Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
ва не избежать. Что-то они участились. Это уже не первая.
Но не дай бог, если последняя! Хорошо бы и этой встрече окончиться не хуже
предыдущих. От Линки можно ждать чего угодно. -- В конце концов, я отношусь
к тебе как все!
-- А нравишься мне, между прочим, именно тем, что не похож на всех. Не
до конца похож... Хоть и боишься в этом признаться, тянешься за остальными.
Ты больше мой, чем их...
-- Опять ты за свое. Не надоест тебе самокопание...
-- Я же не могу, как вы, поставить проблему любви в лаборатории. На
бедном Кешке.
-- Мы не занимаемся стандартными психическими реакциями.
-- Жаль. Представляешь влюбленного нетопыря, а? Смешно. А главное --
нестандартно!
Вот сейчас, сейчас, торопил развязку Ралль. Еще слово-другое, еще
минута-две -- и они уйдут друг от друга расходящимися амплитудами ссоры.
Сейчас. Еще слово -- и конец.
Однажды они уже сидели так, в тихом ресторанчике на Невском. Столик на
двоих здесь понимали буквально: одно ребро столешницы вогнутое, другое
выпуклое, третья неизбежная сторона вообще завивалась улиткой. По залу
бесшумно сновали приветливо-безразличные роботы-официанты в белоснежных
рубашках и немнущихся брюках. Скрытые вентиляторы нагоняли из кухни
синтетический шашлычный чад.
-- Нравится тебе здесь? -- спросила Линка.
-- Несколько часов посвящать еде, среди других жующих? Довольно
унизительный возврат к природе...
-- На людях веселее.
-- Если не думать, куда деть руки.
-- Твой шеф занял бы их раскуриванием трубки.
-- Которая, в общем, так же уместна, как этот искусственный дым: мясо
жарят дистанционно, а чадят отдельно, для экзотики.
-- Брюки на роботе тоже условность. Как и все его человекоподобие.
Проще было построить тележку с манипуляторами.
-- В Каунасе я заходил в охотничью корчму. Шкуры на стенах. Скобленные
добела столы. Деревянные ложки.
-- А по лавкам -- "охотнички" в черных пиджаках и галстуках-бабочках,
правда? Помню. Нелепо, хотя и красиво. Впрочем, насколько мне известно,
шкуры там искусственные.
-- Дожили! Возрождаем то, что давным-давно утратило смысл.
-- А ты полагаешь, ваша ужасная рациональность всегда осмысленна?
-- Что ты имеешь в виду?
-- Например, хвост общего любимца лаборатории Мими. Почти натуральный
мышиный цвет из дымчатого стекловолокна. И нулевая полезность...
-- Кстати, нам не подали меню. Позвать официанта?
-- Весьма кстати. Но мы не торопимся.
Из вазы посреди стола показалась горстка сине-розовых, сморщенных,
каких-то озябших бутонов сирени и с мультипликационной быстротой
распустилась на глазах -- будто каждым соцветием выстреливали. Верх
гостеприимства, возгонка цветов каждой паре. А вспомнишь, как заряжают
букет, как подстерегают подходящий (с точки зрения невидимых наблюдателей!)
момент, как лупят бедное растение токами или вспрыскивают химией -- и снова
становится неловко и тоскливо... Все автоматизировано, подогнано, подобрано.
Поневоле коробит: мы ведь люди, не роботы!
Линка зарылась лицом в свежую влажную гроздь:
-- В старину, говорят, цветок из пяти лепестков приносил счастье.
-- Ну, при возгонке все цветы один в один отштампованы. Ты ведь
знаешь...
-- Лучше бы не знать. -- Линка понюхала букет, сморщила носик и
отодвинулась.
Ралль повел рукой по ребру столешницы. Линка повторила его движение на
своей стороне. Руки встретились.
-- Как хорошо, что, несмотря на прогресс, две линии по-прежнему
пересекаются, -- заметила 'Лина.
-- Даже такие разные, -- подхватил Ралль. -- Моя сторона вогнутая --
словно мир молча замыкается вокруг. Зато твоя выпуклая, открытая -- ты ведь
сама излучаешь!
-- Раньше девушкам говорили: "Ты мое солнышко!" Нынче -- "Ты моя
выпуклая!" И все равно жить интересно, правда?
Ралль лихо крутнул пальцем по извиву столешницы.
-- Гиперболическая бесконечность. Похожая на ту взаимную разомкнутость,
которая была до нашей встречи и наступит после...
-- Как ты умеешь все запутать и утопить в словах! Почему бы не сказать
проще: "Давай расстанемся"? Не прибегая к иносказаниям?
-- Я же совсем не об этом, я о третьей лишней стороне. Необходимое
заставляет думать о сиюминутном, лишнее -- о перспективе, замечаешь? Толчок
новым мыслям...
-- Меня иногда тошнит от вашей беспрерывной оригинальности. Ни словечка
попросту, все с шарадой да с заумью... Оставьте хоть что-нибудь роботам:
посмотри, куда вы их загнали! --Лина кивнула в сторону кухни.
Повинуясь ее кивку, приблизился официант, склонился с блокнотиком в
руках.
-- Нет-нет, мы уходим. Спасибо.
Лина шумно поднялась. Робот галантно отодвинул стул.
У него даже пальцы белеют, подумал Ралль. Может, неправда, что они --
автоматы?
-- Не провожай меня, -- бросила Лина в сердцах.
В тот день он впервые почувствовал собственное сердце...
Из воспоминаний Ралль вынырнул так же неожиданно, как и окунулся в них.
В уши впился противоестественно, вызывающе ровный Линкин голосок:
-- ...так искусно боролись против эгоизма, что проморгали
незащищенность человека перед обществом. Раньше боялись вторжения в
личность, подавления ее другой, более сильной. Естественной защитной
реакцией каждого был собственный эгоизм. Теперь прятаться не от кого. Мы все
нараспашку. И общество постепенно размывает личность...
Ралль не сразу включился и наудачу возразил:
-- Психологи ничего подобного не замечают.
-- А что вы замечаете? Глобальные проблемы? Взгляни на своих бородатых
друзей. Им все дано. И все дозволено. А им скучно, их ничто по-настоящему не
волнует. Возрастом, понимаешь, не вышли...
Ралль обернулся. На краешке подоконника, свесив ноги на улицу, сидела
розовая после игры Маргарита и независимо раскачивала гермесками.
-- Лина! -- предостерегающе произнес Ралль.
-- Что "Лина"?! Боишься, услышат? Пусть слышат. Я при ком угодно
повторю: вы невзрослеющие вундеркинды! Ума хватает, а куда применить -- не
придумали. Способности обогнали возможности. Вы даже на женщин смотрите с
детской непосредственностью. Как-то пришлось влепить пощечину твоему шефу, и
он искренне удивился: почему тебе позволено, а ему нет?
-- Подумаешь, недотрога! -- Маргарита дернула круглым плечом. -- Уж и
пошутить нельзя.
-- Нам с младенчества вбивали в голову уважение к женщине, -- не
обратив на нее внимания, продолжала Линка. -- Этакое благодушное абстрактное
уважение к женщине вообще. Но я-то не вообще, я конкретная.
-- При чем тут ты? -- Ралль поежился. Медленная тоска знакомо заливала
грудь.
-- Вот именно. Тоже мне, предмет беспокойства -- одно человеческое
настроение! Да еще в свете наших достижений! --Лина говорила почти без
выражения -- на одной взвинченной, повышенной громкости ноте.
Чтобы сменить тему, Ралль подошел к пульту, ткнул наугад клавишу
"Развлечения". "Резвая Маня" откашлялась и голосом Эдика Слуцкого
продекламировала:
-- Старинная народная задачка с логическими вариациями и промежуточным
ответом. Внимание:
"Пэ" и "Ку"
Сидели на суку.
"Пэ" уехал за границу.
"Ку" чихнул
И лег в больницу.
Кто остался на суку?
Ку-ку!
Где-то что-то щелкнуло. "Маня" выдала первый вариант:
-- Поскольку "Пэ" за границей, "Ку" в больнице, а кто-то все же кукует,
следует предположить, что действие происходит в лесу. На опустевший сук
уселась кукушка.
Голос Эдика с трудом перекрыл хохот:
-- Браво, "Маня". Другого от тебя и не ждали. Ваша очередь, "маэстры"!
-- Абсолютно ясно: никто не остался.
-- Маргарита, зачем пилить сук...
-- Не продолжай! -- вскричал Янис. -- На суку сидели трое: "Пэ", "И",
"Ку", верно? Значит, остался "И".
-- Милый друг, детективы определенно идут тебе на пользу. Совсем
чуть-чуть не угадал.
-- Повеселились? -- загремел Ростик. -- Сейчас я вас всех примирю. "Ку"
остался. Ведь он только чихнул, а в больницу лег "И". Примитивный вариант...
-- Безупречная дедукция, шеф. Нет слов!
-- Ку-ку! -- завершила спор "Маня". Ралль надеялся, что Лина хотя бы
улыбнется. Но она слушала равнодушно. А может, и не слушала.
-- Эх, горе мое! -- Лина отключила экран, положила руки Раллю на плечи,
откинулась, долго смотрела ему в глаза. -- Я считала психологов более
чуткими: им бы первыми откликаться на беду. А у вас дурные задачки на уме.
-- Да где ты беду выискала? -- Ралль прижал щекой к плечу ее ладонь.
Маленькую ладонь. Пахнущую цезием и апельсинами. -- Вот жизнь, Линушка. Вот
моя работа. И я делаю ее изо всех сил.
-- А кому она нужна, такая работа? Присмотритесь к тем, для кого вы ее
делаете. Не для себя же трудитесь, для них, понимаешь? Вокруг что ни
человек, то аномалия. А вы их, знай, по линеечке ровняете. Усвойте наперед
простенькую мысль: где опаздывают психологи, там уже и психиатру делать
нечего...
-- Ну, это всерьез и надолго. -- Маргарита соскользнула с подоконника
и, как была нога на ногу, поплыла вниз.
Лина проводила ее глазами:
-- Мы убили в человеке любопытство, цель, право на риск, на
неиспользованное желание.-- Она тряхнула головой. -- И знаешь, чем?
Изобилием. Да-да, не смейся.
-- Это уж слишком, Линушка. От изобилия еще никто не умирал.
-- Пока нет. Но радость жить уже отравлена. Как-то личностей
поубавилось.
-- Наше общество...
-- Оставь общество в покое. Мне четыре семестра читали социологию и
шесть -- историю.
-- Все равно твои страхи беспочвенны. Мы... Лина быстро прижала ему
губы пальцем:
-- У каждого явления два полюса. По-моему, мы не подумав шагнули к
исполнению желаний. Всесилие рождает равнодушие. А равнодушие погубит Землю
точно так же, как когда-то оно уже убило Марс.
-- Еще один домысел. Много у тебя таких?
-- Я жалею сейчас об изжитом эгоизме. Он бы еще мог спасти нас. По
крайней мере, подхлестнул бы любопытство. От любопытства не так уж далеко до
заинтересованности. А нам бы теперь любую цель, хоть самую мелкую, лишь бы
каждому. Насаждайте, ребятки, разумный эгоизм. Рано мы его похоронили.
Линка наклонилась над пластмассовым кубиком, шепула что-то, и эринния
выпрямилась, успокоенно развернула листочки.
-- Вот ты, Ралль: ты бы отдал свою рубашку первому встречному?
-- Конечно. Шкаф изготовит мне еще дюжину на выбор.
-- Элементарная расшифровка щедрости. И ты даже не заглянешь в лицо
тому, кто к тебе обратится за помощью?
-- Ну, почему...
-- Потому, что мы безразличны друг к другу в своей пылкой любви к
обществу. Понимаешь? К обществу в целом. А тот, с рубашкой, по нашей
железной логике, не может быть обижен при нашем справедливом строе. Плевать
на аномалии. Главное, у него тоже есть где-то такой же шкаф.
-- Странная ты сегодня.
-- Еще бы. Ты не хочешь меня понять! И все не хотят, отмахиваются.
Дескать, истерика сентиментальной девицы!
Ну о чем она говорит? Зачем? Лучше бы уж добрая, старая, не оставляющая
следов ссора! Ралль чувствовал этот нарастающий в ней день за днем страх. Но
причины не находил...
-- Ты хоть задаешь вопросы, выискиваешь странное... Не я, вы странные!
Спроси вон у этих! -- Лина кивнула за окно. -- Думаешь, им очень весело? От
скуки шалят. Боятся остаться наедине с собой. Играют в инфантильность, чтоб
подольше не взрослеть. Ведь взрослеть -- значит, задумываться. А
задумываться вы уже давно разучились.
-- Послушай, да кто, наконец, тебя обидел?
-- Ты. И Янис. И Ростик. И директор института, который не поленился
сегодня вылезти из готовой тронуться "Пчелки", чтоб только пожать мне руку.
Он тоже считает меня ничьей. А ничья -- все равно что общая. Так, мальчики?
Ралль вслед за Линкой обернулся. Обе команды даджболистов, ступая на
цыпочках по воздуху в затылок друг другу, подкрадывались к окну. Ростик и
Маргарита тащили впереди огромное, наспех вырезанное из картона сердце,
пронзенное стрелой, с кровавой надписью: "Джеральд +Лина = !!!"
-- Так! -- смушенно и дружно гаркнули игроки.
-- То-то же. -- Линка бодро улыбнулась.-- Ну-ка, марш в лабораторию!
Радуясь прерванному разговору (а вдруг все же обойдется без ссоры?),
Ралль молча наблюдал, как ребята проплывали над подоконником внутрь. Столов
и стульев не хватило, обутые в гермески психологи рассредоточились вдоль
стен от пола до потолка.
-- Проведем наше совещание на высшем уровне, -- прокомментировал
событие Гуннар, вытягиваясь возле плафона и подложив локоть под щеку. Густая
тень заслонила половину лаборатории.
-- Выше некуда, -- проворчал долговязый Эдик, умащиваясь по-турецки в
воздухе над пультом "Резвой Мани".
Ростик надел свитер и демонстративно уселся за стол.
-- Вот вам, мальчики, изящная проблемка. -- Лина завела руку за спину.
Помедлила. И швырнула на середину комнаты пластмассовый кубик с эриннией.
Два мохнатых листочка затрепетали, не давая кубику опрокинуться. --
Поломайте ваши умные головы!
-- Видали мы такие проблемки! -- лениво уронил сверху Гуннар.
И осекся: эринния сложила листочки, вытянулась в струнку. Она умоляла.
Она была жалкой и немощной. Она взывала о помощи.
-- Раньше за черную магию сжигали на кострах! -- пробормотал Эдик,
трижды подув над левым плечом.
-- И сейчас еще не поздно, -- раздумчиво заметил Ростик, то бишь
Ростислав Сергеевич. -- Говорят, сильно успокаивает нервную систему.
-- Не торопитесь с выводами, нестандартщики! Сначала оцените мой дар.
-- Зачем он нам? -- Маргарита обиженно поджала губы. Столько внимания
одной неспокойной девчонке? За что?
-- Риточка! Не спорь с укротительницей диких марсианских хищников, --
посоветовал Эдик. -- Ужо напустит на тебя порчу, будешь знать!
Все засмеялись: Лина не делала секрета из своих "тревожных" гипотез.
Маргарита всполохнулась, набрала в грудь воздуху и с фальшивым цирковым
пафосом завопила:
-- Выступает всемирно знаменитая Лина-балерина с группой дрессированных
эринний.
-- С группой? -- Гуннар спрыгнул на пол, невидяще уставился в Линкины
глаза. -- Действительно, ребята. Как они ведут себя в группе?
-- Мальчики, да в вас, кажется, просыпается любознательность? Я слышу
вопросы...
Секунду в лаборатории стояла тишина. Смотрели не на Линку, смотрели на
Ростика.
-- Поздно уже. Рабочий день давно кончился. Энергию могут отключить! --
слабо отбивался шеф. Уверенности не было в Роськином голосе.
-- Мы мигом, Ростислав Сергеевич.
-- В полчаса управимся.
-- Ты даже мяч не успеешь разрядить!
-- Ладно, -- уступил Ростик. -- И не говорите потом, что я зажимаю
чужие идеи.
Лаборатория вмиг опустела. Психологи неслись по гулким коридорам,
хлопали дверьми. Гуннар, чтобы не обегать здания, сиганул за окно. Через
десять минут пол был уставлен эринниями в горшках, в бокалах, в пластиковых
сетках на треногах, а одна торчала из незапаянной химической реторты.
Багровые блики задрожали на полировке столов и в "маниных" экранах.
-- Придется вас немножко пощекотать. -- Ростик сдвинул столешницу,
обнажил выносной пульт. -- Магнитные искатели по вас плачут. Рентгеновская
пушка по вас плачет. И пси-рецепторы тоже.
-- А правда, что в третьем стационаре на Марсе эриннии подкараулили
Голдуэна? -- спросил Янис. -- Подкараулили и уморили.
-- Досужие выдумки стажеров, -- возразил Эдик, пробуждая блок за блоком
могучую "мамину" память. -- У него отказала маска, он задохнулся, его
занесло песком. Вокруг холмика за несколько часов выросли тысячи красных
цветов... По цветам его и нашли: эриннии валялись безутешные.
-- Погибли? -- поинтересовалась Маргарита.
-- Вроде нет. Когда Голдуэна откопали, пришли в себя.
Снесенные в помещение растения -- низкие и высокие, пушистые и не очень
-- вслушивались, жалобно трепетали. И вдруг разом понурили головы,
склонились в умоляющих позах.
-- Они что, на голос реагируют? -- удивился Ро-стик. -- Накройте-ка вон
ту, крайнюю, вакуумным колпаком!
Лина пошла меж цветов, стараясь обнять их все слегка расставленными
руками. Вслед этому движению эриннии поднимали головы, тянулись уткнуться в
ее ладони. Даже та, под колпаком.
-- Видите, они хотят нам что-то сказать. -- Девушка стиснула руки. -- А
вы их -- пушкой!
-- Я говорил, дрессированные! -- выдохнул Эдик.
-- Погоди, -- отмахнулся Гуннар. -- Мы же столько лет его искали...
-- Кого?
-- Пси-индикатор. Нутром чую, братцы: он, бродяга! Теперь мы любую
эмоцию препарируем, так, шеф?
-- По меньшей мере, имеем пример откровенной динамической реакции на
настроение. Другими словами, функция "пси"...
-- Вот вы уже и разобрались. -- Лина грустно отступила к окну. -- Новая
"пси", новая "кси" -- вам теперь надолго хватит. А если иссякнете... Кеша!
Нетопырь вздрогнул, расправил кожистые крылышки и спланировал Лине на
голову.
-- Ну, прическу мог бы и не портить! -- Девушка одной рукой сняла
нетопыря, другой поправила волосы.
-- Когда ты успела его приручить? -- попытался выяснить Ростик.
-- Самый легкий вопрос для начальника сектора. Не бери в голову
пустяков, заинька. Вот тебе объект исследований!
Она размахнулась и вышвырнула Кешку за окно.
Все эриннии, кроме одной, из их лаборатории, побелели и рухнули в
красноватую пыль.
-- Чего они? -- Гуннар сломался пополам, чуть не воткнулся в цветочные
горшки носом.
-- Им не доложили, что Кешка умеет летать...
Это, кажется, сказал Янис, Ралль не был уверен. Опять подкатила боль,
он поморщился, потер грудь. Сейчас произойдет что-то страшное. Он ждал,
стиснув зубы. И все равно не заметил, когда это началось.
-- Бред! -- Ростик возмущенно фыркнул. -- Я не побоюсь и более сильного
слова: мура!
-- Что в переводе с древнезулусского... -- Янис вопросительно поднял
бровь.
-- ...означает "реникса", -- пояснил шеф. Отстранил заслоняющего экран
Гуннара и подошел к "Резвой Мане".
-- Браво, браво! -- Маргарита бурно зааплодировала.
-- Одобрение публики -- не аргумент в научном споре, -- возразил через
плечо Эдик, манипулируя клавиатурой. -- Сейчас высветим... Блеск!
На экран выплыло изображение Кешиного мозга, опутанного "сеткой Фауди".
По ней, от узла к узлу, скакали огоньки, фиксируя зону двигательных центров.
Эдик поколдовал еще чуть-чуть. Грохнул по пульту кулаком -- машина всегда
лучше понимает, ежели ее кулаком! -- и приглашающе поклонился в сторону
окна. В лабораторию, подчиненный чужой воле, как-то боком, неестественно
взмахивая крыльями, влетел Кешка.
"Чудик! Снизь порог на сетке",-- запоздало подсказал. Ралль. Мысль не
додумалась: эриннии выпрямились, стряхнули пыль, удивленно развели
листочками.
-- Что и требовалось доказать! -- Эдик победоносно развернулся вместе с
креслом.
-- Мура! -- упрямо повторил Ростик. И спрятался от ропота сотрудников
под "манин" шлем.
-- Ну, я пошла, мальчики, -- сказала Лина. -- Доспорьте тут без меня.
-- О чем? -- Это, конечно, Маргарита с ее галантностью, как у того
робота.
-- Об эгоизме. Об аномалиях. О том, что один человек ничего не решает.
-- Но все это первоисточники, Лина! -- добродушно пробасил Эдик.
-- Их тоже писали бородатые мальчики вроде вас. И наве