тобою рядом! Хлопчики вы мои! - она вышла
из-за трибуны и склонилась в глубоком поклоне, - до конца жизни не  забудем,
что вы для нас сделали. Но если кто из вас не хочет помочь сейчас, то  пусть
остается здесь. Мы, женщины, те,  которых  вы  недавно  освободили,  возьмем
оружие. Бо совесть не позволяет нам  спать,  если  мы,  которых  только  что
спасли от позора и насилия, будем спокойно сидеть  здесь,  зная,  что  рядом
другие люди терпят муки!
   Она говорила несвязно, но искренне. Я заметил, что когда она кончила,  на
ее глазах появились слезы.
   Она села, но ее место заняла Оксана.
   - А ну, все те, кого освободили вместе со мной там, на лесной  дороге,  и
те, кто остался жить только благода-ря этому, встаньте! Вы тоже так думаете,
как эта... эта...
   - Шлюха!-донесся из зала чей-то мужской голос.
   - Ну, отвечайте! - потребовала  Оксана,  -  кто  еще  так  думает?!  Нет?
Хорошо! Садитесь! А вы? - она обратилась к девчонкам  из  стационара,  -  вы
тоже так думаете, как она? - Оксана кивнула в сторону Светки,-что "моя  хата
с краю"? А ну, встаньте и скажите всем, что пусть  катится  все  к  чертовой
матери, лишь бы мне было хорошо, лишь бы меня не трогали Чего молчите? Я  же
вас всех как облупленных знаю! У вас только... это самое на уме, так же, как
и вашей Светки!
   - Не забывайтесь! - Наталья встала и возмущенно вперила глаза в Оксану.
   - Это не я, а вы забылись! Вы забыли,  как  вас  подобрали  на  дороге  с
ребенком. Где бы  вы  сейчас  были,  где  бы  валялись  сейчас  ваши  кости,
растасканные голодными псами?  И  вы  сейчас  тихой  сапой  начинаете  вести
нечестную игру вместе со своим мужем!
   Зал ахнул и зашумел.
   - Что такое?! - Паскевич поднялся со своего места. - Я не понимаю?!
   - А что здесь понимать? Зато я вас прекрасно понимаю! Стыдились бы!  И  с
кем вы связались? С этой, - она презрительно указала пальцем на  съежившуюся
на своем месте Светку. - Тут правильно кто-то крикнул из  зала!  Шлюхой  она
была, шлюхой и осталась. Здесь Вера говорила, что ей  стыдно  сидеть  рядом.
Мне тоже стыдно! И от имени остального Трибуната я требую вывода ее  из  его
состава. Что же касается вас, Александр Иванович, то скажу вам следующее: вы
прекрасный хирург, мы все на вас молиться готовы, но ради бога, не лезьте  в
те дела, в которых ровно ничего не смыслите! Вам  захотелось  покомандовать?
Ну, покрасовались в  генеральской  форме  и  хватит!  Покомандовали  бабским
батальоном и хватит! Довольно! Зачем вам лезть в Президенты? Да не надо!  Не
надо! - пресекла  она  возра-жения  Паскевича,  -  ваш  "адъютант"  оказался
слишком болтлив!
   Зал все больше и больше приходил в возбуждение.  -  Дайте  мне  слово!  -
поднялся со своего места Олег Зубов, один из двоих трибунов.
   Оксана сошла с трибуны, уступая ему место.
   -  Я  тоже  поддерживаю  предложение  Оксаны  о  замене   Светки   другой
кандидатурой! Но я не об этом! Я, как вы знаете, - он обращался  к  ребятам,
сидевшим на задних скамьях, - был в десанте  на  танке.  Мы  тогда  потеряли
пятерых раненых. А встретились с относительно небольшой группой.  Я  к  чему
это говорю? У меня лично не вызывает  сомнения  то,  что  бандитское  гнездо
надо, пока не поздно, придушить! Иначе они нас  придушат!  Но  я  хотел  бы,
чтобы операция была хорошо продумана. Надо считать.  Мы  имеем  чуть  больше
пятидесяти человек, обученных обращению с  оружием.  Против  нас  будет,  по
крайней мере, двести. Это надо учитывать, чтобы не понести  слишком  большие
потери. Но это вопрос тактики и я думаю, что наш командир,-он повернулся  ко
мне, - все учтет. Мы ему доверяем! Не так ли? - обратился он к залу.
   Зал одобрительно зашумел.
   - Что же касается самого принципа,  то  вот  что  я  вам  скажу.  -  Олег
помолчал  минуту,  собираясь  с  мыслями,  -   тут   вот   Дубинина   начала
распространяться насчет того, что дескать, нельзя вмешиваться в чужие  дела.
Это  вроде  бы  противоречит  нашей  демократии.  Чушь   собачья!   Если   и
противоречит такое вмешательство чему-то, то, в  первую  очередь,  интересам
насильни-ков и грабителей. Им, видите  ли,  очень  удобно  такое  положение,
когда их не трогают на  основании  принципа  невмешательства  во  внутренние
дела. Все беды прошлой цивилизации шли именно  из-за  этого  принципа.  Ведь
какие  красивые  слова  придумывали:  свободу,  дескать,  нельзя  установить
насильственно.  Скажите,  а  против   кого   применяется   насилие?   Против
насильника! А всякое насилие против насильника - святое дело. Воздерживаться
против такого насилия - значит помогать  насильнику,  ждать  очереди,  чтобы
подвергнуться насилию.  Насилие-это  такая  зараза,  которую  надо  выжигать
каленым железом до основания, не останавливаясь ни перед чем,  жестоко,  без
всякого сострадания. Да так, что если кому-то  взбрело  в  голову  совершить
насилие над человеком, чтобы только воспоминание о том, как  карается  такое
насилие, заставило бы его покрыться холодным потом. Я думаю, нам не  следует
ждать весны  или  нападения  на  нас  самих.  Мы  тогда  можем  оказаться  в
невыгодных условиях. И последнее. У  нас  демократия.  Но  демократией  надо
уметь пользоваться. Если под видом демократии и  под  ее  покровом  начинают
плести заговоры, то это может  закончиться  тем,  что  от  нашей  демократии
ничего не останется.
   После Олега выступили еще двое ребят из  наших  бойцов,  участвовавших  в
освобождении села. Они, в  общем,  говорили  то  же,  что  и  Олег,  добавив
некоторые подробности из виденного.
   Я тоже собрался было выступать, но меня опередил Паскевич. Он,  не  глядя
ни на кого, подошел к трибуне и начал говорить дрожащим от волнения голосом:
   - Мне тут предъявили тяжелые обвинения. Я заявляю, что не  имел  никакого
отношения ни к "заговору", как здесь  сказали,  ни  к  чему-либо  подобному.
Поэтому я требую расследования. До  конца  расследования  я  слагаю  с  себя
обязанности члена  Совета  и  вернусь  к  ним  только  в  том  случае,  если
расследование докажет мою полную непричастность  к  замыслам  этой...  -  он
повернулся к Светке, хотел что-то сказать, но махнул рукой  и  пошел  не  на
место, а в зал и сел в одном из задних рядов.
   Место председательствующей Натальи занял Алексей.
   - Я думаю, мы уважим просьбу Александра Ивановича и  проведем  тщательное
расследование.  А  пока   разрешите   дать   заключительное   слово   нашему
руководителю.
   Я поднялся на трибуну.
   -  Упомянутая   банда,   -   начал   я,   -   представляет   не   столько
непосредственную, сколько потенциальную угрозу нашему существованию.  Вот  в
чем дело. На восток от нас расположена хорошо организованная воинская часть.
По моим сведениям там имеется свыше трехсот военнослужащих.  Это  не  бывшие
уголовники, а хорошо обученные солдаты, прекрасно владеющие  оружием,  и  во
главе их стоят опытные военачальники. Столкновение с ними окончится для  нас
плачевно. Мы принимаем меры, чтобы свести вероятность такого столкновения  к
минимуму. Но на  это  необходимо  время.  Должен  заметить,  что  социальная
сущность организации воинской части, или как  она  себя  называет  -  "Армии
Возрождения", только внешне отличается от  социальной  сущности  организации
банды.  Подчинение  нас  этой  армией  принесло  бы  то  же  рабство.  Самым
отвратительным насилием, - здесь Олег хорошо сказал о нем, я только  добавлю
несколько слов к его высказываниям, - является организованное насилие. Когда
оно вводится в ранг закона, входит в  государственную  структуру  власти.  В
прошлой цивилизации все банды вместе взятые совершили  меньше  преступлений,
чем само государство. В связи с  этим  я  считаю,  что  "Армия  Возрождения"
представляет для нас значительно большую опасность, чем банда.
   Почему я настаиваю на немедленном уничтожении банды? Во-первых, рано  или
поздно она будет обнару-жена  "Армией  Возрождения"  и  затем  последует  ее
разгром. Казалось бы - это нам на руку.  Тем  не  менее,  именно  в  этом  и
главная опасность. Допустим, человек сорок-пятьдесят  бандитов  погибнут  во
время такого разгрома. Останется еще сто пятьдесят. Что будет  с  ни-ми?  Их
мобилизуют и вольют в армию. Таким образом она усилится. Кроме того,  в  нее
войдут еще те, которые сейчас находятся в рабстве у банды. А  их  там  около
пятисот человек. Вот вам более  чем  десятикратное  превосходство.  Бандиты,
попав в армию, будут еще больше  разлагать  ее.  И  военная  техника  у  них
появится к тому времени. Мы пока имеем преимущество в  этом  и  грех  им  не
воспользоваться. Таким образом,  немедленный  разгром  банды  -  необходимое
условие нашего существования.
   Конечно, операция рискованная. Но отказаться от нее или даже  повременить
- еще больший риск. Вот и решайте!

   После  собрания  я  задержался  с  Алексеем,  обсуждая  некоторые  детали
предстоящей операции и вернулся до-мой около полуночи.
   Перед тем как проститься с Алексеем, я заметил, что он мнется,  очевидно,
желая что-то спросить.
   - Ты в чем-то сомневаешься?
   - Как тебе сказать? И да и нет. В общем-то, я полностью согласен с  тобою
и с тем, что говорил на собрании Олег, но...
   - Что "но"?
   - Не приведет ли такая позиция подавления насилия насилием к еще большему
насилию? Может быть все-таки правы те, кто говорит, что  нельзя  бороться  с
насилием насилием?
   - Откровенно говоря, Алексей, мне трудно тебе ответить... Да, может  быть
и такой вариант. Может быть... Дело  не  только  в  том,  чтобы  бороться  с
насилием насилием, а сейчас я не вижу другого пути, но, главное,  выработать
своего рода иммунитет к  насилию  в  отношениях  между  людьми.  Без  такого
иммунитета, естественно, может случиться то, чего ты так опасаешься.
   - Каким образом выработать?
   - Нам необходимо утвердить в нашей жизни  два  понятия:  народовластие  и
чувство собственного достоинства каждого человека, каждого члена общества.
   - А ты думаешь этого достаточно?
   - Не знаю, но думаю, что эти два условия являются основными.  Видишь  ли,
Алексей, народ в целом  не  агрессивен,  не  в  его  интересах  осуществлять
насилие над другим народом.
   - Да?
   - Да. Потому, что, встав на путь насилия над другим, он сам  теряет  свою
свободу,  вынужден  подчиниться  твердой  власти.  Поэтому,  Алексей,   если
народовластие укрепится, то тем самым укрепится и миролюбие.
   -  Миролюбие  и  жестокость?  Вы  с  Олегом  настаиваете  на  жесточайшем
подавлении насилия.
   - Одно другому не мешает.
   - Как знать? Ты думаешь, что в  одном  и  том  же  теле  могут  уживаться
доброта и жестокость?
   - Думаю, что могут.
   Алексей с сомнением покачал головой. По-видимому, мне все-таки не удалось
его убедить. Впрочем, мог ли я сам сказать  себе,  что  убежден  в  верности
того, что только что говорил Алексею?

   - Я уж думала, что мне придется уступить место "первой дамы"  Наталье!  -
встретила меня Евгения.
   - Какая чепуха! Я не верю, чтобы Александр Иванович был в чем-то замешан.
   - Следствие покажет! Не  будь  таким  доверчивым.  Власть  -  она  всегда
власть.
   - Господи, о  какой  власти  ты  говоришь?  Меня  больше  всего  начинает
беспокоить, что это кого-то волнует всерьез. Нам нужно думать над тем, чтобы
выжить!
   Я поднялся в кабинет, куда через несколько минут вошла Катюша.
   - Тебя там спрашивают,- сообщила она.
   - Алексей?
   - Нет, я его впервые вижу. В прихожей стоял Виктор.
   - Извини, что я так поздно. Я не хотел, чтобы меня кто-то видел.
   - Входи. Катя, принеси нам, пожалуйста, кофе. И - покрепче! Слушаю  тебя,
Виктор.
   - Мне известно, что вы затеваете очень рискованную операцию.
   - Откуда?
   - Афанасий Иванович рассказал. У меня есть предложение.
   - Давай...
   - С бандой легче будет справиться, если у нее в тылу вспыхнет  восстание.
Необходимо только оружие.
   - Оружие есть. Но кто организует это восстание?
   - Я!
   - Каким образом?
   - Я проникну в банду под видом дезертира из армии и  войду  в  контакт  с
рабами. В нужный момент вы сбросите нам с воздуха оружие.
   - Что ж, есть над чем подумать. Но  рискованно.  Тебя  могут  заподозрить
или, вообще, убить сразу. Ты понимаешь, на что идешь?
   - Понимаю. Но разреши мне это сделать. Мне это нужно.
   - Понимаю.
   - Тогда давай уточним детали. Мы просидели с Виктором до утра,

   Через неделю Алексей  протянул  мне  текст  радио-граммы:  "Картошка  вся
съедена, приступаем к сбору грибов". Это значило, что  снимки,  доставленные
нашими (уже нашими)  ребятами  командованию  "Армии  Возрождения"  произвели
должное впечатление и пока можно не ожидать акций с их стороны. Сбор  грибов
- означал начало вербовки дезертиров. На связь с нами ко-мандование  "Армии"
пока  не  выходило.  По-видимому,   там   пока   "переваривали"   полученную
информацию. От Виктора вестей не было.

   Французы говорят "ищи женщину" и  они  тысячу  раз  правы.  Расследование
закончило свою работу полной  реабилитацией  Паскевича.  Во  всем  виноватой
оказалась Светка. Она, как выяснилось, по уши влюбилась  в  нашего  хирурга.
Этому способствовало и то, что Паскевич поддержал  ее  сексуальные  реформы,
"назначил в адъютанты", не говоря  уже  о  том,  что  был,  что  называется,
красивым мужчиной. Наталья же, раскусив намерения Светки, способствовала  их
осуществлению.  Здесь  сыграло  чувство  соперничества  с  Евгенией.   После
памятной битвы на лесной  дороге  между  ними  постепенно  зрела  неприязнь,
которую Наталья, естественно, тщательно скрывала.  Но  разве  женщина  может
что-либо скрыть от другой женщины? Это мы, мужчины,  ничего  не  замечаем  и
легко попадаемся в расставленные ловушки.
   По предложению  комиссии  Светку,  которую  собрание  вывело  из  состава
Трибуната, направили работать на свиноферму под начало Веры. Это был  первый
случай наказания в нашей общине. Комиссия, которая теперь преобразовалась  в
судебный орган и должна будет избираться  сроком  на  три  года,  определила
Светке срок наказания-два года работы па свиноферме разнорабочим.
   Свиноферма находилась в Грибовичах. Светку доставили туда, предупредив  о
"невыезде" под угрозой продления срока. То же собрание  постановило  вывести
Наталью из состава Совета с запрещением  участвовать  в  его  работе  четыре
года.
   Паскевич вернулся в Совет. Он сидел теперь мрачный,  с  печатью  глубокой
обиды на лице. Мы его старались успокоить, Оксана принесла извинения.  Затем
мы предложили Александру Ивановичу разработать сценарий будущего  камуфляжа.
Постепенно он стал оттаивать. Вскоре мы, однако,  узнали,  что  он  ушел  от
Натальи.
   - Паскевич не может жить с женщиной, которая скомпрометировала его  своим
поведением, - заявил он нам.
   Жил он один недолго. Спустя три дня после его ухода  от  Натальи  к  нему
перебралась... Оксана. Вот и пойми после этого женщин!
   Наталья после работы запиралась у себя дома и нигде не появлялась. Утром,
как всегда, она выходила в поле, но глаза у нее были красные  от  слез.  Мне
было искренне жаль ее, но чем я мог  помочь?  Что  касается  Жени,  то  она,
казалось, прониклась к Наталье симпатией и чуть ли не каждый день приглашала
к себе в гости. Наталья отмалчивалась и приглашения не принимала. Я не сразу
понял, что  выражение  сочувствия  у  женщины  является  проявлением  самого
утонченного издевательства.  Когда  я  понял,  то  запретил  своей  жене-так
делать.
   Между тем, приготовления к предстоящей операции шли полным ходом. Я хотел
провести ее еще в сентябре, не дожидаясь октябрьской распутицы.
   Мы несколько раз допрашивали пленного  мальчишку  из  банды,  уточняя  по
карте подходы к бандитскому логову.  Сама  база  занимала  бывшую  помещичью
усадьбу, в которой до эпидемии размещались музей, клуб и управление большого
совхоза. Рабы жили в полутора километрах в небольшом селе,  со  всех  сторон
окруженном пахотными полями и пастбищами. Их почти не охраняли,  так  как  в
окрестностях бродили большие стаи собак. Охранялись только  пастбища,  да  и
только когда там паслись животные.
   Бандиты, если не отправлялись в очередной налет, постоянно  находились  в
усадьбе, пьянствовали, насиловали женщин.  В  основном,  банда  состояла  из
бывших уголовников, которых  начало  эпидемии  застало  в  местах  отбывания
заключения. Как ни обидно, но именно  эта  группа  населения  пострадала  от
эпидемии меньше всего. Дело в том, что тюрьмы и  колонии  были  естественным
карантином. Это спасло многих из них. Выбрались они на  свободу  уже  тогда,
когда эпидемия шла на убыль. Не поняв поначалу  всей  глубины  разразившейся
катастрофы, они некоторое  время  прятались  в  безлюдных  местах,  а  когда
эпидемия уже закончилась, вышли из своих убежищ  и  положили  начало  второй
волне террора и насилия. Этот террор, хотя и не  носил  такого  массового  и
разнузданного характера, как первая волна во время социального шока, вызвала
у меня большее беспокойство. Первая волна террора была бесцельным  безумием.
Теперь же проводники террора ставили перед собой далеко идущие цели.  И  это
крайне опасно. Ибо в случае  осуществления  этих  целей,  вся  наша  история
начнет повторяться в самом худшем своем варианте.
   Наконец, после долгого ожидания мы получили весточку от Виктора. Операция
началась. Позже я попросил его подробно описать свои злоключения. Я  привожу
его записи здесь почти без  изменений,  исключив  из  них  только  некоторые
подробности его пребывания в  банде  и  сцены,  которые  нельзя  читать  без
содрогания и ужаса.

   Глава XXI
   "ТРИНАДЦАТЫЙ АПОСТОЛ"
   Я приоткрыл люк  и  выставил  наружу  палку  с  белой  тряпкой.  Выстрелы
прекратились. Я еще немного помахал белым флагом и показался из башни.
   Из-за ворот вышли  трое.  Направив  на  меня  автоматы,  они  подошли  на
несколько шагов и остановились. Здоровенный детина в потертой кожаной куртке
приказал:
   - Вылазь!
   Я соскочил на землю.
   - Иди сюда! Да подними руки! Я подчинился. Меня обыскали. Убедившись, что
оружия нет, они опустили автоматы и подтолкнули меня к воротам.
   -Можешь опустить руки,-разрешил старший бандит.
   - Закурить найдется?
   - Ты гляди на него! Откуда ты такой взялся? - старший порылся в  карманах
и вытащил сигареты.- Держи!
   Мы вошли в большой  двор.  Там  толпились  бандиты.  Посыпались  вопросы,
реплики, замечания. Не обращая на них внимания, меня повели к дому.
   В роскошно обставленной комнате, больше похожей на  антикварный  магазин,
меня встретил мужчина лет пятидесяти пяти, грузный,  с  породистым  носом  и
чуть  рыжеватыми,  тронутыми  сединой  волосами.  Он  развалился  на  тахте,
застланной пушистым ковром. Такие же ковры были расстелены на полу.
   От меня не укрылось  то,  что  несколько  минут  назад  в  этой  комнате,
по-видимому,  царила  суматоха.  Дверца  массивного  сейфа  у   стены   была
приоткрыта и в замочной скважине торчала связка  ключей.  На  полу  валялись
осколки большой фарфоровой вазы.
   Главарь проследил за моим взглядом,  нахмурился,  встал,  закрыл  сейф  и
положил ключи в карман. .
   - Ну, с чем пожаловал? - обратился он ко мне.
   - Тебе привет, - решив говорить ему тоже "ты", - от  Бронислава.  Вот  он
перед смертью прислал на память, -  я  протянул  ему  массивный  перстень  с
черным камнем.
   Он повертел его в руках.
   - Да, это перстень Бронислава. Что с ним?
   - Умер на моих руках. Да, вот еще, чуть было не  забыл,  -  я  порылся  в
кармане и достал еще один перстень.
   - Ого! - Бандит полюбовался игрой крупного бриллианта.
   - Это тоже передал Бронислав, чтоб ты помянул.
   - Где он его раздобыл? Я пожал плечами.
   - Так что с ним?
   - Напоролся на воинскую часть из "Армии  Возрождения".  Человек  двадцать
погибли, остальных взяли живыми.
   - Откуда знаешь?
   - Так я же участвовал в разгроме отряда Бронислава.
   - Ты?!
   - На этом самом танке.
   - Не понял?
   -  Что  тут  понимать?  Я   давно   хотел   смота