  так  ближе  к
вечеру, в промежутке между выпивкой - да и то, как правило, ты  сам  же  и
рассказываешь в баре о своем последнем расследовании, а на тебя смотрят  и
не верят.
   Скрипки не отставали. Скрипки требовали:  встань  и  иди  в  офис.  Они
говорили, что сегодня мне  наверняка  что-нибудь  да  подвернется.  От  их
назойливых голосов мой бумажник пробрала голодная дрожь.
   Итак, я принял душ, побрился и  как  следует  расцарапал  десны  зубной
щеткой, после чего поплелся на кухню прополоскать  раны  обжигающим  кофе.
Зеркальце  по-прежнему   лежало   на   столе,   покрытое   толстым   слоем
недонюханного зелья моего собственного состава - две полосы напоминали два
скрещенных белых пальца. Лезвием бритвы я собрал  порошок  в  пергаментный
конвертик и вытер зеркальце о рукав. Потом не спеша допил кофе. Когда я со
всем этим покончил, утро почти миновало. Как бы то ни было, я отправился в
офис.
   Приемную  я  делил  с  дантистом.  Изначально  офис  принадлежал   двум
психоаналитикам, которым явно легче удавалось делить клиентов -  клиентов,
которым внушают, что  все  их  проблемы  от  несдержанности  характера.  А
кстати,  весьма  неплохая  шутка:  психоаналитики  правдами  и  неправдами
пытаются лишить практики меня и  мне  подобных,  но  в  конце  концов  все
получается совсем наоборот.
   Я, например, даже не представляю, как  отвечать  на  все  эти  интимные
вопросы. Я запросто нарушаю табу на задавание вопросов -  в  конце  концов
это моя работа, - но, когда дело доходит до ответов, я ничем не  отличаюсь
от любого другого. Не люблю этого и все тут.
   Я  проследовал  мимо  очереди  к  дантисту  в  свой  кабинет   и   там,
незамедлительно расстегнув воротник, наконец позволил себе ухмыльнуться. Я
не наведывался сюда уже неделю, но кабинет ничуть не  изменился.  Лампочка
все так же мигала, а когда  я  открыл  дверь"  под  мебелью  всколыхнулась
свалявшаяся пыль. Хотя потеки сырости на обоях не видны:  их  загораживает
спинка кресла, но я и так знаю, что  они  там.  Повесив  плащ  на  рогатую
вешалку в углу, я уселся за стол.
   Потом снял телефонную трубку и тут  же  повесил  ее:  телефон  работал.
Включил радио послушать устный выпуск новостей (если они будут,  конечно).
Слишком часто случается, что к  тому  моменту,  когда  к  делу  приступают
дикторы, беспокойные аккорды ранних выпусков  уже  успевают  пригладить  и
все, что остается,  -  это  тревожное  ощущение:  где-то  когда-то  что-то
произошло.
   Но не на этот раз. На  этот  раз  новости  действительно  имели  место.
Мейнард Стенхант, состоятельный врач из Окленда, был  застрелен  в  номере
второразрядного отеля в пяти кварталах от  своего  офиса.  Диктор  сообщил
имена инквизиторов, которым поручено расследование, добавил, что  Стенхант
разъехался с женой, и перешел к следующему сообщению.  Я  переключился  на
другую станцию в надежде  услышать  подробности,  но  на  всех  диапазонах
передавали одно и то же.
   Я испытывал несколько противоречивые  чувства.  Не  то  чтобы  я  успел
близко познакомиться с убитым. Мейнард Стенхант был  человеком  надменным:
богатый врач, с запасом единиц кармы, не уступающим его текущему  счету  в
банке, - и он всегда давал вам это понять,  хотя  и  довольно  изящно.  Он
разъезжал не на обычной тачке, а на раритетном автомобиле. У него был офис
в "Калифорния-билдинг" (о  котором  можно  только  мечтать)  и  платиновая
блондинка-жена  (о  которой  можно  только  мечтать),  как-то  вечером  не
вернувшаяся к нему - так, во всяком случае, он говорил. Пожалуй,  он  даже
мог бы мне справиться, не знай я его лично.
   Мне он не нравился из-за его отношения к жизни. Доктор пристрастился  к
Забывателю. Поймите меня правильно: я и сам питаю пристрастие к зелью, как
и любой другой, - возможно,  даже  больше,  -  вот  только  для  Стенханта
Забыватель был чем-то вроде индейки в  День  Благодарения.  Я  понял  это,
когда позвонил ему как-то ночью, а он даже не вспомнил, как меня зовут. Он
не был пьян - он просто не помнил, кто я и  зачем  звоню.  Мы  никогда  не
встречались у него в офисе - возможно, он не  хотел,  чтобы  какой-то  там
частный инквизитор топтал его дорогие ковры, - а теперь его  вечернее  "я"
не имело представления о том, кто я такой.  Ну  что  ж,  это  не  нарушало
правил игры. Я и в самом деле не подарок и  вполне  допускаю,  что  доктор
содержал дом в образцовом порядке. Все, что касалось  Мейнарда  Стенханта,
пребывало в образцовом порядке - если не считать  работы,  на  которую  он
меня нанял: взять его жену за шкирку и вернуть ему.
   Разумеется, он меня этим обрадовал не сразу. Такие люди никогда  ничего
не скажут прямо. Я проработал  на  него  почти  неделю  -  как  мне  тогда
представлялось,  простым  соглядатаем,  -  прежде  чем  он  сообщил,  что,
собственно говоря,  ему  от  меня  нужно.  Я  не  стал  тратить  время  на
объяснение, что занялся частной практикой как раз для того, чтобы избежать
неприятной обязанности запугивать людей. Я просто  отказался,  и  он  меня
уволил, а может, я сам ушел.
   Значит, золотого мальчика шлепнули. Жаль. Я знал,  что  теперь  мне  не
избежать визита из Отдела  Инквизиции.  Особой  радости  я  не  испытывал.
Страха,  впрочем,  тоже.  Визит  будет  чисто  формальный  у  инквизиторов
наверняка уже имеется подозреваемый, иначе  они  бы  не  допустили  утечки
информации. Они уверены, что с блеском завершат расследование, -  в  любом
другом случае в выпуске устных новостей ничего бы не сообщили.
   По той же причине я знал, что мне в этом деле  рассчитывать  на  работу
нечего, а это весьма обидно. Все зацапают ребята  из  Отдела,  и  человеку
вроде меня просто не хватит места - даже если найдется клиент.  Дело  явно
относилось к категории "завести и закрыть", и тот,  кто  как  раз  мог  бы
стать моим клиентом, наверняка по уши в дерьме. А за  убийство  полагается
морозильная камера, так что парень, на которого положили глаз инквизиторы,
может считать, что его песенка спета.
   Впрочем, меня это не касается. Я переключился на  музыкальные  новости.
Они как раз успокаивали население убаюкивающими переборами  арф,  на  фоне
которых уханье тубы обозначало неумолимую поступь карающего правосудия.  Я
позволил себя убаюкать и отключился, припав щекой к столу.
   Не знаю, сколько я так проспал, но разбудил меня голос дантиста.
   - Меткалф, проснитесь! - повторил он. - Там, в прихожей, сидит человек,
которого если что и беспокоит, то уж никак не зубы.
   Дантист повернулся и исчез, а  мне  пришлось  вправлять  челюсть  после
близкого знакомства с крышкой стола.



2

   - Меня зовут Ортон Энгьюин.
   Это был крупный парень, весьма напоминавший барана, и говорил он  очень
тихим голосом. Таким голосом меня не разбудить - меня обычно надо потрясти
за плечо. Впрочем, это сделал для него дантист, и  мне  оставалось  только
протирать глаза и накапливать слюну, чтобы заговорить. Все это время он  с
глупым видом стоял рядом со мной. Я махнул, чтобы он сел, поскольку понял,
что без приглашения он этого не сделает, и внимательно посмотрел на него.
   Обычно я пытаюсь определить уровень кармы человека еще до того, как  он
начнет говорить,  так  что  сразу  понял  -  у  парня  с  этим  не  важно.
Ввалившиеся глаза, сбитая челка на потном лбу. Вряд ли ему больше двадцати
пяти, - в любом случае он прожил достаточно, чтобы наделать дел, достойных
сожаления. Ну и видок как будто он упал с самолета и развалился на  части,
а теперь его собрали заново - вот только  душа  куда-то  делась.  По  моим
прикидкам все это произошло максимум недели две назад.
   - Меня зовут Ортон Энгьюин, - повторил он. Голос звучал так, словно его
полоскали в слишком большом количестве хлорки.
   - О'кей, - ответил  я.  -  Меня  зовут  Конрад  Меткалф,  и  я  частный
инквизитор. Вам это известно. Вы  это  где-то  вычитали  и  начали  питать
надежды. Позвольте  сразу  же  сказать,  дальнейшее  питание  этих  надежд
обойдется вам в семьсот баксов в сутки. Вдобавок то, что  вы  получите  за
свои деньги, вовсе не обязательно будет вам приятно.  Я  имею  обыкновение
становиться занозой для тех, на кого работаю, в не  меньшей  степени,  чем
для тех, за кем слежу. Большинство уходит из моего кабинета, узнав о  себе
много такого, чего предпочитало бы не знать, - если,  конечно,  не  уходят
после первой же беседы. Дверь видите?
   - Мне нужна ваша помощь, и я готов  платить,  -  выдавил  он,  когда  я
замолчал. - Вы мой последний шанс.
   - Это я и так знаю. Все видят во мне последний шанс.  Сколько  кармы  у
вас осталось?
   - Простите...
   Ответ не отличался оригинальностью. В мире,  где  невежливым  считается
спросить у соседа, который час, я мог служить олицетворением бестактности.
Я привык вытряхивать людей из того состояния дискомфорта, к  которому  они
привыкли. Собственно, этим я и жил.  Возможно,  до  сих  пор  Энгьюину  не
приходилось отвечать на прямо поставленные вопросы - если не считать  тех,
что ему задавали в Отделе Инквизиции. На эти вопросы отвечают все.
   - Давайте-ка разберемся, - сказал я. - Вы мне  платите  за  то,  что  я
задаю вопросы. В этом вся разница между нами: я задаю вопросы, а вы нет. И
мне нужна _ваша_ помощь. Вы можете мне врать - так поступают почти все,  -
а можете потом проклясть меня. Только не шарахайтесь от меня так. А теперь
гоните карточку Мне нужно знать уровень вашей кармы.
   Он слишком отчаялся, чтобы устроить мне сцену. Он просто полез в карман
за куском пластика и протянул его через стол,  старательно  избегая  моего
взгляда.
   Я сунул карточку в карманный  детектор.  Никаких  показаний.  Магнитная
лента на карточке чиста. Его уровень кармы равнялся  нулю.  Это  означало,
что он мало чем отличается от покойника. И насколько я  понимаю,  он  знал
это.
   Если Отдел  Инквизиции  установит  карточку  на  ноль,  вы  не  сможете
появиться ни в одном публичном заведении, не  понизив  тем  самым  уровень
вашей кармы до отрицательной отметки. И стук захлопывающейся  двери  будет
последним, что мир услышит о вас, - и очень  надолго.  Если  не  навсегда.
Давненько мне не приходилось видеть карточку на нуле. Последний раз  такую
карточку  держал  трясущимися  руками  человек,  окончательно  тронувшийся
рассудком.
   Собственно, это уже пустая формальность: дело против вас  завершено,  и
вам предоставляется последняя возможность еще денек-другой  пошататься  по
улицам в качестве ходячей рекламы правосудия. Можно,  конечно,  попытаться
повысить карму, помогая старым слепым козлихам переходить дорогу, а  можно
просто завалиться в бар и напиться вдрыбадан - это уже ничего не  изменит.
Между вами и  вашей  жизнью  -  стальная  дверь,  и  вам  остается  только
смотреть, как она медленно захлопывается.
   Я вернул ему карточку.
   - Да, это большая неприятность, - сказал  я  по  возможности  мягко.  -
Обычно в таких случаях от меня мало пользы. - По крайней мере я не  кривил
душой.
   - Мне хотелось бы, чтобы вы попробовали, -  произнес  он  с  мольбой  в
глазах.
   - Ну, если ничего другого не остается... - Ничего,  кроме  как  принять
деньги от ходячего трупа. - Но нам надо спешить. Я буду задавать вопросы -
много вопросов, возможно, больше, чем  вы  слышали  за  всю  вашу  прошлую
жизнь, - и мне нужен честный ответ на _каждый_. Так в чем вас обвиняют?
   - Отдел Инквизиции утверждает, что я убил  человека  по  имени  Мейнард
Стенхант.
   Я чувствовал себя последним болваном. Мог бы  ведь  и  догадаться,  что
Отдел уже нашел кого-то - правого или виноватого без  разницы,  главное  -
засунуть его в морозильник. И тем не  менее  я  не  узнал  его,  когда  он
приперся ко мне.
   - Забудьте это, - произнес я. -  Возьмите  вот  это  и  забудьте.  -  Я
выдвинул ящик стола, вынул оттуда маленький конвертик и протянул ему.  Это
была моя собственная смесь, лучшее,  что,  на  мой  взгляд,  могло  помочь
обреченному человеку. - Возьмите  зелье  и  выматывайтесь.  Что  бы  я  ни
сделал, вам это не поможет. Если  я  только  попытаюсь  вмешаться  в  дело
Стенханта, это будет конец нам обоим.  Пару  недель  назад  я  работал  на
Стенханта, так что мне и без вашего участия непросто будет  отделаться  от
Инквизиции. - Я достал бритву и положил ее на стол рядом с конвертиком.
   Энгьюин не взял конверт. Он просто сидел и смотрел на меня как ребенок.
Я вяло махнул рукой  и  взял  конвертик  Если  он  не  хочет,  мне  самому
пригодится.
   Я высыпал содержимое на стол и порубил лезвием, не заботясь о том,  что
часть зелья останется в царапинах. Энгьюин встал и, пошатываясь, вышел.  Я
ожидал, что он хлопнет дверью, но он не стал. Может, он решил,  что  я  не
частный, а  официальный  инквизитор,  и  хлопанье  дверями  ему  даром  не
пройдет. На такие штуки у него просто не осталось кармы.
   Моя  смесь  в  основном  состояла   из   Принимателя   плюс   чуть-чуть
Сострадателя  для  остроты  и  немного  Усилителя.  Обычно  это   помогало
держаться даже в самые тяжелые минуты. Я втянул  понюшку  через  трубочку,
скатанную из стодолларовой бумажки, и очень скоро ощутил эффект. Это  было
хорошее зелье. Я искал нужные пропорции несколько лет, но раз найдя, сразу
понял: это то, что мне нужно. От него я чувствовал себя  именно  так,  как
хотел, - лучше.
   Во  всяком  случае,  так  было  всегда.  С  моим   родом   деятельности
Забывателем злоупотреблять нельзя -  я  перестраховывался,  не  нюхая  его
вообще. Вот как раз сейчас  я  не  отказался  бы  от  понюшки:  общение  с
Энгьюином отрицательно сказалось на моих нервах.  Вряд  ли  это  угрызения
совести - скорее, осознание того, что для  последней  надежды  я  выглядел
хиловато. Всего-навсего  еще  один  инквизитор,  отвернувшийся  от  мольбы
Энгьюина. Тот факт, что я работаю не на Отдел, а на самого себя, ничего не
менял.
   Если ты не решение проблемы, значит, становишься проблемой сам, верно?
   Я втянул еще одну понюшку и вздохнул. Заниматься убийством Стенханта не
просто глупо. И все же ощущение неизбежности, приходившее с началом нового
расследования, не покидало меня. С ним я проснулся, и оно все еще было  со
мной. В молодости  тебе  кажется,  что  влюбленность  обязательно  обещает
встречу с прекрасной незнакомкой. Мое утреннее ощущение было сродни этому.
На деле же ты, как правило, оказываешься втянутым  в  интрижку  с  младшей
сестренкой лучшего друга, которая много лет путалась у тебя под  ногами  и
знает тебя в лучшем виде.
   Вот и мое новое дело так. Я вытер  столешницу  рукавом,  надел  плащ  и
шляпу и вышел.



3

   Мейнард Стенхант  занимал  офис  в  "Калифорния-билдинг"  на  Четвертой
улице, у самого залива. Я подъехал и припарковал свою тачку на его месте -
ему самому оно вряд ли понадобится, - вошел в вестибюль и стал ждать лифт.
Все в вестибюле казалось как прежде. До сих пор в "Калифорния-билдинг"  не
случалось убийств.
   В лифте моей попутчицей оказалась обращенная корова. На ней были шляпка
и платье в цветочек; правда, пахло от  нее  все  равно  хлевом.  Она  мило
улыбнулась мне, и я ухитрился выдавить ответную улыбку.  Корова  вышла  на
четвертом этаже. Я вышел на седьмом и нажал звонок у таблички:

   ТЕСТАФЕР И СТЕНХАНТ, УРОЛОГИЯ

   Ожидая у двери, я размышлял об иронии нашей жизни.  Покидая  этот  офис
две недели назад, я и  не  предполагал,  что  когда-нибудь  вернусь  сюда.
Зажужжал открываемый замок, и я вошел.
   В приемной не было  никого,  кроме  парня  в  аккуратном  костюме  и  с
казенной стрижкой - он мог иметь отношение к Отделу, а мог и не  иметь.  Я
прикинул шансы и воздержался от окончательного заключения. Он покосился на
меня и уткнулся в свой журнал. Я закрыл за собой дверь. Секретарский  стол
был пуст, поэтому я присел на диван напротив мистера Костюма.
   Как  и  все,  кому  приходится  иметь  дело   с   интимными   аспектами
человеческого здоровья,  Тестафер  и  Стенхант  драли  бешеные  деньги  за
комфортабельный прием и обходительность. Клиенты без проблем  попадали  на
прием и выходили довольные уже тем, что их хорошо приняли, а также радуясь
перспективе скорого выздоровления. Стенхант был в деле недавно, во  всяком
случае - был до вчерашнего дня. Тестафер уже сворачивал свою практику.  По
части медицинской специализации между ним и Стенхантом не имелось  никаких
различий:  оба  занимались  радикальной  ампутацией   значительной   части
клиентских  кошельков.  До  сих  пор  мне  довелось  побывать  здесь   раз
пять-шесть, так и не встретив ни разу доктора  Тестафера,  однако  сегодня
мне был нужен именно он.
   В глубине приемной отворилась дверь и вышла сестра - рыжеволосая девица
с бюстом, оставлявшим впечатление того, что она надела  бюстгальтер  задом
наперед. Она узнала меня, и уголки ее рта заметно  опустились.  Из  глубин
памяти я выудил ее имя, но не успел я открыть рот, как она заговорила:
   - Может, вы ищете новую работу? Вряд ли, вы не настолько глупы.
   Ничего не скажешь, со своими служебными обязанностями  она  справлялась
не так уж плохо.
   - Я и не знал, что произвожу на вас такое  впечатление,  Принцесса.  На
деле я пришел за дружеским участием. Мне кажется, я мог бы оказать  услугу
доктору Тестаферу.
   - Если я скажу доктору Тестаферу, чем вы  зарабатываете  на  жизнь,  он
попросит меня передать вам, что его нет. Так что его нет.
   - Вы умница, признаю. А теперь возьмите книгу записей клиентов.
   - Мы не принимаем следующие сорок восемь часов. Уверена,  вы  понимаете
почему.
   Я решил немного сбить с нее спесь.
   - Передайте Тестаферу, что я должен вернуть кой-какие материалы.  Я  их
брал, когда работал на Мейнарда, - блефовать так блефовать. - Похоже,  они
больше не понадобятся.
   - Вы собираетесь...
   - Я собираюсь поговорить с доктором в полпятого, крошка. Запишите  это.
Скажите ему, что у меня жутко болит вот здесь. - Я показал рукой где.
   К этому моменту мы-таки привлекли внимание  м-ра  Костюма.  Он  отложил
журнал и поднялся, потирая челюсть  мясистой  пятерней,  будто  прикидывал
сочетаемость этих двух частей тела - к примеру, как будет  сочетаться  моя
челюсть и его лапа.
   - Я все пытаюсь понять, мистер, - произнес он, -  с  чего  это  вы  тут
грубите.
   Если он и был инквизитором, то не из самых сообразительных.
   - И не пытайтесь, - ответил я. - Все равно не получится. Сам пробовал.
   - Мой вам совет - ступайте домой и попробуйте еще раз. Вернетесь, когда
научитесь извиняться. Не раньше.
   - Вряд ли вы ждете извинений, глядя в зеркало, - заметил я. - Хотя вряд
ли вы понимаете, что я име