трел
ей вслед, по его измятому лицу текли мутные слезы.  До  Второва  доносился
голос Кроуфорда:
   - Где же выход, о господи! В чем наш выход, о боже!
   - Замолчите! - крикнул Второв. - Вы, мистер  Кроуфорд,  рассуждаете  не
как ученый, а как обыватель с больной печенкой!
   Второв  умолк.  Кроуфорд  раскачивался  на  стуле,  точно   маятник   с
неправильной периодичностью.
   - Где же выход, о боже! Где же выход, о господи!
   - Ну чего вы расклеились? Это  действительно  все...  не  очень.  Но  и
причины для отчаяния я не вижу.
   - У вас не пьют сухой джин и виски?
   - Нет, не пьют. У нас пьют водку.
   - У вас мужчина не обманывает женщину и наоборот?
   Второв молчал, подперев голову кулаком.
   - Мне всегда грустно, когда плохо веселятся другие. Скажите, коллега, у
вас не лгут, не подличают, не презирают, не сплетничают, не  завидуют,  не
травят, не крадут, не развратничают, не подслушивают, не  фантазируют,  не
сходят с ума, у вас не... не... нет?..
   Второв хлопнул по столу ладонью и тихо сказал:
   - Перестаньте молоть чушь! Нам завтра работать...
   Он тяжело поднялся и вышел  на  улицу  подышать.  Кроуфорд  остался  за
столиком.
   Зал ресторана чудовищно преобразился. У присутствующих выросли огромные
носы, все ходили, цепляясь носами друг за  друга.  При  столкновении  носы
высекали голубые и оранжевые искры.
   - Однако здорово вас разобрало, - неодобрительно сказал  возвратившийся
Второв.
   - Любое начало можно  рассматривать  как  начало  некоторого  конца,  -
глубокомысленно изрек, низвергаясь с дымных высот, Кроуфорд.
   Второву вдруг стало смешно.
   - А как же ваша семья, мистер Кроуфорд? Потребуется определенное алиби,
а? Жены на такие шалости смотрят косо, насколько мне известно.
   - О-о-о! - неопределенно отозвался Кроуфорд.
   Уже совсем рассвело, и разноцветные сверкающие машины мчались по чистым
улицам, и люди шли, будто ничего не произошло, не происходило и  не  будет
происходить, и все торопились так же, как  и  вчера,  так  же,  как  будут
торопиться завтра и послезавтра, и тогда Второв впервые подумал...
   Прямо перед ними стояла  санитарная  автомашина,  в  которую  задвигали
носилки с телом, покрытым простыней.  Голова  с  открытым  ртом  вынырнула
из-под простыни, словно хотела сообщить миру еще  кое-что,  очень  ценное,
единственное, нужное, известное только ей. Это была  голова  того  бывшего
красавчика, от которого ушла куколка в сопровождении поклонников...
   - Несчастный случай?
   - Просто напился. Алкогольная интоксикация, - сухо ответил врач.
   И тогда Второв подумал, что он за эти  сутки  вплотную  познакомился  с
бытием людей, которые умеют и совершенно не  умеют  веселиться.  Был  день
Благодарения, и каждый встречал праздник, как умел.



БЕЛЫЙ ПАРОХОД "АРЛТОН"

   На горизонте в двух-трех  милях  от  берега  возвышался  корабль.  Ярко
светило солнце, но море волновалось. Свежий ветер срывал с  пенистых  волн
мельчайшую водяную пыль. За кормой катера в мыльном шлейфе Второв различал
нечеткие очертания радуги. Их порядком  укачало,  пока  они  добрались  до
судна. Катерок был маленький, слабосильный, то  и  дело  клевал  носом,  и
пассажиры повторяли его движения. Кроуфорд  внешне  держался  молодцом,  и
Второв тоже старался не подать виду, насколько плохо себя чувствует.
   Борт корабля показался ему стеной  небоскреба.  Черные  буквы  на  носу
судна сообщали, что Второв прибыл  на  "Арлтон".  Качка  на  "Арлтоне"  не
чувствовалась. Корабль  сидел  в  воде  неподвижный,  ослепительно  белый,
словно айсберг, только что отколовшийся от антарктических льдов.
   На палубе их встретил помощник капитана,  очень  сдержанный  и  высокий
человек, с густыми бровями. Поздоровавшись и сказав  несколько  ничего  не
значащих фраз, он отошел. Подходили  еще  какие-то  люди,  кто  в  морской
форме, кто в белом халате, поздравляли с прибытием на  "Арлтон",  говорили
банальности и отходили. Второв заметил, что никто  не  вступал  в  длинный
разговор с Кроуфордом. Джон тоже, видимо, не испытывал особой  радости  от
общения с населением "Арлтона". Он стоял,  уцепившись  за  рукав  Второва,
словно тот мог исчезнуть в этот торжественный момент.
   Второв  провожал  глазами  катер,  медленно  погружавшийся   в   полосу
прибрежного тумана.
   Он чувствовал себя не очень  уверенно.  Хотя  он  и  предупредил  главу
делегации, сказав, что его пригласили посетить лабораторию  Кроуфорда,  но
все же забеспокоился, когда понял, что ехать надо очень  далеко.  Сомнения
начались с того момента, когда Кроуфорд предложил ему пересесть с  авто  в
самолет. "Час полета, - сказал он,  -  лучше  четырех  часов  на  машине".
Соображение было вполне резонное, и, только поднявшись  в  воздух,  Второв
подумал, что не стоило соглашаться. Но, с другой стороны, поскольку он дал
общее согласие посмотреть  лабораторию,  препирательства  сейчас  были  бы
неуместны. Второв раскаивался, но молчал. Упрямо  молчал  до  той  минуты,
пока  не  увидел  отделявшее  его  от  берега  водное  пространство.   Оно
показалось  ему  огромным.  За  бортом  "Арлтона"  неторопливо   пробегали
белогривые бурунчики.
   Второв впервые ясно почувствовал, что находится один  среди  совершенно
чужих людей. Краем глаза глянул он на Кроуфорда.
   Сейчас Кроуфорд не производил впечатления того ленивого молчальника,  с
которым общаться было хоть и невесело, но довольно просто.  Куда  девалась
сонная неподвижность, томительные паузы, обрывочные,  малозначащие  фразы!
Говорил он теперь больше, мыслил четче, действовал энергичней. Появилось в
нем нечто упругое, пружинистое, волевое.
   Второв уже смотрел на него в упор.
   Что он знает об этом человеке? Кто он?
   Джон, дружище Джо... Боже, какая глупость! Разве можно узнать человека,
перекинувшись с ним десятком фраз? Зачем  он,  Второв,  здесь,  на  чужом,
незнакомом судне? Какой идиот устраивает плавучую лабораторию,  если  есть
возможность спокойно работать на суше?  Нет,  здесь  что-то  не  так,  ой,
что-то не так...
   Кроуфорд рассмеялся:
   - О, Алек, я  вас,  кажется,  понял.  Коварный  капиталист  провоцирует
молодого советского ученого. Он завлек его в логово разведки.
   Второв устыдился своих подозрений:
   - Нет, Джон, разумеется, нет. Но... мы забрались так далеко.  Я  думал,
что ваша лаборатория совсем под боком. Меня будут ждать наши, волноваться.
Не отложить ли нам знакомство с "Арлтоном" до другого раза?
   - Об этом не волнуйтесь. Ваш визит на  "Арлтон"  согласован  с  моим  и
вашим начальством. А  чтоб  вы  зря  не  беспокоились,  я  дам  телеграмму
руководителю вашей делегации. Составьте текст. Я передам радисту.
   При слове "радист" Второв зябко  поежился.  Его  впечатление  от  этого
слова лежало  в  области  детских  представлений  о  далеких  и  неудачных
экспедициях на  полюс,  в  джунгли,  в  неведомые  моря.  Радист,  как  ни
парадоксально, знаменовал для него полную отрешенность от привычного мира.
Тем не менее Второв кивнул головой. Да, он  составит  текст  телеграммы  и
передаст его Кроуфорду.
   Американец протащил его по кораблю с  космической  скоростью.  Он,  как
всегда, избегал долгих бесед,  лишних  знакомств  и  ненужных  откровений.
Второву даже показалось, что Кроуфорд осторожно изолирует его  от  экипажа
"Арлтона". Впрочем, на корабле были не только моряки. Ему попадалось много
людей в белых халатах, в специальных комбинезонах  и  просто  в  штатском.
Приветствия их были лаконичны. От кивка головы до взмаха руки. Минимальный
диапазон для выражения радости встречи.
   - Вот ваша каюта. Здесь можно переодеться. А тут  ваша  койка,  на  ней
можно отлично выспаться.
   Второв огляделся и натянуто улыбнулся.
   - Вы хотите сказать, что я здесь буду спать? Но об этом и речи  до  сих
пор не было, иначе б я...
   - О, я оговорился! Эта койка предназначена для послеобеденного  отдыха.
Обедать-то вы у нас будете, я полагаю?
   Второв твердо сжал губы.
   - Вот что,  Джон,  давайте  договоримся  с  самого  начала.  Я  приехал
посмотреть вашу лабораторию. Вы обещали мне показать кое-какие  интересные
результаты. Мне  очень  странно,  что  ваше  рабочее  место  оказалось  на
корабле. Вы меня не предупредили, иначе бы я хорошо  подумал,  прежде  чем
тащиться в такую даль. Но не рассчитывайте, что я смогу здесь  задержаться
дольше этого дня. Я должен вернуться сегодня же.
   Кроуфорд смотрел на Второва непроницаемым взором. Он казался совершенно
чужим и незнакомым человеком. Еще подозрительней выглядела его улыбка. Она
превращала лицо в неподвижную маску.
   - О, вы совершенно невозможный человек, Алек! Я так хотел  принять  вас
как следует! Не беспокойтесь, ради бога, все будет наилучшим  образом.  Вы
только посмотрите и... сразу уедете... А сейчас я покажу вам "Арлтон" и, в
частности, мою лабораторию. Она чуть-чуть не похожа на вашу, хотя у них  и
есть кое-что общее.
   "Показ"   корабля   в   представлении   Кроуфорда   выглядел   довольно
своеобразно. Они не спускались  на  многочисленные  палубы  "Арлтона",  не
посещали его, должно быть роскошных, салонов, не дышали ароматом  кухни  и
машинного отделения. Вместо экскурсии по кораблю  они  совершили  поход  в
буфет, где закупили некоторое количество джина и фруктовых соков.  С  этим
драгоценным  грузом  они  и  разместились  в  светлой,  просторной   каюте
Кроуфорда, действительно напоминающей лабораторию. Хозяин каюты после двух
рюмок как-то осел и потяжелел. Второв, который ничего не пил, с  интересом
рассматривал собеседника. Удивительно, как быстро  менялся  этот  человек.
Это и раньше внушало опасения, но сейчас Второв почему-то успокоился. Пока
не происходило ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться.  И  он  не
волновался. Он смотрел и  слушал.  Тем  более,  что  телеграмма  уже  была
отправлена.
   - Вы мне почему-то не доверяете, - сказал Кроуфорд, - а  напрасно.  Мне
кажется, у нас одно время был общий язык.
   "Если один молчит, а другой все время говорит, где же тут  быть  общему
языку? Впрочем, им может стать язык говорливого  собеседника",  -  подумал
Второв.
   - Когда мы с вами были в "Дельфиниуме", мне думалось, что вы  понимаете
меня, - неопределенно продолжал Кроуфорд. - И там, у вас  в  России,  тоже
мне иногда так казалось...
   - Что вы хотите сказать, Джон? О каком понимании идет речь?
   - Я хочу сказать, что в одной области науки ученые всегда найдут  общий
язык.
   - Ну, как сказать! Смотря какие ученые...
   "Что за бездарный разговор! - подумал Второв. - Чего он хочет?"
   - Оставим это, - быстро сказал Джон.  -  Я  обещал  рассказать  вам  об
"Арлтоне". Это судно, как вы могли заметить, не из юных.
   - Почему? У него прекрасный вид.
   - Да, его хорошо подновили во время последнего ремонта. Но  не  в  этом
дело. Это судно  экспериментальное.  Такого  нет  во  всем  мире.  На  нем
фактически нет команды в обычном понимании этого слова.
   - Как так? Я видел здесь много людей.
   - Это не то. Кораблем управляет  вычислительная  машина.  И  не  только
управляет, но и  собирает  всю  информацию,  касающуюся  режима  плавания,
метеорологических условий,  течений,  ветра  и  тому  подобного.  "Арлтон"
представляет собой плавучий институт, в котором  штат  научных  работников
заменен электронным мозгом. Здесь повелевает и командует электроника. Люди
на  "Арлтоне"  обслуживают   многочисленные   вспомогательные   механизмы,
автоматы и полуавтоматы. Компания не поскупилась и поставила на  "Арлтоне"
огромный  вычислительный  центр,  который  ведет  наблюдение,  накапливает
данные, обрабатывает их, прокладывает курс, определяет  скорость  корабля,
расход топлива и так далее. Компания надеется  извлечь  из  этого  двойную
выгоду. Во-первых, через  несколько  лет  плавания  машинный  мозг  с  его
колоссальной  памятью  станет  незаменимым   консультантом   по   вопросам
навигации на некоторых грузовых линиях. А затем это одновременно и  первый
шаг  в  создании   самоуправляемых   танкеров,   угольщиков,   грузовиков.
Корабли-призраки без человека на борту будут бороздить океаны.  Это  идеал
владельцев компании. Никаких  осложнений  с  человеческой  психологией,  с
профсоюзами и прочим. Машинный  мозг,  способный  к  самопрограммированию,
заменит любого опытного капитана. И никогда  не  объявит  забастовку.  Вот
таков наш "Арлтон", в общих чертах, разумеется.
   Кроуфорд замолчал и с улыбкой посмотрел на недоумевающего Второва.  Его
явно забавляла ситуация.
   - Допустим, что все это так, - медленно произнес Второв, - но  при  чем
здесь вы, Джон? Вы же биолог. Какое отношение вы  имеете  к  "Арлтону",  к
проблемам автоматизации мореплавания?
   - Вы правы. Автоматизация мореплавания  мне  ни  к  чему.  Но  компанию
интересует  состояние  животных  и  птиц,  которых  перевозят  на  большие
расстояния. Информации о физиологических изменениях живых  организмов  при
резкой перемене климата  и  метеорологических  условий  тоже  поступает  в
"Нельсон" и там запоминается к перерабатывается.
   - "Нельсон" - это электронный мозг?
   - Да.  Но  этим  план  исследований  не  ограничивается.  Все  люди  на
"Арлтоне" находятся под наблюдением "Нельсона". Ежедневно по нескольку раз
мы измеряем пульс, давление, отвечаем на психологические тесты машины.
   - А это-то зачем?
   - Это касается наиболее отдаленной цели компании, Речь идет о  создании
автоматизированных пассажирских лайнеров.
   Они помолчали.
   - И все же я не понимаю вашей роли на  этом  корабле,  Джон,  -  сказал
Второв искренне и взволнованно.
   Кроуфорд добавил джина в стакан с грейпфрутовым соком.
   - Тем более, что я знаю  ваши  работы  по  молекулярной  биохимии.  Они
сделают честь любому  высококвалифицированному  специалисту.  Эта  область
науки может гордиться вами, - добавил Второв,  подумав.  Фраза  прозвучала
высокопарно, и реакция Кроуфорда была неожиданной.
   - Плевал я на науку, Алек, в том числе и на  молекулярную  биохимию!  -
вдруг заявил он. - Я разочаровался в науке. Особенно в той науке,  которая
существует сегодня. Современная наука создает ровно  такое  же  количество
проблем, сколько ей удается решить. И  вообще  она  ничего  не  решает.  И
никуда она не ведет, а только уводит. Но я, конечно, не могу отказаться от
науки. Слишком много и долго я с ней возился.
   Второв  смутился.  Начинались  обязывающие  ко  многому  откровенности,
которых лучше было бы избежать.
   - Конечно, у каждого ученого бывают такие периоды, -  промямлил  он.  -
Неудовлетворение, неудачи... Вас можно понять, Джон, но все же...  это  не
объясняет, почему вы занялись  работой  столь  низкой  квалификации.  Были
неприятности в университете или что-нибудь случилось?
   - Никаких неприятностей, - отрезал Джон. - Все шло  наилучшим  образом.
Передо мной открывались  блестящие  перспективы,  и  все  же  я  пошел  на
"Арлтон", чтобы вместе с "Нельсоном" наблюдать различных  зверюшек,  брать
анализы, определять тонус и настроение подопытных объектов - одним словом,
проделывать всю ту муру, для которой  не  нужно  быть  специалистом  моего
класса.
   - Почему?
   - "Почему, почему"! Боюсь, что мой ответ займет  много  времени  и  вам
будет не очень интересно.
   "Чего он ломается?" - подумал Второв.
   -  Но  я  все  же  расскажу  вам.  Наберитесь   терпения.   Приготовьте
сочувствие. Мне хочется, чтобы вы поняли меня до конца.
   Кроуфорд задымил сигаретой точно так же, как в тот раз, когда они  были
в "Дельфиниуме".
   - Известно, что причиной движения является сила, - начал  он,  -  но  в
моем случае движение определялось поиском  силы.  Я  пришел  на  "Арлтон",
чтобы отыскать новую силу. Она нужна мне, чтобы  жить.  Но  она  нужна  не
только мне. Она нужна человечеству. Не смотрите так, Алек, перед  вами  не
сумасшедший, а если и сумасшедший, то добрый  сумасшедший.  Я  хочу  добра
людям и еще больше хочу добра себе. Я не расист, не фанатик, не коммунист,
не капиталист. У меня есть цель. Вернее, даже не цель, а  направление,  на
котором, возможно, лежит эта цель. Я знаю, куда я хочу двигаться, я  знаю,
что мне нужно искать. Анализируя свой приход на  "Арлтон",  я  нахожу  две
основные причины. Первая из них носит социальный характер. Недавно  я  вас
познакомил  с  обществом,  в  котором  живу.   Это   очень   поверхностное
знакомство. Его случайный, отрывочный стиль не позволил  вам  заглянуть  в
наши бездны. Но кое-что вы почувствовали.  Знайте,  что  ваши  впечатления
далеки  от  действительного  положения  вещей.   Оно   гораздо   лучше   и
одновременно неизмеримо  хуже.  Возможно,  мы  процветаем  или,  напротив,
катимся в пропасть. Я вижу, у вас на языке уже  вертится  рецепт  спасения
моей страны. Да и не только моей. Я знаю, что вы хотите сказать. Сейчас вы
предложите последовать примеру вашего народа. Но  вы  должны  понять,  что
каждое общество, каждая нация выбирает  свой  путь  развития.  Мы  сделали
выбор или его сделали за нас, неважно. Важно только, что мы зашли  слишком
далеко, чтобы возвращаться. Мы не можем вернуться и  начать  все  сначала.
Исторические процессы так же необратимы, как старение организма. Мы должны
найти свой путь, свой выход. Выход! Магический  кристалл,  сквозь  который
можно увидеть суть вещей и процессов! Вот  слово,  которое  убило  во  мне
преклонение перед наукой. Наука стала для меня орудием,  а  не  самоцелью,
как это было раньше. Я готов использовать науку для поисков выхода, но  не
вижу выхода в науке... Вы улыбаетесь, Алек, вам кажутся дилетантскими  мои
рассуждения,  но  вы,  конечно,  понимаете,  что  человеком   двигают   не
высоконаучные  теории,  а  примитивные  импульсы,  коротенькие   мыслишки,
неглубокие сентенции. Поверьте, Алек, я много размышлял и пришел к выводу,
что мне не по нутру этот безумный мир. Его нужно менять.  Но  как?  Первый
путь общеизвестен: это создание нового типа  общества.  Такая  задача  мне
просто не под силу, не говоря уж о том, что в этом направлении работало  и
работает множество великолепных умов. Целые  государства  пытаются  решить
проблему гармоничного общества. Похоже, что вы продвинулись  дальше  всех,
но... У меня, естественно, своя точка зрения  на  эти  проблемы.  Не  буду
углубляться в детали, чтобы вас не утомлять,  а  прибегну  к  аналогии.  В
биохимии известно, что особенности вторичных структур  являются  функциями
свойств первичных. Такая же  зависимость  существует  между  третичными  и
вторичными структурами. Короче, свойства системы определяются структурой и
функциями составляющих ее частей. Нельзя из атомов железа создать кристалл
алмаза. Из молекул этилена не построишь аналога нуклеиновой кислоты. Точно
так же, как из плохих людей нельзя сконструировать хорошее общество.
   - Ну, Джон! - возмущенно воскликнул Второв. - Да вы  просто  не  читали
элементарных  книг  по  социологии!  Характер  человека,  его   психология
определяются формой общественных отношений.
   - Знаю! Знаю! - отмахнулся Кроуфорд. -  Читал.  Но  вас  всегда  губило
пренебрежение к биологии человека. А именно ее нужно менять, перестраивать
таким образом, чтобы она отвечала гармоничному обществу. Нужен  новый  тип
человека. Гомо сапиенс, модель вторая, улучшенная.
   - Вы не очень оригинальны, Джон, - сказал Второв и подумал,  что  давно
уже не слышал такого количества глупостей  за  столь  короткий  промежуток
времени. Он даже слегка рассердился на себя: не стоило позволять Кроуфорду
откровенничать.
   - Но не будем отвлекаться, дорогой Алек! Я сомневаюсь, что  вы  сможете
меня убедить. Даже если я и не очень силен в социальных проблемах. Да они,
впрочем, меня мало  интересуют.  Моя  цель  -  человек.  Строить  общество
будущего,  я  полагаю,  нужно  начиная  с  человека,  с  его  молекулярной
структуры, с его физиологических функций.
   -  Ерунда,  Джон,  -  прервал  его  Второв.  -   Предотвратить   войны,
ликвидировать   насилие,   обман,   эксплуатацию   можно,   тол