реживайте.
   Я сообразил, что ничего,  собственно,  не  узнал.  Чертежи  я  видел  и
раньше, разве что связь подтвердилась. Выкручивание рук Бэйзуэйту не  даст
мне больше  ничего.  А  если  приспичит  покрутить  еще,  я  всегда  смогу
вернуться. Никуда он не денется.
   Я достал из кармана визитную карточку.
   - Позвоните мне прежде, чем будете звонить в Отдел. Я работаю,  пытаясь
вытащить парня из морозильника, и принимаю любую помощь. Если вы  или  ваш
партнер вспомните что-то...
   Я положил карточку на  стол  и  забрал  свою  лицензию.  Бэйзуэйт  взял
карточку и убрал ее в ящик стола. Его лицо ничего не выражало.
   Я вышел, поклонился секретарше и прошел через пещеру из литого стекла к
выходу.  Отсветы  полуденного  солнца  на  хаотичных  стенах  офиса  почти
нравились мне - туманные, расплывчатые, словно какой-то подводный  сон.  Я
вышел в коридор и вызвал лифт.
   Бульдог подогнал мне машину, я выехал  на  солнце  и  остановил  ее  на
соседней улице. Я достал из  бардачка  зеркальце  и  принял  пару  понюшек
свежего порошка, первые сегодня. Как  результат,  в  моей  памяти  всплыли
события двух последних дней: кенгуру под дождем,  Моргенлендер  у  меня  в
офисе и - главное - Энгьюин в баре "Вистамонта".  Порошок  должен  был  бы
отвлечь меня, но, наоборот, только обострил чувство беспокойства.
   Было в этом деле что-то недоброе. Оно заполнило  всю  мою  жизнь,  хуже
того, оно свилось в тугой клубок, к которому непонятно,  с  какой  стороны
подступаться. На этом деле я лишился  большей  части  моей  кармы,  а  мой
клиент уже лежал замороженный. Я  подумал  о  Челесте  Стенхант  и  Кэтрин
Телепромптер и решил, что в придачу я утратил чувство реальности.
   С этой радостной мыслью я убрал зеркальце, захлопнул бардачок и  тронул
машину с места. Пора проведать  башкунчиков.  Точнее,  одного  конкретного
башкунчика.



20

   Телеграф-авеню в Окленде представляет собой свалку, а, если  и  имеются
исключения, беби-бар на Двадцать третьей улице к ним никак не принадлежит.
Бар занимал первый этаж заброшенного отеля. Фасад -  когда-то  благородный
темный  кирпич  -   был   настолько   изъеден   эрозией,   что   напоминал
археологические раскопки. Окна второго  этажа  были  заколочены  жестяными
листами,  а  в  витрине  собственно  бара  громоздились  с   незапамятного
Рождества запыленные картонные Санта-Клаусы. Должно быть, башкунчики спали
наверху, когда не имели желания возвращаться домой к родителям, -  а  судя
по тому, что я наблюдал на Кренберри-стрит, они редко имели такое желание.
Я рассчитывал застать в баре Барри Гринлифа и надеялся,  что  он  окажется
достаточно трезвым для разговора. Если Барри похож на тех  башкунчиков,  с
которыми мне приходилось иметь дело раньше, основным его  занятием  должно
являться беспробудное пьянство с целью противопоставить что-то  неприятным
побочным эффектам эволюционной терапии. Пить в беби-баре обычно начинают с
раннего утра.
   За исключением мерцающих огоньков в окне  и  скрипучих  звуков  музыки,
признаков жизни в доме не наблюдалось. Впрочем, по сравнению с  окружением
и это казалось чуть ли не гостеприимным. Я ступил в тень входа и  подергал
дверь. Она была заперта. Я подергал сильнее, дверь приоткрылась,  и  из-за
нее выглянул башкунчик, на лысой голове  которого  плясали  зайчики  огней
бара. На нем был красный джемпер с вышитой на груди желтой рыбкой. За ухом
красовалась сигарета.
   - Покажь документ, - пропищал он.
   - Что?
   - Документ, приятель. Возраст у тебя не наш.
   Я показал ему лицензию. Башкунчик взял ее, закрыл дверь, и  я  услышал,
как он громыхнул щеколдой.
   Прошло минуты две, и до меня дошло, что я только что  отдал  тот  самый
клочок бумаги, из-за которого минувшей  ночью  дрался  с  инквизитором.  Я
несколько раз постучал в дверь кулаком, потом врезал ногой.
   Я уже собирался высадить дверь плечом, когда она снова приоткрылась.  В
щель высунулся другой башкунчик со словами: "А ну прекрати".
   Я ухватился за край двери и, оттолкнув его, вошел в бар.
   Навстречу мне повернулся ряд лысых  голов  за  стойкой,  еще  несколько
группок кучковались за столиками. Помещение кишмя кишело  башкунчиками.  В
жизни не видел столько сразу. Если  честно,  я  надеялся,  что  их  вообще
меньше. Интерьер бара, как и витрина, был украшен  запыленными  реликвиями
древнего  праздника,  явно  унаследованными   от   предыдущего   владельца
заведения; красномордый ирландец с кружкой пива, подмигивающий Санта-Клаус
в санях, запряженных мрачным оленем, и флаг Нью-Йорка  с  надписью  "2008!
Выпей у Эла!". Неоновые надписи тоже были покрыты толстым  слоем  пыли,  а
та, что находилась на стене за  стойкой,  мигала,  словно  машина  "скорой
помощи". В задней комнате грохотала музыка.
   Я огляделся в поисках башкунчика, забравшего мою лицензию, но его здесь
не было, а, если он и был, я не мог углядеть его в толпе. Тот, которого  я
уронил, входя, уже поднялся на ноги и, проскочив мимо  меня,  словно  мимо
неодушевленного столба, исчез в задней комнате. Я подошел к стойке и  сел.
Нельзя сказать, чтобы беседа в комнате до сих пор была оживленной,  теперь
она окончательно стихла.
   - Виски с содовой, - произнес я.
   Башкунчик за стойкой подошел ко мне по грубо сколоченному помосту.
   - Нечего тебе здесь  делать,  -  ворчливо  заметил  он,  неодобрительно
вскинув бровь.
   - Если раньше и нечего было, теперь есть, - сказал я. -  Один  из  вас,
детки, забрал мою лицензию. Она мне нужна.
   - Что еще за лицензия?
   - Частного инквизитора.
   Теперь нас слушала уже вся комната. Я слышал за спиной топот  множества
маленьких ног. Я  прикинул  перспективы  конфронтации  с  полной  комнатой
башкунчиков, цепляющихся мне за ноги и лезущих мне на спину, и решил,  что
этого лучше избежать. В мозгу всплыли воспоминания о пираньях.
   - Спрашивальщик, - произнес бармен. - Вот забавно. Нам  не  нужна  ваша
лицензия, мистер Инквизитор. Несите ее куда-нибудь в другое место. Нам  не
нужна лицензия, чтобы задавать вопросы. Мы задаем их, когда и где хотим. -
Малец ухмыльнулся, и его глаза блеснули из-под лысого лба.
   - Поздравляю, - сказал я. - Великое достижение.
   Ответа не  последовало.  Я  достал  очередную  сотню  Энгьюина,  порвал
пополам и убрал половину в карман рубахи, но медленно, чтобы все могли как
следует разглядеть. Потом вытер лоб рукавом и  небрежно  закинул  ногу  на
ногу.
   - Это за три вещи, - объявил я. - Я хочу получить свою  лицензию,  и  я
хочу переговорить с парнем по имени Барри Гринлиф. - Я выдержал паузу. - И
я заказал виски с содовой. Тогда получите вторую половину.
   Похоже, я произвел впечатление. Бармен отвернулся и  принялся  готовить
мне питье. Пара башкунчиков за моей спиной  беспокойно  нырнули  в  заднюю
комнату. Сквозь музыку оттуда донесся негромкий спор.
   На стойке передо мной возник стакан, я взял его  и  потянул  содержимое
сквозь зубы. Не то чтобы плохо, но и не хорошо. Виски было  настоящее,  но
вместо содовой что-то вроде шампуня для посуды. Я  выпил  половину,  потом
поставил стакан обратно на стойку. Передо  мной  появился  бармен  и  взял
половину купюры. Я пошарил в кармане, чтобы убедиться, что вторая половина
еще у меня, потом допил виски, постаравшись, чтобы оно не попадало мне  на
язык.
   Из  задней  комнаты  появился  еще  один  башкунчик  и  целенаправленно
двинулся в мою сторону. Он был завернут в  простыню,  заколотую  на  плече
наподобие римской тоги, наряд дополняли высокие сандалии на  босу  ногу  и
пластиковые электронные часы. Он взгромоздился на тумбу рядом  со  мной  и
положил руки на стойку; сцепив пальцы. Посидев так с минуту, он повернулся
ко мне, полез рукой под свою простыню, достал мою лицензию и придвинул  по
стойке к моей руке, провезя ее при этом по луже пролитого  питья.  Я  взял
лицензию и молча убрал в карман.
   - Барри наверху, - сообщил башкунчик. - Вы хотите забрать его?
   Его голос был высокий и капризный  -  если  подумать,  вполне  детский.
Правда, дыхание его отдавало спиртным. Несмотря на это, а  также  несмотря
на сто одеяние -  а  может,  и  из-за  него,  -  я  решил,  что  говорю  с
беби-боссом.
   - Нет, - ответил я. - Я только хочу задать ему несколько вопросов.
   - Он не хочет спускаться.
   - Я сам поднимусь.
   - Что вам нужно?
   Мне в голову пришла идея.
   - Я работаю на юриста по делам наследства. Барри могут оторваться  уйма
кармы, дом и наличные. Если его это  не  интересует,  он  может  подписать
отказ, тогда все отойдет его маленькой сестричке. Она кошка.
   - Дайте подумать.
   - Мне некогда. Если Барри здесь нет...
   - Он наверху. Давайте деньги.
   - Отведи меня наверх.
   Подошел бармен и показал башкунчику в тоге половину сотенной.
   - Отведи его наверх, - сказал он. - Пусть Барри сам решает.
   Башкунчик посмотрел на свои часы, потом на меня и кивнул,  будто  время
имело значение для его решения. Впрочем, может, и имело.
   - О'кей, - сказал он. - Пошли.
   Он слез с тумбы, поправил свою тогу и быстрым шагом направился  куда-то
в глубь дома. Я пошел следом.
   Башкунчики превратили заднюю комнату в темную,  вонючую  гостиную.  Они
сидели там в кружок, передавая  друг  другу  через  низкий  стол  огромную
дымящуюся трубку. Одну из ножек стола заменяло полено.  На  стене  висело,
покосившись, радио, из которого неслась прерываемая треском помех  музыка.
Я чуть не закашлялся от ядовитого дыма трубки.
   - У меня покер: три вопроса, два ответа, - произнес один.
   - Колпак - это матерчатый конус с вышивкой, - последовал ответ.
   При нашем появлении разговор смолк, и  они  окинули  меня  равнодушными
взглядами. Я  не  понимал  смысла  их  разговора.  Впрочем,  это  меня  не
касалось. Башкунчик в тоге провел меня  через  служебную  дверь  с  другой
стороны  комнаты,  и  стоило  ему  закрыть  ее  за  нами,   как   разговор
возобновился.
   Мы оказались  в  бывшем  вестибюле  гостиницы.  Окна  здесь  тоже  были
заколочены, но сквозь щели проникало достаточно света, чтобы я понял:  то,
что я принял сначала за мох под ногами, было просто прогнившим  ковром,  а
то, что казалось падающим  на  плечи  дождем,  на  поверку  было  клочьями
паутины. Я пришел сюда  лет  на  десять  раньше,  чем  это  превратится  в
настоящие мох и дождь. Я остановился  перед  лифтом,  но  башкунчик  пошел
дальше, на лестницу.  Или  лифт  не  работал,  или  башкунчики  просто  не
доставали до кнопок.
   В комнате на втором этаже сидело четверо башкунчиков, и среди них  тот,
в джемпере с рыбкой, что забрал мою лицензию. Двое смахивали на девочек. Я
вошел. Тот, что лежал на кровати, поднял голову и посмотрел на меня,  и  я
сразу  же  узнал  его:  я  видел  его  в  дни  наблюдения  за   домом   на
Кренберри-стрит.
   На мгновение мне показалось, что его голова покрыта волосами,  потом  я
увидел, что это коротко остриженный женский парик. Меня не проведешь.  Под
париком Барри Гринлиф был таким же лысым, как и все остальные башкунчики.
   Никто не проронил ни слова. Я изо всех сил старался найти в его  чертах
сходство с Пэнси Гринлиф, Мейнардом Стенхантом  и  прочими  замешанными  в
дело лицами. Безуспешно. Вдобавок,  эволюционная  терапия  начисто  стерла
индивидуальные различия.
   Остальные башкунчики сидели в  круг  у  кровати  Барри  и  подвинулись,
освобождая мне место. Барри повернулся, положив голову на  руку,  и  парик
съехал ему на ухо. Сесть было некуда, если не считать пола,  и  по  зрелом
размышлении я остался стоять.
   - Привет, Барри, - сказал я. - Меня зовут Конрад Меткалф. Я работаю  на
твоего дядю Ортона.
   - Какого дядю? Я  не  знаю  такого,  -  его  голос  был  негромкий,  но
недовольный.
   - Ортона Энгьюина, брата Пэнси...
   - Ладно, ладно. Что вам нужно?
   - Я исследую вашу генеалогию, не хватает только нескольких ветвей.  Кто
твой отец, Барри?
   - У меня нет отца.
   - Это Мейнард Стенхант?
   - Мой отец - доктор Теодор Тустренд. Изобретатель эволюционной терапии.
Он наш общий отец. - Он повернулся к своей маленькой аудитории. - Кто  ваш
отец?
   - Доктор Тустренд, - откликнулся один из башкунчиков.
   - Видите? Он отец нам всем.
   - Сегодня утром я был у архитектора, - сказал я. - Он начертил дом  для
башкунчиков на Кренберри-стрит. Кто-то заплатил ему за это, и я не  думаю,
что это доктор Тустренд.
   - Валяйте дальше, - сказал Барри. - Куда вы клоните?
   - Кто-то заботится о тебе, Барри. Кто-то  надеется,  что  ты  вернешься
домой, и готов тратить уйму денег, чтобы  тебе  там  понравилось.  Я  знал
Мейнарда Стенханта. У него много денег, но он не подходит. Вряд ли он стал
бы тратить их все на тебя.
   Барри сделал вид, будто зевает.
   - Кто твой отец, Барри?
   - Архитектор, наверное. А вы как считаете?
   - Чем больше я приглядываюсь, тем  более  отчетливо  вижу  связь  между
Денни Фонеблюмом и домом на  Кренберри-стрит.  На  чертежах  его  имя,  не
Стенханта. Считается, что Пэнси работала на него, но никто не говорит, как
именно работала. Возможно, родила  от  толстяка  ребенка  -  это  мне  так
кажется. Родила ему сына и получила в  награду  дом  и  пожизненный  запас
запрещенного зелья и шприцев.
   Произнося эти слова, я относился к ним только как к теории, однако  она
выглядела  убедительно.  Достаточно  убедительно,  чтобы  копать  в   этом
направлении. Вряд ли ребенок подтвердит мне ее. Интересно только, знает ли
он что-нибудь вообще.
   - Вы же и так знаете ответ, - сказал Барри. - Зачем вам я?
   - Ты член семьи, Барри. Это не лучшая семья,  и  ты  можешь  не  хотеть
иметь с ней ничего общего, но это ничего не меняет. Ты находишься в  самом
центре всей этой истории. От  тебя  ничего  не  требуется,  и  все  же  ты
участник игры. Когда я узнаю все получше, я вернусь. На всякий случай  вот
мой телефон.
   Я протянул ему одну из своих визиток. Он взял ее не глядя и  сунул  под
матрас.
   Я собрался уходить. Я не испытывал  разочарования.  Я  нашел  Барри,  и
теперь у меня появилась версия, с которой я мог работать. Мне не терпелось
приняться за дело. Но когда я подошел к двери, Барри заговорил.
   - Подождите минуту. Я хочу задать вам пару вопросов.
   - Да?
   - Кто вам платит?
   Я обдумал вопрос.
   - Сейчас уже никто.
   - Что случилось с моим дядькой, как его там?
   - Его забрали в Отдел.
   - Вы не очень-то любите Отдел, правда?
   - Да, я не люблю Отдел, - ответил я. - Но возможно, я не люблю  его  не
так, как его не любишь ты.
   С минуту он переваривал это, потом продолжил:
   - Пэнси очень расстроена?
   - Спроси это у нее сам.
   - Возможно, и спрошу. - Он окинул взглядом свою лысую  компанию.  -  Ну
что? Хочет кто-нибудь на пикник в сказочную страну?
   - Если так, я пошел, - заявил я.
   - Еще один вопрос, - сказал Барри.
   Его глаза загорелись, будто он в первый раз открыл их,  и  я  увидел  в
глубине их какой-то демонический разум.
   - Ну? - спросил я.
   - Как вы считаете, каково быть бессловесной сраной марионеткой?



21

   С вертящимся в голове дурацким вопросом Барри я спустился по  лестнице,
миновал темную комнату и бар - задержался у стойки,  чтобы  отдать  вторую
половину купюры, - и вышел на залитую  солнцем  Телеграф-авеню.  Мне  пора
было найти Уолтера Серфейса, детектива, который вел дело  Стенханта  после
меня. Он мог оказаться еще одним протеже Фонеблюма, а мог и не  оказаться,
в любом случае я мог получить несколько интересных  ответов,  если  только
подберу нужные вопросы и смогу удерживать дверь  ногой  достаточно  долго,
чтобы успеть задать их.
   Его адрес и телефон имелись в справочнике, который я  вожу  с  собой  в
машине, но, притормозив у телефонной будки, я пошарил на  полу  в  поисках
мелочи и не обнаружил ничего, кроме  нескольких  пустых  конвертов  из-под
порошка и ручки-антиграва, которую вытряхнул у меня  из  кармана  кенгуру.
Сначала я решил было остановиться у одного из магазинов на  Телеграф-авеню
и разменять сотню, но потом плюнул и поехал. Если уж частный  детектив  не
сможет завалиться без предупреждения к другому частному детективу, то  кто
еще сможет?
   Офис Серфейса размещался на верхнем этаже  семиэтажного  дома  на  краю
квартала портовых складов. В  таком  квартале  невольно  оглядываешься  на
машину, оставляя ее даже на минуту, и, если  у  тебя  есть  хоть  малейшее
сомнение в том, что ты как следует запер ее, ты возвращаешься через дорогу
проверить. Судя по виду квартала, Фонеблюму пришлось перекопать справочник
в поисках частного инквизитора в еще более  отчаянном  положении,  чем  я.
Логично. Фонеблюм ценил отчаяние, когда ему удавалось найти его, - а когда
не удавалось, создавал его сам.
   Голос из-за двери принадлежал женщине, и я решил, что  это  секретарша,
что, учитывая местопребывание Серфейса, было приятным сюрпризом. Однако за
дверью не оказалось ничего, кроме крошечной комнатки,  и  женщина  сидела,
положив ноги на единственный стол. Офис был меньше моего, более грязный  и
убогий. Сравнивая его офис с моим, я уже знал, что, увидев Серфейса,  буду
искать на его лице схожие черты.
   - Я ищу Уолтера Серфейса, - сказал я.
   - Я принимаю сообщения, - ответила женщина.
   Она выглядела неплохо для пятидесяти лет и плохо для  тридцати  пяти  -
скорее второе. Она посмотрела на меня и  убрала  ноги  со  стола,  оставив
следы на его пыльной поверхности.
   - Мне нужно повидаться с ним, - сказал я. - И я спешу. - Я  выложил  на
стол фотостат.
   - Его здесь нет, - ответила она.
   - Вы можете с ним связаться? -  Я  махнул  рукой  в  сторону  телефона,
покрытого не меньшим слоем пыли, чем стол.
   - Я не хочу поднимать его с постели, - сказала она.  -  Я  передам  ему
вашу  просьбу.  Зайдите  через  пару  дней.  Неделю  назад  вы  бы   очень
пригодились.
   - Что случилось?
   - Вы, наверное, не заметили следы крови у входа. Уолтера ранили. Он  не
принимает посетителей. Надеюсь, вы понимаете это.
   - Кто вы?  -  спросил  я.  Судя  по  всему,  она  не  особенно  боялась
расспросов. Я решил, что она довольно давно связана с инквизицией.
   - Я помогаю Уолтеру в делах, - ответила она. - Думаю, что буду помогать
и дальше, когда он поправится.
   Пока она говорила, взгляд ее оторвался от моего лица, так  и  не  найдя
себе нового объекта, а голос становился все тише и невнятнее.
   - Вы близки с Уолтером? - предположил я.
   Она кивнула, но машинально. Я понял, что она находится здесь на тех  же
правах, что стол или телефон: то, что произошло неделю  назад,  лишило  их
троих смысла, и с тех пор они только покрывались пылью.
   - Мне действительно необходимо с  ним  поговорить,  -  настаивал  я.  -
Почему бы вам не отвести меня к нему - заодно убедитесь, что с ним  все  в
порядке. Зачем вам оставаться здесь?
   Ее взгляд несколько просветлел.
   - Никто не звонит, - согласилась она. - Словно они все про него знают.
   - Тем более, - кивнул я.
   - С таким же успехом я могу быть и с  ним,  -  сказала  она,  рассуждая
вслух. Потом глянула на меня: - Ему очень плохо.
   - Ясно. - Я дал ей обдумать эту мысль и вытереть слезы, а потом сказал:
- Послушайте. Уолтер занимался важным делом, когда его ранили. Он  пытался
помочь человеку, который нуждался в помощи. И нуждается до сих пор. Если я
могу переговорить с ним - хотя бы несколько минут,  -  возможно,  я  смогу
продолжить с того места, на котором его прервали.
   Звучало  убедительно,  хотя  и  грешило  против  истины.  Энгьюин   уже
заморожен, к тому же утверждать, будто Серфейс  помогал  ему,  можно  было
лишь с большой натяжкой. Однако я сказал именно то,  что  хотела  услышать
его подруга.
   Я снял с крюка на стене ее пальто и шагнут к двери.
   - Я поеду за вами на своей машине.
   - Здесь недалеко, - тихо сказала она и вышла  из-за  стола.  Надевая  с
моей помощью пальто, она старалась не касаться меня,  чтобы  не  испачкать
пылью.
   Я забрал со стола лицензию, отряхнулся, и мы вместе вошли в лифт.
   Я остановил машину за кв