орые оригинальные мысли
по  поводу  заграничных  гастролей  Московского  цирка  и   его   главного
администратора.
   - А товарищ главный администратор прав, -  блеснув  хитрыми  цыганскими
глазами, неожиданно вмешался Урманцев. - Абсолютно прав!  Предъявите  ваше
удостоверение, Евгений Осипович.
   Орт хотел было возразить, что удостоверение здесь ни при чем и  никакой
силой на территории цирка оно не пользуется. Тем более что от них  требуют
какое-то там отношение. Но, беспомощно махнув рукой, он полез в  карман  и
вытащил тисненую золотом малиновую академическую книжечку.
   Администратор долго вертел ее в руках и под конец робко осведомился, по
какой срок она действительна.
   - До самой смерти! - буркнул Орт.
   - Подольского,  конечно,  вызвать  можно,  товарищ  академик,  -  мялся
администратор,  -  только,  позволительно  спросить,   для   какой   такой
надобности?
   - Я хочу с ним кое о чем поговорить.
   - Это можно, конечно... Только ведь он из нашего цирка никуда не уйдет.
Об этом он и говорить даже не захочет.
   - Товарищ главный администратор! - вновь неожиданно, но  весьма  кстати
влез в  разговор  Урманцев.  -  Если  вам  нужно  разрешение  Министерства
культуры, то это мы сейчас  устроим,  -  он  сделал  вид,  что  собирается
позвонить по телефону.
   У Орта от удивления зашевелились волосы.  "Что  за  чушь  он  несет?  -
подумал Евгений Осипович. - При чем тут Министерство культуры? Да и  какое
он имеет к нему отношение?"
   -  Ну  что  вы,  товарищи  академики!  -  укоризненно   развел   руками
администратор. - Разве я не понимаю? Поможем нашей науке, поможем!
   - Аристарх Севастьяныч? Попросите Подольского подняться ко мне... Да...
Добро!
   - Мы науке всегда помогаем, - сказал он,  опуская  трубку.  -  Для  Кио
никаких средств на оборудование не пожалели! А вам, если что  понадобится:
билетики там, ложа, - прошу ко мне без стеснения.
   - Спасибо. Обязательно воспользуемся! - без тени улыбки ответил Орт.
   - Ну, вот и хорошо... Вот и  хорошо.  -  Администратор  зачем-то  потер
пухлые,  короткопалые  ручки.  -  Если  не   секрет,   товарищ   академик,
удовлетворите любопытство... Подольский для науки понадобился?
   Орт не успел ответить. В  кабинет  вошел  артист,  который  только  что
исполнял номер "Полет к звездам".  Высокий,  худой,  с  мечтательными  или
скорее  рассеянными  глазами,  он  ничем   не   походил   на   подтянутых,
самоуверенных циркачей, которых Орт тайно  обожал  в  далеком,  подернутом
теперь золотой пылью детстве. Без грима и в обычном тренировочном  костюме
Подольский выглядел даже несколько комично.
   - Заходи,  Миша,  заходи,  -  засуетился  администратор.  -  Тут  тобой
товарищи ученые  интересуются!  Из  Академии  наук...  Я  вот  только  что
товарищу академику объяснял, как ты цирк любишь, что для тебя ничего лучше
цирка нет. Ведь так, Миша, правда?
   - Здравствуйте, Михаил... Михаил? -  сказал  Орт,  протягивая  большую,
могучую руку.
   - Меня зовут Михаил Савельевич, - улыбнулся Подольский.
   - Очень приятно, Михаил Савельевич. Моя фамилия Орт,  Евгений  Осипович
Орт. А это мой коллега - Валентин Алексеевич Урманцев... У нас к вам дело,
Михаил Савельевич. Может, выйдем в коридор? Переговорим и покурим заодно?
   - А у нас здесь курят! Можно! - вмешался администратор. -  Курите  себе
на здоровье. Вот и пепельница каслинского литья... Лев! Царь  зверей,  так
сказать...
   - Ну, зачем же  отравлять  атмосферу?  -  Урманцев  помотал  в  воздухе
кистью. - Вам ведь работать надо.  Мы  и  в  коридоре  покурим.  -  И,  не
дожидаясь возражений, он открыл дверь.
   - Как вы это делаете, Михаил Савельевич? - усаживаясь на розовый пуфик,
спросил Орт.
   В сумраке зеркала на секунду мелькнула его сероватая львиная шевелюра.
   - Это  не  антигравитация,  -  улыбнулся  Подольский.  -  Вынужден  вас
разочаровать.
   - Но и не скрытые канаты, надеюсь? - Орт  прищурился,  слегка  наклонив
голову набок.
   - Это исключено.
   - Тогда остается только одно.  -  Орт  встал.  -  Парение  магнита  над
поверхностью сверхпроводника.
   - Да, старый добрый эффект Аркадьева, - кивнул Подольский.
   - На это я и надеялся... - Орт немного  помедлил  и  неожиданно  громко
выкрикнул: - За этим я и пришел! Мне нужна ваша помощь.
   - Вам? Моя помощь?! В осуществлении пустякового  опыта,  описанного  во
всех учебниках?!
   - Магниты были вмонтированы в подошвы ваших ботинок?
   - Угу. Магнитные подошвы.
   - Кто придумал этот номер?
   - Я.
   - Вы физик?
   - И да и нет... Я окончил Горный институт. А  физикой  увлекся  еще  на
третьем курсе...  Так  что  формально  я  горный  инженер,  а  фактически,
конечно, физик. И по призванию и, если можно  так  выразиться,  по  методу
мышления.
   - Все это меня лишний раз убеждает, что вы именно тот человек,  который
мне нужен... Да вы садитесь, садитесь, садитесь. - Орт  поднялся  и  силой
усадил артиста на соседний пуфик. - Сколько вы здесь получаете?
   - Двести пятьдесят.
   - М-да... - Орт переглянулся с Урманцевым. - Вот тут-то главный  камень
преткновения... К сожалению, не в моей власти дать вам больше ста тридцати
пяти в  месяц.  Пока  не  защитите  диссертации,  конечно...  Но  если  вы
согласитесь, я буду  выплачивать  недостающее  сам,  так  сказать,  личным
порядком... Зарплата у меня большая! Куда мне столько?
   Орт засмеялся. Подольский стоял весь  красный  и  недоуменно  переводил
взгляд с Орта на Урманцева.
   -  Соглашайтесь,  Михаил  Савельевич,  -  сказал  Урманцев.  -  Вы   же
законченный исследователь. Ну что вам делать здесь... в цирке?
   - Мы будем работать над интереснейшей темой! На  самом  переднем  крае,
как сейчас говорят, теоретической и  экспериментальной  физики,  -  сказал
Орт, протягивая. Подольскому руку.
   Подольский встал и робко пожал сильную, широкую ладонь.
   - Я - согласен, профессор. Не нужно мне никакой приплаты.  И  так...  Я
даже мечтать об этом не смел.
   - Пишите заявление, - сдержанно-повелительно сказал Орт.
   - Как?.. Прямо здесь? Сразу?
   - Ну конечно, здесь. Зачем время терять?
   - Сейчас дам вам листок бумаги и ручку, - сказал Урманцев,  расстегивая
сверкающие замки большого портфеля из желтой скрипучей кожи.
   - Значит, так!.. Директору Института физики вакуума Академии наук  СССР
Самойлову А.А., Алексею Александровичу... Написали? Так... Заявление... От
кого... Теперь  дальше...  Прошу  зачислить  меня  на  должность  младшего
научного сотрудника  в  лабораторию  теории  вакуума...  Написали?  Число.
Подпись... Так. Давайте сюда.
   Орт пробежал глазами заявление и, взяв у Подольского ручку,  написал  в
левом уголке наискосок: "О.К. Оформить. Е.Орт".
   - Положите это к себе, Валентин Алексеевич, - сказал Орт и обернулся  к
Подольскому. -  Приходите  послезавтра  утром  в  отдел  кадров  со  всеми
документами. Меня, к сожалению, в  институте  не  будет  -  эту  неделю  я
работаю дома. Но пусть вас это не волнует. Все будет сделано. И  сразу  же
начинайте работать. Со всеми вопросами обращайтесь к Валентину Алексеевичу
или к  моему  заместителю  Ивану  Фомичу  Пафнюкову...  На  всякий  случай
запишите мой домашний телефон... Ну, вот и отлично, дорогой коллега Михаил
Савельевич. Прощайте.
   Подольский растерянно пожал  протянутую  руку  и  долго  смотрел  вслед
уходящим, пока они не скрылись за поворотом длинного сумрачного коридора.
   Зажегся свет. Захлопали  двери.  Послышался  нарастающий  людской  гул.
Начался антракт.  Подольский  медленно  повернулся  и  пошел  к  лестнице,
учащенно вдыхая привычный  цирковой  воздух,  пахнущий  мокрыми  опилками,
звериной мочой, духами и вазелином.


   - Заполнили анкетку? - улыбаясь, спросил Иван Фомич. - Так-так. Давайте
посмотрим...
   При первом же  взгляде  на  этого  маленького,  постоянно  улыбающегося
человека Подольский ощутил какую-то глухую тревогу. Это не было мгновенной
антипатией, которая подчас вспыхивает между совершенно незнакомыми людьми.
Это скорее походило на смутную тоску.
   - Так вы, оказывается, Горный институт окончили? Интересно... Там  ведь
физика... не очень. Кажется, всего два семестра?
   - Три... Я у профессора Белоярцева работал.
   - У Николая Корнеевича?  Так-так...  И  в  какой  же  области  вы,  так
сказать, самочинно специализировались?
   - Я увлекся критическими явлениями - опалесценцией в критической  фазе,
флуктуациями плотности и координации. Потом, естественно, стал работать  с
гелием-II и со сверхпроводимостью.
   - Понятно, понятно. - Иван Фомич улыбнулся еще шире,  и  его  маленькие
глаза превратились в монгольские щелочки.
   Подольский понял, что Иван Фомич уже знает о нем либо от Орта, либо  от
Урманцева и расспрашивает совсем не для  того,  чтобы  узнать  еще  что-то
новое. В каждом вопросе  Подольский  чувствовал  какой-то  обидный  намек.
Может быть, поэтому  ему  и  трудно  было  хорошо  отвечать.  Возможно,  и
напротив,  стеснение,  которое  он  испытывал,  превращало  самые  обычные
деловые  вопросы  в  нечто  неловкое,  неделикатное.  Но  скорее  источник
смутного беспокойства находился вне Подольского. Михаил понимал, что  одни
и те же вопросы у разных людей звучат по-разному. Ведь и Орт  расспрашивал
его довольно подробно. Только Орту отвечать  было  легко,  свободно,  даже
как-то радостно. А Ивану Фомичу...
   "Наверное, это потому, что Орт не только большой ученый,  но  и  умный,
хороший человек, - подумал Михаил. - У этого же всякое отклонение от нормы
вызывает недоверие. Но разве горный инженер,  который  увлекся  физикой  и
хочет работать в близкой для него области -  по  влечению  души,  а  не  в
соответствии с дипломной квалификацией, - патологическое  явление?  Нет...
Скорее этот маленький профессор просто не любят странных людей.  А  я  для
него странный..."
   - У вас есть опубликованные работы?
   -  Три  статьи.   Две   в   трудах   Горного   института   и   одна   в
инженерно-физическом журнале.
   - Да-да, я вижу... Только это скорее физико-химия, у нас же... Не знаю,
говорили ли вам? У нас теоретическая физика вакуума...
   - Я знаю. Евгений  Осипович  говорил  мне  о  каких-то  криотехнических
задачах.
   - Ах, вот как... Отлично, отлично... В НИИуглеобогащения вы  попали  по
распределению?
   - Да.
   - И проработали два года... В какой области?
   - В самых разных. У меня не было постоянной темы... Так, передавали  из
одной группы в другую...
   -  Значит,  два  года?  И  ушли  по  собственному  желанию...   Почему,
интересно?
   - Скучно мне там было.
   - Скучно? - Иван Фомич тихо засмеялся. - А вы веселья хотели? Какое  же
на работе веселье? Работа - дело серьезное. Эх, молодежь!..
   - Не веселья я искал, а настоящей работы.  Творческой,  которая...  Ну,
как бы это сказать?.. Чтобы гореть, что ли...
   - И вы пошли в цирк. -  Смех  Иван  Фомича  сделался  чуть  громче,  но
оставался все таким же корректным и невыразительным.
   Михаил хотел ответить ему, что попал в цирк совершенно случайно. Просто
представилась возможность осуществить интересную идею. Он хотел рассказать
об этой идее, о своих надеждах и о том, как пытался поступить в  различные
физические институты, но, взглянув на Ивана Фомича, он только махнул рукой
и встал.
   - Очевидно, я не подхожу вам... для работы. Извините за беспокойство.
   - Нет-нет! Что вы! Я же ничего вам не сказал. Да я и  ничего  здесь  не
решаю... Решает Евгений Осипович. Он вас взял на работу, ему и... В  общем
вы приняты. Сейчас мы спустимся в кадры. Пусть готовят приказ. Раз Евгений
Осипович наложил свою визу, директор подпишет.
   Собрав со стола анкету, копию диплома  и  прочие  бумажки,  Иван  Фомич
направился к двери. Но, не дойдя до нее, вдруг остановился и, обернувшись,
сказал:
   - А вы, собственно, можете подождать меня  здесь.  Зачем  вам  в  кадры
идти? Пустая трата времени, - он засмеялся. - Лучше  подымитесь  в  триста
восьмую к Урманцеву. У него для вас письмо от Евгения  Осиповича...  Нечто
вроде инструкции. Он у нас неугомонный, Евгений Осипович. Любит, чтоб  все
быстро,  шумно,  масштабно!  Широкий  человек!  И  увлекающийся...  Ну,  я
побежал.
   Михаил остался один в большом, отделанном  под  мореный  дуб  кабинете.
Застекленные полки с книгами, картины и фотографии, четыре телефона,  стол
для заседаний и письменный стол, заваленный бумагами,  книгами  и  всякими
изысканными и часто несовместимыми друг с другом мелочами, - все говорило,
что хозяин этого кабинета человек не только  солидный  и  заслуженный,  но
разносторонний, немного безалаберный и не простой, ох, не простой...
   Зазвонил  телефон.  Михаил  не  двинулся  с  места.  Телефон  продолжал
настойчиво звонить. Михаил  оглянулся  по  сторонам  и  нерешительно  снял
трубку. Но звонил не этот телефон. Положил трубку на рычаг и взял  другую.
Спрашивали Орта. Михаил сказал, что его  сегодня  не  будет.  Он  еще  раз
оглядел лакированные книжные шкафы и картины, висящие на белых  шнурах,  и
пришел к выводу, что никогда не был в таком солидном кабинете. И почему-то
вспомнил о своих мытарствах, когда ушел из НИИуглеобогащения...
   - Ну, кто же  так  поступает?  -  всплеснула  руками  мать.  -  Сначала
подыскивают себе работу, договариваются, а потом уж подают заявление.  Что
же ты теперь делать будешь? Ведь взрослый уже, пора  жить,  как  все  люди
живут.
   Он пошел в Институт физической химии.
   - Что вы кончали? - спросил инспектор по кадрам. - Физфак или химфак?
   - Горный институт.
   - М-да... Ну что ж, оставьте  ваши  бумаги  и...  наведайтесь  в  конце
будущей недели...
   -  Я  готов  работать  на  любой  должности,  -  сказал  он  профессору
Забельскому из ФИАНа, -  лаборанта,  механика.  Только  бы  мне  разрешили
самостоятельно экспериментировать.
   Профессор дал свой телефон и попросил позвонить в конце недели.  Михаил
позвонил,  но   ему   сказали,   что   Забельский   уехал   в   длительную
командировку...
   ...Он попытался попасть  на  прием  к  директору  Института  химической
физики,  крупнейшему  ученому  и  видному  государственному  деятелю,   но
секретарь направил его в теоретический отдел.
   Заведующий  отделом  окинул  Михаила  отрешенным  взглядом  и  дал  ему
дифференциальное уравнение  второго  порядка...  Потом  Михаил  совершенно
случайно узнал, что  профессор  принял  его  за  протеже  одной  знакомой.
"Здорово я отшил этого "позвоночника", - сказал профессор, когда дверь  за
Михайлом закрылась. - По знакомству можно стать даже министром, но  только
не ученым".
   И профессор принялся искать очки, которые разбил еще на прошлой неделе.
   ...Досадно и нелепо проходило время. Дни сгорали впустую. Измотанный  и
усталый, Михаил возвращался домой. Родители уже  не  спрашивали  его,  как
прошел день и когда, наконец, он устроится на работу. А Михаил чувствовал,
что  начинает  сдавать.  Он  уже  готов  был  пойти  в  первое  попавшееся
учреждение, чтобы снова два  раза  в  месяц  получать  зарплату,  спокойно
возвращаться домой и не ловить жалостные и недоуменные взгляды.
   И главное - не звонить. Не звонить по десять  раз  на  день  совершенно
незнакомым людям, ссылаясь при этом тоже на очень малознакомых людей.
   Конец такому  мучительному  и  неестественному  существованию  положила
совершенно случайная встреча со  школьным  приятелем  Тишкой  Давыдовым  в
задымленной шашлычной. Михаил скупо и  стесненно  рассказал  ему  о  своем
патологическом невезении.
   Через неделю Михаил уже работал в цирке. На  "подготовку  и  разработку
новых цирковых номеров, основанных на законах современной физики"  (именно
так было записано в бухгалтерской ведомости), отпустили большие  средства.
За три месяца Михаилу удалось оборудовать очень неплохую  лабораторию.  "В
лучшем научно-исследовательском институте, - подумал он, - на это ушли  бы
годы".
   Бурная  деятельность  Михаила   довольно   скоро   нашла   практическое
выражение, обогатив программу известного  иллюзиониста.  К  Михаилу  стали
относиться  не  только  с   уважением,   но   и   с   какой-то   тревожной
почтительностью.
   - А у вас ничего здесь не взорвется? - спросил заместитель директора по
АХЧ. - Все-таки физика - дело опасное.
   - Я уже обещал не собирать здесь атомную бомбу, - пошутил Михаил,  -  и
постараюсь сдержать обещание.
   Счастливый иллюзионист получил эффектный  номер  с  "самозажаривающейся
яичницей",  а  Михаил  выявил  влияние  поля   индукционной   катушки   на
опалесценцию метана в  критической  фазе.  Он  даже  подготовил  небольшое
сообщение. Но для публикации его в одном из научных  журналов  требовались
направление от учреждения и акт экспертизы. Цирк для  этой  цели  явно  не
подходил, и Михаил спрятал статью в папку. А месяцев через восемь он нашел
в  американском  журнале  химической  физики  сообщение   об   аналогичных
исследованиях.
   В первую минуту он огорчился, но потом успокоился. Зато  от  потаенного
беспокойства и  постоянного  ожидания  каких-то  перемен  избавиться  было
труднее. Казалось, что вся атмосфера насыщена тревогой  и  наэлектризована
ощущением непрочности.
   Принимая  от  него  непривычно  большую  зарплату,  мать  почему-то  не
радовалась и смотрела в  сторону  жалостливо  и  невесело.  И  никогда  не
спрашивала о его планах на будущее и сама  уже  больше  не  строила  таких
планов. Точно это будущее вдруг сгорело, и нужно было жить  только  единым
днем, ни о чем не задумываясь.
   И сам он старался не думать о будущем.  Может  быть,  потому,  что  оно
рисовалось ему похожим на уже пережитые поиски и разочарования.  Он  знал,
что переход к будущему лежит через  некое  понятие  "устроиться",  которое
утратило для него условный, абстрактный  смысл  и  превратилось  в  символ
бесконечных звонков и изматывающих разговоров. В то же время он и мысли не
допускал, что осядет здесь, в цирке, надолго. Легче было  обманывать  себя
надеждой, что подвернется случай, который сам собой все и разрешит.
   Кроме того, нужно было осуществить тот  эксперимент,  единственно  ради
которого он, как ему теперь казалось, пошел сюда.  В  успехе  эксперимента
было заложено многое. И прежде всего от него зависела вера в себя.
   Иногда просачивалось сомнение: "А может быть, все правы, и никакой я не
физик, а  просто  возомнивший  о  себе  юнец,  отлынивающий  от  настоящей
работы?"
   Но работал он много. Едва успевал спать  и  торопливо,  кое-как  ел.  И
нужно было следить за научной литературой. Не реже одного раза в неделю он
ходил в зал  периодики  Ленинской  библиотеки,  просматривал  реферативные
журналы, выписывал на карточки названия научных статей.
   И все же иногда такая жизнь  представлялась  ему  странным,  запутанным
сном. Тогда хотелось куда-то немедленно пойти, что-то  кому-то  объяснить,
чтобы раз и навсегда поставить все на свои места. В ту  или  иную  сторону
разрушить, наконец, мучительное метастабильное равновесие.
   "Как хочется жить прости!" - подумал он однажды, и эта мысль показалась
ему одновременно мудрой  и  легковесной.  Он  придумал  эффектный  трюк  с
твердой углекислотой, брошенной в  аквариум,  наполненный  красной  водой.
Иллюзионист вынул такой аквариум из-под плаща. Клубился густой  алый  дым.
Это было удачной заменой традиционных золотых рыбок...
   "...Интересно, что делает сейчас Иван Фомич в отделе кадров? -  подумал
он, растревоженный воспоминаниями. -  Наверное,  исподволь  ведет  дело  к
тому, чтобы меня не взяли... Ну  и  пускай!  Мне  и  в  цирке  неплохо.  И
зарплата высокая..."
   Но стало обидно.
   - Задумались? - спросил, входя, Иван Фомич. - Приказ  уже  на  машинке.
Так что можете приносить трудовую книжку.
   - Спасибо, - смутился Михаил.
   - Ну, за что тут благодарить! К Урманцеву заходили?  Нет?  Тогда  идите
сейчас. Евгений Осипович хотел, чтобы вы сразу же начали  думать  над  его
заданием.
   "Оказывается, он очень милый  человек,  -  подумал  Михаил,  выходя  из
кабинета