не пробегал?
   Нет! Его никто не видел!
   Ну вот! Помимо моей воли! Ведь  человек!  Четыре  года  уже  прожил  на
свете!
   И все-таки я, кажется, еще не понимал всего происшедшего.  А  Иван  уже
соображал, что же делать.
   В любой другой ситуации  я  бы  непременно  начал  бегать  по  вагонам,
спрашивать, искать. Да и  не  мог  в  любой  другой  ситуации  просто  так
исчезнуть человек, если он и был лишь мальчиком. Но  тут-то  дело  было  в
другом. Я отлично понимал, что он исчез просто. Исчез, и все.  Он  ведь  и
появился не совсем так, как обычно появляются люди. Тут все  дело  было  в
том, что кто-то очень захотел, чтобы этого мальчика не было. Кто-то  очень
хотел  привести  все  к  исходному  виду  и  вернуть  поезд  в  нормальную
реальность, где нет никаких фокусов, чудес и всего прочего.  Кто-то  очень
хотел сделать поезд нормальным. Да только разве и я  этого  не  хотел?  Но
разве можно было для того, чтобы вернуться  к  обычной  жизни,  уничтожить
человека? Я не понимал этого. Конечно, я отец. Мне вроде бы и положено  до
конца драться за своего сына. И все равно...
   - Ну, Иван! - сказал я. И, наверное, слишком много злости было  в  моем
голосе, потому что он даже отшатнулся.
   - Артем, неужели ты думаешь...
   - Я найду! Найду! - И я начал дубасить стену тамбура кулаком  и  пробил
бы ее насквозь или в крайнем случае разбил в кровь кулаки, но тут в тамбур
вошла Светка.
   И нельзя было оттянуть миг встречи.  А  за  ней  показалась  и  Инга  с
дочерью на руках. Нервы у нее определенно были натянуты до предела, потому
что, увидев меня здесь, она даже не спросила, а лишь внезапно  побледнела.
Только бы не упала, подумал я и попытался взять у нее из рук девочку.
   - Ну что? - тихо сказала она.
   - Инга! Я найду! Я все равно его найду!
   Она  это  предчувствовала,  ждала,  надеялась,  что  это   никогда   не
произойдет, и все же ждала, боялась и ждала, не хотела и ждала! Она крепко
прижала к себе девочку, так обычно детей не держат, но только  отобрать  у
нее дочь я сейчас не мог. В тамбур уже вошли и Тося с Зинаидой  Павловной.
И по нашим лицам они поняли все.
   - Дай-ка ее мне, - потребовала Зинаида Павловна.
   Наверное, это было первое, что необходимо было сделать.
   Инга подчинилась ей беспрекословно и, держась за стенку обеими  руками,
словно в темноте, на ощупь прошла в вагон.
   - Как же  ты,  Артемий?  -  тихо  сказала  Зинаида  Павловна.  -  Ведь,
наверное, отвернулся хоть на мгновение?
   - Отвернулся...
   - Он отвернулся! - закричала Светка. - Он, видите ли, отвернулся! Да ты
отец или нет?!
   - Остановись, милочка, - попросила Зинаида Павловна.
   - Что же вы стоите?! -  снова  крикнула  Светка.  -  Идите!  Что-нибудь
предпринимайте! Как столбы стали!
   - Тише, - попросила Зинаида Павловна.
   - Да их убить за это мало!
   Меня, конечно, можно было. Я бы и сопротивляться не стал. Хоть  мучения
бы мои кончились. Фу!.. Нет, надо действительно что-то  делать.  Мы  снова
вошли в вагон. Инга тихо и  скованно,  слабо  и  как-то  тоскливо,  жестом
попросила положить дочь рядом с  ней  к  стенке.  Зинаида  Павловна  молча
выполнила просьбу.
   - Уж у нас бы не исчез! - заявила Светка.
   А я ее сейчас просто ненавидел. Ведь все правильно говорит,  но  только
именно поэтому ей лучше бы помолчать.
   - Замолчи, Светлана, - с нажимом потребовала Тося.
   - И замолчу!
   Вот с Ингой произошло примерно то, что несколько часов назад с Зинаидой
Павловной. Хоть бы выдержала она.
   - Пошли, - сказал Иван.
   - Света, эта делегация была из какого вагона?
   - Не знаю! Ищите! Еще мужчинами называются...
   - Пойдешь с нами! - потребовал я.
   - Да-а?!
   - Я пойду, - сказала Тося. - Я их хорошо запомнила.
   - Организуем охрану, - сказал появившийся Валерка.
   - Не надо охраны, - сказал Иван.
   - А вдруг придется...
   Да что придется-то? Бить, что ли, этих двух? Пытать?  Требовать,  чтобы
они возжелали иметь в составе  пассажиров  поезда  мальчика  четырех  лет,
именно из-за которого поезд никак не может добраться до  своего  конечного
пункта? Я хоть и был  взбешен,  но  только  теперь  отчетливо  понял,  что
сделать ничего нельзя.
   - Пошли, - повторил Иван.
   Он пропустил вперед Тосю, которой после вчерашней истории с Семеном  не
сказал ни одного слова. Но следом за ней пошел сам.



42

   Вот ведь мы пошли делать то, чего по логике делать не следует. Куда еще
заведет наш поезд эта  экспедиция?  Да  только  как  следовать  логике?  И
вообще!  Куда  иногда  заводит  нас  голая  логика?  Но  куда  приводит  и
отсутствие логики? Ведь нельзя поступать ни так, ни эдак! А как? Раньше  я
был уверен, что поступать надо только правильно. Все было ясно  и  просто.
Правильно, и точка. Тут и рассуждать было нечего. Потом возник  вопрос:  а
как это, правильно? Сначала был и ответ. Честно. По-человечески. Правдиво.
И снова правильно! Я и  поступал  так,  искренне  удивляясь  потом,  когда
эффект  моих  действий  был  совершенно   противоположен   тому,   что   я
предполагал.  Окончательного  ответа  тут,  наверное,   дать   нельзя.   И
получается большое поле непредсказуемых поступков. Правда, есть люди,  для
которых подобных вопросов не существует. Но я-то к ним не принадлежал.
   Вагон качало. Иногда Иван и Тося сталкивались плечами, но  ни  тот,  ни
другой не отдергивались, словно и не замечали этого.
   Предприятие наше было бессмысленным с  самого  начала.  Нашли  мы  этих
товарищей,  поговорили.  Но,  во-первых,  невозможно  было   доказать   их
виновность. И даже если бы они сто раз вслух повторили, что хотят  вернуть
мальчика его родителям, от этого пользы не было бы никакой. Ведь  то,  что
происходило в их душах, все равно оставалось неизвестным. Во-вторых, они и
не  возражали   против   возвращения   мальчика.   Они   даже   ужаснулись
происшедшему. И другие пассажиры поохали и посожалели.  А  помочь  не  мог
никто.
   Я молчал. Я сейчас не мог говорить и  играл  лишь  роль  живого  укора.
Говорили Иван и Тося. Здесь делать было нечего. Но и возвращаться  в  свой
вагон тоже было незачем.
   А исчезновение моего сына незамедлительно возымело эффект. Поезд входил
в какой-то город. Не знаю уж, что это был за город, но  только  город  был
большой.  Стандартные  пятиэтажные  здания  тянулись  по  обеим   сторонам
железнодорожного полотна, потом пошли какие-то депо, ремонтные мастерские.
Поезд замедлял свой ход.
   Идти к Инге я не мог. Я остановился в первом же тамбуре. Я  чувствовал,
что и Иван и Тося стоят за моей спиной. Поезд шел уже совсем  медленно.  И
снова станционные киоски и  буфеты  поползли  за  окном.  Толпы  народу  с
чемоданами  и  рюкзаками.  Носильщики  и  продавщицы  мороженого.   Зелень
деревьев, пыль асфальта. Но только меня сейчас это мало интересовало.
   Проводница вагона вежливо попросила  нас  отойти,  чтобы  позволить  ей
открыть дверь тамбура. Да и сзади уже волновались нетерпеливые  пассажиры.
Ведь все для них, кажется, начинало идти нормально.
   Я отодвинулся, но не совсем,  потому  что  что-то  медленно  проползало
сейчас за окном. Это "что-то" было настолько поразительным и  невозможным,
что я мгновенно вцепился в него взглядом, хотя и не мог сразу  сообразить,
что это. А вернее, кто это...
   Проводница начала говорить уже не столь  вежливо.  Да  и  мешал  я  ей!
Мешал! Но только то, что я увидел за  окном,  было  настолько  радостно  и
невозможно, что я уже ничего не слышал.  Я  сам,  торопясь,  открыл  дверь
вагона и бросился на перрон. В десяти шагах от меня стоял Семен  и  держал
за руку моего сына...
   - Сашка! - крикнул я и схватил сына на руки. - Сашка!
   - А загадку? - тотчас же спросил он.
   - Будет, будет загадка! Миллион загадок! Жив! Здоров!
   - Жив он, жив, - сказал Семен.
   - Спасибо, Семен!
   - Ладно... - махнул рукой Семен.
   И тут он увидел свою жену. А жена приближалась к нему  с  Иваном.  Они,
правда, шли не в обнимку, они даже за руки не  держались.  Но  шли-то  они
все-таки рядом. Далеко от своего вагона. Вот ведь никого больше  здесь  из
нашего вагона не было, а Тося шла рядом с Иваном.
   - Понятно, - сказал Семен.
   - Семен! Спасибо тебе! Да как же это?
   Семен  только  отмахнулся  и  пошел  к  своему  вагону.  Тося  и   Иван
остановились возле меня. Тося взъерошила волосы мальчишке. И спокойна  она
была сейчас, словно и не встретила своего мужа, словно они и вообще-то  не
были даже знакомы.
   - Ингу надо поскорее обрадовать, - сказала Тося.
   - Да, да, - ответил я.
   Сына я крепко держал на руках. Так и шли мы вдоль вагонов: Иван с левой
стороны, а Тося - с правой. Я и бежать-то боялся, чтобы не растрясти  свое
вновь приобретенное счастье.
   Около окна нашего вагона я приподнял сына. Зинаида  Павловна  и  Светка
его увидели и начали что-то радостно говорить, обращаясь к невидимому  мне
собеседнику, к Инге, конечно. Но сама Инга в окно не выглянула.
   Я вошел в вагон с победным, ну, может,  только  чуточку  глуповатым  от
счастья видом. Вагон уже знал о происшествии. Даже тетя Маша сказала:
   - Явился безбилетный гражданин!
   Семен сидел в нашем купе и смотрел в окно.  Но  сначала  я  должен  был
пройти к Инге.
   - Вот, - сказал я. - Вот он, беглец...
   Я ожидал радости, уж конечно, слез, но не такого спокойного  отношения,
чуть ли не безразличия. Инга даже не встала. Она долго смотрела  на  меня,
пока я не отвел свой взгляд, потому что мне стало как-то не по себе. Потом
сделала жест рукой, как бы приглашая сына сесть рядом с  собой.  Погладила
его по голове и плечу. Но все движения у нее были какие-то ненастоящие.
   - Да что с ней? - прошептал я Зинаиде Павловне.
   - Это пройдет, Мальцев. Я уже дала ей, что  нужно.  Вернее,  что  есть.
Пусть она полежит спокойно.
   - Хоть бы заплакала.
   - Это хорошо, если бы заплакала. Но только она не заплачет, характер  у
нее не такой.
   - Уж мы-то детей не потеряем! - заявила Светка.
   Я вернулся в свое купе  и  сел  напротив  Степана  Матвеевича.  Валерий
Михайлович о чем-то разговаривал с Семеном, но тихо, так что я  ничего  не
мог разобрать. Федора в купе не оказалось. Не было здесь и Ивана.
   Семен вдруг пересел ко мне поближе и сказал:
   - Ты вот что, ты позови Тосю сюда.
   - А почему сам не позовешь?
   - Видишь ли! Я тебе тоже могу сказать: почему ты сам-то сына не нашел?
   - Да, да. Спасибо тебе, Семен! Прости, не знаю, как тебя и благодарить!
   - Не надо мне вашей благодарности... Мне Тосю надо. И катитесь  вы  все
потом.
   Я пошел в последнее купе и сказал:
   - Тося, там тебя Семен просит...
   - Семен? - удивилась женщина. - Какой Семен?
   - Да хватит вам... Семен Кирсанов, муж твой!
   - Никакой он мне не муж, Артем.
   - Ох, неразбериха! Так что же ему передать?
   - Ну, раз просит, так приду. Вот только брови подкрашу и губы. - А ведь
она ни разу здесь не красилась, не знаю уж, как там дома.
   Я повернулся и пошел назад. С противоположной  стороны  к  нашему  купе
приближалась группа людей: Иван, Федор,  еще  два  каких-то  гражданина  и
заведующий лабораторией, в которой я работал. Это уж было совсем странным.
Он-то как сюда попал?
   - Вот, - сказал Иван. - В помощь нам товарищи.
   - Академики! - возвестил Федор.
   - Да нет, вовсе не академики и даже не доктора наук, - сказал  один  из
вновь прибывших. - Академики жаждут попасть в ваш поезд, но только вы  все
время ускользаете.
   - Здравствуй, Артем! - сказал заведующий лабораторией.
   - Здравствуйте, Геннадий Федорович! А вы-то какими судьбами?
   - Так ведь все институты, которые имеют хоть и отдаленное  отношение  к
этой заварухе, поставлены на ноги. Повезло, повезло! Почему не самолетом?
   - Долго объяснять...
   - Прошу располагаться, - предложил Иван. - Тесновато, конечно, да не  в
этом сейчас дело.
   В первую очередь в купе разместили членов комиссии. Мне, Ивану и Федору
пришлось стоять. Но мы были не в обиде.  Такое  научное  подкрепление  нас
очень обрадовало. Даже Степан Матвеевич начал проявлять признаки  интереса
к происходящему. И только Семен сидел недовольный. Все это его  словно  не
касалось. Или он и  без  посторонней  помощи  мог  выйти  из  создавшегося
положения?
   Степан Матвеевич посмотрел на меня.
   - Все хорошо, - ободрил я его.
   - График... - попросил он.
   Но тут быстрее меня догадался Иван. Он  начал  судорожно  перелистывать
графики, лежащие на столе.
   - Запуск через час и десять минут, - сказал он.
   - Успею, - прошептал Степан Матвеевич  и  снова  закрыл  глаза,  словно
собирался с силами для какой-то решающей битвы.
   - Итак, - сказал один  из  членов  только  что  прибывшей  комиссии.  -
Причинно-следственные...
   Тут кто-то тронул меня за плечо, я  машинально  вжался  в  перегородку,
чтобы пропустить человека. Но это оказалась Тося. Ох и великолепный же вид
был у нее сейчас!
   - В чем дело? - спросила она.
   Все удивленно уставились на нее.
   - Вот что, Таисия, - начал Семен, но почему-то не докончил.
   - Продолжай смелее, - поторопила его Тося.
   - А однако, ты здесь многому научилась, - удивился Семен. -  И  вообще!
Здесь все-таки купе, а не зал заседаний! Человеку, может, с  женой  срочно
необходимо  поговорить!   Двигайтесь-ка,   уважаемые   люди,   куда-нибудь
подальше! Расселись!
   Члены комиссии смутились.  Совершенно  неожиданным  для  них  оказалось
что-то сугубо личное во взаимоотношениях пассажиров поезда, который  попал
в такую беду.
   - Очнись, - попросил я Семена.
   - Уже очнулся!
   - Ты что-то хотел мне сказать, - сказала Тося. - Так вот,  поговорим  в
тамбуре, чтобы никому не мешать.
   - Я и здесь никому не мешаю.
   Тося повернулась и пошла. Семен бессмысленно поморгал  глазами,  что-то
сообразил, снялся с места и торопливо, чуть  ли  не  бегом  направился  за
своей женой.



43

   - Так что там в мире? - спросил я.
   - Мир делает все, между прочим, чтобы вызволить вас из этой  переделки,
-  сказал  Геннадий  Федорович.  -  Вычислительный  центр  Академии   наук
просчитал возможные  варианты  будущего  вашего  поезда.  Конечно,  данных
все-таки очень и очень недостаточно. Но единственная реальная  возможность
привести все в  норму  -  это  действительно  отказаться  от  необдуманных
планов, мечтаний, желаний. На  сегодняшний  день  только  вы  сами  можете
помочь себе. Пищевые продукты, воду, молоко - все  это  мы,  конечно,  вам
сможем забросить. На каждой более-менее крупной станции  организован  пост
по встрече фирменного поезда "Фомич". Да и на мелких  все  оповещены.  Так
что от голода вы не умрете. Но ведь  не  может  же  ваш  поезд  бесконечно
мотаться по железным дорогам страны? Кроме того, в поезде  дети,  старики,
да  и  все  остальные  не  намерены  проводить  свой  отпуск  на   колесах
взбесившегося поезда.
   Он говорил еще долго, но смысл речи был ясен  с  первых  слов.  Уж  они
проведут работу среди пассажиров.
   Разговор  перешел  на  чисто  теоретические  детали  проекта.  Тут   же
предложили усыплять наиболее нервных пассажиров  и  еще  что-то.  Геннадий
Федорович пересел ко мне поближе и спросил:
   - А как у тебя с командировкой?
   - Нормально, - ответил я. - Все согласовал. Замечаний особых нет. Адрес
свой марградский фомичам оставил.
   Геннадий Федорович пожевал  губами,  что-то  собираясь,  но  словно  не
осмеливаясь спросить.
   - А макет? - все-таки спросил он.
   - Какой макет? - не понял я.
   - Макет пространственно-временного прогнозирования...
   - Геннадий Федорович, я не брал с собой никакого макета! - удивился я.
   - Ты-то не брал, да только он с тобой все равно ездил...
   - Не понимаю, - ужаснулся я. - Объясните!
   На своем месте зашевелился Степан Матвеевич:
   - В другой, побочной  реальности...  там  фирменный  поезд...  не  смог
выпутаться... а макет твой в разных реальностях всегда был разный...
   - Да что за макет? Никакого макета у  меня  нет  и  не  было!  Вот  мой
портфель... Бритва, полотенце. Две  рубашки.  Книга.  Сувенир  из  Фомска.
Запасная шариковая ручка. Вот смотрите, смотрите! При чем тут макет? Знать
не знаю никакого макета!
   - Да и никто этого не  знает,  -  сказал  Геннадий  Федорович.  -  Ведь
предполагалось, что  эксперимент  будет  абсолютно  чистым.  Делали  макет
совершенно разные люди, так что  даже  из  них  никто  не  знает,  как  он
выглядит. В виде электрической бритвы или носового платка. Он  должен  все
время работать, кроме тех моментов, когда им пользуются по назначению.
   - Невозможно, - сказал я. - Не верю! Ведь тогда  что  получается?  Ведь
тогда  получается,  что  это  все  из-за  меня!  Значит,  это  я  запустил
необратимый процесс чудес в нашем поезде?!
   - Никто и не предполагал, что макет может такое сделать. У него цели  и
возможности  гораздо  уже,   чисто   научные.   Результаты   должны   были
обрабатываться  на  математической  машине.  И  только  по  очень  сложным
критериям можно было извлечь какую-нибудь информацию.  Да  и  то  с  малой
степенью достоверности.
   Геннадий Федорович популярно объяснял идею работы макета. Уж я-то знал,
для чего  предполагали  сделать  такой  макет.  Только  вот  даже  не  мог
предположить, что его сунут мне. Вот  так  чистый  эксперимент  получился!
Значит, я сейчас со своими двумя детьми не только повод, а еще  и  причина
всей этой чертовщины! Я и только я во всем виноват!
   - Макет должен быть пятиразового  пользования.  Он  ведь  работает  все
время, кроме, как я уже говорил, времени  своего  прямого  предназначения.
Например, электробритва...  Побрился  ты  ею  пять  раз,  пять  раз  макет
выключается. А на пятый он должен выключиться вообще. Или ручка...
   - У тебя, Артем,  ведь  бритва  не  работает?  -  тихо  спросил  Степан
Матвеевич.
   - Не работает, - ответил я с ужасом. - Сломалась  перед  самым  отходом
поезда.  -  Я  невольно  потрогал  свою  двухдневную  щетину  на  щеках  и
подбородке.
   - Дай-ка сюда твою бритву! -  довольно  грубо  потребовал  Иван  и,  не
дожидаясь, когда я передам ему футляр, сам схватил его и положил в  карман
своих брюк.
   - Тут ведь вот что можно сделать, - сказал Геннадий Федорович.  -  Тут,
например, если наладить ее...
   - ...и бриться всем по очереди до самого  Марграда,  -  закончил  фразу
Иван. - Бритва пока полежит у меня в кармане!
   - Почему это? - не понял Геннадий Федорович.
   - Вы еще не знаете всего, что произошло в нашем поезде.
   - Да разве это аргумент?
   - Я покажу вам аргумент. Хотите?
   - Что нужно от меня этому товарищу? -  спросил  Геннадий  Федорович,  с
недоумением глядя на меня.
   Я знал, что за аргумент припасен у Ивана.
   - Не надо, Иван.
   - Да, может, ваш макет вовсе и не в бритве смонтирован? - спросил Иван.
   Но он это говорил только для того, чтобы отвлечь внимание.
   - Пойдемте!
   Те трое поднялись с недоумением и  недоверием,  но  все  же  пошли.  На
экскурсию повел их Иван! Осматривать двух  детей,  появившихся  не  совсем
обычным образом.
   Через минуту комиссия вернулась. Она все еще ничего не понимала, но  ей
сейчас все объяснят. А  тогда  уж  и  нетрудно  будет  наметить  программу
счастливого возвращения поезда в Марград.
   Они еще что-то говорили, но я уже не слышал. Жизнь в том понимании, как
я считал всегда, для меня кончилась. И начаться она уже не могла никогда!
   Я потихонечку пошел по коридору, остановился в  Ингином  купе,  постоял
немного, чему-то улыбаясь. Сейчас я наверняка походил на страдальца.  Инга
все так же лежала на нижней полке, обняв рукой девочку, странно  спокойную
и тихую. Она, кажется, и не плакала сегодня ни разу. Сын сидел на  краешке
полки и молчал. Он не играл,  не  ерзал,  что  было  бы  понятно  для  его
возраста. Он сидел по-стариковски, даже  немного  ссутулившись...  Зинаида
Павловна, Светка и Клава, снова подурневшая, ставшая еще более некрасивой,
чем была прежде, что-то говорили мне и друг другу, но я их  не  слышал.  Я
сел в ноги к Инге