охожее на неловкость.  "Затесался,  как  болван,  -
подумал он. - Им же нет никакого дела до меня". И разозлился на себя, хотя
знал, что это неправда, что никуда он не затесался, а Вилли сам  подсел  к
нему. И даже хотел что-то рассказать про шаха. Шах убил Бредли. Так сказал
господин Мелтон. В это верит Грегори. Послать к черту Грегори? Это  можно.
Но господина Мелтона не пошлешь.
   Коун выпил еще рюмку виски. Зачем он, собственно, пришел сюда? Да, была
мысль. Ему необходимо было вспомнить, как все это началось.  Звонок  шефа.
Растерянные лица полицейских... Ах вот что. Господин Мелтон не завтракал в
то утро. Почему же он не завтракал?
   Вилли налил себе виски, Лилиан поднялась на эстраду. Коун не заметил ее
ухода. Он вертел в пальцах стаканчик и думал. Шах  не  мог  убить  Бредли,
потому что Бредли спасал шаха от полиции. Зачем он  это  делал?  Зачем  он
менял тюбики с наркотиками на  пасту  "Менгери"?  Шах  пользовался  только
пастой "Менгери". А эти идиоты из шайки Эльвиры совали  ему  "Дорис".  Они
забыли о том, что шах - правоверный мусульманин. В "Менгери" не содержится
алкалоидов. А в остальных пастах  их  навалом.  Бредли  тоже  об  этом  не
догадывался. Сначала. Ему потребовался Коран, чтобы понять.  Шах,  видимо,
даже не подозревал,  какая  борьба  развернулась  за  его  спиной.  Бредли
оберегал шаха от  Перси,  от  полиции.  Это  ясно.  Он  хотел,  чтобы  шах
находился на свободе. С какой целью?
   - Хотите еще выпить, инспектор? - вежливо осведомился Вилли.
   "Выпить? Да. Пожалуй".
   - Наливайте, Вилли. Знаете, о чем я сейчас подумал?
   Глаза-маслины вопросительно уставились на Коуна.
   - Я подумал, что вашему заведению  не  хватает  размаха.  Вы  устарели,
Вилли, вместе со своим клубом. Вы  катитесь  в  пропасть.  Сколько  сейчас
времени? Девять? Взгляните на публику.  К  вам  никто  не  идет.  Половина
столиков пустует.
   - Ночью будет больше.
   - А кто? - спросил Коун. - Кто к вам приходит, Вилли? Скоро сюда начнут
являться почтенные  отцы  семейств  вместе  со  своими  чадами.  Клуб  ваш
безнадежно приличен. Вы заметили, наверное,  что  даже  полиция  перестала
сюда заглядывать. Жизнь убежала вперед, Вилли.
   - Я хочу сменить форму девочкам, - неуверенно произнес Вилли.
   Коун засмеялся:
   - Не поможет. Вам следует подумать о чем-то экстравагантном.  Например,
выписать кордебалет из дома умалишенных.
   - Не надо, инспектор, - сказал Вилли угрюмо.
   - Честное слово, Вилли. - Коуну стало весело. - Это было бы здорово.
   - Если бы я не был обязан вам, я бы давно ушел, - сказал Вилли.
   - Вилли, запомните: мне вы ничем не  обязаны.  А  я,  наверное,  сейчас
пойду. Сам. Поблагодарите Лилиан. У нее чудный голос.
   - И вам не хочется услышать о шахе?
   - Ба! Совсем забыл. Вы полагаете, это важно? Только  не  рассказывайте,
что он торговал наркотиками. Договорились? И про его  кошачье  зрение.  Об
этом уже много писали.
   - У вас нет настроения, - сказал Вилли. - Может, в другой раз?
   - Как хотите, - ответил Коун.
   У него и в самом деле не было никакого желания  выслушивать  сплетни  о
шахе. "Теперь это не имеет значения", - билась в голове мысль.  Не  имеет,
потому что на деле поставлен крест. Для себя Коун  уже  почти  решил  этот
вопрос. Крест. Жирный, черный косой крест. А на  могиле  Бредли  поставлен
деревянный. С маленьким распятием. "Мне отмщение..." Кто это сказал?  А  у
Лики тонкие руки. И сама она какая-то прозрачная.  Шах  убил  Бредли?  Кто
убил Бредли? Вилли все-таки решил рассказать  о  шахе.  У  отца  шаха  был
гарем? На то он и шах, чтобы иметь гарем. И оттуда сбежал старший евнух...
Ловкая бестия. Обокрал жен?.. "Мен" - человек. "Менгери" -  паста.  Бредли
сделал пометку в Коране. Каким человеком был Бредли? Мы ни черта не  знаем
о тех, кто работает рядом с нами, живет рядом с нами... Этот старший евнух
увез чемодан драгоценностей. Когда? Вилли говорит, что лет двадцать назад.
Полиция старого шаха сбилась с ног. Наследник  тоже  искал  этого  евнуха.
Пока самого наследника не сшибли с престола. Тогда он  приехал  к  нам.  И
здесь...
   - Вилли, - сказал Коун, - повторите, что вы сказали.
   - Я говорю, он встретил этого евнуха здесь, у нас в стране.
   - Вот как!
   - Да. Шах рассказывал  мне  об  этом  в  ту,  последнюю  ночь.  Он  был
возбужден. Больше того - взбешен. Я заметил, как у него  дрожали  руки.  А
потом, когда пришли вы, руки дрожали у  меня.  Я  связывал  этот  визит  с
рассказом шаха. Мне казалось, что он встретил  того  человека  и  отомстил
ему. Они ведь, эти люди, долго помнят зло. А  когда  вы  сказали  мне  про
Бредли, я подумал...
   - Чудак вы, Вилли, ей-богу. Неужели вы решили... Бредли  было  тридцать
два года. А евнух бежал двадцать лет назад...
   - Нет, инспектор. Я подумал не это. Я думал, что Бредли, возможно, стал
на его пути... Я здорово струсил, инспектор. И поклялся, что буду молчать.
А потом меня грызла совесть. Мы посоветовались с Лилиан. Я хотел сам найти
вас. Но вы пришли... И вот... Я подумал, что... Словом, Перси тоже не  мог
быть тем человеком...
   - Шах ничего не говорил вам про того человека?
   - Нет. Просто он был взбешен. На нем лица не было, когда  он  зашел  ко
мне. Я спросил, конечно, чем он расстроен. И он сказал... Он сказал...
   - Что?
   - Он сказал, что слизняков надо давить...
   - Спасибо, Вилли, - сказал Коун, вставая. - Не  забудьте  поблагодарить
Лилиан.
   - Я надеюсь, это поможет вам. - Вилли встал тоже. Он проводил Коуна  до
выхода. В дверях инспектор задержался.
   - Прощайте, Вилли. И знаете что? Держите язык за зубами.
   У Вилли дернулась щека.
   - Я не дурак, инспектор.
   - Я в этом уверен, - сказал Коун.
   Он  шагнул  на  улицу  и  медленно  двинулся  по  направлению  к  дому.
Информацию Вилли следовало обдумать. Она вносила некоторую ясность в  дело
Бредли. Коуну стало понятно, например, значение той  записки,  которую  он
нашел в письменном столе Бредли. Сначала ему казалось, что это то  письмо,
которое искал Перси. Но Перси искал письма  Магды.  Грегори,  просматривая
корреспонденцию Бредли, на записку не обратил внимания. "В этой  маленькой
посылочке вы найдете все нужное". Ни даты,  ни  подписи.  На  бумаге  была
видна часть водяного знака. Как будто коготь большой  птицы.  Сама  бумага
была явно  иностранного  происхождения.  Этим  она  и  привлекла  внимание
инспектора. Но тогда он думал  о  Перси.  Теперь,  после  рассказа  Вилли,
сопоставив все известные ему факты, Коун пришел к твердому убеждению,  что
Бредли частным образом связался  с  кем-то  из  криминальной  полиции  той
страны - родины шаха. Видимо, фигура евнуха сильно заинтересовала  Бредли.
Вспомнилась статуэтка, за которой охотилась Эльвира. Не была  ли  она  той
самой "посылочкой"?
   Эта мысль  не  давала  Коуну  покоя.  Утром,  наскоро  позавтракав,  он
притащил в свой кабинет целую кучу подшивок газет, запер дверь на  ключ  и
стал  внимательно  просматривать.  После  часа  утомительной   работы   он
наткнулся на заметку, которую искал. Три строчки петита,  когда-то  просто
мелькнувшие перед глазами, сегодня обрели вдруг совершенно иной смысл. Под
рубрикой "От наших иностранных корреспондентов" "Трибуна"  писала:  "Вчера
при  таинственных  обстоятельствах  погиб  бывший  заместитель  начальника
тайной шахской полиции Абдулла Бен Осман. Компетентные лица полагают,  что
это не просто дорожная катастрофа. Говорят, что у себя на  квартире  Осман
хранил некоторые досье на бывших сановников  и  лиц,  близких  к  престолу
бывшего шаха".
   Газета была датирована тем же днем, когда погиб  Бредли.  Коун  вырезал
заметку и спрятал в бумажник, туда, где уже лежала  записка,  найденная  в
столе у Бредли. Сел за стол и опустил голову на руки. "Зачем? - думал  он.
- Зачем я копаюсь во всем этом? Чего я хочу достичь?"
   Его профессиональное любопытство почти  удовлетворено.  Правда,  он  не
знает, кто убил Бредли. И он не знает мотивов,  которые  заставили  Бредли
ввязаться в эту грязную историю. Нужно ли ему это знать?
   Коун встал, отпер дверь кабинета и вышел. В коридорах управления царила
тишина. Он никого не встретил. Постоял у подъезда, закурил и увидел  Билли
Соммэрса. Парень стоял на противоположной стороне улицы и делал  вид,  что
рассматривает витрину кондитерского  магазина.  Сообразив,  что  Коун  его
заметил,  Билли  шагнул  к  нему  и  поздоровался.  Инспектор,   попыхивая
сигаретой, сошел на тротуар, протянул руку.
   - Что ты поделываешь тут, малыш?
   - Я ждал вас, - сказал Билли смущенно.
   - Что-нибудь случилось?
   - Нет. Просто мне необходимо поговорить с вами.
   "Сговорились они, что ли?" - мелькнуло в голове у Коуна. И  он  спросил
шутливо:
   - Уж не собираешься ли ты рассказать мне о шахе?
   Билли удивился:
   - Нет, инспектор. Я пришел, чтобы поговорить о Лики. Мне жаль ее.
   - Мне тоже, малыш. Но едва ли я могу помочь. Это  пройдет.  Это  всегда
проходит...
   - Мы были на суде, - сказал Билли.
   - Я знаю, - сказал Коун. Этот разговор ему уже не нравился. И он сделал
попытку сменить тему. - Ты же умный парень. Билли. Ты должен понимать...
   - Я понимаю, - упрямо сказал Билли. - Ваш портрет печатали  в  газетах.
Но почему они все говорят не то, что нужно? Ведь вы знаете?..
   - Кто? - резко спросил Коун.
   - Все. У нас в "Орионе" болтают, что полиция...
   - Ловит мелкую сошку?
   Билли наклонил голову.
   - Хорошо, - сказал Коун. - Давай поговорим.


   Это был трудный разговор. И для Билли, и для Коуна. Для  Билли  потому,
что он не знал, как нужно говорить с инспектором. Для Коуна потому, что он
не знал, как объяснить парню то, что он еще не сумел объяснить  себе.  Как
сказать ему, например, что Немезида, висящая в кабинете господина Мелтона,
часто замахивается своим сверкающим мечом, но не всегда  опускает  его.  А
иногда даже рубит головы не тем, кому нужно. Бредли подвернулся под  удар.
Сам Коун бродит в потемках по краю пропасти. Двадцать лет службы в полиции
хоть кого научат понимать такие вещи. Может, рассказать мальчику о Броуди?
Коун так и не сходил к нему. К Броуди, который пытался воевать с ветряными
мельницами и которого перемололи равнодушные жернова. Сейчас ему не  нужен
Броуди. Даже если Броуди скажет,  что  видел  он  в  ту  ночь.  Надо  быть
спокойным. Надо пропускать этот мир через себя, не замечать его. Так,  как
делает это Алиса. Она не позвонила ему. Значит, к ней никто  не  приходил.
Она по-прежнему  живет  в  своем  маленьком  мирке  со  своими  маленькими
заботами. Камень, брошенный в ее мирок, слегка замутил  воду,  переполошил
обитателей. А теперь все вернулось на свои места. Малыш говорит о Лики.  И
Лики успокоится. Может, этому парню судьба уже отвела роль утешителя. Чего
же он все-таки хочет?
   - Они говорят, что полиции нельзя верить, что она заодно с гангстерами.
   - Почему же ты не  боишься  говорить  мне  это?  Вдруг  и  я  заодно  с
гангстерами.
   Билли улыбнулся. Улыбка была вымученной и жалкой. Он тоже понимал,  что
завел трудный разговор. Но Билли был упрям. Кроме того, он дал себе  слово
позаботиться о Лики. В жилах  Соммэрса  текла  кровь  южанина.  Поэтому  в
комплекс забот о спокойствии Лики он давно включил необходимость возмездия
за смерть ее брата. Только в этом случае перестанут кровоточить раны Лики.
Так считал Билли. В душе он был готов к тому, чтобы совершить  акт  мести.
Но он мало знал. Ему просто не под силу разыскать убийцу.  Коун  -  другое
дело. Билли нравилось, как Коун держался на суде. И он пошел к Коуну.
   - Что же ты замолчал, малыш?
   - Я боялся, - сказал Билли. - Когда узнал о смерти Бредли. Потом с этой
книжкой... И когда ваш... этот Грейвс надел на меня наручники. А теперь...
Теперь я готов помогать вам... Они ведь врут все - эти наши в "Орионе"?
   "Может, и не врут", - подумал Коун.
   - Как же ты хочешь помогать мне?
   - Не знаю. Я готов ко всему.
   - Это праздный разговор, малыш. У полиции достаточно сил.
   - Но вы ведь будете искать убийцу?
   "Что он, мысли, что ли, читает?"
   - Видишь ли, Билли. Все это не так просто. Требуется время.
   - Что мне сказать Лики?
   "Ах, тут еще и Лики? Что  ей  сказать?  Скажи,  мальчик,  что  господин
Мелтон и другие господа вроде профессора  Кирпи  не  хотят  искать  убийцу
Бредли".
   - Не знаю, малыш. Я уже говорил тебе, что нужно время...
   Он и в самом деле думал, что нужно время. День. Или десять  дней.  Нет,
не на размышление. Коун кожей чувствовал, что  должно  произойти  какое-то
событие, которое  подведет  черту  под  делом  Бредли,  поставит  под  ним
последнюю точку. Этого требовала  логика  игры.  Если,  конечно,  Коун  не
ошибается.
   - Мне бы не хотелось огорчать Лики, - медленно произнес Билли.
   "Ты думаешь, что мне хочется?"
   - Это трудное дело, малыш. Ты даже не представляешь, как оно трудно.
   - По-моему, надо найти колдунью, - нерешительно произнес Билли.
   - Малыш, ты не знаешь всего.
   - Я был на суде.
   Коун усмехнулся. На суде было установлено, что шах убил Бредли. Мальчик
не поверил суду. Он поверил Коуну, который выступал в  качестве  свидетеля
обвинения. Но ведь его показания были отклонены. Коуну не удалось доказать
алиби шаха. Вилли Кноуде даже не пригласили  в  суд.  Его  имя,  названное
Коуном, вызвало легкие улыбки на устах  судей.  Репутация  Вилли  работала
против него. Как свидетель Вилли был не нужен. Алиби шаха мог  подтвердить
Бредли. Но мертвые не приходят. Кто это  говорил?  Бекки?  Любопытно,  что
стало с Бекки, которая лишилась хозяйки? Мертвые не приходят,  мальчик.  А
живых осталось мало. Их можно перечесть по пальцам. И ни один  из  них  не
заинтересован в том, чтобы помочь Лики. Им наплевать на Лики, и на  Билли,
и на Коуна. Правда, есть еще Фримен, который носится с идеей  разоблачения
синдиката сумасшедших литераторов. Но и он бьется лбом о  стену.  И  стена
устоит, а лоб не выдержит. Однако мальчик ждет.
   - Нам надо договориться, малыш. Ты пока не тревожь  Лики.  И  потом,  -
Коун лукаво взглянул на Билли, - мне  кажется,  что  ты  увлекаешься.  Это
нужно не столько Лики, сколько тебе. Признайся прямо, малыш.
   Билли потупился.
   - Ну вот, - улыбнулся Коун. И понял, что сделал ошибку.
   На щеках Билли выступили пятна. Весь он сжался, как будто изготовился к
прыжку. Глаза сверкнули.
   - Значит, они говорят правду? - выдавил он через силу. - Значит, вы  не
хотите...
   - Не надо горячиться, малыш. Они не могут знать правды...
   - Но вы... Вы...
   - Успокойся. - Коун положил руку ему на плечо. - С чего ты взял, что  я
отступился?
   Он отругал себя за опрометчивые слова. Но и других он не  мог  сказать.
Ибо он говорил с  Билли,  как  со  своей  совестью.  Даже  больше,  чем  с
совестью.  Потому  что  совесть  еще  можно  было  урезонить.  Можно  было
объяснить самому себе любой свой поступок. Можно  было  оправдаться  перед
собой даже в  том,  чему  нет  оправдания.  Мальчику  ничего  нельзя  было
объяснить. Он не принимал компромиссов. Он не понимал, как можно  мириться
с тем, с чем мириться нельзя.
   И все-таки Коун не все решил для  себя.  Одно  дело  -  дать  обещание.
Другое - выполнить его. Разговаривая с Билли, он ловил себя  на  том,  что
все время думает о Бредли. Он пытался соединить известные  ему  факты.  Но
цепочки не получалось. Первое,  второе,  третье  звено.  Затем  звенья  со
звоном  отскакивали  друг  от  друга.  Цепочка  рассыпалась.  Он   пытался
разглядеть фигуру, которая дирижировала спектаклем, и не видел ее. Рассказ
Вилли Кноуде о сбежавшем евнухе заставил думать, что именно этот  евнух  и
был той фигурой с сильными и цепкими лапами, достававшими даже  до  родины
шаха и убившими человека, который докопался до какой-то тайны  или  просто
хранил ее в одном из своих досье. Пока досье лежало у него  в  сейфе,  все
было тихо.  Но  вот  появился  Бредли.  Каким-то  образом  Бредли  удалось
заглянуть за занавес. Возможно, он разговаривал  с  шахом.  Возможно,  шах
сказал ему больше, чем Вилли. И Бредли связывается с  бывшим  заместителем
начальника полиции. Вероятно, не без помощи самого шаха.  Получает  оттуда
нечто. А одновременно с Бредли, почти по его  следам,  уже  крадется  этот
евнух. Ему нужно досье с тайной. О тайне знает Осман. А  досье  у  Османа.
Выход - убрать Османа и выкрасть досье. Но что-то из этого досье в руках у
Бредли. И судьба Бредли решена. Тут все ясно. Логика дает  трещину,  когда
на сцене появляются торговцы амулетами, профессор  Кирпи  и  эта  Эльвира.
Если предположить что евнух и Эльвира - члены одной шайки,  то  непонятно,
откуда взялось все это нагромождение нелепостей: ведь ей не  было  никакой
необходимости устраивать спектакль с наркотиками. Шах с его тайной, попади
он в руки полиции, был бы так же опасен, как  и  на  свободе.  Опасен  для
этого  гипотетически  могущественного  евнуха.  Шаха  нужно  было  убрать.
Впрочем, ведь его и убрали. Перси убил шаха, выполняя  приказ  Эльвиры.  А
сама она? Она послала Перси на квартиру Бредли с заданием  выкрасть  некую
статуэтку. Если эта статуэтка была прислана Бредли  и  имела  отношение  к
тайне евнуха, то выходит, что и Эльвира причастна к этой тайне.  Но  тогда
почему Эльвира благословила затею с наркотиками?  Да.  Что-то  ускользало.
Какое-то звено выпадало из цепи. Ну а если  Эльвира  не  имеет  понятия  о
евнухе? С какой стати ей посылать Перси за злосчастной статуэткой?
   Коун так задумался, что забыл о Билли. Они  шли  рядом  по  Кинг-стрит,
мимо афиш, многочисленных киосков и лотков, мимо ресторанов  и  кафе.  Они
миновали аптеку, где за кассой сидела Лики, а сестры-близнецы обсуждали на
кухне очередное похождение Тими Гунда. Сестры сумели-таки достать  выпуски
шестой серии и сейчас,  давясь  от  ужаса  и  восторга,  делились  первыми
впечатлениями. Билли заглянул в окно и помахал Лики. Коун спросил:
   - Ты хочешь зайти туда, малыш?
   - Нет, - сказал Билли, усмехнувшись. - Клушки не любят меня.
   Коун вопросительно поднял брови. Билли рассказал ему про сестер, и  про
Тими Гунда, и про человека без мозгов.
   - Да, - откликнулся Коун. - Девочке невесело.
   - Теперь они хотят попасть в музей уродов. Лики говорила...
   - Что?
   - Клушки где-то слышали, что в городе есть музей уродов.  Что  какой-то
богач скупает всех детей, которые... Понимаете? Бывает, что рождаются дети
без ног, без рук... Или в шерсти...  Разные...  Там  даже  есть  сросшиеся
вместе. Так вот этот человек содержит их. Как  в  зверинце.  Понимаете?  И
показывает публике...
   - Вранье, - бросил Коун.
   - Я тоже думал, что вранье, -  сказал  Билли.  -  Но  Лики  говорила...
Клушки собираются туда...
   - Послушай, малыш. Неужели у вас с Лики нет других тем для разговоров?
   - Есть. Почему же...
   - Так и говорите о другом, черт побери.  Или  в  этом  мире  ничего  не
осталось? Никакой лирики?
   Билли грустно улыбнулся:
   - Она не любит стихи.
   - Сходи с ней в парк. Там есть чудные аттракционы.
   - Мы ходили. Даже в зоопарк.
   - Вот и хорошо. Съезди с ней за город, в лес. Ведь от  всего  этого,  -
Коун ткнул пальцем в афишу, на который разевал рот членистоногий монстр, -
от всего этого недолго и рехнуться. Музей уродов! Это надо придумать.
   - Лики очень изменилась после смерти Бредли, - сказал  Билли.  -  Я  не
знал ее раньше.  Но  Бредли  рассказывал,  что  его  сестра  была  веселой
девушкой. А сейчас она зачастила в церковь. К ней ходят какие-то  женщины.
Суют книжечки, в которых говорится о Страшном Суде...
   - Вот как...
   - Да, - сказал Билли огорченно.
   - Это плохо, малыш. Тебе надо отвлечь ее.
   - Я не знаю как, - жалобно произнес Билли. - Я думал, это пройдет...  А
она... Она говорит теперь странные вещи... Ей внушают, что... Я  не  знаю,
как это выразить, инспектор... Словом, ей говорят, что Бредли  был  плохим
человеком. Что смерть чуть ли не искупление за  его  грехи...  Лики  верит
этому. И не слушает меня, когда