стати  сотрудник
уголовной полиции вдруг отдает лифтеру на сохранение свои  личные  записи,
может быть, даже важные? Они земляки? Чушь. Это еще ничего не  доказывает.
Сказать, что нашел книжку? Еще глупее. Может, отдать Лики? Но  он  еще  не
видел Лики, не знает, как она на все это посмотрит. А книжка  -  вот  она.
Надо на что-то решиться.
   Он вытащил книжку, полистал ее и спрятал снова в карман. Встал, подумал
и двинулся обратно к аптеке...
   Милли с сестрой болтали возле прилавка. Он подумал, что  они  чертовски
похожи. И не зная, которая из женщин Милли, а которая  сидела  за  кассой,
обратился сразу к обеим.
   - Я забыл спросить адрес Лики, - сказал он.
   Милли или та, что сидела за кассой, сердито заметила:
   - Не надо терять голову...
   Она еще что-то произнесла, но Билли не расслышал. Он понял только,  что
это говорит та, что сидела за кассой. И повторил, глядя ей в глаза:
   - Будьте добры, сообщите мне адрес Лики. Это очень важно.
   - Ты слышишь, Милли? - спросила та, что сидела за кассой.
   - О! - воскликнула Милли.
   - Только адрес, - пропела та, что сидела за кассой. -  Молодой  человек
думает, что попал в адресный стол. А здесь аптека. Если вам надо поесть  -
пожалуйста. Кофе - пожалуйста. Вы можете купить у нас порошки от  головной
боли. Это самый ходовой товар. Ужасное время. У людей часто болят  головы.
В наше время этого не было, правда, Милли? Атом? Конечно, во всем  виноват
атом. Ты слышала,  Милли,  про  человека  без  мозгов?  Он  родился  после
бомбежки Хиросимы. Он сейчас  уже  взрослый.  И  у  него  дети.  Тоже  без
мозгов...
   - Квочки, - сказал Билли в  сердцах,  поняв,  что  сестры  не  намерены
сообщить ему адрес Лики. - Вы сами безмозглые квочки.
   Сказал и хлопнул дверью. Он придет сюда завтра. Послезавтра. Через год.
Он будет ходить сюда каждый день, пока не увидит Лики. А когда увидит,  то
скажет... Что же он ей скажет?
   - Здравствуй, Лики. Это я - Билли Соммэрс. Помнишь, ты любила играть  в
песке у нашего дома? Мы жили напротив.
   - Нет, - скажет Лики. - Я не помню.
   - Я говорил с твоим братом. Он узнал меня.
   - Нет, - скажет Лики. - Брата убили. Его нет уже, моего брата.
   - У меня есть его записная книжка. Он оставил ее мне, когда уходил.  Он
что-то записывал в нее при  мне  в  ту  ночь.  Мы  прочтем  эти  записи  и
попробуем догадаться, кто убил Бредли. Тайна откроется.
   - Зачем мне знать эту тайну? - скажет Лики. - Я не знаю вас. Я не  хочу
никаких тайн. Идите своей дорогой. А  я  пойду  к  близнецам.  Я  служу  у
близнецов.
   - У квочек, - поправит Билли. - Они не хотели давать мне твой адрес.  А
мне надо поговорить с тобой. У Бредли, наверное, были друзья...
   - Нет, - сказала Лики. Это произнесла уже настоящая Лики. Билли  пришел
на другой день, как и обещал. Лики сидела за кассой. У нее было  печальное
лицо и грустный взгляд.
   - Мне говорила Милли, - сказала ему Лики. - Она сердита. А  брат  хотел
пригласить вас. И вот...
   Билли смотрел на нее и решал: говорить про книжку или  нет?  Во  всяком
случае, не здесь. Потому что здесь  квочки.  Они  спрятались  на  кухне  и
подслушивают его разговор с Лики. А ему не с кем  посоветоваться.  Идти  в
полицию он не хочет. Надо просто пригласить Лики посидеть в скверике.  Там
они обдумают, как поступить с книжкой. А пока лучше  помолчать,  чтобы  не
услышали квочки.
   - Лики, у вас есть друзья?
   - Нет, - просто ответила девушка. - Мы жили замкнуто. Брат днем и ночью
пропадал на службе. А я? Я готовила ему ужин и ждала, когда он придет...
   Билли оглянулся. Ему показалось, что кто-то стоит за дверью, ведущей  в
кухню.
   - Я подожду вас, - сказал он. - В сквере на Кинг-стрит.
   - Пусть так, - сказала Лики. - Но мне еще два часа работать.
   - Я подожду, - сказал Билли...
   Они сели на скамейку. Билли сбивчиво рассказал ей о том, как  вел  себя
Бредли в ту ночь, вынул записную книжку, дал ей.
   - Меня вызвали в полицию, - сказала Лики  тихо.  -  Инспектор  Грегори,
начальник брата, приходил к нам домой. Он долго копался в  бумагах  брата.
Но ничего не нашел. Надо оставить им это.
   - Как хотите, - сказал Билли. - Но я бы подождал.
   - Почему? - спросила Лики.
   - Не знаю. Я подумал... В общем, мне в голову  пришло,  что  Бредли  не
хотел, чтобы эту вещь видели его коллеги. Они ведь дежурят по двое. Он мог
отдать книжку напарнику. А отдал мне.
   - Вы хотите сказать... - начала Лики.
   - Мне подумалось, что он знал об опасности...
   Лики задумчиво листала книжку.
   - Не понимаю, - сказала она. - Тут еще какой-то конверт...
   - Да, - сказал Билли. - Видимо, в нем все дело. А записи я читал.  Одну
из них он сделал тогда, в лифте...
   - Что же делать? - спросила Лики.
   - Неужели у Бредли не было друзей?
   - Он мне не говорил об этом. Хотя... Одну  фамилию  он  называл  часто.
Фримен. Кажется, это репортер "Трибуны". Брат с ним  однажды  разговаривал
по телефону. В последний раз они чему-то смеялись. А брат сказал в трубку:
"Кажется, я удивлю не только тебя". Я не спрашивала, о чем  они  говорили.
Да он и не сказал бы.
   - Может, мне зайти к этому Фримену?
   - Решайте сами, - сказала Лики. Она отдала книжку Билли, подняла прутик
и стала рассеянно чертить им по песку.


   Особняк бывшего биржевого маклера Гирнсбея стоял на тихой улочке в ряду
других похожих на него домов. Подъезжая к нему, Коун подумал,  что  маклер
был не дурак, выбирая такое местечко.  Сквозь  чугунную  узорчатую  ограду
виднелась желтая песчаная дорожка,  ведущая  к  парадному  входу.  Дорожку
окаймляли красные цветы. В ботанике Коун не  силен,  да  ему  сейчас  и  в
голову не приходило их разглядывать.
   Он был зол. Прошло несколько дней, а дело "Шах - Бредли" не  только  не
сдвинулось  с  места,  но  и  осложнилось  еще  из  ряда  вон   выходящими
обстоятельствами.
   После  разговора  с  Грегори  Коун  захотел  сам  допросить  Магду.  Он
распорядился привести ее и спустился  в  следственную  комнату.  Пристроил
поудобней колпак настольной  лампы,  закурил.  Пришел  Грейвс,  уселся  за
машинку. И в это  время  за  дверью  послышался  шум  от  падения  чего-то
тяжелого, стоны, испуганный возглас. Затем в комнату ворвался конвоир.
   - Она... Она... - выдохнул он.
   Коун оттолкнул парня и выскочил в коридор.  Магда  корчилась  на  полу,
держась за живот.
   - Врача, идиот! - заорал Коун на конвоира. Парень  кинулся  наверх.  Но
было уже поздно. Тело Магды дернулось и вытянулось. Грейвс только  поцокал
языком.
   Наконец  появился  врач.  За  ним  два  санитара  с  носилками.  Следом
торопливо шагал Грегори с конвоиром.  Первым  делом  он  приказал  Грейвсу
запереть конвоира в следственной комнате и  остаться  с  ним.  Труп  Магды
положили  на  носилки.  Через  час  Коуну  доставили   карту   медицинской
экспертизы. Заключение врача гласило: отравление. Яд проник в организм  из
растворимой ампулы, остатки которой  найдены  в  кишечнике  женщины.  Врач
утверждал, что ампула была проглочена Магдой  за  сутки  до  ареста.  Коун
освободил конвоира. О происшествии было доложено  господину  Мелтону.  Шеф
изрек глубокомысленное "ага" и приказал немедленно  арестовать  Кноуде.  У
владельца ночного  клуба  задрожали  губы,  когда  он  узнал,  в  чем  его
обвиняют.
   Допрашивал Кноуде  Грегори.  Коун  сидел  в  сторонке  и  саркастически
усмехался неуклюжим попыткам своего коллеги вырвать  у  Кноуде  признание.
Когда Вилли увели, Коун сказал:
   - И все-таки я не убежден.
   Грегори поднял на него глаза.
   - Не убежден, - повторил Коун, - что Магда была связана с шахом.
   - Они же отравили ее.
   - Да, - сказал Коун. - Я не отрицаю этого.  Кстати,  она  действительно
работала в фирме "Дорис". Никльби занимался фирмой.  Он  даже  нашел  того
инженера,  который  заподозрил  Магду.   В   этой   части   ее   показания
соответствуют действительности. Все остальное - блеф.
   - Но тюбик?
   - Что тюбик? - Коун потянулся и хитро взглянул на Грегори. - Технология
наполнения тюбиков пастой такова, что вмешательство Магды в  этот  процесс
исключено.
   - Не понимаю.
   - Магда воровала пустые тюбики. И  все.  Это  увидели,  и  ей  пришлось
расстаться с фирмой.
   - Не все ли равно?
   - Вот именно. Ты вспомни, что она говорила. Шах ей давал наркотик.  Она
наполняла им тюбики. Все - блеф. Болтовня для дураков. Ничего  ей  шах  не
давал. А мы сейчас далеки от торговцев наркотиками, как небо от земли.
   - Кто же отравил Магду?
   - Во всяком случае не Кноуде...
   Раздумывая обо всем этом, Коун вдруг наткнулся на странный  вопрос.  Он
показался ему любопытным. Вопрос касался ампулы. Как могла Магда незаметно
для себя проглотить ампулу? Ведь если ее, допустим, подбросить в пищу,  то
нельзя быть уверенным, что тот, кто эту  пищу  ест,  не  обнаружит  в  ней
постороннего предмета.  Ампулу,  наконец,  легко  раздавить  зубами.  Коун
сказал об этом врачу. Тот хмыкнул:
   - Почему с пищей? А если таблетка? Какое-нибудь лекарство?
   Этот туманный, расплывчатый след повел Коуна снова на квартиру Магды, в
ее  клубную  уборную,  в   дебри   Магдиных   знакомств   и   встреч.   Но
безрезультатно. И тогда Коун вспомнил о Бекки из салона амулетов. Он о ней
не забывал, конечно. Но происшествие с Магдой отодвинуло Бекки  на  второй
план...
   Смуглянка встретила  Коуна  как  старого  знакомого.  Он  огляделся.  В
магазине, кроме Бекки и скелетов, не было никого. Стульев тоже не было,  и
Коуну пришлось разговаривать стоя. Можно бы, конечно, сесть на постамент к
скелетам, но он воздержался от этого. Такая фамильярность претила Коуну.
   - Господин полицейский видел госпожу? - спросила Бекки.
   - Нет, - сказал Коун. - Я хочу, чтобы ты повторила мне то, что  сказала
тогда.
   Сегодня  он  решил  с  ней  говорить  на  "ты".  Так  он  обращался   к
подследственным. Но Бекки не знала этого.  Она,  видимо,  расценила  такое
обращение как знак доверия. И, слегка кокетничая, сказала:
   - Господин полицейский как школьный учитель. Он хочет знать, выучила ли
его ученица урок.
   - Ты угадала, - сказал Коун. - Только  ты  плохая  ученица.  Ты  просто
маленькая лгунья.
   Бекки округлила глаза.
   - Да, - продолжал Коун, глядя на нее в упор. - Ты  сказала  мне  тогда,
что первым ушел из салона Кнут Диксон. А его не было здесь в тот вечер.
   - Он был, - сказала Бекки убежденно.  -  Он  всегда  рядом  с  госпожой
Эльвирой. Потому что он несет счастье  госпоже.  Но  он  уходит  первым  и
приходит первым. Он не любит, когда здесь становится слишком шумно.  Гении
появляются в тишине.
   - Не мели вздор, - сказал строго Коун. - Я не собираюсь делать покупок.
   Бекки непритворно оскорбилась.
   - Господин полицейский, я говорю вам  правду.  Вы  можете  убедиться  в
этом, повидав госпожу Эльвиру. А я  -  маленькая  бедная  неофитка.  Я  не
приобщена к тайне. Если вам угодно купить амулет, пожалуйста. Но я не могу
знать того, что знает госпожа Эльвира. Когда меня посвятят, я  буду  знать
все.
   - Ты сумасшедшая, - рассердился Коун. - Прошлый раз ты  показалась  мне
другой.
   - Мы  всегда  другие,  -  серьезно  сказала  Бекки.  -  Разве  господин
полицейский  не  знает  о  миссии  обновления?  Наши  клетки  претерпевают
изменения ежесекундно. Наша мысль и дух тоже. Госпожа Эльвира сделала  это
открытие во время работы над амулетом с острова  Пасхи.  А  господин  Кнут
написал книгу "Логарифмы бытия", в которой обосновал открытие госпожи.
   Коун вспомнил слова Фримена: "Они все там тронутые". Фримен сказал  ему
также, что и Эльвира, и Бекки, и художник Перси  начинают  плести  ахинею,
как только речь заходит о творчестве Кнута  Диксона.  Фримену  не  удалось
встретиться с этой знаменитой личностью. В "Амулетах" Кнут почти не бывал.
Болтали, что Эльвира, заполучив в любовники столь выдающегося индивидуума,
держит его взаперти на своей вилле, доступ в которую имеют только немногие
избранные. Коун сообщение Фримена встретил недоверчиво.  Бекки  показалась
ему особой  здравомыслящей.  И  он  как  истый  полицейский  решил  прежде
получить возможно полную  информацию  от  служанки,  а  уж  потом  идти  к
госпоже. Случай помог ему. Бекки испугалась увольнения и  вела  себя  так,
как, по мнению Коуна, и должна была вести себя любая неглупая женщина. Так
было при их  первой  встрече.  Сегодня  Бекки  словно  подменили.  "Уж  не
наркоманка ли она?" - подумал он, но тут  же  отбросил  эту  мысль.  Коуну
часто приходилось видеть наркоманов, и  он  мог  не  хуже  опытного  врача
определить, с кем имеет дело. Зрачки у  Бекки  были  в  порядке,  движения
плавны и точны. Он мог бы  даже  поклясться,  что  в  ее  глазах  мелькают
искорки смеха,  когда  она  серьезным  голосом  вещает  чепуху.  Тут  была
какая-то загадка. Или игра?
   Он ушел из магазина, так и не добившись толку. Но,  бесцельно  покружив
по улицам,  снова  вернулся  к  салону.  И  увидел  Бекки.  Она  вышла  из
куба-кристалла, поглядела по сторонам и двинулась на Кинг-стрит. Коун, еще
не понимая, зачем он это делает, пошел за ней. Бекки зашла в  кондитерскую
и через минуту появилась с небольшим свертком в руке. Инспектор перешел на
другую сторону улицы, постоял под огромной афишей,  с  которой  пялила  на
прохожих красные глаза голова не то марсианина, не то шпиона с Сириуса, и,
пропустив Бекки, тихонько двинулся в ту же сторону. На углу Бекки  нырнула
в  темную  пасть  подземки.  Коун  перебежал  улицу  и  нагнал  Бекки   на
эскалаторе. В  вагон  они  вошли  друг  за  другом.  Женщина  не  заметила
преследователя. Она вздрогнула, когда Коун дотронулся до ее руки.
   - Я хочу посмотреть, как ты живешь, - сказал Коун.
   Бекки растерянно поглядела на него и покачала головой.
   - Почему? - спросил Коун.
   Бекки не ответила. Коун повторил вопрос.
   - Зачем это вам? - спросила она.
   - Ты меня заинтересовала. Я хочу  поговорить  с  тобой  об  амулетах  в
другой обстановке.
   - Я ничего не сделала, - сказала Бекки.
   Коун усмехнулся.
   - Я и не обвиняю тебя. Мне надо поговорить с тобой.
   - Мы можем выйти.
   - На улице неудобно. Разговор будет долгим.
   - А если в кафе? - нерешительно предложила Бекки. Коун согласился.  Ему
в общем-то было все равно. Ему надо было  разрешить  загадку,  понять  эту
женщину. И он подумал, что,  пожалуй,  поступил  правильно,  догнав  ее  в
метро. Случай помог ему. Нужно было пользоваться случаем.
   В кафе они сели за дальний столик.
   - Я, наверное, немного  выпью,  -  сказала  Бекки.  Она  оправилась  от
растерянности. Коун, внимательно наблюдавший за ней, подумал,  что  сейчас
Бекки ведет себя иначе, чем в  салоне.  Он  еще  не  понимал,  в  чем  это
выражалось, но был уверен, что не ошибается.
   - Один человек сказал мне, что вы все тронутые в этом магазине, - начал
он. - Я не поверил этому человеку, хотя и дружу с  ним.  Ты  чуть-чуть  не
доказала мне обратное. Но я и тебе не поверил.
   Бекки засмеялась.
   - Этот человек, наверное, все-таки прав, - сказала она.  -  Иногда  мне
кажется, что я сошла с ума. Иногда - что я живу  в  мире  помешанных.  Вам
надо поговорить с госпожой Эльвирой. Хотя... Я не знаю,  зачем  это  надо.
Полиции ни к чему амулеты. Об этом мне сказал Перси. Он узнал, что вы были
в салоне. А сегодня он чинил проводку под скелетами.
   - Так, - сказал Коун. - Значит, ты боялась Перси?
   Бекки кивнула.
   - Я бы ушла оттуда, - сказала она. - Но Эльвира хорошо  платит.  Где  я
еще найду такую работу? И я ничего не знаю об их делах. Мне  сказано,  как
вести себя с посетителями. Когда у  Эльвиры  гости,  я  подаю  вино.  И  я
никогда не видела Кнута Диксона. Эльвира вцепилась в него,  как  кошка,  и
никуда не пускает.
   Это же самое говорил и Фримен. Но ведь не  живет  же  эта  знаменитость
взаперти? Бывает же где-нибудь? Эти вопросы Коун задавал Бекки. Она отпила
глоток из бокала и покачала головой.
   - Почему же ты сказала мне, что Диксон ушел за шахом?
   - Она приказала мне так говорить.
   - Что? - удивился Коун.
   Бекки засмеялась.
   - Нет, господин полицейский. Это формула.
   - Какая формула?
   - На все вопросы о Кнуте Диксоне я должна отвечать  так,  как  отвечала
вам сегодня. "Кнут приходит первым и уходит первым". Так  велела  Эльвира.
Она сказала мне об этом, когда я поступала на работу.  "Бекки,  -  сказала
она. - Запомни, Бекки. Люди любопытны. Кнут велик. Мы много о нем говорим.
Ты, наверное, хотела бы  на  него  взглянуть?"  Я  промолчала.  Тогда  она
сказала: "Мы ведем  с  ним  работу  по  выявлению  счастья.  Осталось  уже
немного. Но это самый ответственный период, Бекки. А  люди  любопытны.  Им
хочется знать то, чего знать сейчас нельзя. Они тебя  будут  спрашивать  о
Кнуте. Говори им так". И она сказала мне эту формулу.
   - Здорово закручено, - восхитился Коун.
   - Поэтому я так вам и ответила. А первым вслед за шахом ушел Перси. Вот
и все, господин полицейский.
   - Меня зовут Питер, - сказал Коун. - А что такое этот Перси?
   -  Он  художник.  Помогает  госпоже  оформлять  экспозиции  в   салоне.
Говорили, что это он свел Эльвиру с Кнутом Диксоном. Они будто бы  друзья.
Он бывает у госпожи на вилле.
   - Вместе колдуют над счастьем?
   - Не знаю, господин... господин Питер. Я ничего не знаю.
   - А где живет Перси, ты знаешь?
   - Нет. Он знает, где я живу.
   - Понятно, - сказал Коун. - Он бывает у тебя?
   - Один раз. Но вы, господин Питер, не думайте... Он и Эльвира  навещали
меня, когда я заболела. Это было с месяц назад.
   - Вот как.
   - Да, я тоже удивилась. Но что было, то было.
   - Трогательная забота, - фыркнул Коун...
   Он вернулся в управление в четвертом часу  дня.  На  лестнице  встретил
Фримена и подумал, что это очень кстати.  Фримен  помахал  рукой  и  хотел
пройти мимо, но Коун остановил его.
   - Есть что-нибудь новое, инспектор? - спросил журналист. - Я только что
от Грегори. Тороплюсь дать информацию в номер о допросе Кноуде.
   - Успеется, Фримен.
   - Да, пожалуй, - сказал Фримен. - Я не в восторге от Грегори. Я никогда
не был от него в восторге. Какого черта он мучает этого Вилли?
   - Ладно, - сказал Коун. - Оставим это. Мне надо потолковать с вами.
   - Десять минут, инспектор.
   - Хватит и пяти.
   В кабинете Коун кивнул Фримену на кресло, закурил и сказал:
   - Вы, кажется, интересовались личностью Диксона.
   - К дьяволу, - закричал Фримен. - Я наводил справки. Даже к Эльвире  на
виллу стучался. Но она меня на порог не пустила.
   - А Перси?
   - Строит из себя кретина. И все-таки я выведу эту шайку на чистую воду.
Я уверен, что  Эльвира  прячет  у  себя  сумасшедшего.  Она  и  сама  ведь
тронутая. Эх, Коун. Это будет материал. Такая, знаете ли, длинная  игла  в
мягкое   место...   Мне   осточертели   "измы".   Авангардизм,   фекализм,
бредовизм... Я ведь пишу книгу. Одну главу хочу посвятить Диксону. "Маньяк
у руля литературы". Или лучше: "Смирительная рубашка на теле искусства".
   - Вы так и не видели Диксона?
   - Не довелось. По рассказам - это рослый детина с мордой  херувима.  На
груди таскает ладанку с навозом. Носит  ее  на  золотой  цепи.  Во  всяком
случае, в таком виде он проводил конференцию в Брикстон-паласе. Это было с
месяц назад. Тогда его и приобрела  Эльвира.  У  этой  колдуньи  бархатные
лапки и хватка пумы. А за каким дьяволом вам-то все это понадобилось? Ведь
ваш козырь - Броуди. Как он себя чувствует?
   - Не знаю, Фримен, - задумчиво произнес Коун.
   - Что не знаете?
   - И то, и другое, - засмеялся Коун. - Броуди я  берегу  на  закуску.  К
нему ведь подойти нужно. А Диксон?  Как  вам  сказать?  Я  с  первого  дня
следствия стал натыкаться на эту фигуру.
   - Познакомьтесь с Эльвирой. Это доставит вам удовольствие.
   - Придется, - медленно произнес Коун...
   И он поехал к Эльвире. Остановил машину возле чугунной ограды,  хлопнул
дверцей и пошел по песчаной  дорожке  к  дому.  На  красные  цветы  он  не
смотрел. У дверей постоял недолго и позвонил. П