из поплавков, сгибая лист,  пока  аморф  закручивал
винты, когда над моей головой раздался голос Эзры Блейка.
   - Эй, Монкриф, - позвал он. - У меня есть для тебя работа.
   - Да? - ответил я, никак  не  ожидая  его:  со  времени  регаты  мы  не
разговаривали. - Я как раз сейчас очень занят.
   Он проигнорировал мое замечание.
   - Это скиттер Пола. Водозаборник поврежден.
   - Вот к чему приводит езда по грязи.
   - Не думай, что я ему не говорил.
   Мы прошли вниз по причалу, и я осмотрел катерок. Пол  поставил  его  на
кирпичи и стоял рядом со смущенным видом.
   - Ремонт займет не меньше двух часов, - сказал я. - Вы можете подождать
до завтра?
   - Два часа, - задумчиво пробормотал Эзра Блейк. - Это около шести дюжин
яиц по расценкам Организации. Вот что. Ты можешь получать бесплатные  яйца
и молоко в течение недели. Идет?
   - Я не пью молоко, - озадаченно протянул я. - А что случилось  с  твоей
карточкой? У тебя перерасход?
   - Перерасход? У меня? - Он покраснел от гнева. -  Дьявол!  Монкриф,  ты
что, принимаешь меня за какого-нибудь батрака?
   - Послушай, как-то странно, что ты пытаешься расплатиться яйцами.
   Эзра посмотрел на меня.
   - Ну, конечно. Ты же не был на собрании. Как я не сообразил!  В  общем,
Монкриф, у нас в Риверсайде новая система расчетов.  Никто  не  пользуется
карточкой без необходимости. На черта Организации все про нас знать?
   - Ты хочешь сказать, что мы докатились до бартера?
   - Вот-вот. Это предложила миссис  Эрншоу  -  у  нашей  старушки  мозгов
хватает. Раз уж мы все платим по одной и той  же  идиотской  шкале  и  все
товары и услуги оцениваются в стандартных рабочих часах,  мы  решили,  что
нашей денежной единицей будет стандартный час, понимаешь? Это первый шаг к
независимости, Монкриф.
   Мы договорились о цене, и  он  ушел  довольный.  Но  меня  этот  случай
встревожил. Никакой это, по-моему, не шаг к независимости.  Я  воспринимал
бартерную систему как откат назад.
   Дни складывались в недели, и "Аркадянин Монкриф" начал приобретать свои
очертания.  Поначалу  смотреть  было  особенно  не  на  что,  и  несколько
случайных зевак - которые  всегда  имелись  из-за  нехватки  в  Риверсайде
рабочих мест - открыто над нами насмехались. Два узких поплавка и  вправду
не производили впечатления судна для кругосветного плавания. Они выглядели
просто жалко  рядом  с  массивным  корпусом  "Арктура"  -  траулера  Перса
Уолтерса, стоящего рядом.
   Однако мы соединили поплавки солидными поперечными  балками,  а  вскоре
уже строили просторную каюту. "Аркадянин Монкриф" начал напоминать  судно.
Однажды утром Мортимор Баркер  привез  съемочную  группу,  и  они  отсняли
материал в стиле непотопляемого  оптимизма,  для  чего  Стренг  героически
позировал в недостроенной рубке.
   Впоследствии Стренг заявил:
   - Эти поперечные балки мне не нравятся.
   Мы втиснулись в каюту, и он проверил качество работ - с недавних пор он
завел такую привычку, весьма неприятную. Я открыл  водонепроницаемый  люк,
который пел в крошечную  носовую  каюту,  приспособленную  для  отдыха,  и
осмотрел  поперечную  балку.  Массивная  балка  проходила   под   передней
переборкой и была сделана из привозной твердой древесины.
   - По-моему, отличные балки, - кратко резюмировал я.
   - Но они примут на себя всю нагрузку от волн, - объявил Стренг. -  Этот
катамаран ни черта не скрепляет, кроме них. Сделай их многослойными.
   - Как-то уже поздновато, Ральф, - негромко заметил я.
   - Знаешь что? - прогремел он, и мне сразу стало тесно в одной  каюте  с
этим верзилой. - На кон, черт побери, поставлена моя жизнь. Ты  установишь
многослойные поперечные балки или ищи другого капитана. Я не намерен плыть
вокруг света на развалюхе.
   Понятно, он нервничал. Понятно, что он нервничал больше любого из  нас.
Но его претензии могли задержать нас не на один день и выбить из графика.
   Однако Ральф уперся. В конце концов я пожал плечами и  велел  бригадиру
начать разборку кабины.
   В результате нам пришлось увеличить темп, и я начал терять  счет  дням.
Несколько раз в день являлась Сюзанна и  подвергала  меня  принудительному
кормлению кофе и белковыми фрикадельками - у  меня  развилось  извращенное
пристрастие  к  этим  долгожующимся  комочкам,  закупленным   в   качестве
долговременного запаса для Стренга.
   Сюзанна рассказывала мне о продолжающемся конфликте между Риверсайдом и
Организацией.
   - Я начинаю беспокоиться, Кев, - сказала она однажды. - Уже были случаи
вандализма.
   - Например? - рассеянно спросил я, работая с электрической отверткой.
   - Например, зверские изнасилования  прекрасных  невинных  блондинок  по
имени Сюзанна.
   - Ай-ай-ай, - кажется, пробормотал я набитым латунными  шурупами  ртом.
Потом смысл ее слов просочился в мой заполненный фока-штагами,  кильсонами
и спинакерами мозг. - Что? - вскричал я, чуть не проглотив шуруп.
   - Например, в автомобиле Синклера Синглтона заткнули выходные воздушные
отверстия, а еще глушили частоту дистанционного управления бронтомехами, -
ехидно ответила Сюзанна. - Ты что, Монкриф, оглох?
   - А известно, кто так развлекается?
   - Организации - нет, а в поселке, конечно, все знают.  Опять  эти,  как
их, Свободолюбивые граждане.
   После таких разговоров я стал на  всякий  случай  выставлять  по  ночам
сторожа. Спонсором проекта выступала Организация, и  мне  уже  приходилось
слышать ворчание в свой адрес, так что можно было всего ожидать.
   Мы практически ничего не знали о том, что творится  в  других  районах.
Как высказался однажды вечером Стренг, когда телегазета находится в  руках
Организации, а личные поездки стали редки из-за уменьшения доходов, в мире
может происходить все что угодно.
   - Впрочем, - добавил он, - какого черта нам переживать из-за вещей,  на
которые мы все равно не можем повлиять? Вся эта мура из телегазеты, всякие
новости с другого края Сектора - они не имеют никакого смысла. Они меня не
касаются. Важно только то, что  влияет  на  мои  решения,  и  те  новости,
которые касаются лично меня. Если новость не попадает в эту  категорию,  я
просто не желаю о ней знать.
   В тот раз с нами был его преподобие.
   - Ральф, - сказал он, - ты ужасный эгоист.  Неужели  ты,  например,  не
чувствуешь сожаления, услышав о катастрофе космического корабля?
   Стренг улыбнулся.
   - Какое еще сожаление? Погибшие не имеют  ко  мне  никакого  отношения.
Вообще, какова  цель  подобных  передач?  Огорчить  меня?  Если  так,  то,
спасибо, не  надо.  С  какой  стати  средства  массовой  информации  будут
диктовать, что я должен чувствовать! Да, Энрико, я эгоист. Но разве плохо,
что я беспокоюсь о себе? Мы все это делаем.
   - Но лишь ты признаешь  это,  -  улыбнулся  Бателли,  цитируя  одно  из
высказываний Стренга.
   В этой дискуссии вновь мелькнул старый Ральф Стренг, которого мы  знали
и к которому привыкли. Но он беспокоил меня все больше и больше.
   Он повадился приходить в  мастерскую,  горя  желанием  помочь,  хотя  в
основном  мешал.  Чтобы  заставить  его  сидеть  спокойно,   мы   находили
какие-нибудь мелкие поручения, на которые он тратил не один час,  стремясь
все довести до совершенства. Он снимал рубашку и терпеливо шлифовал  руль,
стараясь   достичь   идеальной   закругленности   и   гладкости,   которые
удовлетворили   бы   в   нем   некоего   внутреннего   художника.   Обычно
гидродинамическая эффективность получаемой формы никого не волновала;  она
не была решающим фактором.
   Но только не для Стренга.
   Большой скандал разразился, если не ошибаюсь, в четверг.
   - Послушай, Монкриф, мы ни за что не закончим этот идиотский  катамаран
к сроку! - выкрикнул он, сжимая в руке измочаленную наждачную бумагу.  Пот
ручьями стекал по его грязному лицу.
   - Убирайся отсюда к черту, - огрызнулся я,  -  и  не  действуй  мне  на
нервы. Постройка катамарана - не твоя забота.
   Он продолжал нарочито спокойно:
   - Я все равно собирался сказать тебе,  Монкриф,  так  скажу  сейчас.  Я
всерьез недоволен катамараном. Во-первых, запланированная  тобой  парусная
площадь слишком велика. Я рискую опрокинуться. Нужно или уменьшить ее, или
расставить пошире поплавки. Объясни мне, как, по-твоему, я  смогу  вернуть
его в нормальное положение, если он действительно перевернется?
   - Побойся Бога, Ральф, ты же знаешь, как ведут  себя  катамараны.  Если
они опрокидываются, их уже не поднимешь. Тут ни ты, ни я ничего не  сможем
поделать.
   - И ты так спокойно об этом  говоришь?  О  том,  что  я  обречен  из-за
выбранной тобой конструкции?
   - Когда ты соглашался, ты знал, что поплывешь на катамаране. Постарайся
уж как-нибудь не опрокидывать его, только и всего.
   -  Я  хочу,  чтобы  ты  установил  на  топе  мачты   антигравитационное
устройство, Монкриф. Тогда, если он кувырнется, я смогу поднять его.
   - Но мачта уже готова! Для того чтобы она  могла  нести  дополнительную
нагрузку,  нужно  делать  новую  мачту.  Придется  перепроектировать   всю
оснастку! Мы потеряем много времени. Это сумасшествие, Стренг!
   - Желание остаться в живых - не сумасшествие, - спокойно сказал  он.  -
Это первичный инстинкт. Ни тебе, Монкриф, ни кому другому не удастся  меня
убить.


   После нескольких стаканов скотча в "Клубе" мы с  Сюзанной  прошлись  по
главной улице поселка к причалу. Ночь была теплая, но пасмурная;  на  небе
находились  три  луны,  но  они  спрятались  за  облаками.  Пробираясь   с
прекрасной девушкой по улицам в непривычной  темноте,  я  чувствовал  себя
немного заговорщиком.
   - Ну как, тебе получше, Монкриф? Алкоголь притупил твои чувства, и ты в
состоянии снова жить?
   - Проклятье!  Мерзавец  Стренг  меня  достал.  Наверное,  у  него  свои
проблемы.
   Когда мы вышли к берегу, Сюзанна заметила:
   - Он тебе дорого обошелся. Я  бы  сказала,  около  двух  тысяч  пятисот
мозговых клеток.
   - Что-что?
   -  Каждая  порция  скотча  разрушает  около  пятисот  мозговых  клеток,
Монкриф. Алкоголь  -  самый  вредный  из  известных  человеку  наркотиков.
Содержимое твоего черепа постепенно  превращается  в  суп.  Клетки  мозга,
видишь ли, никогда не регенерируют.
   Мы прошли по мосту; внизу лениво текла вода.  Поселок  сиял  огоньками,
еще несколько огоньков виднелось у причала. Я надеялся, что мой часовой не
спит. Когда мы вошли в лес, я остановился отлить. Ко мне за дерево долетел
неумолимый голос Сюзанны:
   - Характерно, что  мужчины  всегда  стараются  обдуть  что-нибудь,  как
собаки. У женщин этого инстинкта нет, потому что мы более цивилизованны.
   - Или иначе устроены, - сказал я, пытаясь не засмеяться.  -  Кстати,  о
статистике. Могу привести  один  очень  полезный  факт.  Ты  слышала,  что
средний пьющий человек за свою жизнь производит столько мочи, что ею можно
наполнить бассейн?
   - А какого размера бассейн? - придирчиво спросила она.
   - Ну, наверно, семейный. Не очень большой. Как во дворе у Троила.
   Мы пошли дальше.
   - Надо это запомнить, чтобы никогда не купаться в  бассейне  Троила,  -
улыбнулась Сюзанна. - Кстати, куда ты меня ведешь?
   - Я думал, может, мы пройдемся до Мыса и обратно.  Я  сегодня  настроен
прогуляться, а ты?
   - Согласна, если твой юмор останется в разумных пределах.
   Я стерпел насмешку, и мы  побрели  вверх  по  извилистой  дороге  среди
деревьев, пока не вышли на вершину хребта, идущего параллельно  Дельте.  В
долине к северу от нас светились огни.
   - Оказывается, не мы одни работаем круглые сутки, - заметил я.
   - Чем они там занимаются? - спросила Сюзанна.
   -  Как  чем  -  вспашкой,  севом.  Это  же  Организация.  Каждому   дню
вегетационного периода - наивысшую отдачу!  Вот  и  блэкстоуновскую  ферму
распахали. Земля там уже расчищена, значит можно получить  урожай  в  этом
году.
   Мы как  раз  проходили  над  старым  фермерским  домом.  Новые  светлые
алюминиевые сараи сверкали в лучах прожекторов. Несколько человек  сновали
туда и сюда; слышался отдаленный рокот машин.
   В моей руке оказалась рука Сюзанны.
   - Это еще что? - брякнул я.
   - Это моя рука, Монкриф, и, будь  добр,  позаботься  о  пей.  Я  не  та
девушка, которая легко отдает свою руку.
   Мы стояли над Якорной Заводью.
   Я почувствовал, как задрожала Сюзанна, глянув вниз.
   - Кев, мне страшно здесь, - проговорила она. -  Обними  меня.  Ты  тоже
страшненький, но я предпочитаю тебя.
   Я обнял ее, прижал к себе, и мы поцеловались. Это было чудесно. Губы  у
нее были мягкие и женственные, а тело слилось с моим, как деталь, вставшая
на свое место.
   - Слушай, Сюзанна, - прошептал я, -  я  люблю  тебя,  представляешь?  Я
хочу, чтобы ты всегда была со мной.
   - Монкриф, тебе нужен холодный душ, - отвечала она. -  Что  там  делают
твои руки? Я думала, ты берешь ими только электродрели и стаканы.  Поцелуй
меня еще раз!
   Целую вечность мы стояли обнявшись. Где-то посреди  этой  вечности  она
заявила, что любит меня.
   - Ты действительно  сказала,  что  любишь  меня?  -  спросил  я,  желая
удостовериться.
   - Ну да. Это мой долг перед  Джейн  Суиндон.  Она  так  добра  ко  мне,
понимаешь? У меня ведь нет своего дома.  Она,  видимо,  считает,  что  мне
необходимо влюбиться в тебя. Ну  что  ж,  надо  так  надо.  Вообще-то  это
довольно приятно. Не понимаю, почему я раньше не попробовала. Черт возьми,
мне уже за двадцать.
   С этого места мы начали делать частые остановки.  Дорога  вдоль  хребта
идеально подходила для романтических прогулок;  уединенность  этого  места
подчеркивалась  долинами  по  обе  стороны,  где  светились  огни  и  люди
занимались своими делами, не имея понятия  о  том,  что  происходит  между
хребтом и небом. А у нас  только  слышались  изредка  топоток  мохнатиков,
воровской шорох липучек да отдаленный гул бронтомехов.
   В прошлый раз мы с Сюзанной  прогулялись  по  этой  дороге  не  слишком
весело: я дрожал после того, как чуть  не  утонул,  и  страдал  по  поводу
потери яхты. И мне было не до любви.
   Наконец мы вышли из леса к травянистым склонам вокруг утеса; перед нами
на  фоне  неба  вырисовывалась  угловатая  конструкция   подъемника.   Мне
показалось, что настал подходящий момент; я лег на землю и притянул к себе
Сюзанну.
   - Господи, - простонала она. - Он собирается овладеть мной!
   Я  украдкой  оглянулся  вокруг,  никого  не  увидел  и  обнял  ее.  Она
вздохнула, повернула ко мне лицо, и мы поцеловались; это был самый длинный
и самый искренний поцелуй в моей жизни. Мы все теснее прижимались  друг  к
другу. Поворачиваясь под ветерком, над нами проплыл светящийся  "воздушный
змей". Невдалеке слышался рокот какой-то машины.
   - Знаешь, Монкриф, у тебя очень короткий период ухаживания.
   Я начал расстегивать молнии в разных местах. В тусклом свете  виднелось
ее лицо, бледное и мечтательное.
   - Я люблю тебя, Сюзанна, - прошептал я. - Наверно, я тебя всегда любил,
просто встретил недавно.
   - Ты так красиво говоришь, Кев. - Ирония исчезла, и Сюзанна  заговорила
серьезно. - Я тоже тебя люблю. Я не помню времени, когда я тебя не любила.
Я боюсь, что провожусь целую вечность с  этими  трусиками.  Ты  не  будешь
смеяться надо мной?
   Я сказал, что нет, и даже предложил  свою  помощь,  которую  приняли  с
благодарностью.
   Но, видно, не судьба. То есть я мог бы продолжать, не обращая  внимания
на  приближающийся  шум,  и  мы  занялись  бы  любовью,  но  это  было  бы
неправильно. Нехорошо так начинать. Мы верили в любовь друг друга и знали,
что у нас еще много времени впереди. Тем не менее это было очень досадно.
   - О Боже, - вопросила Сюзанна небо, - неужели нельзя было найти  лучший
момент, чтобы послать проклятую машину по этой дороге?
   Он приближался, о чем возвещали лязг, грохот, а также треск  ломающихся
деревьев. Мы поправили одежду и встали, вглядываясь  в  темноту  леса,  из
которого недавно вышли. Мимо прошмыгнула пара зверьков; потом из-за облака
выглянула одна из лун.
   - Вон он, - сказала Сюзанна. - Вон там, на склоне.
   Покрытый травой склон к северу от нас переходил  в  долину;  теперь  мы
отчетливо видели границу, где бледная зелень сменялась чернотой вспаханной
земли. Справа возвышались утесы; далеко внизу блестело море. Слева от  нас
лунный свет искрился на  миллиарде  игольчатых  листьев  в  полоске  леса,
венчающей хребет. У края деревьев по направлению к нам двигалась  огромная
тень.
   - Это бронтомех, - встревожился я. В сотне метров справа от  нас  земли
коснулась сверкающая игла, и место, куда  она  попала,  на  миг  вспыхнуло
тусклым красным светом.
   - Похоже, у него плохое настроение, - заметила Сюзанна.
   - По-моему, он потерял управление.
   Машина  все  приближалась;  потом  она  слегка  повернула  и  прошла  в
пятидесяти метрах от нас. Я заставил Сюзанну спрятаться за скалой. Лазеры,
которыми оборудованы бронтомехи,  запрограммированы  на  источники  тепла.
Обычно их мишенью являются мелкие  сельскохозяйственные  вредители,  но  я
никогда не доверял их способности отличать людей...
   - Сейчас повернет? - с сомнением произнесла Сюзанна.
   Машина неуклонно двигалась в сторону моря.
   - Нет, не повернет, - ответила она сама себе.
   С самоубийственным упорством робота  бронтомех  вскарабкался  на  утес,
наклонился и исчез. Двигатель на мгновение взвыл, когда колеса  оторвались
от грунта, потом послышались глухие удары, и наступила тишина.
   -  Господи,  -  сказал  я  с  благоговением   и   скорбью   по   поводу
астрономических убытков от этого непостижимого происшествия.
   Впрочем, я всего лишь играл  роль  истинного  гражданина.  Внутренне  я
ощущал  приятное  возбуждение  от  бесплатного   представления   и   жалел
единственно о том, что мы были далеко от утеса и не видели, как эта махина
грохнулась на берег.
   - Восторг! - резюмировала Сюзанна.
   Однако шум возобновился громче прежнего. Я отвел зачарованный взгляд от
места, где исчез бронтомех, и посмотрел на долину.
   Еще дюжина механизмов решительно двигалась в сторону моря...



10

   Спотыкаясь,  падая  и  снова  вскакивая,  мы  побежали  вниз  навстречу
рокочущим  машинам.  Бронтомехи  тупо   перли   вперед,   подобно   своему
предшественнику, но их лазеры бездействовали.  Они  никого  не  собирались
поджаривать - просто совершали массовое самоубийство.
   Мы оказались на вспаханной земле,  и  бежать  стало  труднее.  Ноги  по
щиколотку  проваливались  в  разрыхленную  почву.  Сюзанна  упала,   и   я
остановился, чтобы помочь ей.
   -  Черт  возьми,  Монкриф,  что  мы  собираемся  делать?  -  задыхаясь,
прокричала она. - У тебя есть план?
   - Может, мы успеем остановить хотя бы некоторых.
   С трудом вытаскивая ноги, мы  добежали  до  ближайшей  машины.  В  этот
момент  из-за  облаков  появилась  еще  одна  луна,  и  сцена  вдруг  ярко
осветилась. Бронтомех надвигался  на  нас,  как  безумный  слон-отшельник,
подергивая сенсорами и бессмысленно разинув огромную  пасть.  Я  подпустил
зверя поближе, отступил в сторону и, ухватившись за поручень, вспрыгнул на
ходу на ступеньки. Я крикнул Сюзанне,  чтобы  она  попробовала  остановить
следующего, и полез к крошечной кабине высоко над моей головой.
   Добравшись до промежуточной площадки, я  остановился.  Огромная  машина
тряслась под ногами. Рядом проходила лента  транспортера;  мелкие  кусочки
какого-то корнеплода скользили мимо меня и исчезали  в  блеске  качающихся
поршней в задней части машины. Она словно участвовала в какой-то  безумной
вегетарианской пирушке.
   Я полез дальше и забрался в маленькую кабинку. Приборов управления было
немного. Обычно машина работала самостоятельно; водители-люди  производили
только сложные маневры. Я огляделся в поисках рубильника, но не нашел его.
Бросив быстрый взгляд в окно, я заметил,  что  Сюзанна  влезает  в  кабину
другого бронтомеха  -  справа.  Далеко  внизу  быстро  проносилась  земля.
Впереди в бледном лунном свете серебрился океан.
   Где-то должен был находиться аварийный тормоз, от