скоп пострадал, вероятно, случайно.
Он просто оказался на пути луча. По этим двум точкам легко определить
направление.
  Бинокулярный микроскоп, которым обычно пользовался доктор Нерст, стоял на
столе у окна. Левый окуляр был начисто срезан. Металл в месте разреза
оплавлен. Мелкие застывшие капельки блестели на побуревшей поверхности
черного лака.
  - Вы его передвигали?
  - Нет.
  Доктор Ширер наклонился так, чтобы его глаз находился на одной линии со
срезом окуляра и краем отверстия в стекле. Прищурившись, он старался
определить направление. За окном были видны верхушки деревьев и белая
стена здания.
  Нерст следил за направлением его взгляда.
  - Несколько правее в этом корпусе помещается лаборатория доктора Хальбера,
- сказал он.
  - Я знаю, но это правее. А если провести луч точно по этим двум точкам, он
упирается в глухую стену. Если не считать, конечно, веток деревьев. Может
быть, вы все же двигали микроскоп?
  - Это можно проверить. Если луч лазера мог пройти через стекло и
расплавить микроскоп, то он должен был оставить след и на стене
лаборатории. Мы получим третью точку.
  Нерст подошел к противоположной стене и легко нашел тонкую оплавленную
линию, образующую неполный круг.
  - Ага, этот разрыв - тень от микроскопа, - сказал подошедший Ширер. -
Сейчас можно проверить.
  Он долго пристраивался, отыскивая нужное положение глаза.
  - Да, вы правы, - сказал он наконец. - Микроскоп не передвигался. Все три
точки находятся на одной прямой.
  - Но зачем? - воскликнул Нерст. - Кому и зачем понадобилось делать такие
эксперименты с лазером? А если бы здесь находились люди?
  Ширер пожал плечами.
  - Об этом я еще не успел подумать, дорогой доктор Нерст. Вы меня так
озадачили этим происшествием... Я пока обратил внимание лишь на
техническую сторону проблемы. У вас что-нибудь пропало в лаборатории?
  - Да. Пропали муравьи, которые были подготовлены для опытов, и отравлена
обезьяна.
  - Обезьяна? Вы же энтомолог?
  - Да, но последнее время, в связи с работами по биологической радиосвязи,
мне необходимо исследовать влияние некоторых биостимуляторов на
деятельность мозга. А это можно наблюдать только на высших животных. Мы
записывали электроэнцефаллограммы при различных условиях.
  - Я понимаю, но кому же могла помешать ваша обезьяна? Может быть, это
просто случайное совпадение?
  - Нет, не думаю. Обезьяна умерла в результате отравления. При анализе мы
обнаружили в крови пиролаксон и диплацин... Но это как раз я мог бы
объяснить тем, что ее укусил один из тех муравьев, которыми я немного
занимался последние дни. Вероятно, это именно так и было. Но мне
совершенно непонятна эта дыра в окне. Как и зачем она была сделана? Ведь в
нее даже нельзя просунуть руку... - Доктор Нерст перегнулся через стол и
потрогал гладкий глянцевитый срез стекла. - Должен сказать, я не физик, но
у меня тоже возникла мысль о лазере. Поэтому я и просил вас зайти ко мне.
  - Я не знаю, чем сейчас занимается доктор Хальбер, я с ним совсем не
связан, но, может быть, кто-либо из его студентов экспериментировал с
лазером и случайно...
  - Может быть... Не посоветовавшись с вами, я не хотел делать никаких
предположений...
  Любое вторжение извне, нарушающее размеренный ход научной работы, всегда
болезненно воспринимается ученым. Если англичане говорят: "Мой дом - это
моя крепость", то для доктора Нерста такой крепостью, где он чувствовал
себя изолированным от внешнего мира, была его лаборатория. Сама специфика
работы с насекомыми позволяла довести до минимума штат помощников. Что бы
ни происходило за стенами лаборатории, там, в большом, противоречивом и
сложном мире, это не могло отразиться на ходе его исследований. Здесь он
всегда мог быть самим собой, мог жить в своем, искусственно обособленном,
замкнутом круге научных интересов. Он никогда особенно не задумывался над
теми практическими результатами, которые могла иметь его работа. Это уже
выходило за рамки его интересов, это было принадлежностью внешнего мира.
Такое искусственное самоограничение необходимо некоторым людям, когда они
работают над разрешением сложных проблем, требующих максимальной отдачи
душевных сил. Неожиданное вторжение в его лабораторию не могло не вызвать
в нем чувства досады, и в то же время, как исследователь, он был в
какой-то мере даже рад этому событию, так как своей необычностью оно
давало новый материал для работы мысли.
  - Я хотел бы показать вам кинодокументацию, снятую сегодня ночью, - сказал
Нерст. - Может быть, мы вместе заметим какие-нибудь детали, на что я не
обратил внимания.
  Ширер вертел в руках кусок стекла, выпавший из отверстия.
  - Я думаю сейчас над тем, - сказал он, - что хотя в принципе это и
напоминает действие лазера, но ни один из известных мне приборов не может
дать таких результатов... Это что-то новое... Удивляет прямо-таки
ювелирная точность разреза. Диаметр луча, вероятно, не превосходил
нескольких десятых, а может быть, и сотых долей миллиметра... Очень
интересно посмотреть вашу пленку...
  Нерст нажал кнопку телекамеры. На окнах медленно опустились темные шторы.
  - Когда мы ведем длительное наблюдение за нашими питомцами, мы обычно
включаем на ночь автоматические видеокамеры. Они записывают изображение на
короткие отрезки пленки, по времени соответствующие одной секунде, с
интервалами в минуту. Таким образом, мы можем потом видеть на экране
сокращенную по времени картину поведения насекомого. Камеры
синхронизированы, и мы можем просматривать две или три пленки одновременно
на нескольких экранах. Это бывает необходимо для сравнения реакции
различных животных на один и тот же раздражитель. Мы собрали эту установку
специально для наблюдения за ночными бабочками.
  Нерст включил проектор. На телеэкране появилось изображение обезьяньего
вольера. За прутьями решетки сидела, почесываясь, рыжая обезьяна. Иногда,
если она меняла позу в промежутке между съемками, когда камера была
выключена, изображение делало резкие скачки, но, в общем, давало
достаточно полную картину поведения животного. В левом углу кадра был снят
циферблат часов, справа на узкой темной полоске пульсировала тонкая
светлая линия электроэнцефаллограммы. От головы обезьяны к потолку тянулся
жгут проводов.
  - Очень интересно, - сказал Ширер. - И что же, она не делала попыток
сорвать датчики с проводами?
  - Первое время, конечно, срывала. Но мы довольно быстро ее приучили.
  Обезьяна заснула. Сейчас, когда она была неподвижна, разорванные куски
изображения сливались в одно целое. Минутная стрелка на циферблате часов
двигалась со скоростью обычной секундной стрелки. В пять часов тридцать
шесть минут обезьяна проснулась. Линия энцефаллограммы несколько изменила
свой ритм. Обезьяна заволновалась. Она видела что-то происходящее за
стенами клетки, и это привело ее в сильное возбуждение. Она запрыгала,
заметалась по клетке, и, как бы вторя ее быстрым движениям, задрожала и
заметалась на черном поле светлая ниточка энцефаллограммы. Обезьяна
вцепилась в решетку своей клетки, напрасно пытаясь освободиться; она
сорвала датчики, прикрепленные к голове, и линия энцефаллограммы на экране
погасла. Через несколько секунд обезьяна успокоилась, затихла, скорчилась
и перестала двигаться. Стрелки на экране показывали пять часов сорок
четыре минуты. Экран погас.
  - Теперь мы увидим материал, снятый другой камерой. Она была направлена на
мирмекодром - садок с муравьями.
  Нерст включил второй проектор.
  На экране снова возникло изображение. На этот раз была видна неровная
"лунная" поверхность гипсовой площадки. На ней можно было различить черные
точки ползающих муравьев. Для человека, не занимающегося специально
мирмекологией, поведение муравьев кажется совершенно бессмысленным.
Бесконечная суетливая беготня, лишенная цели и какой-либо
организованности. Часто представляется загадкой, как из этого хаоса могут
возникать сложные сооружения, удивительные своей точной планировкой и
строгой целесообразностью. Ширер с любопытством профана следил за тем, что
происходило на экране. Первое время муравьи проявляли мало активности.
Сбившись в кучу, они копошились около корма. В пять часов двадцать две
минуты муравьи заметно оживились. Они перестали кормиться и все
повернулись в одну сторону. В пять часов тридцать семь минут муравьи
забегали по площадке. В пять часов сорок минут на площадке появилась
большая стрекоза. Она возникла на экране сразу, потому что ее прилет
пришелся на то время, когда камера была выключена. Муравьи некоторое время
копошились около стрекозы, а потом и стрекоза и муравьи исчезли. Отлет
стрекозы так же не был снят. После этого на экране в течение нескольких
минут был виден лишь пустой садок, окруженный широкой канавкой с водой.
  Доктор Нерст зажег свет.
  - Ну, что вы об этом думаете? - спросил он.
  - Очень интересно... - сказал Ширер. - Это очень интересно. Жаль, что ваш
аппарат не был направлен на окно... Я не знал, что у муравьев бывает
симбиоз со стрекозами.
  - Это пока единственный случай такого рода, - сказал доктор Нерст. - Я
нигде не встречал упоминания о подобных фактах. К тому же, должен
заметить, это не совсем обычная стрекоза. Судя по увеличенным фотографиям,
я не могу отнести ее ни к одному из описанных видов. Правда, снимки,
сделанные с телеэкрана, недостаточно четкие...
  - И тем не менее мы все это видели своими глазами... Впрочем, дело сейчас
не в стрекозе; тот или иной вид - это не так уж важно. Существенно то, что
мы знаем точно, когда произошло вторжение в вашу лабораторию. Вы обратили
внимание на разницу во времени в реакции обезьяны и муравьев? Какая ошибка
может быть в показаниях датчиков времени?
  - Не больше нескольких секунд. Это не имеет значения. То, что вы говорите,
несомненно очень важно. Муравьи заметили происходящее в лаборатории на
несколько минут раньше обезьяны. Вероятно, она проснулась от шума упавшего
окуляра микроскопа.
  - Вполне возможно... Вполне возможно... Нельзя ли еще раз посмотреть
фильм? Вы знаете, доктор Нерст, меня все время не покидает впечатление,
что муравьи как будто чего-то ждали, если вообще можно применить к
муравьям это выражение... Вам не кажется?
  - Может быть... - ответил Нерст. - Я предложил бы сейчас посмотреть обе
пленки одновременно, чтобы сравнить реакцию.
  Нерст включил проекторы. Оба сосредоточенно следили за происходящим на
экранах.
  - Вот! Очевидно, в этот момент что-то привлекло их внимание! - воскликнул
Ширер. - Вы видели?
  - Да, но обезьяна в это время еще спит... Ага! Вы заметили? Я верну пленку
и повторю изображение еще раз. Обратите внимание, в энцефаллограмме
изменился ритм и появились резкие пики еще до того, как обезьяна
проснулась!
  - Это естественно. Мозг начал реагировать на внешний раздражитель до того,
как наступило пробуждение. Это позволяет установить здесь причинную связь:
раздражитель, вероятно звуковой, - реакция мозга - пробуждение.
  - Да, но вы обратили внимание, что реакция муравьев - они заметно
оживились - наступила до того, как обезьяна проснулась, но значительно
позже, чем энцефаллограмма отметила восприятие звукового сигнала. Можно
подумать, что муравьи реагировали на изменение энцефаллограммы, а не на ту
причину, которая его вызвала. Следует сказать, что муравьи совершенно
лишены органов слуха.
  - Ну что же, это, на мой взгляд, только подтверждает наше предположение,
что источником раздражения для обезьяны был звуковой сигнал.
  - Я вижу в этом другое, - возразил Нерст. - Если допустить у этих муравьев
существование биологической радиосвязи, а к этому есть веские основания,
то можно предположить, что муравьи реагировали непосредственно на нервные
импульсы в мозгу обезьяны. Что вы об этом думаете?
  - Но вы говорите о возможности биологической радиосвязи между муравьями, а
не между муравьями и обезьяной? Это уже гораздо более смелое допущение.
  - А не может ли здесь явиться источником колебаний сам прибор -
энцефаллограф? Возможно, что биотоки мозга обезьяны сами по себе слишком
слабы, но, будучи усилены энцефаллографом, они воспринимаются муравьями?
Иными словами, не может ли энцефаллограф явиться в данном случае
генератором колебаний?
  - Я не знаком детально с конструкцией этого прибора, но в принципе всякий
электронный прибор образует вокруг себя переменное электромагнитное поле и
в этом смысле может быть уподоблен передающей радиостанции. Но в таких
приборах обычно применяются устройства для подавления создаваемых ими
помех. К тому же против вашей гипотезы можно привести и другое возражение:
почему вы уверены, что муравья реагировали именно на энцефаллограмму, а не
на какое-то другое событие, происходящее в то же время?
  - Может быть, вы и правы, решить этот вопрос можно будет после детального
исследования обеих пленок. Если обнаружится достаточно надежная корреляция
между энцефаллограммой и поведением насекомых, то это будет говорить в
пользу моей гипотезы. Если корреляции не будет - в пользу вашей.
  - Во всяком случае, это дело дальнейших исследований. Пока оставим этот
вопрос открытым. Попробуем суммировать твердо установленные факты. - Ширер
подошел к висевшей на стене черной доске и записал таблицу:

  5 часов 22 минуты - первая реакция муравьев
  34 мин. - изменение энцефаллограммы
  36 мин. - просыпается обезьяна
  37 мин. - реакция муравьев
  40 мин. - появляется стрекоза
  42 мин. - резкое возбуждение обезьяны
  44 мин. - обезьяна умирает
  5 часов 46 мин. - исчезает стрекоза

  Ширер стоял у доски, задумчиво постукивая мелом, как бы вторя ритму своих
мыслей. Худой, высокий Нерст стоял рядом, заложив руки за спину, и едва
заметно покачивался в том же ритме.
  - В этих цифрах самое существенное... - начал Ширер.
  - ...то, что прошло четырнадцать минут между первой реакцией муравьев и
моментом, когда проснулась обезьяна, - продолжил Нерст.
  Ширер кивнул. Нерст сказал:
  - С аналогичным фактом я столкнулся вчера, наблюдая их поведение. Не
говоря уже о весьма четкой дистанционной передаче информации, меня удивило
то, что в ряде случаев реакция муравьев как бы предшествовала импульсу
информации.
  - Почему "как бы"?
  - Может быть, я просто оговорился. Это отражает мое отношение к
наблюдаемым фактам. Если оставаться в рамках рационального, на позициях
причинности и единого хода времени, посылка информации должна
предшествовать реакции. Следовательно, если муравьи в садке забеспокоились
еще до того, как я ввел механический раздражитель - иглу манипулятора - в
нервный узел одного из них, это доказывает, что подопытный муравей или они
все тем или иным способом разгадали мои намерения. То есть источником
информации в данном случае явился я сам, мое поведение... или...
  - Что "или"?
  - Или мои мысли. Об этом говорит и то, что их начальная реакция, когда я
только еще собирался уколоть, и реакция на действительный раздражитель
были совершенно различными.
  - Первая слабее?
  - Во много раз.
  - Это очень важное наблюдение.
  Ширер опять замолчал, разглядывая написанные мелом цифры. Наконец он
сказал:
  - Ну что же, мне все... не ясно. И тем не менее попробуем сделать
некоторые выводы. Я не биолог, поэтому буду рассматривать лишь факты,
отвлекаясь от биологической характеристики объектов. Мы наблюдаем
некоторую физическую систему, находящуюся в стабильном состоянии. Затем
эта система получает неизвестный объем информации, который переводит ее в
новое, возбужденное состояние. И лишь через четырнадцать минут после этого
происходит событие, служащее источником информации для второй системы - я
имею в виду обезьяну. Канал передачи информации к обезьяне нам известен:
это звук, или свет, или то и другое вместе. Канал связи у муравьев может
быть различным: это ультразвуковые или электромагнитные колебания или
что-нибудь еще, нам пока неизвестное. Но из анализа распределения событий
по времени можно сделать по меньшей мере два вывода: первый - муравьи
обладают способностью воспринимать такую информацию, которой не
воспринимает обезьяна, и второй - следует исключить возможность случайной
посылки излучения лазера из лаборатории напротив.
  - Почему? - спросил Нерст.
  - Да потому, что действие лазера могло продолжаться всего лишь секунды, а
муравьи начали волноваться на пятнадцать минут раньше.
  - А если предположить, что муравьи заметили что-то происходящее за окном,
такое, что могло их интересовать, скажем прилет стрекозы, если допускать
версию о симбиозе, в чем я не уверен, и случайно как раз в это время
кто-то экспериментировал в лаборатории напротив и послал луч лазера,
который случайно вырезал в стекле отверстие, через которое проникла
стрекоза?
  - Слишком много случайностей, доктор Нерст. Возможность такого совпадения
совершенно невероятна.
  - Но не исключена?
  Ширер молчал.
  - Видите ли, доктор Нерст, - наконец сказал он, - если бы мы имели
какие-либо данные, подтверждающие, что в физической лаборатории велись в
эту ночь такие опыты... Тогда ваше предположение еще могло бы иметь под
собой какую-то почву...
  - А почему бы просто не позвонить доктору Хальберу и не спросить у него,
кто работал сегодня ночью? - спросила мисс Брукс. Она уже давно вошла в
лабораторию и тихо стояла у двери, не желая мешать мужчинам. - Добрый
день, доктор Ширер.
  - Добрый день, мисс Брукс. - Ширер растерянно посмотрел на нее. - А почему
бы и в самом деле не позвонить?
  - Я звонила.
  - Ну и что?
  - Сегодня ночью в физическом корпусе никто не работал.
  - Ну, вот видите, - оживился Ширер, - оказывается, можно было и не
звонить. Мы это установили исключительно путем логического анализа фактов.
  - Правда, и женский способ оказался довольно эффективным, - усмехнулся
Нерст.
  - Но тогда... - Ширер замолчал и поправил очки.
  - Тогда?.. - повторил Нерст и вопросительно поглядел на Ширера.
  - Нельзя же, в самом деле, допустить причинную связь между источником
раздражения муравьев, отверстием в стекле, появлением стрекозы и
исчезновением муравьев?
  - А почему бы нет? Как видите, мы поменялись ролями, - заметил Нерст. -
Теперь вы выступаете в защиту случайности, а я готов допустить
взаимообусловленность событий.
  - Но тогда мы должны приписать муравьям почти разумные действия?
  - Разумные - не знаю, но целенаправленные - да. Видите ли, доктор Ширер,
для меня наша сегодняшняя беседа имеет очень большое, принципиальное
значение. Я умышленно старался не влиять на ход ваших мыслей, и то, что
вы, человек непредубежденный, далекий от биологических проблем, пришли к
тем же выводам, или, скажем осторожнее, к той же постановке задачи, что и
я, служит для меня веским подтверждением правильности моих концепций.
  - Вы хотите сказать, что допускаете у муравьев возможность разумной или,
если хотите, осмысленной, целенаправленной деятельности?
  - А почему бы нет? Мир насекомых являет нам множество примеров удивительно
сложной организации коллективов, удивительной целесообразности, почти
разумности их действий.
  Доктор Ширер возмутился:
  - Я не берусь судить о сложных биологических проблемах, тем более в
области энтомологии, я просто не знаю этого предмета, но я физик, и я
знаю, что муравьи не могут пользоваться лазерами!
  - Я согласен. Теми лазерами, которые установлены в лаборатории доктора
Хальбера, но... может быть, для того чтобы сделать круглую дыру в окне, и
не нужен такой лазер? Жучок-древоточец может изрезать на куски мой книжный
шкаф, не пользуясь вообще никакой техникой.
  - Но здесь мы имеем дело с металлом и стеклом!
  - Но вы же знаете, как в тропических странах трудно защитить оптические
приборы от разрушительной деятельности микроорганизмов!
  - Так вы утверждаете, что это отверстие в окне сделано муравьями?
  - Я ничего не утверждаю. Я только хочу разобраться в фактах.
  Ширер взял со стола отрезанную часть окуляра микроскопа. Сдвинув на лоб
очки и близоруко щуря глаза, он разглядывал линию среза.
  - Нет, доктор Нерст, - сказал он, - это не могло быть сделано без
приме