Майкл Коуни.
    Бронтомех!


   -----------------------------------------------------------------------
   Michael G.Coney. Brontomek! (1976).
   Пер. - Н.Борун, В.Борун. Смоленск, "Русич", 1995.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2001
   -----------------------------------------------------------------------



ПРОЛОГ

   Песок так сверкал на солнце, что мне  пришлось  снова  надевать  темные
очки. На узкой полоске пляжа собралась изрядная толпа, причем все смотрели
на море. Невысокие волны катились по мелководью, начиная пениться  еще  на
дальних подступах. Там, за  линией  бурунов,  я  заметил  движение:  между
волнами сновали туда-сюда черные плавники.
   Недалеко от меня стояла девушка, высокая загорелая девица  из  местных,
которая могла бы все объяснить. Я посмотрел на нее, собираясь с духом. Это
была пляжная красавица с выгоревшими на  солнце  волосами.  Над  предельно
декольтированным топом бикини белела полоска незагоревшей кожи.  Я  прошел
по песку бесшумно, поэтому, подойдя, кашлянул, но девица даже не взглянула
в мою сторону.
   - Что случилось? - спросил я. - Там кто-то тонет?
   Она  упорно  меня  не  замечала:  стояла  с   непроницаемым   лицом   и
прислушивалась к чему-то внутри себя.
   Я оглянулся на город. На меня пустыми окнами уставились дома; машины на
воздушной  подушке  неподвижно  застыли  у  обочины,  а   немногочисленные
прохожие пробирались между ними к пляжу, чтобы присоединиться  к  растущей
на берегу толпе.
   В отдалении, там, где к  воде  спускались  скалы  из  песчаника,  стоял
человек с воздетыми руками и что-то говорил. Слов я не мог  разобрать,  но
уловил этот самоуверенный  тон,  каким  обычно  вещают  жулики,  торгующие
патентованными лекарствами, и уличные проповедники.


   Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким...
   Два часа назад я попытался выбраться из этого странного города,  поехал
обратно в Премьер-сити, но вскоре напоролся на кордон.
   В  окно  моего  взятого  напрокат  автомобиля  на   воздушной   подушке
просунулась голова в фуражке и изрекла:
   - Давай мотай, откуда приехал.
   - Да что тут у вас происходит? - спросил я. - В Старой Гавани слова  ни
от кого не добьешься.
   - Если ты ни черта не знаешь, то я и подавно.
   Еще несколько солдат стояли, прислонившись к броневику, и ухмылялись. В
машине становилось жарко. Пот выступил у  меня  на  затылке  и  потек  под
рубашку. Очень  хотелось  поскорее  убраться  отсюда,  но  также  хотелось
выяснить, в чем дело. И совсем не хотелось возвращаться в  Старую  Гавань,
по улицам которой разгуливали зомби.
   - А почему, собственно, вы меня не пропускаете? Я всего несколько часов
назад проезжал здесь, и никакого кордона не было.
   К нам ленивой походкой,  жуя  резинку,  подошел  еще  один  солдат.  Он
облокотился о крышу автомобиля, просунул голову внутрь и  заговорил,  дыша
мятой:
   - Из Старой Гавани больше не сбежит ни одна душа - такой у нас  приказ.
А если вы ехали из Премьер-сити, то должны были  видеть  лагеря  беженцев.
Без продовольствия, без сортиров, почти без воды  -  не  приведи  Господи!
Сидите в Старой Гавани, пока все не кончится, ясно?
   Он говорил без злости.
   - А когда кончится?
   - Я знаю не больше вашего.
   -  Да  я  вообще  только  сегодня  прилетел  на  эту  чертову  планету.
Объясните, ради Бога, что здесь творится?
   - У вас есть "Иммунол"?
   Я нащупал в кармане пузырек с маленькими белыми таблетками.
   - Мне дали в Премьер-сити.
   - Тогда вы не пропадете. А если в Старой Гавани все тихо,  то,  значит,
вообще беспокоиться не о чем. Как знать, может, все уже кончилось.  Будьте
паинькой, вернитесь,  ладно?  Иначе  придется  вас  немного  поджарить,  -
добавил он мрачно и положил палец на кнопку своего лазера.
   Я проглотил таблетку и запустил двигатель.
   - Плохо, что вас не предупредили в Премьер-сити, - заметил сочувственно
солдат.  -  Вы,  наверно,  ни  с  кем  не  посоветовались.  Высадились   в
космопорте, взяли напрокат машину да и махнули в эти края,  да?  А  теперь
поздно. Попали вы в переделку на нашей Аркадии. Вот что  я  вам  скажу,  -
продолжал он, - начальники  в  Премьер-сити,  верно,  просто  не  захотели
признаться, что у них тут проблемы, с  которыми  они  не  справляются.  Не
повезло вам. Да. Ну, все, езжайте.
   С нехорошей улыбочкой он щелкнул кнопочкой на лазере, и с этаким легким
посвистом мимо моего носа в окно  проскользнул  залп  горячего  невидимого
света.
   Хочешь не хочешь, пришлось возвращаться в Старую Гавань.


   Я еще раз прочитал адрес на космограмме, которую получил на Земле.  Все
правильно: Вторая авеню, 1678. Снова подъехав к этому дому, я  припарковал
машину и принялся звонить и барабанить в дверь  с  риском  перебудить  всю
улицу, если бы люди здесь спали после обеда. Однако никакой реакции на мой
тарарам не последовало. Бекенбауэра дома не было. Человек,  к  которому  я
прилетел на эту планету, отсутствовал,  и  я  понятия  не  имел,  где  его
искать.
   Вдруг у меня за спиной послышался дробный топот  множества  ног.  Такой
резкий переход от тишины не сулил ничего хорошего. С  бьющимся  сердцем  я
обернулся.
   По улице в сторону берега топало стадо странных животных. Больше  всего
они напоминали земных коров: угловатые, с выпирающими костями,  с  мудрыми
козлиными  мордами,  раскрашенными,  как   клоунские   маски.   Эти   туши
переваливались на ходу с боку на бок, мотая выменем.
   Заметив меня, первое животное остановилось, а остальные тут же  сбились
сзади в кучу, легонько бодая передних. Они топтались на месте и бросали на
меня растерянные взгляды.
   Я уже видел аркоров на картинках и, конечно,  теперь  узнал  их.  Но  я
ничего не знал об их характере. Выглядели они более или  менее  безобидно,
но все-таки лучше бы их было поменьше. У меня мелькнула безумная идея, что
они захватили город  -  в  конце  концов,  где  это  видано,  чтобы  стадо
разгуливало по улице без всякого присмотра?
   Аркоровы, косясь в мою сторону, начали  осторожно  пробираться  дальше.
Похоже, животные трусили не меньше меня.
   Я сел в машину и снова направился к  берегу  -  больше  ехать  было,  в
общем-то,  некуда.  По  дороге  я  не  встретил  никого  -  ни  людей,  ни
животных...
   Толпа на берегу успела вырасти до огромных размеров. Большинство стояло
у самой воды, но  немало  людей  сидело  на  песке  и  смотрело  на  море,
плещущееся совсем рядом.
   Невдалеке я увидел девочку лет девяти относительно вменяемого вида. Она
лепила в одиночестве аккуратные треугольные башенки из песка.
   - Как тебя зовут? - спросил я, опускаясь рядом с ней на колени.
   Она посмотрела на меня вполне осмысленным взглядом, но не ответила.
   Тут я вспомнил про "Иммунол", достал из  кармана  пузырек  и  предложил
таблетку девочке.
   Она решительно замотала головой.
   - Ну хоть одну таблеточку, - попробовал я уговорить ее. -  Тогда  скажи
мне, как тебя зовут, - добавил я, предоставляя ей возможность выбора.
   - Венд и.
   - А где твои родители?
   Она показала в сторону берега.
   - Почему все здесь, Венди?
   - Потому.
   - Потому - что?
   - Потому что дарение...
   - Что?
   Вдруг девочка посмотрела мне прямо в лицо.
   - Уйди от меня, противный, - заявила она. - Ты не наш. Тебе нельзя быть
на благодарении. -  Ее  ладошка  быстрыми  движениями  сровняла  с  землей
песчаные башенки. - Уезжай из Старой  Гавани.  Можешь  убираться  на  свою
Землю, можешь мастерить свои катера где угодно, только не у нас. _Ты здесь
не нужен, Кевин Монкриф_.
   Одним  из  побочных  эффектов  "Иммунола"  является   легкая   эйфория.
Таблетка, которую я  проглотил  на  заставе,  еще  действовала,  притупляя
охвативший меня страх. Я улыбнулся Венди и встал, стараясь не очень громко
стучать зубами.
   Сквозь толпу пробирались аркоровы. Они шли  друг  за  другом,  неуклюже
увязая в песке копытами и обильно  удобряя  местность  навозом.  Дойдя  до
берега, они без остановки двинулись по мелководью, постепенно погружаясь в
волны тощими ногами. Передняя, проходя мимо, окинула меня  взглядом  своих
козьих глаз, в которых мелькнуло узнавание.
   - Откуда ты знаешь мое имя? - спросил я Венди.
   - Ты его знаешь - значит, и я знаю. Полезай обратно в свою машину!
   Я отступил под ее взглядом.  Я  все  еще  сжимал  в  кулаке  пузырек  с
таблетками  "Иммунола"  и  вытряхнул  одну,  как  курильщик  автоматически
вытаскивает в  трудный  момент  сигареты.  Но  не  проглотил...  Моя  рука
почему-то не захотела отправлять в рот маленькую белую  пилюлю.  Я  закрыл
пузырек и сунул его обратно в карман.
   И Венди улыбнулась мне открытой детской улыбкой, и это была  не  просто
улыбка, а какой-то важный сигнал.
   - Может, тебе все же стоит остаться, Кев, - сказала она.
   И я подумал: "А  что,  хорошая  мысль..."  Здесь,  в  сущности,  совсем
неплохо. Солнце греет, ветерок с  моря  освежает.  Народ  начал  понемногу
заходить в воду. В дальнем конце пляжа на утесе я заметил пасшихся аркоров
и удивился, почему они не спускаются к остальным. А эти уже зашли по  шею,
а  может,  и  плыли,  мотая  головами,  когда  о  них  фонтанчиками  брызг
разбивались волны, и присоединялись к рыбьим стаям, и отдавались океану...
   Венди тем временем встала и взяла своими маленькими  мягкими  ладошками
мою руку.
   - Идем, Кев, - сказала она.
   Я не двинулся с места.
   - Идем, - повторила она. - А то останешься один.
   И правда, берег уже опустел: люди забрались в воду и  шли  все  дальше,
глядя на горизонт. Пора. На берегу делать нечего. Я позволил повести  себя
вперед. Вода захлюпала  у  меня  в  ботинках,  коснулась  ледяным  кольцом
щиколоток.
   Справа какой-то фанатик выкрикивал молитвы; я невольно  пожелал,  чтобы
он заткнулся. Хотелось остановиться и подумать. Похоже,  я  давал  втянуть
себя в непонятную авантюру.
   - Не нужно ничего понимать! - прокричала Венди,  танцуя  среди  волн  и
таща меня за руку. - Просто дари! Дари!
   Вокруг подхватили этот возглас.
   - Дари... Дари... Дари...
   Они  скандировали  это   слово   как   загипнотизированные,   в   ритме
накатывающихся  волн,  одна  из  которых  поднялась  выше  моих  колен,  а
следующая достала до пояса.
   Впереди раздался крик.
   Поднимая  красные  брызги,  среди  пенящихся  волн  металась   женщина,
боровшаяся с какой-то  черной  тварью,  вцепившейся  ей  в  правую  грудь.
Кинувшийся на помощь мужчина в яростной схватке быстро скрылся под водой.
   - Что за черт? - воскликнул человек впереди меня. - Что мы вообще здесь
делаем? - Он обернулся ко мне - плотный мужчина в мокрой темной куртке,  с
широко открытыми глазами и перекошенным ртом.  -  Боже!  -  завопил  он  и
заспешил ко мне, колотя по воде руками.
   Вдруг он остановился, пошатнулся, и на лице его отразился  новый  ужас.
Бедняга начал дергаться, брыкаться, но что-то держало его и не  отпускало.
Вода вокруг стремительно багровела, а он, не переставая, визжал  на  самой
высокой ноте и все крутился и дергался с поднятыми  руками,  как  человек,
отбивающийся от собаки.
   Венди перестала тащить меня и заплакала.
   Повсюду сновали черные серповидные плавники, а люди уходили  под  воду,
крича и вырываясь. Забыв обо всем на свете, я бросился  к  берегу,  высоко
поднимая ноги  и  громко  шлепая  по  воде.  Один  раз  я  угодил  в  яму,
споткнулся, упал и, готов поклясться, кричал под водой,  пока  наконец  не
поднялся и не рванулся вперед, а  потом  рухнул,  почувствовав  под  собой
сухой песок.
   Не скоро смог я поднять голову и посмотреть через плечо на море.
   Там уже никого не осталось...


   Как-то вечером, несколько дней спустя, я сидел на парапете набережной с
одной девушкой.  Вообще-то  тогда  возникало  много  таких  вот  случайных
знакомств посреди всеобщей растерянности, когда привычный уклад  рухнул  и
людям пришлось заново искать место в жизни.
   - Пятьдесят лет! - говорила девушка. - Пятьдесят лет они знали, что это
должно случиться, и никто ничего не делал. Сволочи...
   Все шесть аркадийских лун сияли на небе, и было светло почти как  днем,
так что мы очень хорошо видели бесформенный предмет, плававший  в  глубине
неподалеку от нас. За спиной стояли сожженные пустые коробки домов.  Едкий
дым пожарищ смешивался со смрадом смерти.
   Перед нами лежала местная гавань - небольшой прямоугольный, с  довольно
узким входом. На поверхности воды бросался в глаза необычный  рисунок:  от
нескольких точек по периметру гавани шли  извилистые  светящиеся  дорожки,
похожие на змеек в лучах заходящего солнца. Эти дорожки сходились у  входа
в гавань и дальше растворялись в  море.  Они  состояли  из  планктона,  из
миллиардов крошечных рачков, порожденных Разумами.
   - Я все еще чувствую их, - сказала моя спутница, глядя на гавань.  -  А
ты?
   - Сейчас - нет. - Я проглотил таблетку "Иммунола", а еще одну предложил
ей.
   - Ну хорошо, пусть чернуги защищали их, пока они выводили потомство,  -
медленно проговорила она, не прикасаясь к пузырьку, - и за это они кормили
чернуг. С их точки зрения, это было вполне оправданно. Но мы-то здесь  при
чем? Мы же им не угрожали.
   - Вряд ли они это понимали.
   Разговор увял; я тоже смотрел на гавань,  на  зловещую  люминесцирующую
полосу, начинавшуюся в каких-нибудь десяти метрах  от  нас.  Потом  облако
закрыло Далет,  по  воде  побежали  концентрические  круги,  а  посередине
появился он - сияющий шар, размером чуть больше человеческой головы.
   С ужасом и отвращением, не в силах отвести взгляд, мы следили,  как  он
покачивается на поверхности. В воздухе запахло  гнилой  рыбой.  Шар  начал
вращаться на ветру, а потом вдруг высоко подпрыгнул и плюхнулся  метра  на
три ближе к нам.
   - Что за черт!..
   Моя подруга вскочила. И тут  наконец  мы  разглядели  плавники  чернуг,
которые кружились рядом, бросаясь время от времени вперед, после чего  шар
взлетал в воздух и снова падал, а его толкали в разные стороны,  а  острые
зубы раздирали гниющую плоть и пожирали ее с громким чавканьем...
   А по всему периметру гавани остальные Разумы всплывали на  поверхность,
и свечение их бледнело, потому что они  исполнили  свое  предназначение  и
теперь умирали. Люди могли жить спокойно еще пятьдесят два года.



1

   Стаканчик  аркадийского  скотча  хорош  для  создания   созерцательного
настроения, но на умственные способности влияет отрицательно.
   Выйдя от Суиндонов, я не пошел  домой,  а  прогулялся  вдоль  северного
хребта, останавливаясь везде, где между  деревьями  проглядывала  река.  В
этот вечер  на  небе  светили  четыре  луны;  их  отражения  танцевали  на
быстринах, кружились в водоворотах, глядели на  меня  из  заводей,  словно
серебристые глаза.
   А в моей голове с той же бездумностью танцевали, кружились и вспыхивали
воспоминания:  детство,  все  знакомые  девушки,  все  работы,  которые  я
потерял. Отчаяние, в каком  два  года  назад  я  эмигрировал  на  Аркадию,
кошмар, которым встретила меня планета - ведь меня угораздило прилететь во
время Передающего Эффекта, - и то, как  потом  мне  удалось  зацепиться  в
Риверсайде.
   Наконец я дошел  до  своего  любимого  обрыва  над  бухточкой,  которую
местные жители называют Якорной Заводью. Здесь когда-то  обвалился  крутой
берег, и у воды образовалась россыпь валунов. Таинственное и романтическое
место, в котором полагается целовать девушек.  Я  загрустил  при  мысли  о
своем одиночестве.
   В лунном свете блестела вмурованная в скалу металлическая  мемориальная
доска.

   В ПАМЯТЬ О
   его преподобии Эммануэле Лайонеле Борде
   полисмене Уильяме Кларке
   Эрике Фипсе
   Алане Фипсе
   Альфреде Блэкстоуне
   Они погибли, дабы спасти нас

   Я побрел дальше, предаваясь размышлениям.
   Как раз этим вечером Джейн Суиндон заявила:
   - Мужчине следует жениться к тридцати двум  годам,  Кевин.  А  лучше  к
двадцати двум. В неженатом мужчине есть что-то сомнительное.  Я,  конечно,
не говорю о присутствующих.
   - Я бы пояснил это на примере Уилла Джексона, - добавил профессор  Марк
Суиндон. - Старый волокита. Ни одна женщина  не  может  повесить  сушиться
свое белье в радиусе пяти километров от этого типа. А взять Вернона Трейла
- он занялся народными танцами. На прошлой неделе я видел, как он выступал
в цветастом балахоне. Тебе надо хорошенько посмотреть на себя со  стороны,
Кев. С кем ты вчера разговаривал на улице? С Люси  Суп?  Ей,  наверно,  не
больше пяти лет!
   Старая тема прозвучала в очередной раз -  полушутя,  полусерьезно  -  и
опять была на время забыта...
   Наконец я развернулся и направился домой. Конечно, иногда мне  одиноко.
А разве это не случается со всеми, даже с женатыми? Но если человеку нужно
создать свое дело, если он должен выстоять, несмотря на спад  в  торговле,
если он, помимо всего  прочего,  живет  в  маленькой  общине,  из  которой
молодежь спешит улететь, как только подрастет, - тогда у него остается  не
много шансов на любовь.
   Иногда люди вроде  Суиндонов  становятся  занудами.  Обеспечив  счастье
себе, они желают обратить всех в свою  веру,  как  какие-нибудь  Свидетели
Иеговы или наркоманы.


   Толпа  на  причале  затаила  дыхание.  Родители  рассеянно   одергивали
беспокойных чад, не отрывая глаз от того места, где серебряная лента  реки
исчезала  за  крутыми,  поросшими  высоким  лесом  берегами.  Был  погожий
весенний день; я стоял рядом с членами комитета регаты и  видел,  как  они
нервничают.
   И неудивительно: если к  вам  в  поселок  съезжается  пятьсот  человек,
жаждущих отвлечься от жизни, которая становится  на  Аркадии  все  хуже  и
хуже, то не стоит обманывать их ожидания. Люди очень не  любят,  когда  их
неожиданно лишают удовольствия. Кто не верит  -  пусть  зайдет  как-нибудь
вечерком в риверсайдский "Клуб" и попробует отнять стакан пива у Чиля Каа.
   В нескольких ярдах от меня стоял Мортимор Баркер, здоровенный детина  в
цветастой рубашке и штанах с широким кожаным поясом.
   - Какого черта они тянут? - спросил я его.
   Агент по рекламе широко улыбнулся.
   - Не волнуйся, мой  мальчик.  Просто  ждут,  когда  выглянет  солнышко.
Ага... Вот и оно.
   Солнце выскользнуло из-за облака и  ослепило  нас  всех.  На  ближайших
деревьях загалдели мохнатики,  над  водой  заискрились  радужные  крылышки
мяучек, собирающих с поверхности планктон. Вдалеке послышался пульсирующий
свист мчащихся скиттеров.
   И вот они - девять маленьких, похожих на  куполочки  катеров  -  ровной
шеренгой выскочили из-за поворота и понеслись к  причалу  на  подушках  из
пены. Я почувствовал прилив гордости: этих жучков построил я.
   За  ними,  взметая  белые  брызги,  скользили  девушки-воднолыжницы   в
развевающихся белых накидках. За спиной у  каждой  летело  по  золотистому
воздушному змею. Метрах в двухстах от нас девушки  оторвались  от  воды  и
взмыли в воздух. Золото змеев засияло на солнце, а влажные  белые  накидки
облепили стройные фигурки. Я было поднял бинокль, но тут же  опустил  его,
не желая терять время на регулировку: чудесное видение приближалось  очень
быстро.
   Я бросил взгляд на Мортимора Баркера - тот  сиял,  уверенный  в  успехе
своего трюка. Толпа стонала от восторга. Интересно,  почему  толпы  всегда
реагируют на зрелища и яркие краски эмоциональнее, чем отдельный  человек?
Может быть, по доброте душевной?  Может  быть,  нам  приятно  думать,  что
остальным тоже весело?
   Позади Баркера стоял Ральф Стренг. Его губы кривила циничная усмешка.
   В пятидесяти метрах от нас скиттеры  затормозили  и  резко  зарылись  в
воду, сразу сделавшись неуклюжими. Но публика смотрела только на  девушек.
Они бросили буксировочные фалы и парили над  рекой,  как  ангелы  на  фоне
широкой полосы неба, обрамленной по  обеим  сторонам  крутыми  склонами  и
густым лесом.
   Рядом со мной кто-то фыркнул. Кажется, Стренг.
   Все эти девушки были необыкновенно  похожи  друг  на  друга:  одинаково
красивые, с вьющимися золо