льч. - На сегодня баста! Обеденный перерыв.
   И  действительно,  световые  лучи  померкли,  радужный  круг  распался,
гудение смолкло. На них смотрели гладкие стенки шкафа.
   - Ты его отключил? - хрипло спросил Подольский.
   - Нет.
   - А как же?
   - Он сам отключается.
   - И включается?
   - Нет, обычно он включается, когда я  подвожу  к  нему  электроток.  Но
здесь нет прямой зависимости.
   - То есть?
   - Я могу подвести к нему электричество, могу включить рубильник, а ящик
будет стоять  такой  вот  черный  и  немой,  как  сейчас.  А  потом  вдруг
загорается, сам загорается и начинает работать. Выбросит штук...  то  есть
посветит так минут десять и снова гаснет. Знаешь, иногда он  работает  без
электричества. Я однажды проходил мимо  и  слышу:  гудит.  Открыл  дверцу,
смотрю, действительно работает. Овал на месте, и лучики  по  нему  бегают.
Все как надо.
   - Ах, черт! Как же это так?
   - Да вот так, брат. Я же тебе сказал, что перед тобой чудо. Возможно, у
него неизвестная нам особая система аккумуляции энергии. Мало ли что в нем
может быть. Одно слово - Черный ящик.
   Они снова замолчали, на этот раз надолго.
   - Ну, вот что, - сказал, наконец, Михаил. - Мы, очевидно, сами  в  этом
не  разберемся.  Нужно  привлекать  академическую  общественность.   Пусть
посмотрят специалисты. Пусть изучают, пусть, наконец, создают вокруг  него
целый институт. Это же действии тельно чудо! Может, его к  нам  подбросили
из других галактик? Может, это визитная карточка внеземных цивилизаций?
   Мильчевский сидел, опустив голову.
   Академиков тебе не хватало? Разоткровенничался, старый дурак! Обратился
к людям? Ну и что?  Сейчас  они  распилят  твой  Рог  и  разложат  его  по
полочкам. Эх вы, ученые! Не срабатывают у вас тормоза! Ну, для  тебя-то  у
меня найдется зацепка.
   Роберт ощутил прилив злого вдохновения. Он  посмотрел  на  Подольского,
как сапсан на суслика.
   - Может быть, это и есть та самая "машина времени", заброшенная  к  нам
из будущего? - разглагольствовал Михаил. - Осуществилась мечта  фантастов,
поэтов, ученых. Несколько в неожиданном плане, правда... Не мы отправились
в будущее, а будущее пришло к нам в виде этой замечательной машины! Это же
здорово! Об этом  надо  кричать,  нужно  трубить  во  все  трубы,  созвать
конгресс...
   - Погоди, - перебил его Мильчевский,  -  погоди  и  помолчи.  Отставить
литавры.
   Подольский осекся. Он никогда не видел Роберта в подавленном состоянии.
Даже не верилось, что этот бодрячок может стать таким несчастным.
   - Я должен рассказать тебе все, -  медленно  выговаривая  слова,  начал
Мильч. - Я не хотел об этом говорить, чтобы не пугать тебя, но раз  ты  уж
завел речь о разглашении, то... Надо, чтоб ты знал. Это не простая  штука,
очень не простая. Когда я вначале  сказал  тебе,  что  она  безопасна  для
людей,  это  была  правда.  Черный  ящик  не   взрывается,   не   излучает
смертоносных  потоков  неизвестных  частиц,  он  химически   безопасен   и
биологически не активен. Но есть какая-то связь... Понимаешь?
   - Не понимаю, - растерянно прошептал Михаил.
   Он  смотрел  на  бледное  лицо  Роберта  и  чувствовал  себя   неловко,
напряженно.  Расширенные  темные  зрачки  Мильчевского  нагоняли  на  него
какое-то неприятное оцепенение. Он предчувствовал,  что  Роберт  расскажет
сейчас что-то очень нехорошее, от чего потом уже никак не отделаться.
   - Есть связь между теми, кто знает о Черном ящике, и  самим  ящиком.  -
Роберт говорил деланно спокойным тоном. - И я свидетель  тому,  что  такая
связь может стать  смертельно  опасной  для  человека.  Поскольку  ты  уже
причастен к этому делу, я тебе расскажу всю правду.
   Он передохнул, а Михаил оглянулся по сторонам  и  подумал:  "Чертовщина
какая-то! Вот луч солнца на стекле, вот чернильница, а вот журнал опытов и
на нем фамилия Епашкиной обведена красным  карандашом,  -  при  чем  здесь
Черный ящик?"
   - Я наврал тебе, будто Черный ящик найден мной случайно  на  свалке,  -
продолжал Мильчевский. - Сначала я о  нем  узнал  от  Асторянова,  который
научил меня обращению с  ним  и  рассказал  одну  загадочную  историю.  Я,
правда, долго не верил, пока не убедился кое в чем своими глазами.
   - Асторянов умер в прошлом году, еще до моего поступления в институт, -
сказал Михаил. - Я читал кое-какие его работы.
   - Да, - кивнул Мильч, - так слушай. Оказывается, Черный ящик,  или  Рог
изобилия, как его называл Асторянов за то, что  из  ящика,  как  из  рога,
сыпались всякие штучки-мучки, уже давно находится в нашем  институте.  Как
он попал сюда, неизвестно, кажется, после войны  или  в  конце  войны  его
завезли сюда одновременно со всяким репарационным  оборудованием.  Как  ты
видишь, ящик ведет себя  довольно  произвольно.  "В  некоторый  день  и  в
некоторый час ящик проявил себя, и кто-то  им  заинтересовался.  Наверное,
это был неглупый человек. Он рассказал о находке доверенным лицам или даже
одному доверенному лицу, но и этого было вполне достаточно. От  одного  ко
второму, от второго к третьему. И пошло и потянулось...
   - Так что же?! Почему же?..
   - Они все умерли.
   - Врешь!
   Михаил подскочил.
   -  Точно  я  тебе   говорю.   Асторянов   мне   рассказывал,   что   он
проанализировал ход событий и пришел к страшному выводу. Смерть обладателя
Черного ящика наступала  в  тот  момент,  когда  оный  обладатель  пытался
разгласить секреты этой таинственной машины.
   - Вот как, - недоверчиво усмехнулся Михаил,  рассматривая  говорившего.
Это пахло "липой".
   - Представь себе, что я подумал точно так  же,  когда  Асторянов  начал
свою беседу со мной заклинанием, чтобы я никому ни слова не говорил,  даже
не намекал на существование этой страшной машины.  Дело  было  так.  Аврак
Кульбетович  давно  работал  в  нашей  лаборатории,  я  его  хорошо  знал,
приходилось  даже  выпивать  вместе,  и  неоднократно,  -  одним   словом,
товарищеский шараж-монтаж, он мне не начальник, я ему не подчиненный,  все
хорошо, общий привет. Потом я заметил,  что  он  ко  мне  присматривается.
Расспрашивает о семье (а какая у меня семья!), о родителях (отец  убит)  -
одним словом, что-то выведывает. Я насторожился. Думаю: "Что  это  еще  за
милые штучки?" Однажды у нас пошел откровенный разговор, и он сказал,  что
хочет поделиться со мной важной тайной. Почему именно со мной?  Ну,  вроде
того, что мне терять нечего. Ни семьи, ни  особых  обязательств.  Потом  я
поразмыслил, что Аврак оценил меня как никчемный элемент. Не очень лестно,
зато правдиво. Да...
   - Так что же? - нетерпеливо спросил Михаил.
   - И поведал он мне тайну Черного ящика, или Рога изобилия, как  хочешь,
так и называй. - Мильчевский, видимо, успокоился, с трагического шепота он
перешел на ленивый скептический говорок. - У этой тайны два конца: один  в
прошлом, другой в настоящем. Концы завязаны  в  узел,  в  центре  которого
Асторянов. Что было до Асторянова? К  сожалению,  я  мог  судить  об  этом
только с его слов. Здесь одни неизвестные, но я верю Авраку  Кульбетовичу.
Асторянов сказал  мне,  что  есть  вот  такой  чудесный  ящик,  обладающий
удивительными свойствами. Не ящик, а бог какой-то. Все может...  Асторянов
выяснил, что каждый человек, находящийся  в  контакте  с  Рогом  изобилия,
обречен на смерть при первой попытке разглашения тайны.
   - Ты это... серьезно?
   - Чаще всего человек погибает от  несчастного  стечения  обстоятельств.
Все как будто вполне естественно.  Болезнь  плюс  еще  что-то.  Воспаление
легких, и кто-то забывает на ночь закрыть форточку и т.д. и т.п. Асторянов
говорил, что до него погибло трое, с ним и Ортом будет пятеро.
   - С Ортом?! При чем тут Орт?! - Михаил возбужденно забегал по комнате.
   - Погоди.  Все  в  свое  время.  Аврак  заметил  еще  одну  особенность
проклятого Рога изобилия. Человеку, который лично не контактировал с  этой
машиной, не знал, где она находится, не видел ее никогда, а только  слышал
о  ней  с  чужих  слов,  такому  человеку  ничего  не  грозит.  Он   может
разглагольствовать о Черном ящике на всех перекрестках, и ничего с ним  не
станется. Он не попадет под машину в институтском дворе, как  это  было  с
нашим замдиром  по  научной  части,  посвященным,  кстати,  в  тайну  Рога
изобилия. Он не умрет от воспаления легких, это  в  наши-то  дни!  А  так,
между прочим, умер наш бывший завлаб. Это его сменил Доркин. И так  далее.
Асторянов придумал интереснейший ход... Он, знающий тайну  Черного  ящика,
не может раскрыть эту тайну всем. Поэтому он сделал точное  описание  всех
наблюдений, проделанных над  Черным  ящиком,  составил  какие-то  таблицы,
графики - одним словом, оформил серьезный, обстоятельный документ. К этому
документу следовало приложение, из которого явствовало, что перед вами  не
столько Черный ящик, сколько дьявольская египетская мумия, убивающая всех,
кто к ней прикоснется. Всю эту муру Асторянов отнес  к  самому  одаренному
человеку в нашем институте.
   - Орту?!
   - Именно! Тот почитал, расхохотался и спросил, почему  Асторянов  после
стольких лет дружбы решил его  разыграть.  Кое-как  с  руганью  и  криками
Асторянов заставил Евгения Осиповича дослушать  сказку  про  таинственного
черного бычка. Орт не поверил.  "Покажи",  -  говорит.  Сколько  Аврак  ни
убеждал, ни стращал его, Орт не сдавался. Покажи - и все! Не покажешь,  ни
о каком привлечении специалистов и речи быть не может. Аврак отказался, но
Орт сам накрыл его как-то после работы, когда Асторянов священнодействовал
с  Рогом.  Так  состоялось  посвящение  Орта.  Это   случилось   в   нашей
лаборатории.  Асторянов  знал,  что  им  обоим  грозит,  но   Орт   только
посмеивался. Все же он согласился пока ничего не предпринимать. Он здорово
заинтересовался Черным ящиком и принялся анатомировать  его.  Но  затем  у
него начались неприятности, он долго болел, чуть не  умер.  Аврак  навещал
его по нескольку раз на неделе и умолял молчать. Орт обещал, да  и  не  до
Ящика ему было. А  между  тем  Аврак  пришел  к  гениальному  решению.  Он
придумал  пустить  в  дело  посредника.  Какого-нибудь  типа  вроде  меня,
которому нечего терять, он  решил  снабдить  бумагами,  где  бы  излагался
секрет Рога. Оные бумаги я должен был огласить в соответствующий момент  и
в соответствующем месте.
   - Ты согласился?
   - Еще бы! Конечно. Я обеими руками ухватился за предложение Аврака. Мне
плевать было на его страхи, меня интересовала машина. Из бумаг  следовало,
что это совершенно гениальная штука. Имя Орта только укрепляло мои надежды
на нечто необыкновенное. Впрочем, Евгений Осипович писанины Асторянова  не
видел, и я не уверен, согласился ли бы он с некоторыми  формулировками.  А
написано там  было  много.  Рог  изобилия  превозносился  как  чудеснейший
феномен всех времен. Впрочем, ты сам видишь -  это  действительно  так.  В
бумагах Аврака не говорилось, где находится Рог изобилия и как он устроен.
Итак, наступил торжественный день, когда я должен  был  положить  на  стол
директора бумаги Аврака  и  торжественно  заявить  о  наличии  присутствия
Черного ящика в Институте физики  вакуума.  Я  попал  в  несколько  глупое
положение. Сам посуди. Легко ли убедить директора  в  том,  что  ему  даже
смотреть на чудесную установку нельзя. А еще Аврак Христом-богом молил  не
называть его имени. Сам он за несколько дней перед этим смотался к себе  в
Армению, якобы по семейным делам. Он ужас как  боялся  Рога.  По-моему,  у
него это приобрело форму мании.
   Итак, Орт в больнице, Аврак - в Армении, а я иду к директору разглашать
тайну Рога изобилия, которого я и в глаза-то не видел. И  надо  же  такому
случиться, что накануне этой знаменательной даты прекрасным летним вечером
я нарезаюсь в дребезину, в беспамятстве попадаю в вытрезвитель, а утром со
мной нет ни единой бумажки. Пропала моя студенческая папка, а  в  ней  все
высоконаучные изыскания Аврака! И все же я пошел к директору.  С  головной
болью, помятой, мордой и глубоким чувством вины. Я говорил, говорил...  Он
слушал, слушал, покрутил носом, открыл форточку и  сказал:  "Я  освобождаю
вас на сегодня от работы и готов забыть все, что вы мне сказали". Я  ушел,
а на другой день  пришла  телеграмма,  что  Аврак  погиб  в  автомобильной
катастрофе. По правде сказаться тогда только немножко испугался. Но  когда
умер Орт, я понял, что это страшная штука.
   - Орт тоже что-то такое предпринимал?
   - Не знаю. После смерти Асторянова он  однажды  разговаривал  со  мной.
Оказывается, Аврак рассказывал ему и о своем замысле и обо мне  тоже.  Орт
поинтересовался, был ли я  в  дирекции.  Я  честно  рассказал  ему,  какая
история приключилась с бумагами Асторянова. Евгений Осипович покачал голо"
вой, улыбнулся и сказал, что займется этим. Но ему не довелось. Он  поехал
в Индию, на конгресс, еще куда-то, а когда вернулся, то сразу же  началась
эта склока...
   Мильчевский замолчал. На лбу его выступил пот -  вдохновение  требовало
больших внутренних сил. Это была не  просто  ложь,  это  было  творчество.
Гениальная импровизация. Но, кажется, работа сделана чисто,  без  помарок.
Подольский молчал. Он был ошарашен.
   - Мне нечего сказать,  -  начал  он,  -  все  слишком  неправдоподобно,
чтобы... Не будь Ящика перед моим носом, я бы ничему не поверил. А  так...
Не знаю, что и сказать даже.
   Мильч сидел в трагической позе, прикрыв глаза  рукой.  Вся  его  фигура
выражала отрешенность и усталость. Что  ему  веселье  мира,  солнца  свет,
улыбки звезд... Он человек без будущего.
   - Скажи, - осторожно спросил Подольский, - а почему ты решил обратиться
именно ко мне? Ведь...
   - Примерно по тем же  соображениям,  которыми  руководствовался  Аврак,
обращаясь ко мне. Человек ты почти одинокий, свободный, ну  и...  А  самое
главное в том, что я один со всем этим справиться не могу. Я не ученый,  а
к Ящику нужно подходить с головой. Его можно разгадать, он совсем не такой
страшный, как это кажется. Я думаю, что у него есть...  ну,  зацепка,  что
ли, которая его, как на крючке, держит. Понять ее - и дело в шляпе!  Можно
будет приступить к бессрочной эксплуатации  Черного  ящика,  соблюдая  при
этом правила техники безопасности. Никакой тебе вендетты,  никакой  мафии.
Но для того, чтобы раскусить Черный ящик, нужно пошевелить мозгами. А  они
у меня... Одним словом, ты приглашен в качестве консультанта. Мне,  как  и
президенту Штатов, нужен личный мозговой трест.
   - С соблюдением всех правил секретности?
   Мильч даже не взглянул на Подольского.
   - Мне, конечно, неудобно просить тебя молчать, - сказал он очень тихо и
серьезно, - ведь речь идет о моей жизни; а не о твоей.
   - Почему? Я  тоже  находился  в  контакте  с  Ящиком,  и  его  гнев  за
разглашение тайны падет на меня. Если падет вообще.
   - Сначала на меня. У него строго соблюдается очередность  в  ликвидации
трепачей. Так уже было. Сначала Аврак, затем Орт.
   Они закурили и долго сидели молча.
   - Ну ладно, - резко вставая, сказал Михаил, - подумаем, как  тут  быть.
На сегодня хватит. У меня голова кругом идет.
   Подольский ушел, а Мильч остался сидеть за письменным столом.
   Ну что ж, кажется, первая птичка клюнула.
   Мильч вынул стопку оттисков статей  из  различных  физических  журналов
Улыбаясь, полистал их, зевнул и громко сказал:
   - А что, Рог, не познакомь я тебя с некоторыми идеями Орта, ты вряд  ли
выдал бы столь квалифицированную информацию? Как  видишь,  без  Мильча  ты
тоже... не очень.



15

   События развивались. Пока  это  были  вялые,  ленивые  движения,  почти
неуловимые, но их проекция в будущее выглядела угрожающе.  Она  предвещала
взрывы и катаклизмы, которые доселе и не снились мирным обитателям  гавани
Институт-де-вакуум.
   Подольский показал списанные с ленты Черного ящика  формулы  Урманцеву.
Он сделал это после нескольких дней мучительных колебаний. Это была не его
работа, но ее приходилось выдавать за свою, иначе на свет  извлекался  тот
бесконечный хвост вопросов, на которые он не имел права отвечать. Конечно,
можно и  не  показывать  работу  Урманцеву.  Можно  вообще  никому  ее  не
показывать. Но здесь  уже  срабатывали  автоматические  рефлексы  научного
работника. Подольский не мог не обнародовать сделанную им запись. Ведь она
содержала новое. Новое, следующий шаг по пути к Истине.
   Неотразимость Истины... Стремление к Истине стало  потребностью,  среди
движущих сил современного человеческого общества оно  занимает  выдающееся
место.
   Неотразимость Истины велика, она сметает любые преграды. За наслаждение
"знать",  как,  впрочем,  и  за  все  остальное,  люди  платят  здоровьем,
временем, жизнью. Азарт научного поиска - это та награда,  которую  ученые
получают в качестве  постоянной  надбавки  к  зарплате.  Древний  инстинкт
первобытного   охотника,   оплодотворенный   интеллектом,    стал    самым
привлекательным свойством научной работы. Он  позволяет  совершать  прыжки
через логические бездны и  достигать  вершин  практической  пользы,  минуя
опасные ущелья и трещины, созданные отсутствием информации.
   Неотразимость Истины. Она воплощена в позвякивании нобелевских  медалей
и яростных спорах о том, какой радиус действия у водородной бомбы.
   Неотразимость  Истины.  Неотразимость  Истины.  Неотразимость.   Истина
неотразима.
   И поэтому - не будут взрываться атомные бомбы, в огне  невидимых  лучей
не  будут  метаться  обезумевшие  женщины,  не  будут  умирать   дети,   и
человечество не будет вздрагивать от грохота новых страшных изобретений.
   "Да будет Истина!" - говорят ученые. Да будет свет  Истины  над  миром!
Яркий  свет  Истины.  Ослепительный   свет   Истины.   Ослепляющий   свет.
Выжигающий, проникающий в душу свет Истины.  Свет,  который  не  оставляет
после себя руины чувств и бесплодную пустыню в сердце.
   Но не повесить ли нам на Истину абажур?
   Михаил Подольский почувствовал на себе  всю  неотразимость  Истины.  Он
положил свои записи перед Урманцевым и, борясь с удушьем, сказал:
   - Вот.
   Валентин  Алексеевич  отложил  в  сторону  какую-то  бумажку  с   двумя
печатями, штампом и багряной резолюцией "отказать", подвинул стопку листов
и углубился в чтение. Его лицо приняло  растерянное  и  доброе  выражение,
которое появляется у людей, чем-то чрезвычайно увлеченных.
   - Здорово! -  Не  прекращая  чтения,  он  хлопнул  по  столу  рукой.  -
Гениальный ход!
   Его глаза быстро-быстро бегали по строчкам. Потом он нахмурился,  полез
в  ящик  стола,   достал   логарифмическую   линейку,   что-то   прикинул,
неодобрительно повертел головой.
   Михаил  терпеливо  ждал.  Слишком  уж  эмоциональный  человек  Валентин
Алексеевич, чтобы устоять  перед  неотразимостью  Истины.  Сотрудники  его
лаборатории знали, что красота удачного математического  решения  способна
вызвать у  него  слезы  на  глазах.  Впрочем,  сам  Урманцев  скрывал  эту
слабость. Он считал, что шествие Истины должно совершаться в торжественном
молчании  среди   холодных   мраморных   плит   вечности.   Будучи   очень
чувствительным,  он  считал  эмоцию  в  науке  чем-то  в  высшей   степени
неприличным.
   Дочитав, Урманцев отложил расчеты в  сторону.  Он  смотрел  на  Михаила
влюбленными глазами.
   - Хорошо, - сухо сказал он, подумав. - Я бы  даже  сказал,  потрясающе.
Есть  одна  ошибка.  Использован  очень  старый  метод  расчета.   Таковой
применяли еще до сорокового года, сейчас  есть  более  короткий  и  верный
путь. Затем тут есть одна формула, я ее не знаю, откуда ты ее выцарапал?
   - В "Анналах физики" у Берда.
   - Не ври. Этой формулы нигде нет. Я сразу понял. Сам получил?
   Михаил кивнул головой и покраснел. Клубок запутывался...


   Между тем Мильчевский не терял времени зря. Он действовал по  тщательно
разработанному плану.
   "Я вас совращу", - говорил он по утрам,  окидывая  институтское  здание
взглядом Люцифера.
   Следующей жертвой Мильчевского стал Иван Фомич.
   После провала