Бармен выбил пистолет из лапы Джоя на землю, и это было  очень  кстати,
поскольку дало Джою шанс расставить свои задние ноги  поудобнее,  тут  мне
почти захотелось отвернуться, поскольку я знал, что последует за этим,  и,
судя по выражению лица, бармен тоже догадывался об этом. Время,  казалось,
остановило свой бег, когда он  потянулся  за  пистолетом,  -  с  таким  же
успехом он мог бы тереть  две  сырые  щепки  друг  о  друга  перед  жерлом
огнемета. Прежде чем  он  успел  поднять  пистолет,  кенгуру  нанес  серию
быстрых, но мощных ударов точно в центр его тела. Бармен сложился пополам,
схватился в поисках опоры за ногу кенгуру и рухнул, когда  тот  убрал  ее.
Лежа на земле он казался меньше ростом. Ночь накрыла  его,  словно  с  ним
было покончено.
   Демонстрация природных преимуществ Джоя впечатляла. Правда,  дожидаться
второго действия я все-таки не хотел. Я сел в машину и сунул ключ в  замок
зажигания. Увы, Джой еще оставался в форме. Он поднял с земли  пистолет  и
нажал на курок. В ветровом стекле у меня перед глазами появилась дырка.
   - Вылазь, - коротко сказал он.
   Я убрал руки с руля, но мотор глушить не стал.
   - Убери пушку, Джой.
   - Пошел ты, тупица! - его морда скривилась в недоброй ухмылке.  -  Меня
тошнит от тебя. Вылезай.
   Я вздохнул и выбрался из машины.  Бармен  так  и  лежал  неподвижно  на
земле,  а  Тестафер  давно  уже  ушел,  поэтому  на  стоянке  мы  с  Джоем
оставались, можно считать, вдвоем. Свет и музыка "Капризной Музы" казались
теперь такими далекими. Джой тяжело дышал, бешено выпучив глаза.  Разбитое
ветровое стекло убедительно свидетельствовало о его готовности  нажать  на
спусковой крючок.
   - Ладно, Джой, - сказал я. - Это твой бенефис. Только знай,  что,  если
ты не поторопишься, у тебя будет компания. -  Я  кивнул  в  сторону  огней
бара.
   Я не верил своим глазам. Он попался на удочку и  оглянулся!  Это  стало
последним штрихом в его  портрете  как  дилетанта.  Я  достал  из  кармана
ручку-антиграв и легонько толкнул в сторону его морды. Когда он  обернулся
обратно, и увидел ручку в воздухе между нами, и  вычислил  ее  траекторию,
помноженную на вес, которого она не имела, он отмахнулся от нее  свободной
лапой на уровне груди. Ручка проскользила в воздухе и угодила ему прямо  в
глаз. Он успел выстрелить в воздух, и тут я врезал ему по челюсти.
   Я ударил с такой силой, что почти пожалел об этом. Рука мгновенно вышла
из строя. Мне некогда было хныкать по поводу  разбитых  костяшек.  Больной
рукой я схватил его за шею, а здоровой двинул в нос. Я проделал это трижды
и только потом отпустил его, но к тому времени Джой был уже не тот.  Между
моей рукой и его пастью протянулась клейкая нить слюны. Он все еще  держал
свой пистолет, но, когда я двинул по нему коленом, он  даже  не  обернулся
посмотреть, куда тот упал. По последней встрече я помнил,  что  бесполезно
пытаться заставить кенгуру упасть. Я отшвырнул пистолет ногой под соседнюю
машину, забрал ручку и оставил его стоять, качаясь.
   На выстрелы из "Музы"  выскочили  Бильярдный  шар  и  несколько  других
парней. Я понял, что мне самое время сматываться, и сел в машину. Мои руки
нетвердо держали руль, но мне удалось врубить заднюю передачу и выехать со
стоянки прежде, чем они подбежали. Я  развернул  машину,  направил  ее  от
клуба и бросил в зеркало заднего вида последний взгляд на картину.  Бармен
стоял на коленях. Кто-то полез под машину за пистолетом.  Я  даже  заметил
розовое лицо Тестафера, прятавшегося  между  машинами.  Все  они  казались
группой белых марионеток, разыгрывающих какой-то идиотский фарс в ночи.  Я
нажал на газ и поехал прочь, пока они не нашли пистолет  и  не  выстрелили
мне вслед.
   Проехав несколько миль, я свернул на боковую улицу и выключил фары.  За
мной никто не гнался. Я сложил руки, что потребовало  от  меня  некоторого
усилия, и массировал кисти до тех пор, пока они  не  пришли  в  более  или
менее рабочее состояние. Я чуть не плакал от боли. Размассировав кисти,  я
высыпал на зеркальце немного порошка. Мне пришлось подождать еще  немного,
пока зелье попало в кровь, и тогда боль ушла. Я  выждал  несколько  минут,
чтобы унять сердцебиение, а потом поехал к себе в офис.



25

   Я входил в вестибюль, когда из темноты выступила Кэтрин Телепромптер  и
взяла меня за руку. Она снова распустила волосы - я говорю это, потому что
это первое, что я заметил. Она толкнула меня в темноту у стены  и  прижала
палец к губам. Я улыбнулся и поднес к губам свой палец. Так и так мои руки
болели меньше в поднятом  состоянии.  Она  прижала  губы  к  моему  уху  и
зашептала. Я с  трудом  концентрировался  на  чем-то,  кроме  ее  горячего
дыхания у моего лица.
   - Они наверху, - говорила она.
   - Они, должно быть, хотят поговорить со мной, - прошептал я в ответ.
   - Корнфельд стер ваше досье из компьютера, - сказала она. - Я не  знаю,
что это значит.
   Я повернулся, чтобы она видела мою улыбку.
   -  В  мое  время  это  означало  конечную  остановку.  -  Я   беззвучно
рассмеялся. - Впрочем, возможно, это еще ничего не  значит.  Я  работал  в
Отделе много лет назад, и все могло измениться.
   Она не ответила. Она так и не выпускала мою руку. А  может,  это  я  не
отнимал ее. Я только надеялся, что она не возьмется за мои пальцы.
   - Я не хочу, чтобы вы поднимались, - сказала она наконец.
   - Идет. Но я хочу поговорить с вами. Разумеется, если  вы  можете  себе
это позволить. В прошлый раз вы не были уверены в этом.
   Казалось, огромный лепной потолок вестибюля давит  на  нас  всей  своей
тяжестью. В доме царила тишина, но я чуял  запах  Корнфельда  или  кого-то
вроде него, ждущего в моем офисе. И точно так же я  через  полгорода  чуял
запах тех, кто ждал меня в моей квартире. Ну что ж, пришло мое время. Я бы
с удовольствием пошел куда-нибудь с Кэтрин Телепромптер, хотя выбор у  нас
был невелик.
   Поэтому я предложил посидеть у меня в машине.
   - Давайте лучше в моей, - сказала она. - Там я смогу слушать Корнфельда
по радио.
   Я согласился, что это удачная мысль. Она села за руль и настроила рацию
на канал  Отдела.  Из  динамика  доносился  монотонный  голос  диспетчера,
сыпавший кодами и координатами, и это пробудило во мне старые воспоминания
о ночных дежурствах,  в  одиночку  или  с  напарником,  когда  приходилось
прислушиваться к такому же голосу из динамика. Правда, тогда я понимал,  о
чем идет речь. Сейчас - нет. Я знал, что могу сидеть  в  ее  машине  сколь
угодно долго и не беспокоиться ни о чем. Во всяком  случае,  пока  они  не
упомянут мое имя, да и тогда тоже.
   Я придерживал дверь ногой, чтобы  плафон  на  потолке  не  гас,  но  не
смотрел на Кэтрин. Я был за миллионы миль от  нее.  По  дороге  из  "Музы"
трещины в простреленном ветровом стекле разбили мое  отражение  на  тысячу
частей. Теперь в машине Кэтрин я снова стал единым целым -  единым  целым,
растянутым, выпуклым плексигласом служебной машины, и  я  смотрел  на  это
растянутое отражение, пока не стал напоминать толстяка из паноптикума. Или
Фонеблюма.
   - Расскажите, о чем вы думаете, - тихо попросил я немного спустя.
   - Мне кажется, через несколько дней они успокоятся, - ответила  она.  -
Но на вашем месте я бы до тех пор не высовывалась. Я нашла бы себе  другое
место или другое имя. Корнфельд ненавидит вас.
   - Я так и понял.
   - Поймите, нет смысла продолжать. Энгьюина нет, Моргенлендера отослали.
Дело закрыто.
   - Легко сказать, дело закрыто.  Инквизиторская  мантра:  дело  закрыто,
дело закрыто...
   Она почти рассмеялась.
   - Как вам визит в Отдел?
   - Кто-то из нас изменился с тех пор. Или я, или Отдел. Я пока не решил,
кто именно.
   - Мне кажется, вы, - произнесла она.
   Я повернул голову и посмотрел на нее. Она сидела боком, и я понял,  что
она не сводила с меня глаз все это время. Раз повернувшись, я уже  не  мог
не смотреть в ее глаза. Я отпустил  дверцу,  и  плафон  погас,  решив  эту
проблему на несколько секунд. Я не решил еще, притягивают ли наши  взгляды
друг друга. Позже узнаю.
   - Вы работали с Корнфельдом, - сказал я. - Вы  должны  много  знать  об
этом деле.
   Мои глаза свыклись с темнотой. Сквозь окна в  машину  проникал  уличный
свет, очерчивающий ее шею и подбородок. Я увидел, как вздрогнуло ее горло,
когда она обдумывала ответ, но изо рта ее ничего не донеслось.  "Кроме,  -
подумал я, - теплого, сладкого тумана, который  я  несколько  минут  назад
ощущал на своем ухе".
   Я вздохнул.
   - Ладно, Кэтрин. Смотрите на это так, если, конечно, это  не  покажется
вам слишком смешным: считайте меня  совестью  Отдела,  крошечной  частицей
совести, которая оторвалась и не остановится, даже если дело закроют, даже
если оно станет слегка опасным. Я - ваш шанс, Кэтрин. Снимите груз с души.
Расскажите мне все, что знаете о деле. Потом вы  можете  забыть  об  этом,
забыть даже о том, что рассказали мне это. Вы сможете спать спокойнее.
   Мы снова замолчали. Я представил себе маленькие морщинки на  ее  лбу  и
напряженный рот. Мне  и  раньше  приходилось  произносить  эти  слова,  и,
возможно, я и сам в них верил. Так или  иначе,  мне  показалось,  что  они
тронули в ней что-то.
   Когда она заговорила, ее голос сделался глубже, словно она говорила под
гипнозом.
   - Я не против отвечать  на  ваши  вопросы.  Сформулируйте  только,  что
именно вы хотите знать.
   Я  посмотрел  на  нее,  но  ее  взгляд  оставался  тверд.  Возможно,  я
продвигался в расследовании ценой того, что ощущалось между нами.
   - О'кей, - сказал я. - Первое: в чем обвиняют Энгьюина? Что было в  том
письме, которое они нашли?
   - Я видела письмо только раз. Знаете, до вчерашнего дня я не занималась
этим делом. Мне показалось, что Энгьюину нужны  были  деньги  для  себя  и
сестры. Он обвинял Стенханта в моральной нечистоплотности. Энгьюин считал,
что защищает интересы сестры и ее ребенка, а когда туда переехала  Челеста
- и ее тоже. Он обвинял Стенханта  в  злоупотреблении  наркотиками,  из-за
чего тот, по его мнению, и выгнал жену.
   - Я работал на Стенханта. Все было по-другому. Он хотел, чтобы  Челеста
вернулась.
   - Мы полностью убеждены в том, что он встречался в "Бэйвью" с женщиной.
   Я покачал головой.
   - Он ездил туда  шпионить  за  Челестой.  Это  у  нее  был  там  роман.
Поговорите с другим частным  инквизитором  по  имени  Уолтер  Серфейс.  Он
говорит, что даже видел один  раз  того  парня.  Мейнард  Стенхант  снимал
номер, чтобы следить за ней, Ссора из ревности - лучший мотив, чем те, что
вешают на Энгьюина.
   - Послушайте, - вздохнула она. - Все, что я могу, - это рассказать  вам
то, что мы имеем. Ваши сведения не укладываются в версию.
   - Так что у вас за версия? Я так и не знаю ее.
   - Энгьюин угрожал в письме, что будет преследовать Стенханта. Вот он  и
поехал за ним в "Бэйвью"  и  убедился,  что  тот  встречается  там  с  его
сестрой. Та это от него скрывала. Однако это  случалось  и  раньше,  иначе
откуда же у нее ребенок? Энгьюин потерял  голову  и  убил  Стенханта.  Это
объясняет все, в том числе и нежелание Пэнси защищать брата.
   Признаюсь, что на миг это  ошеломило  меня.  Это  было  первое  внятное
объяснение, которое я слышал, и это включало в себя почти все, что я копил
в своей памяти. Я бы даже согласился с этим, если бы не  цеплялся  так  за
свою идею, что Челеста, а не Пэнси является матерью башкунчика.  И  потом,
Энгьюин не мог быть убийцей. Он так и не доказал мне этого, но убивать  он
не умея. Я готов был поручиться за это жизнью. Черт, да я уже поручился.
   - А как быть с овцой?
   - За исключением отпечатков пальцев Энгьюина, у нас нет на него ничего.
Возможно, вы сможете снять с него это обвинение.
   - Он напоролся на это случайно и сразу же бросился ко мне, - сказал я и
сразу же сообразил, как абсурдно это  звучит.  -  Он  не  совершал  этого,
Кэтрин. Поверьте мне. Это так просто.
   - Иногда простое и означает правильное. Боже, Меткалф. Что я делаю? Мне
надо было вести вас в дом или отпустить - что  угодно,  только  не  сидеть
здесь и подвергаться вашему идиотскому допросу. - Она  нахмурилась.  -  Не
судите меня, ладно? Вы ведете свое следствие, я - свое.  Я  разрешила  вам
задавать мне вопросы и только.  Не  пичкайте  меня  вашими  эксцентричными
версиями.
   Я отвернулся,  злясь  на  себя.  Сам  хорош:  сижу  с  двадцатью  пятью
единицами кармы и разговариваю с инквизитором. Дурак, да и только.
   - Извините, - сказал я. - Я постараюсь быть профессиональнее.  Что  вам
известно про парня по имени Фонеблюм?
   - Я не знаю такого имени.
   Я подумал, не открыть ли мне снова дверцу, чтобы зажегся  свет,  но  не
стал этого делать.
   - Он по уши в этом деле. Корнфельд точно знает его -  упоминание  этого
имени в  его  присутствии  обошлось  мне  в  двадцать  единиц  кармы.  Мне
показалось, что он старался не дать Моргенлендеру узнать что-то.
   - Моргенлендер - клоун, - сказала она.  -  Он  взялся  за  это  слишком
горячо. Он все время связывался с Центральным Отделом.  Рядом  с  ним  все
старались помалкивать.
   Я положил руки на приборную доску и вспомнил, что они у меня разбиты.
   - Моргенлендер считал, что дело не ограничивается этим, - сказал  я.  -
Он старался не дать свернуть его.
   - Я знаю. Он хорошо поработал до тех  пор,  пока  не  подвернулась  эта
овца.
   - Жаль.
   - Вам, должно быть, очень жаль.
   Я ухмыльнулся.
   - Моргенлендер здорово облегчал мне жизнь. Он звал меня длинноносым. Не
думаю, что он видел во мне отбросы инквизиции.
   Она молчала. Я решил, что она ждет, пока мне надоест спрашивать.
   - Где вам сейчас положено быть? - спросил я. - Дежурить в вестибюле?
   - Я не на дежурстве.
   Это могло бы звучать ободряюще, не произнеси она это так нейтрально.  Я
хотел, чтобы в этом деле она была на моей стороне,  а  если  покопаться  в
собственных чувствах - чего я не делаю никогда, - я хотел и  большего.  Но
большего  не  происходило.  Она  свела  мою  страсть  к  профессиональному
интересу, и это беспокоило и ее. Если она  и  почувствовала  что  еще,  то
хорошо это скрывала.
   Что-то  в  потоке  слов  из  динамика  привлекло  мое   внимание.   Мне
показалось, я услышал фамилию Стенхант. Должно быть, Кэтрин тоже услышала,
поскольку она добавила громкости.
   Диспетчер диктовал адрес секс-клуба в центре и  добавил  что-то  насчет
убийства. Я навострил уши, но  он  переключился  на  другие  сообщения.  Я
посмотрел на Кэтрин, а она посмотрела на меня.
   - Возможно, нам стоит посмотреть, - сказал я.
   - Возможно, мне стоит посмотреть, - возразила она. - Вам надо держаться
в стороне, поймите.
   Я улыбнулся.
   - Все равно я поеду туда на своей машине, так зачем же  зря  переводить
бензин?
   Она вздохнула и завела мотор. Всю  дорогу  мы  молчали.  Это  дало  мне
возможность пофантазировать, будто мы просто катаемся,  возможно,  едем  в
театр или в ресторан, а может, на ночь за город. Я закрыл глаза и позволил
этим мечтам унести меня, пока она вела машину,  но  все  эти  мысли  разом
вылетели у меня из головы, стоило нам  затормозить  у  входа  в  секс-клуб
среди сирен и мигалок инквизиторских машин.



26

   Я прошел за заграждения вместе с  Кэтрин,  ни  разу  не  показав  своей
лицензии и не ответив на вопросы,  на  которые  у  меня  не  было  ответа.
Нескольких слов дежурящему у двери номера инквизитору хватило,  чтобы  нас
пропустили внутрь. Клуб оказался местом, где вы могли взять напрокат любой
инвентарь: кожаные штуки, цепи и так  далее,  -  с  хорошо  изолированными
помещениями, чтобы без помех пользоваться всем этим при условии,  что  все
останутся живы, чему помогали электронные предохранители. Так  и  было  до
сих пор, но инквизитор у двери дал нам понять, что Челесте Стенхант с этим
не повезло.
   Я вошел в номер следом за Кэтрин. Она сделала только один или два шага,
потом резко повернулась, прижав руки ко  рту,  и  выбежала,  оставив  меня
наедине с грудой того, что раньше называлось Челестой Стенхант. Я наступил
в кровь прежде, чем успел опомниться.
   Кто-то начал с нижней  половины  ее  тела,  что  было  бы  еще  ничего,
остановись он на этом. Кто-то не пожалел  усилий.  Это  звучит  грубо,  но
по-другому я назвать это не могу. Одежды на ней не было, но  мне  пришлось
напрячь память, чтобы вспомнить, как она выглядела раздетой, ибо  то,  что
лежало передо мной, не имело с этим ни малейшего сходства.
   Я стоял, глядя и думая, и не чувствуя пока ничего, и тут до меня дошло.
Меня не стошнило, как Кэтрин, - эту стадию я прошел много лет назад, -  но
меня прошибло по-другому. Я начал всхлипывать в рукав,  впервые  за  много
лет. Это быстро прошло, но я продолжал чувствовать себя ребенком, которого
нужно умыть и вытереть. Я больше не мог смотреть на труп. Я вышел из двери
и прислонился к стене. Я зажмурился, но картина все стояла  у  меня  перед
глазами.
   Мои усилия собраться были прерваны знакомым голосом. Этого я не ожидал.
   - Это подстроено, - сказал Моргенлендер.
   Я открыл глаза. Он разговаривал с Кэтрин и инквизитором у двери.
   - Можно считать, что она забыла включить предохранитель, но я в это  не
верю.
   Это был все тот же Моргенлендер с большой головой и змеиным языком, и я
не  сомневался,  что,  увидев  меня,  он  скажет  что-нибудь  обидное,  но
по-своему я был рад видеть его. Его нельзя было назвать красавцем, но  как
инквизитор он был неплох. Если Корнфельд отображал роботизованное  будущее
Отдела, Моргенлендер мог  олицетворять  прошлое  -  человеческое  лицо,  в
котором больше нет нужды.
   - Заполняйте рапорт, - сказал инквизитор, пустивший нас в номер.
   - Идите вы, - сказал Моргенлендер. - Меня здесь не было.
   - Ясно, - ответил инквизитор.
   В номер толпой прошла группа понятых. Я пожелал  им  удачи.  Когда  они
убрались, Моргенлендер заметил меня и неприязненно сморщился.
   - Глазам своим не верю, - сказал он. - Как муха на  мед.  Как  ты  сюда
попал?
   - Привет, Моргенлендер. - Мне не хотелось объясняться.
   - Я удивлен, что ты еще разгуливаешь, Меткалф. Разве я снял мало кармы?
   - Спасибо, достаточно. Я думал, вас сняли с этого дела?
   - Дело закрыто. Ступай домой, Меткалф. Не глупи.
   - Дело было закрыто, - возразил я. - Энгьюин не убивал  еще  и  Челесту
Стенхант.
   Моргенлендер так и замер в своем мятом костюме,  уставившись  на  меня,
как будто я не сказал совершенно очевидной  вещи.  Он  подвигал  челюстью,
будто проверял языком небо.
   Потом поправил рукав так же, как делал это у меня  в  офисе  при  нашей
первой встрече.
   - О'кей,  Меткалф.  Пошли,  поговорим  немного.  Телепромптер,  проводи
своего приятеля вниз. Поделюсь с ним некоторыми соображениями.  Посмотрим,
продырявят ли они его насквозь или только вырвут куски.
   Мы  спустились.   Первым   шел   Моргенлендер,   проталкиваясь   сквозь
толпившихся там инквизиторов, - набычившись, руки в карманы, На улице было
тише. Часть машин уехала, и  улицу  открыли  для  движения.  Одна  мигалка
продолжала вращаться, и, когда Моргенлендер повернулся  к  нам,  его  лицо
напоминало вспыхивающую и гаснущую красную маску Думаю, вид у меня был  не
самый лучший - этот эффект оказывал на меня гипнотическое действие. Я даже
не сразу понял, что он говорит мне.
   - Челеста дважды пыталась  связаться  со  мной,  -  говорил  он.  -  Не
оставила даже чертовой записки. Козлы из Отдела сказали мне об этом только
час назад, как раз когда ее искромсали. - Он вздохнул. - Я же говорил  им,
чтобы они следили за ней. Чертов Корнфельд.
   - Вчера ночью она сказала мне, что боится, - сказал я. - Она не  верила
в то, что убийца - Энгьюин. Вот что она сказала бы вам, если бы смогла.
   - Когда у нее была такая возможность, она говорила мне совсем другое.
   - С тех пор она передумала.
   Он пожевал немного, потом сплюнул на асфальт.
   - Вот чертово дело.
   - Дело закрыто, - сказал я. Хоть раз я сказал это первым.
   - Где Корнфиг? - повернулся он к Кэ