ться,   да   случая   не
предоставлялось. Жизнь в армии не сладкая.
   - Что за армия? Я рассказал.
   - Ну ладно. Так что случилось с Брониславом?
   - Я говорю, что хотел смотаться, да не знал куда. А тут взяли  мы  ваших,
допросили. Я при допросе присутствовал, в охране. Тогда  и  смекнул,  что  к
чему, и шепнул Брониславу,  чтобы  он  мотал  со  мною.  Он  понял.  Уходить
собрались на моем танке. Он не успел нырнуть в люк, достали очередью. Дальше
что? В нашем отряде только мой танк и был. Я развернулся,  таранил  грузовик
и-ходу. Что они мне могли сделать? Отъехал  я,  значит,  километров  десять.
Смотрю, а Бронислав весь в крови. Перевязал его как мог. Жил он часов шесть.
Перед смертью и рассказал, как до вас добраться. Да  вот  передал  кольцо  и
перстень.
   - Тебя не преследовали?
   - А на чем? Грузовик я смял. На нем рация была. Пока они там  пешком,  да
на подводах до части доберутся - пройдет еще пять-шесть дней.
   - Так что в части пока не знают о твоем побеге?
   - Возможно.
   - Слушай, а, может, ты сразу скажешь, кто тебя  сюда  подослал  и  зачем?
Чтоб без хлопот?
   - Конечно подослали, да еще в подарок танк приложили!
   Бандит некоторое время пристально смотрел на меня, потом рассмеялся.
   - А ведь верно! Что-то я не  слышал,  чтобы  шпиона  на  танке  засылали.
Значит, говоришь, тебе там не шибко нравилось? Ну ничего. У нас здесь  житье
вольное, казацкое!
   - Как?  -он  обратился  к  стоящей  в  дверях  группе  бандитов,-зачислим
танкиста в наш курень? Вместе с танком?
   - То добрэ дило!
   - Так ты, хлопче, в технике шось кумекаешь?
   - А как же!
   - Так ты нам дуже пригодишься. Я вот думаю, - он уже говорил всем, - надо
нам  технику  осваивать.  Слыхали  все,  что  он  тут   рассказывал.   Армия
объявилась. Так вот, как бы нам эта армия сала за ворот не  налила.  Как  ты
думаешь?-он теперь обращался ко мне.
   - Думаю, что может. Танки у них, вертолеты. Нам тоже это нужно.
   - А ты сможешь обучить моих вояк?
   - Конечно!
   - Ну и  добро!  Надо  пошарить  там  на  воинских  складах.  У  нас  были
грузовики. Но, черт подери, наши хлопцы аккумуляторы посадили.
   - Их надо перебирать. А что, у вас нет ни одного шофера или механика?
   - Ха! Тут у нас шоферы больше по чужим квартирам и карманам! Нет,  такие,
что баранку крутить могут,  есть!  А  вот  чтобы  починить  что-нибудь,  так
черт-ма! Словом так, парень... как тебя зовут?
   Я назвался.
   - Виктор значит... Ну, хорошо... Так вот, Виктор, ты посмотри там, что  к
чему, перебери эти аккумуляторы и потом обучи ребят. Вот "тачку",  например,
водить твою.
   - Одной моей "тачки" будет маловато. Надо  иметь  хотя  бы  три  танка  и
столько же вертолетов.
   - Так кто будет вертолеты водить? Это же сколько учиться надо?
   - Ничего! Нужда заставит - быстро научатся. К лету должны быть готовы,  а
нет, так надо отсюда сматываться подальше.
   - Ты думаешь, к лету сюда пожалуют?
   - Обязательно! Он прищурился.
   - А не раньше?
   - Может и раньше. - Ты, я вижу, беспокоишься.
   - Как мне не беспокоиться. Вас если поймают, то кого как. Кого к  стенке,
а кого в солдаты. А меня уж точно к стенке, а то и повесят. Как пить дать!
   - И то верно! Слушай! Расскажи-ка ты мне о себе подробнее, - приказал он,
делая знак стоящим в дверях бандитам, что они могут идти.
   Я рассказал ему всю правду о себе, ничего  не  утаивая,  кроме  последних
месяцев моей жизни.
   Он слушал внимательно, несколько раз переспрашивал  фамилии  моих  бывших
"друзей" - уголовников. Оказывается,  некоторых  из  них  он  знал.  Как  бы
проверяя меня, он расспрашивал как они  выглядят  внешне,  по  какой  статье
сидели и т. п.
   - Так выходит мы с тобой коллеги! - сказал он в заключение,-только я  был
раньше прокурором, а  ты-  адвокатом.  Так  что,  коллеги-противники,  -  он
засмеялся своей шутке.
   - В общем, теория твоя мне кажется верной! - заключил он после того,  как
я изложил ему те свои доводы, которые приводил  Владимиру  в  памятный  день
крушения моих планов, - я сам тоже  приблизительно  придерживаюсь  таких  же
взглядов,-он стал вдруг говорить иным, более культурным языком, не  вставляя
жаргонные словечки:
   - Вы правы,-он внезапно перешел на "вы"-в том, что  при  данной  ситуации
общество деградирует до более ранних ступеней своего  социального  развития.
Мы это с вами понимаем. А то, что вам и мне независимо друг от друга  пришла
идея использовать для этой цели уголовников, подтверждает,  что  мы  с  вами
выбрали верный путь. Действительно, нам нужны решительные исполнители  наших
замыслов. А именно такие люди, которые в своей  социальной  морали  как  раз
находятся на этом исходном уровне. Другие для этого мало пригодны.  Пока  до
них дойдет истина, можно погибнуть в этой  заварухе  и  не  создать  никакой
организации. А организация нужна во что бы  то  ни  стало!  Без  организации
человечество обречено на гибель. А что касается внешнего проявления, то  что
тут можно поделать? Приходится мириться, да  и  самому  не  отставать,  если
хочешь  иметь  авторитет  среди  этой  братии.  Впрочем,  ко   всему   можно
привыкнуть! И вам советую не выделяться. Иначе вас не поймут. Здесь долго не
раздумывают! Знаете,-продолжал он,-у  меня  до  сих  пор,  пока  вы  мне  не
рассказали всего и не изложили свои взгляды, было  сомнение.  Теперь  я  вам
верю как себе, потому что вижу в вас единомышленника.
   Сейчас это был совсем другой человек. Это был не простой главарь банды, а
мыслящий человек. И от этого становилось еще  страшнее.  Собственно  говоря,
это  была  гиперболизированная  копия  меня  самого,  моего  короткого,   но
неизгладимого прошлого. Сгладится ли когда-нибудь оно в памяти? В моей и тех
людей, которые были тому свидетелями?
   - Сейчас  мы  с  вами  перекусим.  И  еще  раз  хочу  вам  напомнить:  не
удивляйтесь и не выделяйтесь. Будьте как все. Берите пример с меня. Иначе мы
с вами быстро  окажемся  здесь  инородным  телом!  И  вот  что!  Мы  с  вами
культурные люди среди этого сброда. Но свою культуру надо прятать  подальше.
Вы меня извините, но при всех я буду говорить вам - ты!
   - Да, конечно, я понимаю!
   - И это еще не все! Вам может быть будет трудно преодолеть себя, но прошу
вас это сделать, иначе я не гарантирую вам безопасность.  Вы  не  только  не
должны вмешиваться, если увидите что-то такое, что вам может не понравиться,
но и сами вести себя так же! Это обязательно! Вы меня поняли? Я еще раз  вас
предупреждаю! Иначе вас могут принять за шпиона и тихо прирезать!
   Он мне давал советы, но в них видна  была  попытка  самооправдания.  Ему,
видимо,  доставляло  удовольствие  снова  почувствовать  себя  на   какое-то
мгновение "культурным" человеком,  он  хотел,  чтобы  именно  так  я  его  и
воспринимал: как человека, который ради высшей цели вынужден  маскироваться,
приспосабливаться к окружающим. Может быть это была игра, а  может  быть,  в
какой-то мере и правда. Я не смог этого понять. Но в то же время он дал  мне
ценный совет, не последовав которому, я был бы мгновенно "засвечен".
   Степан  Можиевский  был  великолепным   артистом.   Он   умел   мгновенно
преображаться. Когда я впервые его  увидел,  передо  мной  был  обыкновенный
бандюга, и вдруг эта маска слетела, и на меня смотрели умные, проницательные
глаза. Так что до сих  пор  я  не  знаю,  который  из  двух  Можиевских  был
настоящим. Мы еще не раз с ним встречались наедине, и я ловил себя на мысли,
что говорю с другим человеком.
   Мне приходилось участвовать в пьяных оргиях, которые сопровождались самым
гнусным развратом и насилием. Вокруг  Можиевского  сформировалась  элита  из
двенадцати человек.
   - Мои двенадцать апостолов, - говорил он, - ты будешь тринадцатым.
   Можиевский не  отставал  от  своих  приближенных  ни  в  пьянстве,  ни  в
разврате. Я заметил, что он зорко следит за мной  во  время  таких  оргий  и
постарался не "засвечиваться". Это только Штирлиц мог хранить верность своей
советской супруге, не вызывая подозрения у  коллег.  Я  не  Штирлиц.  Честно
говоря, мне до омерзения противно вспоминать свое поведение. Но что  делать?
Единственное, что доставляло облегчение - это созна-ние того,  что  осталось
недолго и что этот вертеп насилия и разврата будет скоро уничтожен.
   Мне еще не удавалось выбраться в лес, где я спрятал  рацию.  По-видимому,
бандиты не совсем мне доверяли, так как не оставляли одного.  Один  раз  мне
удалось посетить крепостное хозяйство или жилище рабов. Обычно там, в  самом
селе, жил десяток бандитов, которые утром выгоняли людей на работу, охраняли
стадо и работающих в поле людей от собак. О том,  чтобы  уничтожить  собачьи
городища здесь не додумались. Поэтому каждый день в поле и на  лугах  слышны
были автоматные очереди.
   Скота было много: около четырехсот коров, большая  свиноферма,  в  каждом
дворе бродили куры. Зерновые уже были убраны и  люди  теперь  выгонялись  на
сбор картофеля.
   При первом посещении мне так и не удалось  избавиться  от  сопровождающих
меня бандитов и переброситься хотя бы несколькими словами  с  работающими  в
поле людьми. Я обратил внимание, что в поле было сравнительно много мужчин.
   - Сколько у вас этих? - поинтересовался я у своих спутников.
   - Где-то около шестисот. - А мужиков?
   - Двести наберется.
   - Это все?
   - Нет, еще в усадьбе. Ну,там больше баб.
   - У вас большое хозяйство! - сказал  я  Можиев-скому  вечером,  когда  мы
остались одни.
   - Я думаю его расширить! К сожалению,  все  труднее  и  труднее  добывать
людей. Километрах в двухстах мы уже всех подобрали.
   - И в Польше тоже?
   - Да, но там очень мало кто остался. Больше - в Белоруссии. Здесь в лесах
много глухих сел.
   - А вы не пытались поискать среди них людей  с  техническим  образованием
или, по крайней мере,  знающих  технику?  Ведь  в  селах  должны  были  быть
механизаторы.
   - Вы представляете как мы их брали? Вы думаете, что  они  согласятся  нам
помочь? Лопатой копать - можно заставить, сено косить, пахать.  Но  попробуй
заставить его показать свои знания и умение. Да он в жизни не признается!
   - Но полевые работы не легче. Я думаю, что если бы по-хорошему, то многие
согласятся работать по специальности,
   - Полевые работы... Знаете, как их  заставили  работать?  Не  вышел  один
раз-порка, второй раз не вышел -  повесят  на  площади.  Вот  и  все  методы
убеждения. Хочешь не хочешь, а на работу пойдешь. После  этого  как  с  ними
"по-хорошему"? Какая тут может быть ласка? Да если бы они могли, то всех нас
живьем бы зажарили. Впрочем, это даже к лучшему.
   - Почему? - не понял я его.
   - Не понимаете? Если  бы  не  эта  ненависть,  то  мне  бы  не  удавалось
поддерживать среди моей шпаны дисциплину.  А  так,  что  бы  ни  происходило
здесь, а караульные трезвы как стеклышко и ночью никто не заснет.  Понимают,
мерзавцы, чем это грозит. Вы смотрели грузовики? - резко переменил  он  тему
беседы.
   В  усадьбе  стояло  около  десятка  грузовиков.  Как  я  и   предполагал,
аккумуляторы их давно рассыпались. Можно было  найти  более-менее  пригодные
пластины и и собрать хотя бы один. Я объяснил Можиевскому ситуацию.
   - Мне нужны помощники, которые хотя бы немного смыслили в технике.
   - Где же я их возьму среди этих воров?
   - Все же надо попробовать найти среди наших  крепостных  или  как  вы  их
называете? Он внезапно расхохотался:
   - Колхозниками! Колхозниками! У них даже председатель свой есть!
   - Так вот, не может быть, чтобы среди двухсот взрослых мужчин не  нашлось
ни одного механизатора.
   - Кто говорит, что нет? Есть, конечно! Но попробуй его выявить!
   - Надо попробовать!
   - Ну и попробуйте. Я скажу двоим своим ребятам, пусть поищут.
   - Мне хотелось бы самому поговорить. Он подозрительно взглянул на меня.
   - Вместе, конечно, с двумя, а  то  и  с  тремя  ребятами,-быстро  добавил
я,-иначе меня могут там просто придушить!
   - Вряд ли посмеют, - успокоил он, - но чем черт не шутит!  Ладно,  я  дам
команду.
   Меня всерьез начинало беспокоить то, что, находясь третью неделю в банде,
я не продвинулся  ни  на  йоту  к  намеченной  цели.  Где-то  в  подсознании
Можиевского еще гнездилось недоверие, и меня не оставляли одного. Надо  было
как-то выходить из положения. Скоро пойдут дожди и дороги  придут  в  полную
непригодность. Правда, это не препятствие для танков  и  бронетранспортеров,
но все-таки...
   Можиевский открыл сейф и  вытащил  переданный  мною  при  первой  встрече
перстень с бриллиантом. Он покрутил его и подошел ко мне.
   - Красивая вещь! Как ты думаешь,-он снова перешел на "ты", - будет ли это
когда-нибудь что-то стоить?
   - Скорее всего да!
   - Я вот тоже так думаю. Сейчас время накопить  таких  вещей  побольше  да
поценней. Может быть наши дети ими смогут воспользоваться.
   - Дети у вас есть?
   - Были... два сына...
   - Простите!
   - Да что там! - он махнул рукой.
   - А сейчас?
   - Три девки! Есть и четвертая, да я не уверен, моя она или нет.
   - Это от разных, конечно?
   - А то как же! Вон, - он кивнул наверх, где были комнаты второго этажа, -
живут там! Да что толку. Мне бы парня.
   - А у кого-нибудь родился парень?
   - В том-то и дело, что нет. А что?
   Я разъяснил ему ситуацию. Он помрачнел.
   - Честно говоря - не знаю.
   - Так что же это? Навсегда?
   - Вот оно что! А я-то думаю, что это у всех только девки  родятся?  Тогда
выходит, что это все ни к чему...
   И моя затея тоже...
   - Ну, не так уж категорично. Должно пройти время.
   - Время! Мне уже шестой десяток. Когда мне теперь сына ждать? Что я смогу
лет через десять - если жив, конечно, буду?
   - Останутся дочери.
   - Дочери! Дочери! Какой от них толк? Что их ждет?  Стать  подстилкой,  не
больше. Ведь если девок будет так много, то и цена им как говорится, рупь за
пучок в базарный день! Да-а! Обрадовал ты меня!-он грязно выругался.
   - А что тут думать-гадать! - он встал, в глазах у него появился какой  то
дикий блеск.-Будем жить, пока живется! Хоть поживем напоследок всласть! А? -
он толкнул меня кулаком в бок, - как ты думаешь?
   - А что тут думать? Раз уж мы остались живы, почему и не пожить всласть?
   - Вот это верно. Слушай, а ну, пойдем. У меня тут для тебя  подарочек!  -
он спрятал перстень в сейф.
   Мы прошли по длинному коридору, затем спустились по лестнице  и  еще  раз
поднялись во второе крыло здания. Здесь я никогда не был. Бросалось в  глаза
роскошное убранство. Ноги тонули в  толстых  коврах.  На  подставках  стояли
фарфоровые и хрустальные вазы. На стенах висели картины. Двери, выходящие  в
коридор, были занавешены толстыми  шторами.  Мне  показалось,  что  за  ними
слышатся приглушенные голоса.
   - Это моя квартира, - пояснил мне Можиевский,--я своих обормотов сюда  не
вожу.
   - Кто же здесь убирает?
   - А есть тут три бабы. Ну вот и пришли, - он открыл  ключом  дверь  и  мы
вошли.
   В комнате не было мебели. На коврах лежали шкуры белых медведей и там-сям
виднелись  разбросанные  подушки.  Окна  были  заложены  кирпичом,  оставляя
небольшие просветы вверху. В углу,  прижавшись  друг  к  другу,  сидели  три
девочки лет  шестнадцати-семнадцати  в  коротких,  едва  прикрывающих  тело,
шелковых комбинациях.
   - Уже приготовили, -  констатировал  Можиевский,  -  молодец,  Семеновна!
Свеженькие! Два дня на-зад привезли. Выбирай любую!
   Говорят, человек ко всему привыкает. Казалось, участвуя в оргиях,  я  уже
должен был быть готовым ко всему и, как говорится,  нарастить  себе  толстую
шкуру. Но здесь, когда на меня в  упор  смотрели  три  пары  расширенных  от
страха глаз, мне стало нехорошо Я пошатнулся. Можиевский по-своему понял мое
состояние и расхохотался:
   - То-то! Люб ты мне чем-то, потому и дарю тебе самое лучшее. Выбрал?
   Не помня себя, я не глядя указал рукою на одну из них.
   - А у тебя губа не дура! Ну да ладно! Выбрал так выбрал! Я  своего  слова
назад не беру. Можешь забирать, Ах да! - он подошел к двери и закричал:
   - Семеновна! Где  ты,  старая  перечница?  Иди  сюда!  Через  пару  минут
послышалось громкое сопение и на пороге выросла грузная  фигура.  С  большой
натяжкой можно было признать в ней женщину Это  была  настоящая  горилла,  с
большим мясистым носом и черными  густыми  усами  под  ним.  Полный  портрет
довершали массивные плечи и руки с узловатыми пальцами, торчащими из широких
ладоней. "Горилла" недовольно уставилась на Можиевского.
   - Семеновна, вот эту,-он указал на  мою  избранницу,  -  отведешь  в  его
комнату. Накинь на  нее  что-нибудь.  Да  предупреди  хорошенько,  чтобы  не
брыкалась, а то отдам хлопцам!
   "Горилла" шагнула в комнату и, схватив несчастную за  руку,  потащила  ее
вон.
   - Ты иди к себе, а у меня еще здесь  дела.  Хочу  немного  потолковать  с
ними, - он вытолкнул меня за дверь и я услышал, как щелкнул замок.
   Я стоял ошеломленный,  еще  не  придя  в  сознание  от  увиденного  и  от
предложения главаря банды. Внезапно из-за двери раздался приглушенный крик.
   Бросившись  бежать  по  коридору,  я  нечаянно   столкнул   с   подставки
хрустальную вазу, но она, упав на толстый ковер, не разбилась. Как в  тумане
я нашел выход и направился в свою комнату.
   - Пан! - услышал я и обернулся.
   В трех шагах от меня стояла "горилла". - Пан Виктор,  -  она  оказывается
знала мое имя, - не туда. Идемте. Пан Стефан приказал приготовить Вам другую
комнату.
   Она повела меня на второй этаж. Остановилась  возле  одной  из  дверей  и
открыла ключом комнату.
   - Вот тут вы будете теперь жить, -  пояснила  она.  За  дверью  оказалась
небольшая прихожая, которая вела в другую комнату,
   - Возьмите это, на всякий случай,-она сунула мне в руки какой-то предмет,
- может и не понадобится, девчонка подготовлена.
   Это была плеть.
   - Ну я пойду. Закройтесь,-она протянула мне ключ, - сюда не ходят, но кто
знает, может быть по пьянке кто-то забредет и помешает, - она захихикала.
   Если кто и подумал сейчас, читая эти строки, что  я  брошусь  душить  эту
гориллу, потом возьму автомат и начну косить  бандитов,  а  затем  сам  паду
изрешеченный пулями, он ошибается. Ничего этого я не  сделал.  У  ме-ня  уже
были моменты, когда я  мог  сорваться  и  наделать  глупостей.  Сейчас,  как
никогда, я ясно понимал, что от моего поведения зависит жизнь и благополучие
не только шестисот несчастных рабов, живущих поблизости  от  усадьбы,  но  и
людей, оставшихся дома. Дома? Я поймал себя на том,  что  назвал  общину,  в
которой нашел убежище, домом. Смогу ли я так ее называть? Да, если  заслужу!
Но для этого нельзя быть слабонервным хлюпиком. Нельзя  выдать  себя!  И  от
моего поведения сейчас это тоже зависит. Если окажется, что я  вел  себя  не
так, а старая карга это, несомненно, обнаружит и донесет своему  хозяину,  я
буду разоблачен. "Хорошо, - подумал я,-что они еще не связали  меня  кровью.
Наверное, просто не было случая. А если бы? Смогу  ли  я  тогда  все  трезво
взвесить? Хватит ли нервов? Инте-ресно, Штирлиц, не тот, что в кино,  а  его
реальный прообраз, смог ли он сохранить чистоту рук? Я не говорю - помыслов.
Помыслы легче сохранить. А  вот  руки?  Как  с  ними?  За  что  он  получил,
например, железный крест и благодарность  рейхсфюрера?  Вряд  ли  только  за
вежливые разговоры с пастором Шлагом".
   Я повернулся к девушке...
   - Как тебя зовут? - спросил я ее уже позже.
   - Ильга...
   - Ты что, литовка?
   - Да... Ты меня не будешь бить?-спросила она тихо.
   - Бить?
   Она повернулась ко мне спиной. При свете догорающей свечи ясно были видны
полосы на ягодицах и бедрах - следы плети.
   - Кто это тебя?
   - Старуха. Еще вчера... Там их было двое. Одна держала, а другая била.
   - За что?
   - Просто так. Это, они говорили, подготовка.
   - А эти девочки?
   - Их тоже. Ты меня не отдашь потом?
   - Кому?
   - Всем. Чтобы по очереди... Мне сказала  старуха,  что  если  я  тебе  не
понравлюсь, то т