та решили продать по одной паре женских часов.
   Это очень  интересно...  Часы  золотые,  швейцарской  фирмы.  Откуда  у
бедного студента золотые часы? Откуда у холостого техника такие  же  часы?
Откуда у них, бедных, дорогие вещи? И почему именно женские?
   Черныш  мельком  оглядел  провинившихся.   Такие   часто   встречаются.
Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность  манер.  Ребята  какие-то
безликие. Будто штампованные.
   Черныш слышал глуховатый голос Еремина,  но  от  него  ускользал  смысл
задаваемых следователем вопросов. Впрочем,  все  это  неважно.  Главное  -
квитанции. Вот они.
   Несколько  минут  Черныш  сосредоточенно  рассматривал  помятые   серые
бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и  название  марки,  и  степень
износа, и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это  понятно,
часы сданы в разные магазины - значит, и приемщицы, должны быть...
   И тут Черныш остолбенел. С радостным ужасом перевел он взгляд  с  одной
квитанции на другую.  Номера,  заводские  номера  часов  одинаковы!  Опять
одинаковые номера! Что это? Совпадение?  Случайность?  Что  же  это  такое
наконец? Что происходит в мире?
   Черныш торопливо и нервно написал записку Еремину:
   "Кончайте допрос, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую
мы искали!"
   Еремин вроде не очень остался доволен таким вмешательством. Но виду  не
показывает. Продолжает свое дело.
   Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что  тот
себе думает? Или криминалисты все такие? А может быть. Черныш по молодости
лет страдает хроническим нахальством?
   Но Черныш не обижался, он  почти  не  слушал  следователя.  Он  показал
Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот!
   - Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек,
- пояснил Еремин, - а затем поссорились и решили продать, вот и снесли  на
комиссию.
   - Откуда у них такие деньги? - спросил Черныш.
   - Копили.
   - Ах, копили? Вот оно что! - иронизировал Черныш. - Ну, тогда  мы  тоже
кое-что накопили для наших  друзей.  Им  придется  подготовиться  к  более
серьезному разговору.
   Он выпалил свое открытие. Еремин слегка покраснел.
   - Как?! Здесь тоже одинаковые номера?
   - Точно!
   - Как же я этого не заметил? - недоумевал Еремин.
   После двухчасового допроса  парни  "раскололись",  выдали  "хазу",  где
устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.


   С большими трудностями удалось извлечь из комиссионных женские  часики.
Они были препровождены для изучения в Институт криминалистики.
   Черныш заслуженно гордился. Его теория как будто подтверждалась.
   - Смотрите, - говорил он Гладунову, - опять  все  тот  же  сон.  Каждый
дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей  точностью.
Это такие же часы-"близнецы", как и наши фальшивки.
   - Абсолютной идентичности не существует в природе, - сердился Гладунов.
- Неоднородность, неравномерность - это такое же свойство материи,  как  и
движение. Не следует забывать материалистическую философию, мой милый.  По
крайней мере в макромире это так,  -  добавляет  он.  -  Только  атомы  да
частицы все на одно лицо.
   - Да, но факт, так сказать, налицо,  -  шутил  Черныш.  -  Вес  часиков
совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!
   Гладунов  почесывал  потный  затылок,  обросший   неровной,   кустистой
порослью седых волос.
   -  Но  поймите,  дорогой,  чудес  в  природе  нет.  Все  реально,   все
основывается на  существующих  законах.  Во  всяком  деле  не  может  быть
отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем  деле
было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление!
   Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:
   - У меня есть такое правило.  Когда  дело  абсолютно  неясно,  я  коплю
факты. Факты, факты, факты... А потом либо эти факты сами выстраиваются  в
какую-то последовательность,  либо  исследователь  найдет  закономерность,
которая подчиняет их все одной общей идее.
   - Вот как, - улыбнулся Черныш. - Когда мы говорили с вами  первый  раз,
здесь звучали несколько другие основы теории  криминалистики.  Помните,  я
пришел к вам тогда проситься в аспирантуру?  Профилактика  преступлений  и
прочее.
   Гладунов улыбнулся.
   - Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему
жизнь, но чаще помогает. Что тогда было на дворе? Май, весна,  теплынь.  А
сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.
   Черныш рассмеялся.
   - Ну, четыре мнения на год, в соответствии с временами года, это не так
уж много. В этом есть своя определенность и постоянство.  Совсем  неплохо.
Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.
   Черныш посмотрел в окно, путь  к  которому  преграждали  многочисленные
шкафы и столы. За перегородками по-прежнему  раздавались  голоса,  трещали
телефонные звонки, стучали машинки. А за  окном  был  март,  которого  эти
озабоченные люди не замечали, не привыкли  замечать.  По  крайней  мере  в
рабочее время.
   Черныш  вышел  из  института  поздно  вечером.  Но  вместо  того  чтобы
заспешить привычной торопливой походкой  к  автобусу  и  побыстрее  уехать
домой, медленно поплелся по улице, оглядываясь по сторонам, вдыхая запахи,
впитывая шум и свет большого города.
   Ему было хорошо и немного тревожно. Московская весна в разгаре.  Сквозь
асфальт и камень, сквозь бетонные основания домов-громадин, а может  быть,
просто с полей через многокилометровые завесы из  дыма,  бензиновой  гари,
дыханья теплоцентралей в город пробился  тяжелый,  пряный  дух  весны.  Он
вполз на улицы и улегся прямо на тротуарах, большой,  ленивый,  томный,  с
синими глазами. Он задирал  прохожих,  стучался  в  окна  и,  конечно,  не
пропускал ни одной юбки. Он придавал людям силы, сулил надежды  на  яркое,
радостное  лето,  смеялся  над  бюрократами,  завистниками,   кляузниками,
чинушами и недотепами. Он был веселым, беспечным и добрым, этот дух весны,
и он нравился Чернышу.
   Странная штука человеческая память, думал Черныш. Как  она  работает  и
почему выхватывает из жизни то или иное?
   Он надолго запомнил этот мартовский вечер, хотя ничего особенного в нем
не  было.  Светили  рекламы  и  лампы  дневного  света,  шуршали  шины   и
взвизгивали тормоза, двигались люди... Свет, ночь, свет, ночь, чье-то лицо
безмятежно, а рядом усталое, поникшее лицо, чей-то смех и чей-то всхлип, и
нет ни в чем определенности, последовательности, порядка. Но помнишь  этот
вечер, всю жизнь помнишь, как смерть друга, как рождение ребенка.
   Что же было потом? Он пришел домой... и все. Почему же он  до  сих  пор
помнит этот вечер? Ведь тогда ничего не  произошло,  абсолютно  ничего  не
произошло.


   На другой день его пригласил к себе  Еремин.  Оказывается,  они  решили
взять  фарцовщика  Вову   с   контрабандной   продукцией.   Потом   Черныш
присутствовал при его допросе.
   Патлач  оказался  невыразительным,  каким-то  серым  парнем.  Но  самое
главное - у него не было контрабанды. Повезло Патлачу. Пришлось отпустить.
Еремин только руками развел.
   - Просто удивительно, куда он успевает девать свой товар. Берем мы  его
не в первый раз, и каждый раз осечка. Сейчас мы достоверно  знали,  что  у
него дома припрятано. И снова... ерунда.
   Черныш пожал плечами. Это звучало наивно. Мало ли куда  можно  спрятать
товар? Наконец, просто выкинуть...
   - Он не знал, что мы собираемся его брать, - сказал Еремин.
   Пожалуй,  из  встречи  с  Патлачом  больше  всего  Чернышу  запомнилась
следующая деталь. Случайно вышло так, что Черныш вышел  с  ним  из  здания
прокуратуры почти одновременно.  Фарцовщик  вежливо  пропустил  Черныша  в
дверь и сказал:
   - До свиданья, Григорий Ильич.
   Черныш оглянулся. Патлач уже  стоял  возле  такси  и  смотрел  на  него
безмятежным взглядом человека с чистой совестью. Возможно, он слышал,  как
Еремин обращался к нему...
   - Всего, - коротко сказал Черныш и зашагал к троллейбусной остановке.
   Он еще некоторое время чувствовал на спине пристальный взгляд  Патлача.
Тогда он подумал, что это  подозрительный,  очень  подозрительный  тип,  и
нужно будет сказать Еремину... А впрочем,  что  говорить,  тот  и  сам  не
дурак, все отлично понимает. У него просто нет улик.
   С другой стороны, совершенно не исключено, что  Патлач  не  посвящен  в
тайну  часов-"близнецов".  Это  перекупщик  и  спекулянт,  и  многие  вещи
приходят ему в руки  настолько  сложными  путями,  что  до  истоков  и  не
докопаться. Но все же что-то здесь было...
   Затем Черныш простудился, и ему пришлось несколько дней  лежать.  Ночью
поднялась температура, начались уколы, банки...
   Только на пятый день  он  почувствовал  себя  совсем  хорошо.  Настрого
приказал товарищам не появляться к нему с апельсинами и  яблоками.  Они  в
несметном количестве скапливались в  тумбочке,  под  кроватью,  на  столе.
Тетка с постным лицом выгребала их из разных углов комнаты.
   Гладунов  прислал  записку;  ее  однажды  вечером  привез  Яриков.  Он,
казалось, был немного смущен своей миссией, но вскоре оправился и спокойно
заговорил ровным, тихим голосом:
   - У нас все  по-старому.  Тихон  Саввич  очень  много  работает.  Видел
Захарова, он говорит, что прогресса нет. Под прогрессом Захаров, наверное,
понимает обнаружение преступников. Так что дела не очень важные.
   Яриков еще некоторое время  перечислял  события,  не  заслуживающие,  с
точки зрения Черныша, никакого внимания, затем замолк.
   - Вы знаете, - нерешительно сказал он, - Варенька сделала перевод...
   - Какой перевод?
   - Немецкой книжки, которую выдала нам "Анна".
   - Ах, это... Августа Карстнера, кажется?
   - Ну да.
   - И что же?
   - Боюсь сказать вам что-нибудь определенное, - задумчиво  заметил  Иван
Степанович,  -  слишком  все  это   фантастично.   Но   прочесть   следует
обязательно.
   - С удовольствием, - обрадовался Черныш. - Делать мне нечего,  чувствую
себя хорошо, отчего же? Буду читать!
   - Нет, здесь не просто чтение нужно, а изучение глубокое, внимательное,
понимаете? Потому что на первый взгляд это почти мистика.  Но  многое  там
будет вам интересно.
   - И в этой книжке действительно есть  ответ  на  все  наши  вопросы?  -
Черныш с некоторым сомнением принял стопку тетрадей.
   -  Как  вам  сказать,  Гришенька...  Сами  увидите.  Но  что-то   здесь
определенно есть.
   - Спасибо, большое вам спасибо!
   - Ну что вы... Какие уж там могут быть  благодарности...  Мы  ведь  еще
побеседуем с вами об этом, Гришенька? Правда?
   - Обязательно!..
   Яриков долго молчит, потом начинает прощаться. Оставшись  один.  Черныш
перелистывает страницы школьных тетрадей, исписанных старательным,  разным
почерком. "Буквы как бублики - поджаристые, румяные, веселые", - думает он
и принимается за чтение.



4

   August Karstner. Die Wand. Ein Dokumentarbe richt,
   Deutscher Militarverlag, Berlin, 1963, s.121 - 12 д.
   Приобщено к делу 23.3.19... года.

   После ареста семь дней  я  пробыл  в  Центральной  следственной  тюрьме
города  Гамбурга.  Меня  допрашивали  только  один  раз.  Этого,  впрочем,
оказалось вполне достаточно, чтобы всю жизнь носить вставные зубы. Гестапо
довольно скоро установило мое истинное  лицо,  чему  немало  способствовал
вытатуированный на моей руке лагерный номер. Обстоятельства побега были им
более или менее ясны. Об  этом  они  почти  не  спрашивали.  Но  их  очень
интересовали имена приютивших меня людей. И адреса, конечно, тоже.
   - Кто вас снабдил этими документами? Где вы получили  одежду?  Кто  вам
помог добраться до Гамбурга? - Четыре часа эти вопросы вдалбливали  мне  в
мозг всеми доступными способами.
   Я их запомнил наизусть.
   Наконец мне пообещали жизнь.
   - Назовите только фамилии и адреса  людей,  изготовивших  документы,  -
сказал следователь, массируя костяшки пальцев.
   Фамилии я не знал, адрес старался забыть. Я боялся, что  назову  его  в
бреду, выдохну окровавленным горлом, приходя в сознание на паркетном  полу
кабинета, прокричу беззубым ртом в минуту нестерпимой боли.
   - Не надейся легко умереть. Смерть нужно заслужить.
   Они страшно торопились. Теперь я понимаю: причиной этого были  вести  с
Восточного фронта.
   Тогда же я понял только, что им наплевать и  на  меня  и  на  тех,  кто
прятал меня от полиции. Зато им почему-то  очень  важно  было  знать,  кто
делал документы.
   Иногда за четыре часа удается прожить целую жизнь. Боль не  отнимает  у
человека волю и разум. Она  заставляет  его  думать  в  ускоренном  темпе;
скорее, чем думают палачи. И скорее,  чем  до  их  сознания  доходит  твое
молчание. Обостренным восприятием  я  догадался,  что  документы  для  них
сейчас самое важное.
   - Документы я добыл себе сам.
   - Где? Как? Когда?
   - Я украл их в автобусе и приклеил свою фотографию... Они  хранились  в
тайнике вместе с одеждой. Я устроил все это давно, еще до первого  ареста.
На случай возможного побега.
   - Где тайник?
   - В лесу Вайнвальде.
   - Точнее!
   - Точнее объяснить невозможно... Но я мог бы найти его и показать.
   Чем чаще оказываешься лежащим на полу, тем скорее постигаешь тайну, как
не приходить в сознание. Сознание делает слабым и уязвимым. Беспамятство -
единственная защита. Я научился оттягивать возвращение памяти и боли.
   - На бланках не обнаружено подчистки или вытравливания. Это были чистые
бланки. Кто и где их достает? У нас уже имеются точно такие же экземпляры.
Обычным типографским  способом  нельзя  достичь  такой  идентичности.  Как
изготовлены эти бланки?
   Значит, они поймали еще кого-то из "друзей Янека" и те  не  сказали  им
ничего. И я не скажу.
   - Почему удостоверения личности часто имеют совпадающие номера?
   Действительно, почему? Английские фунты тоже ведь были с одним номером.
   - Где  изготовляется  иностранная  валюта?  Почему  четыре  стофунтовых
банкнота выпущены за одним номером?
   -  У  меня  не  было  никаких  банкнотов,   -   говорю   я   совершенно
бессознательно.
   Нужно напряженней следить за своими словами, особенно теперь, когда они
добрались до главного.
   - Но вы должны знать о них! Банкноты и документы имеют один  и  тот  же
источник.
   Неужели они что-то нащупали? Если бы знать, что им известно.
   - Английская разведка снабжает вас фальшивыми деньгами? Поставляются ли
вам фальшивые рейхсмарки?
   Ах, вон оно в чем дело! Документы и  деньги,  оказывается,  изготовляет
Интеллидженс сервис... - Это я соображаю уже на полу.
   Чувствую, что вот-вот отключусь.
   - Направьте  этого  специалиста  в  ведомство  Крюгера.  Он  может  еще
пригодиться.
   Это сказал, по-видимому, тот тип в штатском, который сидит в  углу.  За
все время это его первые слова.
   - Оттуда еще никто не уходил, - добавил следователь.
   Наконец мне удалось отключиться. В сознание я пришел уже  в  камере.  С
тех пор я не могу побороть ненависти к электрическому току. Если бы  можно
было, я бы жил при свечах. Но это уже сугубо личное.
   Мой рассказ об аресте  и  допросе  можно  было  бы  закончить.  Хочется
сказать лишь несколько слов о  ведомстве  Крюгера.  Это  поможет  читателю
понять, почему мне была на время дарована жизнь.  Основные  подробности  о
деятельности  этого  ведомства  мне  стали   известны   после   войны.   В
нижеследующем разделе мною были использованы следующие документы:
   1)   "Нюрнбергский   процесс   над    главными    немецкими    военными
преступниками", М., 1961; 2) "Protokoll des Sachsenhausen - Prozess".


   Когда для гитлеровского рейха настали черные  дни,  гитлеровские  бонзы
все большие надежды стали возлагать  на  тайную  войну.  Но  для  вербовки
агентов в странах антигитлеровской коалиции требовались огромные средства.
Чем сильнее нацистов лупили на фронтах, тем большие суммы  приходилось  им
тратить на подкупку отщепенцев - предателей всех мастей.
   С каждым часом уменьшались финансовые возможности  коричневой  империи,
зажатой в огненное кольцо войны. Внешнеторговые связи  резко  сократились,
валютные фонды были крайне истощены,  а  германская  марка  совершенно  не
котировалась на международном рынке. Лишенная всех  иностранных  кредитов,
Германия вынуждена была расходовать последние  остатки  валюты  только  на
ввоз из нейтральных стран стратегического сырья.
   Тогда-то и была сделана последняя ставка банкрота. Секретная служба при
непосредственном  участии  финансовых  воротил  представила  фюреру   план
массовой подделки иностранных банкнотов.
   На фальшивые деньги предполагалось  закупить  за  границей  недостающее
истощенной империи сырье. Это было тем более заманчиво, что однажды, еще в
первую мировую войну, такая афера увенчалась  успехом.  Будущий  президент
гитлеровского рейхсбанка Яльмар Шахт закупил тогда в Бельгии на  фальшивые
франки большую партию товаров.
   Немалые  надежды  также  возлагались  на  подрыв  экономики  враждебных
Германии государств. Здесь у нацистов тоже был некоторый опыт. Еще в  1918
году отпечатанные в берлинской тайной типографии миллионы фальшивых рублей
были брошены на  снабжение  орудовавших  на  территории  Советской  России
контрреволюционных банд. Но фашистские наследники германского  милитаризма
мыслили   гораздо   шире.   Они   намеревались    буквально    захлестнуть
противостоящий им лагерь потоком фальшивых ассигнаций. Гитлер и Гиммлер не
забывали и о "пятой колонне". Оплачивать услуги этих международных отрядов
предателей собирались тоже фальшивыми деньгами.
   Так при Главном управлении имперской  безопасности  был  создан  особый
центр   по   изготовлению   фальшивых   денег,   главой   которого    стал
оберштурмбаннфюрер  СС  Бернхард  Крюгер.  В  прошлом   взломщик,   Крюгер
возглавлял  до  этого  группу  "Технических  вспомогательных  средств"  VI
управления.
   Эта группа, обосновавшаяся в сером доме на Дельбрюкштрассе  в  Берлине,
снабжала гестаповскую агентуру подложными документами. У Крюгера был целый
музей  с  образцами  всевозможных  документов  из  всех  стран  мира:   от
красноармейской  книжки  до  свидетельства  о  благонадежности,  выданного
полицией Токио.
   Первые опыты по изготовлению фальшивых денег  были  предприняты  еще  в
1940 году под кодовым наименованием "Операция Андреас". Сначала изготовили
образцы английских фунтов стерлингов. Их легче, чем любую  другую  валюту,
удавалось обменивать на настоящие в английских владениях  или  нейтральных
странах. Хождение же фунт имел во всех частях света.
   Все же понадобилось около трех лет,  прежде  чем  эсэсовцы  наловчились
печатать почти неотличимые от подлинников банкноты  достоинством  в  пять,
десять, двадцать и пятьдесят  фунтов  стерлингов.  Лишь  после  этого  они
смогли приступить к изготовлению пятисот- и тысячефунтовых купюр.
   Над этим в поте лица трудился целый научно-исследовательский  институт.
Прежде всего требовалось подобрать бумагу, которая  точно  соответствовала
бы оригиналу по фактуре. Клише и печать не должны были отличаться от  него
ни рисунком, ни цветом. Ничтожный штрих, малейшая разница в оттенках могли
загубить всю операцию. Наконец, нацистам нужно было,  чтобы  номера  серий
хотя  и  заранее  рассчитанные,  максимально  соответствовали   подлинным.
Приходилось учитывать все: подписи ответственных лиц казначейства  и  даты
выпуска денег. Фальшивые деньги необходимо  было  немедленно  сбывать  или
обменивать на настоящие. Для  этого  требовалась  широко  разветвленная  и
тщательно  законспирированная  шпионская  сеть,  охватывающая  почти   все
государства  мира.  Все  здесь  было  поставлено  на  широкую  ногу.  Ведь
производство фальшивых денег было очень важным звеном  в  преступной  цепи
тотальной войны.
   К лету 1943 года ведомство Крюгера  уже  ежемесячно  выдавало  пачки  с
сотнями тысяч поддельных фунтов стерлингов. В этом и заключалась секретная
"операция Бернхард", названная так по имени Крю