окостей, подлостей, после убийства мы ведем официальные  переговоры  о
денежных компенсациях. Я не понимал, почему мы не поднимаем  скандала,  не
кричим, не обвиняем, не  ищем,  кому  заехать  по  носу.  Почему  сидим  и
беседуем о бумагах? Почему говорим о числах, книгах, звездных банках?
   - Сволочи вы все, - заявил я вдруг.
   Они взглянули на меня, помолчали,  будто  услышали  что-то  не  слишком
интересное, а затем продолжили обсуждение. Сюзанна встала, подошла к окну,
я присоединился к ней.
   - Хватит, Монкриф, не будь размазней, - негромко сказала она. - Я знаю,
что ты чувствуешь. Мы все чувствуем то же самое, если начинаем  думать  об
этом. Но ведь ничего другого нельзя сделать - только выжать, черт  подери,
из этих мерзавцев все, что можно,  до  последнего  цента...  Что  мне  еще
сказать, чтобы утешить тебя? Разве то, что я тебя люблю...
   Она посмотрела на меня, и ее глаза  на  мгновение  словно  засветились,
потом она отвернулась к окну и стала смотреть на унылую  цепочку  бредущих
гуськом аморфов. Они шаркали по сухому бетону, направляясь к темному трюму
космического челнока. Передние в тупом молчании остановились между упорами
огромной машины. Опустился подъемник; вошли двадцать, а может, и  тридцать
аморфов. Лифт пошел вверх и скрылся во мраке в двадцати метрах над режущим
глаза,  пылающим  на  солнце  бетоном.  Одновременно  опустился  свободный
подъемник, выполняя роль противовеса для экономии  энергии.  Все  было  до
жути эффективно. Аморфы снова побрели вперед: их снова поглотил челнок.
   Часть этой толпы под нашим окном  состояла  из  идентичных  фигур.  Шли
темноволосые, коренастые мужчины. У них  были  бледные  и  невыразительные
лица. Что-то в их внешности наводило на мысль, что они проводят жизнь  под
землей. Затем, как бы для контраста, промаршировала группа девушек-ангелов
с  яркими  глазами  и  младенческими  личиками,   продавщиц   и   летающих
воднолыжниц...
   - ...и Организация, проявляя добрую волю,  намерена  закрыть  глаза  на
технические нарушения контракта, допущенные мистером Монкрифом.
   Сюзанна поспешно вернулась к столу. Они говорили обо мне. Следовало  бы
заинтересоваться, но я оцепенел, увидев очередную  колонну  в  бесконечной
процессии аморфов. Еще издали я узнал выходящих  из-под  огромного  навеса
прекрасных девушек.
   Ближе обнаружились другие знакомые  лица.  С  трудом  протопала  миссис
Эрншоу-дубль.   Маленькая   пухленькая   Мариэтта.    Синклер    Синглтон,
гермафродит. Другие мужчины и женщины, знакомые мне по  поселку.  В  строй
влился Пол Блейк-второй, а за ним, в ста метрах отсюда, одна за  другой  в
колонну становились прекрасные девушки...
   Я не мог смотреть и вернулся к столу. Я не смел смотреть...
   - Вы забираете аморфов из Риверсайда, - сказал я.
   - Конечно.
   - Поселку это не понравится.
   - Мистер Монкриф, мы здесь не для того, чтобы затевать этические споры.
Права на аморфов принадлежат Организации, и этим вопрос исчерпывается.
   Я не находил себе места, не смея взглянуть в окно. Я дрожал всем телом;
Джейн и миссис Эрншоу смотрели на меня с удивлением. Если б я не  вскочил,
подумал я, если б сидел спокойно  и  не  подходил  к  окну,  этого  бы  не
случилось. Но я все равно должен был  сказать,  я  все  равно  должен  был
пройти через эту пытку...
   - Послушайте. Можно  вас  попросить  оставить  некоторых  аморфов?  Ну,
допустим, взамен компенсации?
   Мисс Гант не улыбнулась. Она смотрела на меня, и взгляд ее смягчился.
   - Мистер Монкриф, - сказала она, - извините, но  аморфы  находятся  вне
пределов ваших финансовых возможностей.
   - Я бы отдал все, что  у  меня  есть.  Я  бы  работал  на  Организацию,
подписал пожизненный контракт, отправился бы в любой конец Сектора.
   - Извините, но это невозможно.
   - Послушайте. Я... - Но больше я ничего не мог придумать. Я  был  всего
лишь существом мужского пола,  куском  одушевленной  плоти,  и  я  не  мог
столько заплатить. Я пытался купить любовь, и мисс  Гант,  как  и  я,  это
знала. Вот почему она отказывалась продать. Я ошибался, а она была права -
она понимала, и она была порядочным человеком.
   Я встал и поплелся к окну, потому что не хотел, чтобы Джейн  Суиндон  и
Бернардина Эрншоу заметили мою слабость.
   В недоуменной тишине за столом Алтея Гант произнесла:
   - Э... мисс Линкольн, я...
   - Не говорите ей!
   Этот крик вырвался у меня.
   - Мисс Линкольн, боюсь, вам придется пройти с нами.
   А за окном  все  брели  к  космическому  челноку  бесконечной  цепочкой
прекрасные девушки. Сюзанна за Сюзанной, Сюзанна за Сюзанной...
   - Какого черта вы тут командуете, мисс Гант? - осведомилась Сюзанна  со
своего места. -  Я  остаюсь  с  Кевином.  Ваша  идиотская  Организация  не
настолько могущественна, чтобы указывать мне, что делать.
   - Мисс Линкольн, я пытаюсь объяснить вам, что вы -  аморф.  Пожалуйста,
не создавайте мне лишних трудностей.
   Алтея Гант тоже была в отчаянии.
   - Да вы с ума сошли. Боже мой, неужели я похожа на аморфа?
   А за окном все шли они - Сюзанна за Сюзанной,  Сюзанна  за  Сюзанной...
Одна из них случайно увидела, как я выглядываю из окна, приветливо улыбну-
лась, потом увидела выражение моего лица и отвернулась.
   - Мисс Линкольн, вы не можете этого знать.
   - Меня зовут Сюзанна Линкольн. Я родилась в Экзетере на Земле,  училась
в Экзетерском университете, где получила степени по биологии и по  физике.
Я работала  на  Фалькомбской  Опытной  станции  под  руководством  доктора
Уильяма Стрэттона. Мы занимались темпоральными  исследованиями  и  сделали
некоторые открытия, касающиеся параллельных миров, о чем я не  имею  права
говорить. После гибели доктора Стрэттона и закрытия Станции я эмигрировала
на Аркадию. Достаточно?
   - Боюсь, что нет. Вы всего лишь описали настоящую Сюзанну Линкольн. Она
является идеалом хозяина отеля в городе Фалькомб,  который  вы  упомянули.
Мэйн - это имя вам о чем-нибудь говорит?
   Я не мог без слез смотреть на Сюзанну, на эту Сюзанну, по  эту  сторону
окна - на неуверенное, испуганное лицо  человека,  вдруг  усомнившегося  в
собственном рассудке.
   - Как я могла забыть Джона? - прошептала она.
   - Вам было приказано. Вы являетесь тем, что мужчины называют  идеальной
женщиной, - безо всякой зависти объяснила мисс Гант. -  И  ваш  тип  очень
полезен Организации. Мы широко используем  его  по  всему  Сектору,  чтобы
мужчины не чувствовали себя несчастными  до  того  времени,  когда  начнут
прибывать настоящие женщины... а  это  резко  повышает  производительность
труда. Кроме того, ваш  тип  часто  прикомандировывается  к  ответственным
работникам  -  как  дополнительная  гарантия.  Всякий  нормальный  мужчина
влюбляется   в   такую,   и   им   становится   легче   управлять...   Вас
прикомандировали к бедному мистеру Монкрифу. - Она бросила взгляд на меня.
- Ваша работа на Организацию, мистер Монкриф,  началась  после  того,  как
затонула первая яхта "Легкая леди" и вы  оказались  в  сложном  финансовом
положении. Вы так и не выяснили, отчего она утонула?
   Нет, не выяснил. Но я вспомнил, что  Сюзанна  в  тот  момент  оказалась
рядом и спасла меня. Более того, она поднималась на яхту до спуска и имела
возможность устроить каверзу с насосом... А потом, конечно, забыла, что ей
заранее внушили под гипнозом... Аморфы по  своей  природе  восприимчивы  к
постгипнотическому внушению...
   Сюзанна смотрела на  меня  большими  синими  глазами  -  инопланетянка,
которую я полюбил.
   - Слушай, Монкриф, тупица, - сказала она, отважно возвращаясь  к  своей
старой манере, - я ничего не знала. Я  тебя  люблю  и  вижу,  что  это  ты
знаешь. Ну, так не забывай, понял? -  Вдруг  ее  глаза  заморгали,  в  них
заблестели слезы. - Черт, я так  люблю  тебя,  что  не  стану  спрашивать,
любишь ли ты меня еще. Я вообще не стану тебя слушать.
   - Сюзанна...
   - Молчи, идиот!
   Ее глаза сверкнули, потом она успокоилась и  молча  смотрела  на  меня,
вспоминая забытое, осознавая огромные  пробелы  в  своих  воспоминаниях  о
себе, о своем прошлом,  которых  раньше  почему-то  не  замечала,  начиная
удивляться этим пробелам, более того, начиная переосмысливать воспоминания
- о своей свободе, о любви...
   Враждебно глядя на мисс Гант, заговорила Джейн Суиндон:
   - Не понимаю, в чем тут фокус, но черта с два  я  вам  поверю.  Я  знаю
Сюзанну не один месяц. Никакой она не аморф. Все это время она  прожила  с
Кевином, и будь она аморфом, она бы как-то изменилась. Постепенно стала бы
похожа на его идеал - а не на "ты" какого-то там землянина. Так  вот,  она
не изменилась. Ни на ресничку!
   Джейн - великий человек.
   - Не  хотелось  мне  этого  говорить,  -  ответила  Алтея  Гант,  -  но
приходится. Тот факт, что облик Сюзанны  не  изменился  рядом  с  мистером
Монкрифом, говорит лишь о высокой эффективности данного типа аморфа. Когда
мистер Монкриф увидел Сюзанну, она показалась ему такой прекрасной, что  в
его разуме сформировался новый идеал, понимаете?
   И названный тип аморфа молча встретил мой взгляд, узнавая воспоминания,
которые ему не принадлежали.
   А за окном все тянулась процессия прекрасных девушек.
   -  Неужели  вы   действительно   думали,   что   женщина   может   быть
совершенством? - спросила меня Алтея Гант. - Мы, знаете ли, не такие. Наше
настроение меняется в течение  дня  и  на  протяжении  месяца.  Мы  бываем
нелогичными, упрямыми, угрюмыми. Мы можем пукнуть,  рыгнуть  или  накатать
идиотское  письмо  в  газету.  Мы  можем  порезаться  консервным  ножом  и
удариться ногой  о  ножку  стола.  Мы  бываем  раздражающе  загадочными  и
по-дурацки наивными. Короче говоря, мы имеем те же недостатки, что  и  вы.
Но, мистер Монкриф... разве вы нашли  хоть  какие-то  недостатки  у  вашей
Сюзанны?
   Эта уродливая угловатая женщина жалела меня. Она пыталась  тут  же,  не
сходя с места, уговорить меня, чтобы я не слишком долго страдал.
   - Другим могло показаться, - продолжила  она,  -  что  Сюзанна  слишком
много пьет, или слишком смело выражается, или  бывает  бесцеремонной;  что
она слишком агрессивна в сексуальном отношении. А вы как думали?
   Я закричал:
   - Поймите, я думал, что она прекрасна, и больше  ничего!  Неужели  надо
все разложить по полочкам? - Неистовый, застилавший глаза гнев нарастал, и
мне казалось, что я сейчас то ли взорвусь, то  ли,  наоборот,  проснусь  и
окажусь снова дома, а Сюзанна, свернувшись калачиком, будет лежать  рядом.
Я почувствовал, что плачу.
   - Здесь... -  сказал  я.  -  Здесь  сейчас  под  окном  идут  эти  ваши
красавицы.
   Я не стыдился слез, не настолько ясно соображая, чтобы стыдиться.
   Алтея Гант подошла к окну и встала рядом со мной, глядя вниз на колонну
рядовых служащих Организации.
   - Боже мой, - беспомощно прошептала  она.  -  Лучше  бы  вам  этого  не
видеть.
   Затем экс-Сюзанну увели.
   А мы, четверо людей, долго стояли у окна, глядя  в  жаркий  день.  Пыль
клубилась низким длинным облаком у ног идущих. Иногда некоторые  поднимали
взгляд на наше окно и видели нас.
   Одного  светловолосого  инопланетянина  я  запомнил   особо.   Гуманоид
выглядел, как очень красивая девушка,  но  было  видно,  что  она  недавно
плакала. Когда она посмотрела вверх и улыбнулась мне, я увидел на ее  лице
влажные дорожки.



ЭПИЛОГ

   Настал месяц тет, погода испортилась, зарядили  дожди  -  нескончаемые,
пронизывающие.  Поверхность  Дельты  покрылась  рябью,  траулеры  казались
висящими в пустоте призраками, съехавшими  со  склонов,  а  главная  улица
Риверсайда походила на новый приток.  Крыша  моего  нестандартного  жилища
протекала, и по ночам я слушал, как в расставленные по всему дому  емкости
падают капли. Когда звук подсказывал, что они полны, я вылезал из  постели
и шел выливать воду.
   Иммигранты теперь валили валом; их было полно на каждом челноке. Многие
занялись строительством сборных домиков, ведя  бесконечный  бой  с  липкой
грязью и скользким пластиком.
   Даже Риверсайд получил свою долю новичков - за какой-то  месяц  человек
тридцать. Были все шансы найти покупателя на мою мастерскую: Джейк  каждую
неделю посылал мне разные предложения из Премьер-сити. Так что со временем
этот вопрос решится.
   Между тем ферму Кли-о-По полностью восстановили и посеяли  там  столько
холодоустойчивых культур, что поселку хватит  на  весь  следующий  год.  А
рыбаки предоставили себя в распоряжение Марка  Суиндона,  восстановили  за
пару недель рыбные загоны и начали их заполнять за счет ежедневных уловов.
   - Даже Чиль Каа помогает,  -  сообщил  мне  однажды  Марк  с  некоторым
удивлением. - А ведь рыбаки знают, что загоны через несколько лет вытеснят
траулеры.
   В  "Клубе"  появились  новые  лица;  вскоре  Риверсайд  по  численности
населения должен был вернуться на уровень, зафиксированный до  Передающего
Эффекта. Джон Толбот стоял за стойкой, смешивая  напитки,  и  беседовал  с
новичками, приглядывающимися к местным делам.
   - Кев, ты действительно должен улетать? - спросила меня однажды  Джейн.
- Ведь очевидно, что здесь в конце концов все наладится. Чего не  отнимешь
у Организации - они знают, как устроить рекламную кампанию.
   Но в переполненном баре вдруг на мгновение появились призраки. Я увидел
массивную фигуру Мортимора Баркера. Он сидел  в  своем  любимом  кресле  и
прокалывал  воздух  сигарой,  подчеркивая   слова:   "Когда   ты   увидишь
проционскую утку,  защищающую  гнездо  с  птенцами  от  зубастой  болотной
гусеницы, в двадцать раз большей ее, когда ты увидишь, как она  сражается,
не отступая, пока самец не унесет последнего детеныша в безопасное  место,
только тогда ты сможешь говорить мне о любви, парень..."
   А Ральф Стренг, седовласый, широкоплечий и  сильный,  разбивал  Баркера
пункт за пунктом, пока  остальные  зачарованно  слушали:  "Птица  является
рабом  своих  инстинктов,  так  же  как  и  все  мы.  Концепция  любви   в
сентиментальном смысле слова так же бессмысленна, как  концепция  добра  и
зла..."
   Эти  двое  -  такие  разные,  такие  правые  и  в  то  же  время  такие
ошибающиеся. И оба по-своему (хоть они никогда этого не признали бы  -  ни
этот краснобай, ни эта холодная рыба) такие добрые... Такие  человечные  и
такие близкие нам всем. А самое главное,  мне  их  чертовски  не  хватало.
Чистейший эгоизм, конечно. Как это однажды сформулировал Стренг? "Если  бы
ты умер, Кев, мне было бы жаль. Я бы  потерял  источник  интеллектуального
стимулирования..."
   Кто-то расхохотался, и призраки исчезли. Помещение вдруг  осветилось  и
стало шумным, а прелестная темноволосая Джейн Суиндон  смотрела  на  меня,
ожидая ответа.
   - "Слушай, - осторожно  начал  я,  потому  что  она  была  единственным
человеком,  который  мог  меня  понять,  -  я  слишком  много  потерял   в
Риверсайде. Из всего мне приходится вычитать воспоминания. Вид  траулеров,
и крики птиц, и ощущение подъема по главной улице к "Клубу" - все,  что  я
вижу и слышу и о  чем  думаю,  напоминает  мне  то,  что  я  хочу  забыть.
Риверсайд стал для меня проклятым местом. Я не могу так жить;  я  сойду  с
ума.
   - Если бы все заключалось в этом, - сказала она, - я бы тебе  поверила.
Но ведь ты что-то скрываешь от нас, да?
   На мгновение мы остались вдвоем; остальные разговаривали друг с  другом
и не обращали на нас внимания. Уилл Джексон, Джед  Спарк  и  Перс  Уолтерс
обсуждали самоубийство Эзры Блейка. Марк Суиндон беседовал с миссис Эрншоу
о делах Комитета. Мисс Коттер,  снова  жившая  с  ней  под  одной  крышей,
почтительно слушала свою хозяйку. Поблизости Том Минти шумно пил со своими
дружками Джимом Спарком и Биллом Йонгом. Мы с Джейн оказались одни.
   - Больше ничего. Ничего, - ответил я.
   - Меня нельзя обмануть, Кев. Желаю тебе удачи.


   За пару дней до отлета я изменил своему  обычному  правилу  и  совершил
сентиментальное паломничество по дороге вдоль северного хребта.  Оказалось
не так плохо, как я ожидал. Быть может, из-за погоды: все промокло, с неба
капало, дорога покрылась сплошным слоем грязи, и уже не  узнать  было  тех
летних лужаек, на которых  мы  с  инопланетянкой  резвились  и  занимались
любовью. Так что мне удавалось идти твердой походкой и наблюдать  все  как
бы со стороны.
   Я дошел до Мыса и посмотрел  на  море,  на  недавно  починенные  рыбные
загоны, разделившие  отмель  на  аккуратные  прямоугольники,  и  на  узкую
полоску берега внизу, где лежали ржавеющие  останки  огромных  механизмов.
Океан был спокоен; полны улеглись под моросящим дождем,  который  проникал
сквозь одежду. Трапа здесь росла короткая и скользкая, а  справа  на  краю
обрыва застыл треугольный скелет подъемника-часового. Меня снова  окружили
призраки...
   - Эй! Кевин! - Я  обернулся.  Ко  мне  спешил  Энрико  Бателли:  мокрые
походные брюки хлопали по его икрам. Он украдкой взглянул мне в  лицо,  по
смуглой коже струился дождь. - Я просто случайно увидел тебя... Я подумал,
что ты, может быть...
   Его голос упал, когда он поглядел на берег; Энрико смутился.
   Я не удержался и хихикнул.
   - Я не собирался бросаться вниз, Энрико. У меня слишком много дел.
   - Я слышал, ты нашел покупателя.
   Я повернулся и зашагал обратно к поселку, он пошел чуть сзади.
   - Сегодня вечером подписываем контракт. Мне дают хорошую цену,  Энрико.
Этих денег и компенсации от Организации хватит на билет  до  Земли  и  еще
останется на то, чтобы вернуться, если я захочу.
   Он посмотрел на меня с любопытством.
   - Так ты вернешься?
   - Откуда я знаю? Возможно. Все зависит от того, выгорит у меня или нет.
   Нас обступили деревья, мелкая изморось превратилась  в  тяжелые  редкие
капли.  Липучки  выбрасывали  щупальца,  будто  потягивались  после   сна,
осторожно касаясь земли  у  соседних  деревьев,  чтобы  собрать  маленькие
скользкие ползающие лакомые кусочки, которые смывает дождем. Наверху между
колючими ветками осторожно передвигались мохнатики, ожидая ночи.
   - Это еще что за черт?
   В голосе пастора вдруг прозвучала тревога.
   Перед нами за низкими деревьями зловеще темнело что-то огромное.
   - Осторожно... - пробормотал я, потом прокрался вперед и  отвел  завесу
из ползучих растений, вылив на себя душ дождевых капель.
   На меня смотрел бронтомех-отшельник.
   Его слабеющие чувства уловили мое присутствие, турели  сенсоров  слегка
дернулись. Однако лазеры остались мертвы, и  лишь  негромкий  усталый  гул
отметил появление живого существа.
   Стекла кабины были разбиты, отсутствовали  линзы  оптических  сенсоров,
выбитые при бесчисленных столкновениях с деревьями, пока монстр  пел  свою
безумную охоту.
   Вся поверхность машины покрылась налетом красной ржавчины. В нескольких
местах разошлась обшивка; ее листы отогнулись, как края рваной раны. Поте-
рялась одна из гигантских  покрышек,  и,  хотя  за  колесо  еще  цеплялись
обрывки резины, бронтомех осел в неуклюжем реверансе, как  слон,  вставший
на одно колено. Его изношенное сердце едва билось; он  уставился  в  землю
слепыми глазами, униженный своей механической слабостью.
   Мне  пришла  в  голову  дикая  мысль,  что  Бателли  сейчас  произнесет
надгробное слово.
   - Ну и слава Богу, - сказал он. Чем не надгробная речь? -  Может  быть,
Уолтерсу удастся раскурочить эту  машину.  На  берегу  он  нашел  какие-то
полезные детали.
   И мы пошли дальше. Бателли - человек прагматичный, что,  собственно,  и
требуется от пастора на молодой планете. Всякий там страх перед  Неведомым
вовсе не нужен колонистам, окруженным  вполне  реальными  опасностями.  "В
наших краях, - говорил он как-то, - пастор должен иметь  диплом  психолога
да практическое умение объяснять несообразности в дюжине самых  популярных
религий".
   Теперь же он произнес:
   - Надеюсь, Кев, мы увидим тебя снова.


   Я возвращался на Землю. Приятно будет снова увидеть  людей,  оживленные
города, тихие проселки. Многое нужно повидать; я многого еще не видел.
   Например, я  ник