амым лишим возможные
эксцессы их политического значения. Я не берусь судить сейчас о том, могут
ли муравьи создать столь совершенную технику, но я думаю, что нам выгоднее
признать такую возможность.
  - Иными словами, вы предлагаете оставить без внимания собранные нами
данные, включая совершенно ясные и недвусмысленные показания капрала
Даниэльса, видевшего диверсанта, и принять объяснение событий,
предложенное такими вызывающими подозрения личностями, как эти профессора
Нерст и Ширер? - Представитель ФБР смотрел упорным, немигающим взглядом.
  - Я предлагаю продолжать следствие, не предавая его огласке, и полностью
уничтожить очаг размножения муравьев.
  - Какими методами вы предлагаете это осуществить?
  - Я полагаю, здесь не может возникнуть серьезных затруднений. Конечно,
придется прибегнуть к помощи вооруженных сил, так как обычные средства
борьбы с сельскохозяйственными вредителями могут оказаться недостаточными.
  - Они уже оказались недостаточны, - заметил представитель министерства
внутренних дел. - Было бы интересно выслушать, что думает по этому поводу
полковник?
  - Мне представляется предложение министерства юстиции наиболее правильным
в данной ситуации. Я тоже не хотел бы выносить сейчас окончательное
суждение о том, кто является виновником катастрофы - люди или муравьи. С
военной точки зрения, оба эти понятия объединяются одним термином -
противник. Им было совершено нападение на вооруженные силы Соединенных
Штатов, и он должен быть уничтожен. Насколько можно судить, этот противник
располагает довольно эффективным оружием, действующим, однако, лишь на
малых дистанциях, порядка одной мили. Во всяком случае, мы не имеем
сообщений о большей дальности. Это позволяет ему осуществить блокаду
дороги, но противник, судя по всему, вынужден скрываться в ближайшем лесу
или в самом городе. Если весь этот район подвергнуть тотальному
уничтожению, то погибнут все - и муравьи, и диверсанты. Это практически
полностью решает проблему.
  - Вы считаете, что такое тотальное уничтожение технически осуществимо?
  Полковник изобразил на своем лице любезную улыбку.
  - Мы располагаем более чем достаточными средствами для того, чтобы
уничтожить все живое не только в этом районе, но и на всем земном шаре.
Полностью. И это займет не очень много времени.
  - Вы, очевидно, имеете в виду атомное оружие, но его применение, в силу
известных вам международных соглашений, в данном случае исключено.
Окажется ли оружие обычного типа достаточно эффективно против муравьев?
Ведь оно рассчитано на уничтожение главным образом людей, а не насекомых?
  - Я полагаю, да. Конечно, проще всего было бы применить здесь тактические
атомные бомбы небольшой мощности. Это дало бы отличный результат и
одновременно позволило бы нам провести боевые испытания новых образцов. Но
и обычные вооружения вполне годятся для этой цели. Мы будем обрабатывать
эту площадку с воздуха: сперва уничтожим дома, деревья и тому подобное,
затем выжжем всю местность напалмом и, наконец, используем отравляющие
вещества. Конечно, уничтожить человека легче, чем муравья. Простой подсчет
показывает, что вероятность поражения муравья при стрельбе из винтовки с
расстояния триста футов приблизительно в тысячу раз меньше, чем
вероятность попадания в человека. Кроме того, насекомые могут скрываться
под землей, в корнях деревьев, в расщелинах между камнями, словом, в таких
местах, где человек скрыться не может, но я не предвижу здесь особых
трудностей. Естественно, пока будет вестись подготовка этой акции,
необходимо, чтобы противник оставался на месте. Очевидно, он ставит своей
целью не допускать наши машины к месту катастрофы. Для того чтобы удержать
его там, нужно периодически проводить ложные атаки. Это сопряжено с
некоторыми жертвами, но на это придется пойти.
  - Значит, все же сражаться с муравьями?! - подал голос сенатор. - С
муравьями, один из которых сидит здесь, у меня на столе, прикрытый
стаканом?
  Сенатор посмотрел на стоявший перед ним перевернутый стакан. Под ним
ничего не было. Только чистый лист бумаги.
  - Куда же он делся? - Сенатор подозрительно посмотрел на присутствующих. -
Кто его выпустил?
  Члены комиссии испытали то странное чувство растерянности, которое обычно
испытывает человек, сталкиваясь с непонятным. Они внимательно осматривали
стакан и бумагу - там не было ни малейшего просвета. За несколько минут до
того они все разглядывали серого муравья, сидящего под стаканом, а сейчас
его не было.
  - Но вы же сами его выпустили, - медленно сказал представитель ЦРУ. - Я
все время наблюдал за вами, сенатор. Мне казалось, что вы так заняты
своими мыслями, что не замечаете окружающего и готовы заснуть. Потом вы
приподняли стакан и выпустили муравья.
  - Этого не может быть! Я этого не делал. Я пока еще нахожусь в здравом уме
и твердой памяти и отвечаю за свои поступки. Этого я не делал!
  Сенатор разволновался, как всегда волнуются старики, подозревая в молодых
недоверие к своим способностям.
  - Тем не менее это факт, - спокойно заметил представитель ЦРУ. - Подобный
случай доказывает лишь то, что с муравьями дело обстоит далеко не так
просто, как может показаться на первый взгляд.


  11

  22 июля.
  14 часов 40 минут.

  Дорогу перебежала жирная крыса. Она шмыгнула вдоль стены и скрылась в
невидимой щели.
  Доктор Нерст ехал по пустынным улицам покинутого города на маленьком
ярко-красном садовом тракторе.
  Внешне здесь почти ничто не изменилось, не было только людей. Дома и улицы
обрели некоторый налет запустения. Не то чтобы они покрылись пылью или
где-нибудь были заметны разрушения, нет, все осталось прежним, и все же
все было иным. Так выглядят жилые комнаты, в которые давно никто не
заходил. Все вещи стоят на своих местах, все лишнее убрано, а войдя в
такую комнату, сразу чувствуешь, что здесь никто не живет. Человек в своей
повседневной деятельности вносит в неживую природу тысячу едва уловимых
следов своего присутствия, тысячи едва заметных неправильностей, или,
вернее, правильностей, нарушающих устойчивое равновесие хаоса, к которому
стремится природа. Говоря современным языком, деятельность человека всегда
и всюду, кроме войны, ведет к уменьшению энтропии, к внесению в природу
некоторого, несвойственного ей порядка. Природа имеет свое направление
развития, противное воле человека. Люди сооружают плотины, строят дома,
украшают их стены семейными фотографиями, а реки смывают дамбы, и пыль
покрывает серым налетом портрет любимой.
  Улица была пустынна. Ветер смел пожелтевшие обрывки бумаги и опавшие
листья к краям тротуаров. Глянцевитые черные полосы, накатанные
автомобилями на асфальте улиц, потускнели и стали серыми. Бледные ростки
хилой травы еще не успели пробиться между камнями, но казалось, они
вот-вот готовы протянуть к солнцу свои острые лепестки.
  Красный садовый трактор, на котором ехал Нерст, раньше стоял без
употребления в углу гаража. Он купил его вместе с домом, но так ни разу и
не использовал по назначению. Он сам обычно не имел времени для работы в
саду, а Мэрджори принадлежала к тому типу женщин, которые не слишком любят
утруждать себя возней с гудящей, дымящей, капризной и своевольной
техникой. Сейчас доктор Нерст перегонял трактор в университет для того,
чтобы использовать его там как дополнительный источник электроэнергии.
Небольшой генератор, который он с Ширером установил в лаборатории в первый
же день после аварии на электростанции, был недостаточно мощным для
питания всей необходимой аппаратуры.
  Нерст повернул влево и выехал на аллею, ведущую к университету. Его
трактор был, вероятно, единственным движущимся экипажем в этом покинутом
городе, и все же, разворачиваясь на перекрестке, он автоматически выехал
на правую сторону, словно бы здесь еще действовали правила уличного
движения. В этой части города, застроенной одноэтажными жилыми домами,
муравьев почти не было видно. Они орудовали, главным образом, в центре, на
Главной улице, где были сосредоточены магазины.
  Снова пробежали одна за другой две крысы. Они даже не заметили трактора,
промчавшись в двух шагах от него. Беспокойно взлетела стайка голубей, как
бы вспугнутых неожиданной опасностью. Они покружились и улетели.
  Впереди, на расстоянии нескольких ярдов, Нерст заметил довольно широкую
темную полосу, пересекающую дорогу. Он почувствовал резкий и неприятный
запах. Серая полоса на серой дороге медленно двигалась, извиваясь, как
гигантская змея. Она выползала из разрыва между двумя домами, пересекала
тротуар, сползала на проезжую часть улицы, наискось пересекала серый
пыльный асфальт и скрывалась между домами на левой стороне.
  Это шли муравьи.
  Миллионы муравьев плотным серым потоком неслышно двигались по безлюдной
улице покинутого жителями города. Они шли, строго соблюдая определенное
направление, подчиняясь какому-то непонятному приказу. Нерст остановил
свой трактор. Его поразила удивительная организованность и четкая
целеустремленность этого массового переселения. Муравьиная колонна
двигалась как единое целое, как лента конвейера, как ручей, как пехотная
дивизия на марше. Нерст вспомнил рассказы натуралистов, наблюдавших
подобные переселения муравьев-кочевников. Они уничтожали все живое на
своем пути, все, что не могло улететь или спастись бегством. После их
ухода оставались только стерильно очищенные скелеты животных - мышей,
крыс, лягушек, собак, если они были привязаны, коз и телят, случайно
оставшихся в загонах. Есть описание, того, как муравьи-кочевники заживо
съели ягуара, запертого в клетке.
  Нерст с любопытством ученого наблюдал стройное движение этого бесконечного
серого потока. Он не испытывал страха: с тех пор как муравьи сами
вернулись в его лабораторию, как бы предоставляя себя для исследований, он
привык к мысли, что ему лично ничто не угрожает. Ему казалось, что между
ним и муравьями установилось какое-то негласное сотрудничество.
  Внезапно, повинуясь неизвестной команде, колонна муравьев разделилась на
два потока. Одна часть продолжала свое движение в прежнем направлении, а
другая, как бы отрезанная невидимым ножом, круто свернула влево и
направилась к тому месту, где стоял трактор. Сплошная лента муравьев,
преграждавшая дорогу, оказалась разорванной. Нерст осторожно двинул
трактор и направил его в образовавшийся просвет. Правая часть колонны,
изменившая направление движения, обогнула трактор сзади и направилась на
соединение с ушедшим вперед головным отрядом. Нерст еще раз оглянулся
назад и проследил за тем, как муравьиный поток снова слился в одно целое.
Он невольно задумался над тем, сколь точны и организованны были действия
муравьев. Для того чтобы человеческая толпа могла выполнить подобный
маневр, понадобилось бы, кроме общей команды, дать индивидуальные
приказания каждому человеку в отдельности. По-видимому, связь, система
общения у муравьев была много совершеннее, чем у людей. За последнее время
он достиг известных результатов в своих попытках наладить обмен
информацией, но это касалось лишь некоторых, крайне ограниченных областей.
Его настойчивые попытки установить какое-то подобие взаимопонимания на
базе простейших математических понятий неизбежно заканчивались неудачей.
Он терялся в хаосе чисел и представлений, возникавших в его мозгу при
общении с муравьями. Арифметические действия не подчинялись привычной
школьной логике и приводили к абсурдным решениям, где пятью пять равнялось
сорока одному.
  Въехав во двор университетского здания, он подвел трактор к помещению
мастерской, где стоял генератор. Ширера здесь не было, но двигатель
работал. "Наверно, Лестер у себя в лаборатории", - подумал Нерст. Он
заглушил трактор и направился по дорожке к главному входу в здание...
Захотелось курить. Нерст машинально сунул руку в карман пиджака и
вспомнил, что сигареты кончились, а Линда все еще не вернулась из
Парадайз-сити, куда она поехала за покупками. Странное дело: город был
завален продуктами, они лежали на витринах магазинов, на складах,
бесполезно пропадали в бездействующих холодильниках, сигаретами были
набиты сотни безмолвных и безответных автоматов, но ни Нерст, ни его
товарищи ни разу не воспользовались брошенными товарами. Для них эта
сдержанность была своего рода защитной реакцией, утверждением своего
человеческого достоинства. В отличие от остального населения, для них
жизнь все еще продолжала идти своим заведенным порядком. Оставшись одни в
опустевшем городе, Нерст и Ширер целиком отдались работе. Что же касается
тех неудобств и лишений, которые им приходилось испытывать, то они
мирились с ними, старались не замечать отсутствия горячей воды или свежего
хлеба и приспосабливались к новым условиям, оставаясь, по возможности, в
рамках того порядка, тех норм поведения, которые были им привиты с
детства. "Может быть, у Лестера остались еще сигареты?.." - подумал Нерст.
Он постучал в дверь лаборатории, но никто не ответил. Дверь была не
заперта. Нерст вошел. В лаборатории было темно и тихо. Узкие полоски света
пробивались через опущенные шторы. Рентгенограф был включен, горели
сигнальные лампы.
  Ширер лежал, свернувшись в кресле, подперев голову рукой, неуклюже поджав
ноги. В этой скрюченной фигурке было что-то наивно-детское, ребяческое.
  Нерст опять испытал острое желание закурить.
  Он подошел к окну и поднял штору. Снаружи на подоконнике ползали муравьи.
  - Это вы, Клайв? - услышал он за спиной голос Ширера. - Я, кажется,
задремал. Вы знаете, рентгеноструктурный анализ дал удивительно интересные
результаты...
  Нерст обернулся. Минуту он молча смотрел на Ширера.
  - У вас есть сигареты? - спросил Нерст.
  - Да, пожалуйста. Что, Линда еще не вернулась? А я заснул. Я последнее
время очень плохо сплю. Одолела бессонница. Ночью часами лежишь,
ворочаешься с боку на бок и не можешь заснуть, и вертятся в голове одни и
те же черные мысли... - Ширер потянулся к приборной доске и выключил
рентгенограф. - Если вам не трудно, Клайв, остановите, пожалуйста,
генератор. Я протянул выключатель в лабораторию, чтобы не спускаться
каждый раз в мастерскую. Он рядом с вами, слева у окна. Белая кнопка.
Иногда очень остро чувствуешь свое одиночество. У вас есть семья, а я
один. Я должен рассчитывать только на себя самого. Вот и лежишь ночью,
прислушиваешься к своим ощущениям и представляешь себе в деталях, как
будешь умирать. Мы с вами вступаем в самый инфарктный возраст. Этого можно
ждать в любой момент... Да, а с рентгеноструктурным анализом получаются
замечательные результаты. Вы понимаете, они используют бездислокационные
кристаллы - материалы, обладающие совершенно безупречной структурой. В
таких условиях обыкновенное железо обладает прочностью в сотни, в тысячи
раз большей, чем самые твердые стали! Вы понимаете, что это значит?
  - Пока не очень. Вы сказали, Лестер: у меня семья. Какая же это семья? Я
не менее одинок, чем вы. Я так же часто бессонными ночами думаю о смерти,
а потом утром делаю гимнастику, чтобы держать себя в форме. У нас каждый
должен рассчитывать только на себя самого. Я боюсь старости с ее
дряхлостью и беспомощностью, но ни от кого не хочу ждать помощи.
  - И все же, Клайв, я совсем один, а у вас есть жена.
  - Мы очень разные люди. Мэрджори хороший человек. Она добрая и заботливая,
но все ее интересы сводятся к очень примитивной программе - есть, спать,
наряжаться. Больше ее ничто не волнует. Ей нет дела ни до меня, ни до моей
работы, ни до чего-либо, что выходит за рамки этой программы.
  - Ну что же, и это не так уж мало. Больше, чем у муравья. Тем, во всяком
случае, не нужно наряжаться.
  - У них есть любопытство, Лестер. Я много думал над вопросом, чем вызвана
столь резкая вспышка их развития, что заставило их пойти по пути
технического прогресса? Зачем нужны им машины? Ведь их потребности
остались почти на прежнем уровне. Казалось бы, им ничего не нужно. Что же
заставляет их работать, создавать новое? Любопытство. То же самое, что
заставляет нас, меня с вами, оставаться в покинутом городе и, рискуя
жизнью, вести свои эксперименты. Мне интересно, мне хочется узнать, как
они живут, как они думают, как создают свои удивительные машины. Это
возбуждает мое любопытство. Мне хочется узнать это так же, как мне
интересно, какая будет завтра погода.
  - А вы не думаете, Клайв, что нами движут, я бы сказал, более высокие
соображения. Например, польза общества? Стремление предотвратить грозящие
людям опасности? Пользуясь вашей биологической терминологией, не руководит
ли нами инстинктивное стремление к сохранению и развитию биологического
вида гомо сапиенс?
  - Или, наоборот, мелкое тщеславие? Стремление к личной славе?
  - Не знаю. Может быть. Но мне лично слава не нужна. Я предпочел бы взять
свою долю деньгами.
  Ширер поднялся со своего кресла.
  - Вы слушали радио?
  - Ничего особенного. В Вашингтоне создана комиссия из семи человек,
которой поручено расследовать последние события. Представляю себе, какую
ерунду они там говорят. Что они могут знать? У семи нянек всегда дитя без
глаза.
  - Нам нужно скорее заканчивать наши работы, Клайв. Нельзя оставлять
общество в неведении.
  - Если мы выступим с недостаточно обоснованными сообщениями, нас просто
поднимут на смех. Это может только повредить.
  - Я вас понимаю. Вы все еще надеетесь, что вам удастся установить с ними
контакт и взаимопонимание. Я в этом не уверен. Да, кстати, сколько у
муравья ног?
  - Шесть, конечно, у всех насекомых шесть ног.
  - Я так и предполагал. Понимаете ли, я все думал над вашими неудачными
попытками установить контакты на основе математической логики, и я знаю
сейчас, почему это не удалось. Это до смешного просто. У них не
десятичная, а шестиричная система счисления. Ведь мы выбрали число десять
за основание нашей системы лишь потому, что у нас десять пальцев на руках.
Это совершенно произвольно. Просто неандерталец начал считать по пальцам
число убитых оленей. С тем же успехом можно взять любое другое число.
Например, в наших компьютерах мы пользуемся двоичной системой, у древних
майя была пятиричная система, а вавилоняне взяли за основу число
шестьдесят, и мы до сих пор пользуемся этой системой для измерения углов и
времени: шестьдесят секунд - одна минута - одна единица следующего
разряда, шестьдесят минут - один час и так далее. А муравьи начали считать
по ногам. Шесть ног - один муравей. Новый разряд - единица с нулем. Вы
следите за моей мыслью, Нерст? Это весьма интересные данные для истории
муравьиной науки.
  Ширер торжествующе смотрел на Нерста. Он весь преобразился, охваченный
радостью открытия. Человеку свойственно испытывать радость всякий раз,
когда он понимает, находит стройную закономерность в том, что раньше
казалось ему хаосом случайностей. Это тоже есть акт упорядочения
информации, уменьшения энтропии.
  - А те цифры, - продолжал Ширер, - которые вы мне тогда передали, это
всего лишь ряд простых чисел в шестиричной записи!
  Нерст молчал, напряженно думая, стараясь восстановить в памяти
разрозненные результаты своих наблюдений и осмыслить их с новой точки
зрения.
  - Да, я понимаю вас. Это вполне логично и действительно дает некоторый
ключ к пониманию исторического хода их развития... Но если так, то можно
составить таблицы перевода с одной системы в другую? Подобно тому, как это
делается для компьютеров?
  - Конечно! Это не представит ни малейших затруднений. Нужно только
помнить, что у них число шесть является единицей следующего разряда, как у
нас число десять. Тогда семь нужно записывать как наше одиннадцать, восемь
- как двенадцать и так далее. Это очень просто. Важно то, что и в этой
арифметике дважды два - четыре, а пятью пять - двадцать пять, только
записываются они иначе...
  Ширер суетливо подбежал к пишущей машинке, торопясь и нервничая, заложил
лист бумаги и начал выстукивать таблицу перевода:
  Таблица перевода чисел из одной системы в другую

  Десятичная система Двоичная система   Шестиричная система