новатую
молнию.

- Ну что ты жужжишь? - нежно спросил он. - Тебе не нравится это соседство?
Ладно, мы тебя переложим. Возьмет и переложим...- Он сунул молнию в карман
брюк; жужжание прекратилось. Кравцов удовлетворенно улыбнулся: - Ну, вот и
отлично!..

Это было уж слишком!

Мы обалдели - другого слова не подберешь. Да, мы обалдели и не могли
сказать ни слова.

- Так это и есть ваши молнии? - раздался в дверях спокойный голос капитана.
- Значит, часть вы спасли?

- Они самые, - улыбнулся Кравцов. - Но четыреста семь штук потонуло.
Основной груз. Отборные, стандартные молнии... А в этом чемоданчике я вез
экспериментальные образцы. Понимаете?

Воробейчик, видимо, понимал. Зато мы не понимали ничего, абсолютно ничего!
И тут, знаете, словно плотина прорвалась: все наперебой начали задавать
вопросы. Но к столу никто не подошел. Откровенно говоря, мы просто боялись.
Представьте себе, что кто-то открыл на столе чемодан, наполненный змеями;
может быть, они и дрессированные, однако все-таки страшновато...
Согласитесь, что шаровая молния нисколько не лучше (во всяком случае, на
первый взгляд) ядовитой змеи!

- Тихо, ребята, - сказал капитан. - Товарищ Кравцов все вам сейчас объяснит.

- Только не сейчас! - взмолился Кравцов. - Прежде всего надо отыскать
"Пытливого" и попробовать поднять груз... Ну ладно, - неожиданно уступил
он. - Ладно. В двух словах объясню. Природные шаровые молнии дикие,
неустойчивые. Они иногда достигают огромных размеров, до десяти метров в
диаметре, но существуют недолго, не больше двух-трех минут. Ну вот, мы и
поставили задачу... Шаровая молния, друзья, это прекрасный аккумулятор
энергии. Во много раз выгоднее транспортировать энергию в виде шаровых
молний, чем передавать ее по проводам или запасать в виде горючего. Вот
посмотрите. - Он взял из чемодана крупную желтую молнию. - Весит эта штука
пустяки, граммов десять, а энергии в ней достаточно, чтобы в течение года
приводить в движение трактор. Правда, мы еще не научились делать молнии,
сохраняющиеся годами. Пока они у нас живут, как правило, недолго:
восемь-десять месяцев, изредка год-полтора.

Он небрежно бросил молнию в чемодан и взял другую, очень яркую.

- А вот это другой сорт, для освещения. Света она дает как трехсотсвечовая
лампа - и не перегорает, не разбивается... Эта вот, черная молния, в
основном испускает тепловые, инфракрасные лучи. Сейчас у нее, правда,
сероватый оттенок, но, когда мы усовершенствуем такие молнии, они будут на
вид совсем черными.

- А они... того... не опасны? - спросил кто-то.

Кравцов рассмеялся:

- Попробуйте, подержите в руках! - Он оглядел нас. - Ну, кто решится?

К чести наших ребят надо сказать, что никто не испугался. Все шагнули
вперед, к чемодану.

- Вы только окна закройте, - сказал Кравцов, показывая на иллюминаторы. -
Мои зверушки могут улететь. У них такой строптивый характер...

Я осторожно взял из чемодана сиреневую молнию. Странное это было, доложу
вам, ощущение! Примерно такое, как будто вы пытаетесь удержать в руках
каплю ртути. Вроде и есть что-то в руке, а чуть нажмешь - и все
ускользает... Молнии действительно почти ничего не весили, во всяком
случае, не больше, чем детские воздушные шарики Сиреневая молния оказалась
совсем холодной, а красную трудно было удержать в руках. Наш кок,
схвативший ее, сейчас же бросил обратно в чемодан.

- Осторожнее, товарищи! Пожалуйста, осторожнее! - повторял Кравцов. - С
ними нужно обращаться нежно. Сейчас я вам покажу...

Но показать ему не удалось. Нас - Кравцова и меня- позвали наверх, к
капитану. Кравцов сложил молнии в чемодан, и мы пошли на мостик.

- Вот он, ваш "Пытливый", - сказал Воробейчик. - Полюбуйтесь.

Любоваться, собственно, было не на что. Из воды торчали только верхушки
мачт. "Пытливый", напоровшись на скалы, затонул метрах в ста от острова
Сломанная Челюсть.

Представьте себе две скалистые гряды, поднявшиеся из моря и протянувшиеся
параллельно друг другу на четверть мили. Скалы были черные, невысокие и
торчали, как изломанные зубы. Я хорошо знал эту Сломанную Челюсть. Здесь
погибло немало кораблей. В шторм волны свободно гуляли над скалами, а огонь
небольшого маячка, установленного на одной из скал, был плохо виден... Да,
Сломанная Челюсть умела крепко кусаться!

- Глубина небольшая, - сказал капитан. - Метров пять-шесть. Ну, что вы
думаете, старшина? Сможем мы вытащить эти молнии? Заметьте, пожалуйста,
дело добровольное. Так мне из управления радировали. Кто знает, как они
себя будут вести под водой...

- Да, очень интересно! - подхватил Кравцов. - Мы таких экспериментов еще не
ставили. Пока, надо полагать, молнии сохранились, но... Если одна
взорвется, грохнут и все остальные. Тогда от этого островка только дым
останется. Знаете что? - Он обернулся к капитану: - Дайте мне акваланг, я
сам полезу. Я могу. Ну, идет?

Воробейчик долго жевал губами, потом спросил меня:

- Как вы думаете?

Я ответил, что готов спуститься. Но если Кравцов действительно может
пользоваться аквалангом, то лучше идти вдвоем, потому что у этих молний,
как заметил сам Кравцов, строптивый характер.

- Решено!-воскликнул Кравцов.-Идем вместе.

Я объяснил ему, что на корабле решает капитан. Воробейчик еще долго жевал
губами и скучно смотрел на торчавшие из воды мачты.

- Пойдете вдвођм, - сказал он наконец. - Молнии будете грузить на шлюпку и
свозить на островок, вон туда, видите? Я вызову по радио баржу, рисковать
кораблем мне не хочется.

Должен признаться, первый раз было страшновато идти под воду. Мне дважды
приходилось разряжать мины, но это детская игра по сравнению с подъемом
молний. Мина - только черный ящик, а эти молнии светились. И как светились!
Когда мы добрались до трюма и увидели их, у меня появилось огромное желание
поскорее удрать на поверхность... Молнии излучали какой-то совершенно
фантастический свет - яркий, искрящийся, трепещущий. Это было страшно, но
красиво. Вы знаете, подводный мир богат красивыми зрелищами. Если,
например, лечь на спину и смотреть сквозь небольшие волны на солнце, вы
увидите изумительную игру красок. Но такой красоты мне еще не приходилось
видеть. Я даже не знаю, как об этом рассказать. Ну, скажем, возьмите
бриллианты, сотни бриллиантов, увеличьте каждый из них до размеров крупного
арбуза, бросьте в воду и осветите... Вода была зеленовато-синяя
("Пытливый", как я уже говорил, затонул на небольшой глубине), очень
чистая, а молнии излучали желто-оранжевый свет. Получалось совершенно
необыкновенное, феерическое зрелище: вся толща воды светилась
переливающимися, сверкающими, ослепительно яркими красками - от
лимонно-желтой до пурпурной.

Да, я забыл сказать, что молнии двигались. Они плавали, медленно
покачиваясь, как большие медузы, и это создавало непередаваемую игру
красок. При выдохе из акваланга вырывается целая стайка пузырьков; так вот,
самым изумительным было свечение этих пузырьков. Не знаю, в силу каких
законов оптики это происходило, но каждый пузырек светился изнутри, причем
свет этот был совсем другим, чем свет воды. Пузырьки отсвечивали красным,
оранжевым, желтым, вода же почти все время имела более мягкую окраску -
пурпурную, зеленоватую, голубую. Я никогда не думал, что сочетания красок
могут быть такими щедрыми, буйными...

Кравцов поймал одну молнию и внимательно осмотрел ее. Мне показалось, что
он не очень доволен и чего-то опасается. То есть чего именно он может
опасаться, я представлял. Но первый, так сказать, испуг прошел, и почему-то
не хотелось верить, что может произойти катастрофа.

Потом Кравцов спустился в трюм и начал отбирать молнии. Насколько я понял,
он в первую очередь отбирал самые опасные. Я обратил внимание - они были
ярче, светлее других.

А в общем, возни с этими молниями было достаточно. Мы поднимали их по
две-три штуки: Кравцов ловил сеткой, передавал мне, а я уже вытаскивал их
наверх и складывал в шлюпку. Когда молний набиралось штук двадцать -
двадцать пять, я брался за весла и греб к островку. Здесь я укладывал
молния в неглубокую, прикрытую брезентом пещеру. И снова возвращался под
воду, к Кравцову. Каждый час мы устраивали перерыв. К нам подходил катер
("Гром" стоял кабельтовых в двух от нас, Кравцов запретил приближаться), и,
пока мы отдыхали, ребята меняли баллоны на аквалангах - сжатый воздух в
этих аппаратах быстро расходуется.

Мы начали работу в одиннадцать часов. К шеста вечера на "Пытливом"
оставалось сотни полторы молний, не больше. Мы снова заправили акваланги. Я
рассчитывал до темноты все кончить. Но случилось иначе.

В первый момент я не сообразил, что произошло. Мы возились в трюме (молнии
бегали, как живые, и не хотели идти в сеть), и вдруг я почувствовал, что
наверху что-то случилось. Вода потемнела, послышался глухой гул. А потом
явственно донесся шум винтов. В таких случаях водолаз, не ошибается: я
понял, что "Гром" уходит.

Шквал налетел внезапно - осенью на Каспии случается такое. "Гром" не мог не
уйти, иначе его выбросило бы на скалы. Он должен был уйти, не теряя ни
одной минуты. У Воробейчика не оставалось времени предупредить нас, надо
было спасать корабль, экипаж. На его месте я поступил бы так же.

Мы остались на Сломанной Челюсти.

Я вывел Кравцова на островок. Нам удалось выбраться на берег, добежать до
пещеры и залезть под брезент.

Мы сняли акваланги, отдышались. В пещере было светло и тепло - от молний.

А ветер крепчал. Сразу навалилась темнота. Глаза чертовски устали от яркого
света молний, и я почти ничего не видел. Да и что можно было увидеть?
Пещера находилась метрах в тридцати от моря. Волны с яростью наскакивали на
островок, заливали скалы, вздымались в небо грязно-серой стеной...

Все это произошло за какие-нибудь четверть часа, может быть даже меньше.

- Ну, как приключение? - спросил я Кравцова.

- Вполне, - ответил он. - Интересно, что будет дальше.

Этот парень, кажется, никогда не унывал. Я объяснил ему, что ничего
страшного нет: отсидимся здесь, пока не пройдет шквал, потом вернется
"Гром" и подберет нас.

- Все, как в приличном романе, - сказал Кравцов. - Кораблекрушение,
необитаемый остров, сокровища погибшего корабля... Между прочим, еще
никогда робинзоны не имели такой энерговооруженности. Здесь две с половиной
сотни молний, значит... да, энергии примерно как в десяти железнодорожных
эшелонах с горючим. И обратите внимание, как великолепно упакована эта
энергия: нам даже не жарко.

Он замолчал, и я заметил на его лице выражение озабоченности.

- Да, забавные они, эти зверушки, - продолжал он нарочито веселым голосом.
- Почти пустота... Газовая плазма: смесь атомных ядер газа и сорванных с
них электронов. Лет через пять молнии станут товаром широкого потребления.
Вы сможете прийти в магазин и сказать: "Заверните парочку..."

Я понимал, что Кравцов нарочно затеял этот разговор. Его что-то волновало,
и он хотел отвлечь меня. Я спросил, почему молнии не распадаются.

- Магнитное поле, - ответил Кравцов. - В физике это называется
пинч-эффектом или эффектом сжатия. Сначала возникает электрическая дуга в
виде столба, затем под влиянием собственного магнитного поля столб газовой
плазмы сжимается и превращается в пар. Сжатая плазма разогревается,
начинает светиться. Можно даже получить такое сжатие, при котором в плазме
начнется...

                                  [Image]

Он не закончил фразы. Сверху на брезент что-то упало. Я быстро вылез из
пещеры и, когда глаза привыкли к полумраку, увидел, что это была наша
надувная шлюпка; ее выбросило на островок волной. С трудом мне удалось
втащить шлюпку под край брезента. Поверх брезента я навалил камни.

Ветер стал плотным, жестким, капли воды резали лицо, как градинки. Я снова
забрался в пещеру. Кравцов рассматривал оранжевую молнию и мрачно пел:

Мне надоела эта тишь да гладь,

Давно пора ее к чертям послать,

Эх, братцы...

Увидев меня, он замолчал и поспешно отбросил молнию.

- Все-таки приятно терпеть крушение с таким грузом, - сказал он. Голос у
него был фальшиво-бодрый.- Для робинзонов целая проблема зажечь костер, а у
нас в неограниченном количестве тепло и свет...

- Послушайте, Олег Павлович, - прервал я его. - Давайте говорить начистоту.
Что случилось? Вы, я вижу, чем-то встревожены.

Он посмотрел на меня, потом начал возиться со своим аквалангом.

- Говорите, - настаивал я. - Незачем нам играть в прятки.

- Ладно, - хмуро сказал он. - Понимаете... зверушки взбунтовались. Под
водой повышенное давление, процесс образования нейтральных атомов из
газовой плазмы ускорился. Остановить это уже нельзя. Молнии разогреваются.
Видите, они становятся светлее. И очень скоро...

Он замолчал.

- Взрыв? - спросил я.

Кравцов нехотя кивнул.

- Да. Молний-то мне, в общем, не очень жаль. Это пробная партия. Мы
испытывали их выносливость при транспортировке: возили по железной дороге,
потом на самолете, на корабле... Они всђ прекрасно выдержали.

А на пребывание под водой они не рассчитаны. Нет, их не жаль. Но вот куда
мы денемся?..

- Через сколько времени... взрыв?

- Часа через полтора.

- А если выбросить?

Кравцов невесело усмехнулся:

-Думал об этом. Не годится. Представляете, куда их отнесет таким ветром?
Могут быть несчастные случаи, даже катастрофы. Это же не обычные молнии,
они начинены энергией в тысячи раз большей... Нет, ни в коем случае!

- Тогда надо утопить.

- Молнии легче воды, они не утонут. И самое главное - под водой они тоже
взорвутся...

Я прислушивался к реву ветра. Шквал прошел, сейчас просто дул крепкий
ветер. Но было бы безумием уйти в море на надувной шлюпке. Кравцов тоже так
думал.

- Может быт, придет "Гром"? - спросил он.

На это я почти не рассчитывал. "Гром" находился, конечно, где-то невдалеке,
но Воробейчик ни за что не подойдет к Сломанной Челюсти при такой погоде.
Он будет выжидать. Тем более, он даже не знает, что молнии должны
взорваться.

Я в нескольких словах объяснил Кравцову, какой характер у нашего капитана.

- Вы так думаете? - задумчиво произнес Кравцов. - А мне показалось, что
капитан... как бы это объяснить... Вот в прошлом такие капитаны открывали
Землю. Ну, а в будущем полетят к Венере, к Марсу, к звездам...

Я представил себе Воробейчика, ведущего звездолет, и пожал плечами.

- Вы думаете, туда полетят какие-то совершенно особые люди? - спросил
Кравцов. - Нет. Они будут такие, как Воробейчик, как вы... Да, да! А потом,
лет через сто, о них сложатся легенды, и в этих легендах они станут
сказочными богатырями... Между прочим, - он улыбнулся, - у моих молний
разные характеры. Есть упрямые, злые, хитрые. Есть спокойные, добрые. И я
обратил внимание, что самые хорошие молнии - черные - всегда скромны. Они
не разбрасывают искры, не жужжат, не слепят глаза. Но энергии и, я бы
сказал порядочности в них больше, чем в назойливо жужжащих... Давайте
все-таки посигналим, а? Вот послушайте...

Надо отдать должное Кравцову. Я тогда еще не очень представлял себе, что
такое взрыв молний. За день я привык к молниям, и они казались мне довольно
безобидными. А Кравцов знал своих зверушек. Однако он не струсил и голова у
него по-прежнему работала крепко.

Он придумал неплохую штуку. Во всяком случае, это давало нам какой-то шанс
на спасение. Надо было взять молнию, взобраться на вершину скалы и,
прикрывая молнию куском брезента, отсигналить на "Гром". Правда, мы не
знали, в каком направлении находится корабль, но молния светила вкруговую,
на все тридцать два румба.

...Невесело было выходить из теплой пещеры. За день мы дьявольски устали, а
взобраться на крутую скалу трудно и со свежими силами. Признаюсь, у меня
вновь мелькнула мысль выбросить эти проклятые молнии - пусть ветер несет их
куда угодно. Но я ничего не сказал Кравцову. Да, уж если попадать в беду,
то с хорошим товарищем!

Мы отрезали кусок брезента от большого полотнища, прикрывавшего ход в
пещеру. Кравцов выбрал яркую молнию и опутал ее сеткой. И мы полезли
наверх. Скала была невысокой, метра три с половиной, может быть четыре. Но
я почти ничего не видел. Глаза, воспаленные от яркого света, болели и
слезились. Казалось, что все вокруг погружено в абсолютный, непробиваемый
мрак. Молнию нам пришлось сразу же завернуть в брезент: она слепила.

Эти четыре метра запомнились мне на всю жизнь. Холодный и мокрый ветер
заставлял прижиматься к скале, а скала была острая и колючая. Я до крови
ободрал руки, изрезал ноги, ушиб плечо. И если я все-таки взобрался наверх,
то только благодаря Кравцову. Он буквально забросил меня на вершину скалы,
а я его уже не смог втащить...

Сигнал бедствия - это девять вспышек: шесть коротких и три длинных. Молния
рвалась на ветру, я привязал сетку к поясу, потому что руки были заняты
брезентом. Я ничего не видел, вспышки молнии совсем ослепили меня. От
яркого света глаза резала нестерпимая боль. Мной вдруг овладело какое-то
безразличие. Я решил, что "Гром" не придет: Воробейчик не решится
приблизиться к Сломанной Челюсти. Но я сигналил. Три точки, три тире, три
точки... Сначала я еще считал сигналы, потом сбился, перестал. Руки
работали машинально. Три точки, три тире, три точки...

Не помню, сколько прошло времени. Кравцов потянул меня за ногу. Я обернулся
- в море плясала светлая полоса. Это был прожектор.

"Гром" шел к острову!

Я сполз со скалы. Кравцов отвязал сетку с молнией и потащил меня вниз, к
пещере. Он догадался приложить мне мокрую тряпку к глазам. Боль немного
утихла, стала тупой, ноющей.

Через полчаса за нами пришла шлюпка с "Грома". Я до сих пор не знаю, как
ребятам удалось подойти к скалам. Волны гремели так, что не было слышно
даже крика. Шлюпку заливало, приходилось все время вычерпывать воду.

Едва поднявшись на "Гром", Кравцов крикнул:

- Капитан, скорее уходите... Скорее!

Я не видел Воробейчика - глаза болели и мне было трудно их открыть, - но я
услышал голос Воробейчика, вежливый, поскрипывающий, очень спокойный:

- Не беспокойтесь, пожалуйста. Мы успеем уйти.

Я заставил себя открыть глаза. Мне хотелось посмотреть на Воробейчика.
Клянусь вам, он был такой же, как всегда!

- Спешите, капитан, спешите, - настаивал Кравцов. - Молнии вот-вот
взорвутся!

- Спасибо, я это учту, - ответил Воробейчик. - Но особенно спешить нам
невыгодно. Взрыв даст волну - как цунами. Она идет со скоростью самолета.
Мы от нее все равно не уйдем. А машины надо беречь.

Кравцов рассмеялся, сказал: "Вы правы, капитан", - и начал насвистывать
свою песенку.

Молнии взорвались только через час, когда "Гром" был уже в пятнадцати милях
от острова.

Я сдвинул повязку, которую мне успел наложить доктор, и вместе со всеми
выскочил на палубу. За кормой, прорезав темноту ночи, возник ослепительно
яркий желтый диск. В первый момент это было похоже на солнце, наполовину
скрытое горизонтом. Потом огонь вытянулся вверх, стал сиренево-белым,
осветил бушующее море и внезапно погас, оставив медленно расползающееся
мерцающее красноватое зарево.

Остров Сломанная Челюсть перестал существовать.


   Генрих Саулович Альтов.
   Может ли машина мыслить?

OCR Bed

Рисунок Л. Бирюкова.




                                             Я собираюсь рассмотреть вопрос:
                                                  "Может ли машина мыслить?"
                                       Но для этого нужно сначала определить
                                                  смысл термина "мыслить"...
                                                                 А. Тьюринг.

Триггерная цепочка

Дважды в неделю, по вечерам, гроссмейстер приходил в Институт кибернетики и
играл с электронной машиной.

В просторном и безлюдном зале стоял невысокий столик с шахматной доской,
часами и кнопочным пультом управления. Гроссмейстер садился в кресло,
расставлял фигуры и нажимал кнопку "Пуск". На передней панели электронной
машины загоралась подвижная мозаика индикаторных ламп. Объектив следящей
системы нацеливался на шахма