-ответил майор.
   - Какое счастье, сын, - искренне вздохнул я.
   - А у вас только дочь? - оживилась супруга майора.
   - Две. И почти нет надежды, что родится сын.
   - А у нас мальчик! - в  голосе  моей  гостьи  послышались  скрытые  нотки
торжества. Майор, воспользовавшись тем, что супруга отвлеклась, быстро налил
себе полный стакан коньяка и залпом осушил его.
   - Катя такая молодая и уже две дочери?-пыталась развить тему дама.
   - Так уж получилось,-ответил я, не желая  вдаваться  в  подробности  моей
семейной жизни.
   Я заметил, что, когда супруга задала свой вопрос, майор весь напрягся  и,
только услышав ответ, расслабился и, мне показалось, облегченно вздохнул.  Я
его понял и еще раз пожалел, что так неосторожно пригласил его к себе  домой
с супругой.
   - Где вы облюбовали себе домик?  -  попытался  я  перевести  разговор  на
другую, менее опасную, тему.
   - На окраине села, метрах  в  ста  от  озера.  Там  хороший  приусадебный
участок и большой сад.
   Он немного поколебался, затем, чуть покраснев, сообщил:
   - Я, вы знаете, давно мечтал разводить  индюков.  Вам  это  не  покажется
смешным?
   - Отчего же?
   - Интересная птица. Ее надо выходить в молодом возрасте. Здесь только  не
прозевай. Иначе понос  и  все.  Потом  уже  все  идет  как  надо...  Ах!  Вы
представляете, какой он в жареном виде? Ни  одна  птица  не  сравнится!  Лет
восемь назад наша часть квартировала в одном селе. Я снимал комнату у одного
хозяина. Какие у него были индюки-красавцы! Генералы, одним словом.
   - Ну, начал свою индюшачью тему,-оборвала его супруга, -  как  будто  это
кому-то интересно.
   - Нет, почему же, это интересно. Я вот только не знаю, есть ли у Веры  на
птицеферме индюки?
   - Есть!-оживился майор,-я уже узнал. Там их около  пятнадцати.  Мне  ваша
Вера уже обещала дать на развод, как  только  подрастет  молодняк.  Я  ведь,
знаете, военным стал случайно. Можно сказать, по семейной традиции. Но  меня
всегда тянуло к земле, к хозяйству.
   - Вы что, потомственный военный?
   - Да, отец, дед, прадед... Дед,  правда,  в  тридцать  седьмом  году  был
репрессирован. Помните, по делу Тухачевского. Бабку мою тоже  забрали.  Отец
чудом выжил, даже потом смог поступить в офицерскую школу и закончил  службу
в чине полковника. Мне было уже легче.
   - Твой дед сам виноват! - вмешалась  в  разговор  супруга,  -  надо  было
подписать все, что от него требовалось, и остался бы жив.
   Она очевидно, хорошо знала историю семьи моего собеседника.
   - Как ты можешь  говорить  такое,  Соня?-с  упреком  произнес  Константин
Михайлович, - то, что ты говоришь, противоречит понятию офицерской чести. Да
что там - чести любого порядочного человека. Я горжусь дедом. Вы же  знаете,
как тогда допрашивали?
   - Только по рассказам и книгам.
   - Да, конечно. Страшные времена...
   - Разве сейчас не страшно?!
   - Простите? А, да, конечно... Но, Знаете - это другое...
   - Другое? Ну, я бы не сказал, что оно менее ужасно. Я  уже  не  говорю  о
зверствах банд. Вспомните свою часть.
   - А что? Там было хорошо! - вдруг заметила  супруга  майора,  -  питание,
правда, было значительно хуже, а так... Я бы не сказала. Во  всяком  случае,
мы жили более-менее. У меня была даже домработница. По крайней мере, мне  не
приходилось топить самой печь и возиться в золе, как сейчас...
   Майор извиняюще посмотрел на меня и встал из-за стола.
   - Нам пора. Пока доберемся до санатория, пройдет еще около часа.
   - Я отвезу вас.
   - Нет, спасибо! Мы пройдемся по берегу озера, подышим воздухом... .
   - Как хотите.
   Я проводил их до тропинки, идущей вдоль берега и вернулся домой
   Дома меня ждали. Все  трое  уже  сидели  за  столом,  на  котором  пыхтел
самовар.
   - Мы из-за твоих гостей не успели  даже  попить  чая!  -  встретила  меня
Евгения.
   - Надо было...- начал я и осекся.
   - Вот именно! - Катюша смотрела на меня осуждающе,-ты вроде  бы  и  умный
человек, а иногда совершаешь поступки глупые и бестактные.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Она имеет в виду  то,-вставила  свое  слово  Беата,-что  не  надо  было
приглашать в дом майора и его старую каракатицу. Ты  бы  посмотрел  как  она
рассматривала Катюшу.
   - Вы что подглядывали?
   - Дверь была открытой.
   - Не пойму, что тут такого?
   - Он еще не понимает! - всплеснула руками Евгения,-хорошо еще то, что  ты
не додумался представлять своим гостям нас с Беатой.
   - Ох! Не могу!-расхохоталась Катюша.-Я себе  представляю,  что  бы  тогда
было. Бедный майор! Сейчас он выдерживает такое сражение... Я  не  удивлюсь,
если его супруга потребует немедленного возвращения в часть.
   - Туда уже пути отрезаны.
   - Ей, видите ли, там нравилось! Домработница, денщик еще, наверное,-вдруг
разозлилась Евгения,- там она была пани, а тут самой в золе возиться надо. Я
уверена,  что  она  даже   забыла,   как   надо   стирать   белье.   Ничего,
научится,-жестко закончила она.
   - Жаль только майора. Симпатичный такой,-задумчиво сказала Катя,
   - Еще бы! Он тебе такие комплименты отпускал, что нам захотелось войти  и
получить свою долю. Только тогда бы майор овдовел на следующий день.  Ее  бы
разорвало от злости.
   - За что вы ее так ненавидите? Что она вам плохого сделала? - не выдержал
я.
   -  А  что  ты  вообще  понимаешь?  Тоже  мне,  психолог,-Евгения   совсем
разозлилась,-ты бы посмотрел, какими глазами она смотрела на твою жену.  Как
будто перед нею публичная девка!
   - Я что-то не заметил.
   - Ты вообще ничего не  замечаешь,-она  протянула  мне  чашку  чая.  -  Не
слишком крепкий?
   - В самый  раз.  Ладно,  мои  милые,-постарался  я  закончить  неприятный
разговор,-сознаю, что совершил глупость. В следующий раз без вашего согласия
никого в дом водить не буду.
   Катя намазала хлеб маслом и сверху полила медом.
   - Ешь, тебе  скоро  понадобятся  силы,  -  протянула  она  хлеб  Беате.-В
следующий раз-он придет к нам с молодой женой. Вон  сколько  у  нас  девчат-
красивых, молодых, без мужской ласки засыхают.
   - Ты так думаешь?
   - Уверена!-она поправила сбившуюся на лоб прядь волос, - все вы,  мужики,
одинаковые в этом отношении. Да я  не  упрекаю,-она  сделала  ленивый  взмах
рукой,-все в порядке вещей. Раз попал козел в огород, то щиплет  капусту,  а
не бурьян. Что тут удивляться, если капусты  много,  то  зачем  ему  травка,
старая да вялая?
   - Ничего! Скоро у нас прибудет мужчин побольше. Девчата  выйдут  замуж  и
все образуется,-пообещал я.
   - Откуда же они возьмутся?
   - Да оттуда же,откуда и майор.
   - Дай-то бог. Наш -то козел,-продолжала она,- скоро копыта откинет.
   - Кого ты имеешь в виду? - я почувствовал,  что  кровь  бросилась  мне  в
лицо. Евгения прыснула.
   - Успокойся! Не тебя,-засмеялась  Катюша,-ты  еще  ничего,  держишься,  -
закончила она под общий хохот,-я имею в виду твоего любимого Фантомаса.
   - А что такое?
   - Ты его давно видел?
   - Сегодня днем.
   - Ну ты совсем слепой стал! Посмотри, на кого он  стал  похож.  Истощился
совсем в трудах праведных. Ты хоть пошли его в командировку, чтоб  месячишко
где-нибудь отдохнул.
   Я вдруг разозлился:
   - Мне, прошу вас, такие вещи не сообщайте. Интимные дела меня не касаются
и, вообще, это не предмет для разговора!
   - Вот хорошо, что ты напомнил,-встрепенулась Катя, -  насчет  интимных  и
духовных дел. Тут к тебе приходил один поп, хотел очень видеть.
   - Поп?!
   - Приехал вместе с переселенцами. Хочет получить разрешение  на  открытие
церкви.
   - Причем тут я? Пусть открывает! И вообще, чего он ко мне приперся домой?
Пусть идет в Совет или Три-бунат!
   - Я ему говорила. У вас как раз  было  совещание,  но  он  настаивает  на
личной встрече.
   - Хорошо! Приму его завтра после обеда. Поп-то молодой?
   - В том-то и дело что старенький, - Катя  засмеялась,  -  а  хорошо  быть
попадьей. Почет, уважение. Все тебя матушкой величают, ручку целуют. У  меня
в Киеве подружка была. Не то чтобы мы с ней дружили, а так, просто. Марийкой
звали. Лицо-что блин на масленицу. А что вы думали?  Вышла  замуж  за  попа.
Молодой,  красивый.  Бородка  черная,  вьющаяся.  Мы  тогда   всей   группой
специально в церковь пошли на службу,  досмотреть  на  Марийкиного  мужа.  А
Марийка-то, как она принарядилась, одна  шуба  чего  стоила.  Одним  словом,
матушка-попадья.
   - Вот Наталья пусть и выходит за этого  попика  замуж,-ехидно  произнесла
Евгения,-будет у нас тогда матушка Наталья!
   - За что ты ее так ненавидишь?
   - Я? С чего ты взял? Совсем наоборот. Мне ее жалко.
   - Я пойду, наверное, спать,- Беата тяжело подня-лась со стула.
   - Я провожу тебя!
   - Не надо, меня проводит Женя.

   - Ты не спишь?
   - Нет еще.
   - А ты заметил, как эта каракатица спрятала под стол руки, когда  увидела
мое колье? Дура, нацепила десяток дешевых перстней.
   - До чего же вы, бабы, бываете злыми...
   - Мы злыми? - она подвинулась ближе, - ну уж нет. Мы  как  раз  добрые  и
ласковые.
   - Нашла чем хвастаться. Колье, видите ли... Этого добра у  нас...  Завтра
же пошлю майору если не такое же, что-нибудь похожее.
   - Пошлешь, пошлешь, - прошептала она, закрывая мне рот своими губами. Это
была ее ночь.
   - Послушай, ты не ревнуешь? - ни с того, ни с сего спросил я.
   Эта тема находилась под негласным запретом. По-видимому, я сегодня должен
был совершать одну глупость за другой.
   Катюша мгновенно отпустила меня и отодвинулась. Долгое время  молчала.  Я
протянул руку и погладил ее плечо. Она  с  раздражением  дернула  им,  потом
произнесла каким-то холодным, отчужденным голосом:
   - Теперь уже нет. Раньше... но только к Беате. Евгения ведь уже  была  до
меня...
   - Милая, прости.
   - Да чего уж! Женщина больше способна на компромисс. Она  легче  выбирает
из двух зол меньшее.
   Катя  долго  лежала  молча.  Чувствовалось  ее   взволнованное   дыхание.
Успокоившись, она снова придвинулась.
   - Больше ни о чем не спрашивай, ладно? Я не ответил. Мне вдруг  стало  до
боли в сердце жалко эту молодую красивую женщину, так же как и других, таких
же  несчастных  в  своей  исковерканной  молодости,  обманутых  в  надеждах,
обделенных в  счастье.  Но,  что  я  мог  поделать?  Лишь  только  утешаться
созна-нием своего бессилия что-то изменить. "Ты  лицемеришь,  -  шепнул  мне
внутренний голос, - ведь ты счастлив?". "Да, не спорю, очень!". "Так чего же
ты, о чем задумался? Пользуйся случаем, который подарила тебе  судьба!".  "Я
думаю о том, может ли быть счастлив человек несчастьем других?".  "Опять  ты
за свою философию? Еще не надоело?".
   - Ты что, заснул? -- в голосе Катюши звучало удивление.
   - Нет, милая, - прошептал я, целуя ее плечо. Говорят  деньги  притягивают
деньги. А глупость? Наверное, тоже. Что касается меня, то я  заметил:  стоит
мне сделать одну, как за  ней  следует  другая.  Хорошо  еще,  если  вовремя
остановишься, а то наделаешь столько дел, что потом  хватит  на  целые  годы
воспоминаний, от которых кровь приливает к лицу и от стыда  чувствуешь,  как
горят уши.

   - Что с вами, Константин Михайлович?!-невольно вырвалось у меня при  виде
майора, входящего ко мне в кабинет в сопровождении Паскевича.
   Лицо майора было расцарапано в двух местах, а  под  левым  глазом,  почти
заплывшим, красовался огромный лиловый синяк.
   - Мне надо было воспользоваться вашим предложением. Я плохо разбираюсь  в
этих тропинках по берегу озера, свернул не  на  ту  и  в  темноте  напоролся
глазом на сук дерева!
   - Еще счастливо отделался, Костя!
   Паскевич, я заметил это уже давно, после нескольких часов знакомства всем
говорил "ты" и называл по имени.
   -Потом зайдем ко мне, я тебе сделаю примочку.
   Я внимательно посмотрел на Сашку. Может быть, от того, что  я  его  видел
каждый день, от меня ускользали те изменения, о которых говорила Катя.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Я? - удивился Паскевич. - Нормально! А что?
   - Да так, ничего.
   Он протянул мне  папку  со  сценарием  и,  усевшись  поудобнее  в  кресло
напротив, стал ждать. Я углубился в чтение.
   - Не слишком ли? - я возвратил папку Паскевичу и вопросительно  посмотрел
на майора.
   - Все нормально, - успокоил он меня, - я бы только поместил  "инспектора"
пока на бывшую базу университета. Интересно, кого же пришлют? Если  Голубева
- это правая рука Покровского. С ним нужно быть  предельно  внимательными  и
осторожными. Это хитрая лиса. Любит  прикидываться  дурачком,  на  самом  же
деле, крайне собран и внимателен.
   - У него есть какие-нибудь слабости, особенности?
   - Любит выпить. Но знает свою слабость и поэто-му воздерживается. Если же
выпьет достаточно, то потом теряет контроль и пьет до полного опьянения. Но,
я думаю, что, в данной ситуации он не притронется к бутылке.
   - Еще что?
   - Ну, неравнодушен к красивым женщинам. Но, это  все  такие,  кто  к  ним
равнодушен? - майор засмеялся. - Да!  Тщеславен.  Переживает,  что  не  стал
генералом. Это тоже не характерно. Все военные такие.
   - Разве сейчас это имеет какое-то значение?
   - Для армейских это всегда имеет значение. Тем  более,  что  там  еще  не
поняли  всей  глубины  нашей  катастрофы.   Покровский   носится   с   идеей
восстановления государства, армии. У него даже по этому поводу есть  теория,
которую он называет теорией опережения развития.
   - Опережения чего?
   - Других стран. Покровский говорит, что те страны, которые раньше  других
смогут восстановить армию, будут диктовать свою волю всему миру.
   - Серьезно?
   - В том-то и дело, что-да! И надо сказать, что поначалу его идеи  увлекли
многих офицеров. Это еще тогда,  когда  размеры  катастрофы  не  были  ясны.
Теперь же над ним посмеиваются.
   - А как Голубев?
   - Кто его знает? Он редко бывает откровенен. Мне кажется, что его  больше
всего  волнует  личное  благополучие.  Сегодняшнее  положение   его   вполне
устраивает. Что будет завтра - не знаю.
   - Так вы говорите, что он крайне подозрителен?
   - Я этого не говорил, но это так.
   - В таком случае вот  что!  В  сценарии  можно  оставить  все  почти  без
изменений, но надо все сделать так чтобы у Голубева  сложилось  впечатление,
будто мы скрываем свои истинные силы, стараемся показать, что мы слабее, чем
на самом деле. Вы меня понимаете?
   - Вполне. Мысль ясна, а детали додумаем сами.
   - Но это надо сделать достаточно тонко.
   - Само собой Только вот что.. - майор заколебался.
   - Вы хотите что-то возразить? Пожалуйста.
   - Дело в том, что, получив  такую  информацию,  Покровский  сделает  все,
чтобы усилиться.
   - Это входит в мои планы.
   - Не совсем понимаю.
   - Во-первых, мы выиграем время.
   - Вы хотите сказать, оттянем. Но потом?
   - Я все понял, - Паскевич снял очки и протер их стекла.
   Это был явный признак, что сейчас он произнесет речь.
   - Усиливаясь  в  военном  отношении,  Покровский,-  Паскевич  поднялся  и
прошелся по кабинету, - вынужден будет ослабить хозяйственную  деятельность,
которая, как я понял, и так находится в  плачевном  состоянии.  Солдат  надо
кормить. Не так ли? Следовательно, усилятся поборы  с  крепостных  хозяйств.
Это, в свою очередь, вызовет еще больший распад в хозяйстве,  что  неизбежно
приведет к недовольству в самой армии. Учитывая малые размеры  системы,  это
недовольство разовьется в ближайшее время. Я правильно тебя понял?
   - Абсолютно И теперь, поскольку границ не суще-ствует, люди будут  бежать
к нам. Таким образом, пытаясь усилиться,  Покровский  будет  усиливать  нас.
Причем, я  думаю,  процесс  этот  будет  идти  с  ускорением.  Если  генерал
сообразит, в чем дело, то вынужден будет перейти к демократической  системе.
И, как говорится, на здоровье. Он тогда не будет нам ничем угрожать, и мы  с
ним  станем  мирными  соседями.  Если  же  нет-то  эта   организация   скоро
развалится.
   - Теперь мне все ясно! - майор вытащил сигареты в вопросительно посмотрел
на меня.
   - Курите, - я достал трубку и стал набивать ее.
   - При таком положении, - майор протянул мне зажженную  спичку,  -  мы,  в
любом случае, избегаем вооруженного конфликта.
   - Могут быть случайности. Это надо учитывать.  У  него  должна  сложиться
твердая уверенность в нашем миролюбии, что полностью  соответствует  истине.
Иначе на нас могут напасть просто из-за страха, рассчитывая на  преимущество
неожиданного удара.
   Майор сделал еще две глубокие затяжки и затушил окурок.
   - Многое зависит от окружения Покровского.
   - Что оно собой представляет?
   - Разные люди. Есть такие, вроде меня, а  есть  и  те,  которым  все  "до
лампочки". Лишь бы  им  было  хорошо.  Они  дорожат  теми  преимуществами  и
благами, которыми сейчас располагают.
   - Что за блага?
   - Питание, обслуживание.
   - Ваша жена что-то такое говорила. Домработница, что-ли?
   - И не одна Молодых девушек объявляют мобилизованными для работы в штабе.
На самом же деле их используют для обслуживания старших офицеров и их семей.
Начиная с полковника все содержат целый штат  слуг.  Ну,  конечно,  питание.
Солдаты и младшие офицеры едят в основном кашу  и  консервы.  По  праздникам
дают мясо. Все "деликатесы" поступают на стол  высшего  командного  состава.
Это, конечно, не афишируется, но все знают. Пожалуй, ничто так  не  вызывает
недовольства, как этот прискорбный факт. У вас, я тут уже  насмотрелся,  все
питаются одинаково. Разве что мужчинам перепадает больше. Но это и  понятно!
Они выполняют основную физическую работу. И, вообще, отношения между  людьми
другие, доброжелательные. Непривычно, но, скажу откровенно, приятно видеть.
   - Значит, вам у нас нравится? - Сашка подошел сзади к сидящему  в  кресле
майору и положил ему руки на плечи.
   - Конечно, Александр Иванович! Я вот думаю, много ли надо человеку, чтобы
чувствовать себя счастливым? Немного любви, уважения, доброжелательности...
   - И, в первую очередь, чтобы человек  не  чувство-вал  над  собой  власть
другого человека.
   - Разве это возможно?
   - Стараемся, - я поднялся, давая знать, что сове-щание закончено.
   Ко мне должен был еще зайти Виктор, а потом - Наталья. Я не хотел,  чтобы
она встречалась здесь с Паскевичем.
   - Так я еду сегодня, с Алексеем, - напомнил мне Паскевич.
   - Вынужден тебя огорчить! Вместо тебя поедет Николай. - Что такое?
   - Саша, ты у нас единственный хирург. Я не могу рисковать тобой.
   Паскевич  успокоился.  Он  очень  любил,  когда  ему  говорили  приятное,
безразлично, была ли это правда или нет Но в данном случае его незаменимость
не вызывала сомнения. За прошедшие два года Саша  подготовил  трех  человек,
которые могли сделать несложные операции, но, естественно, не могли заменить
его.
   - И, вообще, Саша, ты должен беречь себя и свое здоровье.
   Поначалу Паскевич расплылся в  улыбке,  но  потом  посмотрел  на  меня  с
подозрением.
   - Что это ты второй раз беспокоишься о моем здоровье?
   - Как же мне не проявлять беспокойство о  единственном  хирурге,  да  еще
накануне таких событий?
   Александр Иванович удовлетворенно улыбнулся  и  направился  к  выходу.  У
самой двери  он  вдруг  остановился,  внимательно  и,  как  мне  показалось,
подозрительно посмотрел на меня, но, ничего не сказав, вышел.

   Глава XXIX
   ДУШЕСПАСИТЕЛЬНЫЕ БЕСЕДЫ
   - Ты знаешь, что сегодня у нас на обед? - встретила меня Евгения.
   Стоял жаркий день. На ней был легкий ситцевый сарафан. Она сняла  косынку
и тряхнула головой. Волна светлых волос рассыпалась по плечам.
   - Не знаю, но голоден как волк.
   - А волки едят раков?! - Ого! Чем же я заслужил? - Не ты, а Беата.  Вчера
она захотела раков. И вот сегодня ее  соотечественники  принесли  нам  целый
мешок. Поляки боготворят ее.
   В гостиной посреди обеденного стола  стояло  большое  блюдо,  на  котором
возвышалась гора вареных раков.
   - Так это тебе мы обязаны? - я подошел к Беате и поцеловал ее, -  как  ты
себя чувствуешь?
   - Теперь уже скоро.
   - А где Елена? - я заметил, что сестры ее нет з