ределенный жест и довольно глупо  улыбнулся.
Ему был известен этот обычай, но лишь по книгам, по обсуждению  в  научных
статьях. Но теперь его окружали люди, которые по закону могли жить  только
до шестидесяти.
     Мужчина все еще смотрел на него.
     - Слушай, парень, откуда ты? У вас что, не знают о Шестидесяти?
     - Мы называем это "время", - с трудом выговорил Авардан. - Я  оттуда.
- Он неопределенно  показал  большим  пальцем  назад,  и  после  минутного
колебания собеседника отвел от него свой жесткий изучающий взгляд.
     Тем временем пожилой мужчина заговорил вновь.
     - Она идет со мной, - сказал он, кивая на свою добродушную жену. -  У
нее еще остается три месяца, но она предпочитает уйти со мной.
     Вскоре, казалось, все пассажиры  погрузились  в  вычисления  времени,
оставшегося каждому из них.
     Низкий мужчина в облегающей одежде, с  решительным  выражением  лица,
твердо произнес:
     - У меня осталось двенадцать лет, три месяца и четыре дня,  и  никуда
от этого не деться.
     - Они могут вычислить это с точностью до дня, -  проговорил  стройный
молодой человек. - А есть люди, живущие дольше своего времени.
     - Точно, - сказал другой, вызвав общее согласие и возмущение.
     - Я, - продолжал молодой человек, - не вижу ничего странного  в  том,
что человек желает продлить свою жизнь, особенно, если у него  есть  дела,
требующие завершения. Но эти паразиты, пытающиеся протянуть  до  следующей
Проверки, пожирают еду следующего поколения...
     - Но разве возраст всех не зарегистрирован? - мягко вмешался Авардан.
- Они не смогут долго скрываться, не так ли?
     Все замолчали, немало смущенные выражением столь глупого идеализма.
     Наконец кто-то, как будто пытаясь перевести разговор на другую  тему,
дипломатично произнес:
     - Не думаю, чтобы жизнь после шестидесяти имела какой-то смысл.
     - Для фермера никакого, - согласился  с  ним  другой.  -  Нужно  быть
сумасшедшим, чтобы после полувековой работы  на  полях  не  радоваться  ее
окончанию. Но что вы скажете относительно чиновников и администраторов?
     Наконец пожилой мужчина, сорокалетие свадьбы  которого  вызвало  этот
разговор, осмелился высказать свое мнение, ободренный, вероятно, тем,  что
ему как очередной жертве Шестидесяти, терять было нечего.
     - Разное бывает, знаете ли, - подмигнул он с  лукавым  намеком.  -  Я
знал человека, которому исполнилось шестьдесят во время Проверки восемьсот
десятого года, а он продолжал жить до восемьсот двадцатого. До шестидесяти
девяти лет! Представляете!
     - Как же ему это удалось?
     - У  него  были  какие-то  деньги,  а  брат  его  был  членом  Совета
Старейших. Для такой комбинации нет ничего невозможного.
     Замечание вызвало общее согласие.
     - Слушайте, - сказал все тот же молодой человек. - У меня  был  дядя,
который прожил лишний год, всего год. Это  был  один  из  тех  себялюбцев,
которые, знаете, не особенно  желают  уходить.  Какое  ему  было  дело  до
остальных... Случилось так, что я не знал об этом, иначе  я,  конечно  же,
сообщил бы о нем, уверяю вас, потому что каждый должен уйти в свое  время.
Так или иначе, обман обнаружился. Братство вызвало меня и брата и пожелало
узнать, почему мы не сообщили о нем. Я ответил,  что  ничего  не  знал,  и
никто в семье не знал об этом. Я сказал им, что мы не виделись десять лет.
И все равно пришлось заплатить кругленькую сумму в пять сотен кредитов.
     Выражение беспокойства на лице Авардана усилилось. Уж не  сумасшедшие
ли эти люди, которые воспринимают смерть как  должное  и  отказываются  от
своих друзей и родственников, которые пытаются избежать смерти?  Не  попал
ли он случайно на самолет, перевозящий сумасшедших? Или  это  были  просто
земляне?
     А его  сосед  вновь  хмуро  посмотрел  на  него.  Голос  его  прервал
размышления Авардана.
     - Эй, парень, где это "оттуда"?
     - Извините?
     - Я спрашивал, откуда ты. Ты сказал "оттуда". Что это за "оттуда"? А?
     Авардан почувствовал, что окружающие подозрительно смотрят  на  него.
Не приняли ли его за члена  их  Совета  Старейших?  А  может  его  считают
провокатором?
     И он ответил им вспышкой откровенности.
     - Я не с Земли. Меня зовут Бел Авардан, и я  из  сектора  Сириуса.  А
ваше имя? - И он протянул руку.
     Его ответ прозвучал как брошенная в салон самолета атомная капсула.
     Возникший  испуг  землян   быстро   перешел   в   яростную,   злобную
враждебность,  направленную  на  него.  Мужчина,  сидевший  рядом  с  ним,
поднялся и пересел на другое место.
     Все отвернулись. Плечи плотно сомкнулись вокруг него. На мгновение  в
Авардане вспыхнуло  негодование.  Земляне  смеют  так  обращаться  с  ним!
Земляне! Он протянул им руку дружбы. Он снизошел до них, и вот чем они ему
ответили.
     Преодолев усилие, он расслабился. Ясно, что  предубеждение  не  могло
быть односторонним, ненависть порождала ненависть.
     Остальную часть путешествия он провел в  молчаливом  одиночестве,  не
обращая внимания на разговоры за спиной  и  бросаемые  на  него  время  от
времени взгляды.
     Приземление в Чике  было  воспринято  им  с  радостью,  хотя  Авардан
мысленно усмехнулся, взглянув из самолета на "лучший город" Земли.
     Его багаж был перенесен в автомобиль. Здесь он, по крайней мере,  был
единственным пассажиром, так что вряд ли  можно  было  ожидать  каких-либо
неприятностей.
     - В посольство, - сказал он шоферу, и машина тронулась с места.
     Так Авардан впервые оказался в Чике, и  произошло  это  в  тот  день,
когда Шварц сбежал из Института Ядерной Физики.



                            8. ВСТРЕЧА В ЧИКЕ

     Доктор Шект в двадцатый раз посмотрел свои записи и поднял  глаза  на
Полу, входящую в его кабинет. Нахмурившись, она сняла свой рабочий халат.
     - Итак, отец, ты до сих пор не ел?
     - А? Конечно, я ел... Что это?
     - Это обед. По крайней мере, это было обедом. То, что ты ешь,  скорее
напоминает завтрак. Какой смысл в том, что я приношу обед  сюда,  если  ты
его не ешь?
     - Не нервничай. Я съем. Ты же знаешь, что я не могу прерывать  важный
эксперимент ради приема пищи.
     Он вновь взглянул на заметки.
     - Ты не представляешь, что за человек этот Шварц. Я рассказывал  тебе
о его черепе?
     - Он имеет примитивную форму. Ты говорил.
     - Но это не все. У него тридцать два зуба, в том числе  один,  должно
быть, вставленный искусственно, да еще так странно. По крайней мере, я еще
не видел зуба, который бы крепили к соседним, вместо того, чтобы  вживлять
в челюстную кость. Ты  когда-нибудь  видела  человека  с  тридцатью  двумя
зубами?
     - Я не занимаюсь подсчетом чьих-либо зубов, отец. Сколько  их  должно
быть, двадцать восемь?
     - Именно. Но я еще не закончил. Вчера мы провели  внутренний  анализ.
Как ты думаешь, что мы нашли?.. Угадай!
     - Кишки?
     - Пола, ты стремишься меня разозлить, но это тебе не удастся.  Можешь
не гадать, я тебе скажу. Шварц имеет открытый аппендикс  три  с  половиной
дюйма длиной. Великая Галактика, это совершенно беспрецедентный случай.  Я
консультировался у медиков, -  со  всеми  предосторожностями,  конечно,  -
аппендикс не бывает длиннее, чем половина дюйма и никогда не открыт.
     - Ну, и что это значит?
     - То, что этот человек - настоящее живое ископаемое. - Он поднялся  с
кресла. - Слушай,  Пола,  я  думаю,  мы  не  должны  отдавать  Шварца.  Он
представляет собой слишком ценный образец.
     - Нет, нет, отец, - быстро проговорила Пола, -  ты  не  можешь  этого
сделать. Ведь ты обещал фермеру вернуть Шварца и ты  должен  это  сделать.
Это необходимо самому Шварцу. Мне кажется, он несчастен.
     - Несчастен! И это когда мы обращаемся с ним как с богатым чужаком.
     - Какое это имеет значение? Бедняга привык к  своей  семье,  к  своей
ферме. Там он прожил всю свою жизнь. И вот теперь  ему  пришлось  пережить
страх и страдания, и рассудок его стал  работать  иначе.  Трудно  ожидать,
чтобы он все понял. Мы  должны  вспомнить  о  его  человеческих  правах  и
вернуть его семье.
     - Но, Пола, интересы науки...
     - Чепуха! Как ты думаешь,  что  скажет  Братство,  когда  услышит  об
экспериментах,  проведенных  без  их  разрешения?  Думаешь,  их  беспокоят
интересы науки? Позаботься о себе, если не хочешь заботиться о Шварце. Чем
дольше ты его продержишь здесь, тем больше шансов, что об этом узнают.  Ты
отправишь его домой завтра ночью, так, как это планировалось, слышишь?.. Я
пойду посмотрю, не нужно ли Шварцу чего-нибудь.
     Не прошло и пяти минут, как она вернулась с растерянным лицом.
     - Отец, он сбежал!
     - Кто? - пораженно спросил он.
     - Шварц! - воскликнула она, чуть не  плача.  -  Ты,  наверное,  забыл
закрыть дверь, когда вышел от него.
     Шект вскочил на ноги.
     - Когда?
     - Не знаю. Но, должно быть, недавно. Когда ты был у него?
     - Самое большее пятнадцать минут назад.
     - Хорошо, - с неожиданной решительностью проговорила она. - Я  побегу
за ним. Ты останешься здесь. Если его найдет кто-нибудь другой,  то  легче
мне его забрать, чтобы отвести подозрения от тебя. Понимаешь?
     Шект лишь кивнул.
     Джозеф Шварц не чувствовал никакой радости, поменяв неволю  института
на просторы улицы. Он не питал никаких иллюзий относительно своей свободы,
и у него не было какого-либо плана действий.
     Если им и руководил  какой-то  рациональный  импульс  (вроде  слепого
желания сменить бездействие на любую деятельность), то  это  была  надежда
натолкнуться на что-нибудь, что помогло бы ему обрести исчезнувшую память.
Сейчас он был полностью убежден в том, что страдает амнезией.
     Однако встреча с  городом  погасила  его  энтузиазм.  Стояла  поздняя
осень. И Чика, освещенная солнцем, была молочно-белой. Здания, как  и  дом
фермера,  казалось,  были  сделаны  из  фарфора.  Какое-то  неопределенное
чувство подсказывало ему, что города должны быть коричневыми и красными  и
гораздо более грязными. В последнем он был уверен.
     Он шел медленно, каким-то образом чувствуя, что  официальных  поисков
не будет.  Собственно  говоря,  в  последние  дни  он  чувствовал  в  себе
возросшую чувствительность к окружающей его "атмосфере".  Это  была  часть
перемен в его мышлении, начинавшихся...
     Он мысленно вернулся назад.
     В любом  случае  атмосфера  госпиталя  носила  отпечаток  скрытности,
связанной со страхом, как ему казалось. Так что они не могут  преследовать
его в открытую. Но откуда? Была ли эта странная  активность  его  мышления
связана с амнезией?
     Он миновал еще один перекресток. Автомобилей было относительно  мало.
Одежда пешеходов выглядела довольно нелепо, без швов, без пуговиц,  разных
цветов. Но такая же одежда была и на нем.  Он  попытался  вспомнить,  куда
исчезла его старая одежда, потом усомнился, была ли у него вообще  одежда.
Трудно быть уверенным в чем-либо, когда человек вообще сомневается в своей
памяти.
     Но он так  ясно  помнил  свою  жену,  детей.  Они  были  реальны.  Он
остановился на середине тротуара и с трудом взял себя  в  руки.  Возможно,
они были искаженными версиями реальных людей  этой  нереально  выглядевшей
жизни, к которой должен был принадлежать и он.
     Неожиданно  он  почувствовал  голод.  Он  оглянулся  вокруг.   Ничего
поблизости не напоминало ресторана. Хотя откуда он знает? Ведь  он  же  не
знает этого слова на новом для него языке.
     Он внимательно смотрел на  дома,  мимо  которых  проходил,  и  вскоре
увидел внутри одного из них небольшие столы,  за  которыми  ели  люди.  По
крайней мере, хоть это не изменилось. Люди, которые ели, жевали и глотали.
     Шварц вошел внутрь и замер в замешательстве. Никто не  подавал  пищу,
никто ее не готовил, не было заметно никаких признаков кухни. Он  собрался
предложить вымыть тарелки в обмен на еду, но  к  кому  обращаться  с  этим
предложением?
     Он неуверенно приблизился к сидящим за одним из  столов,  старательно
выговаривая слова:
     - Еда. Где? Пожалуйста.
     Они удивленно посмотрели на него. Один быстро и совершенно  непонятно
заговорил, похлопывая по  небольшому  устройству  на  краю  стола.  Второй
раздраженно присоединился к нему.
     Шварц  с  отчаянием  повернулся,  собираясь   уходить,   и   тут   он
почувствовал руку, остановившую его...


     Гранц заметил полное грустное лицо Шварца еще через окно.
     - Что ему надо? - проговорил он.
     Месстер, сидевший за тем же столом, спиной к окну, оглянулся и ничего
не ответил.
     - Он вошел, - сказал Гранц, и Месстер ответил:
     - Ну и что?
     - Ничего.
     Однако вскоре вошедший беспомощно оглянулся вокруг, приблизился к ним
и произнес со странным акцентом:
     - Еда. Где? Пожалуйста.
     Гранц взглянул на него.
     -  Еда  здесь,  приятель.  Сядь  к  любому  столику  и   воспользуйся
пищематом... Пищематом!  Ты  не  знаешь,  что  это  такое?..  Посмотри  на
беднягу, Месстер. Он смотрит на меня так, как будто не понял ни  слова  из
того, что я сказал. Эй, парень, смотри  -  вот  эта  штука.  Брось  в  нее
монету... Эй, подожди.  -  Он  поймал  за  рукав  Шварца,  когда  тот  уже
собирался уходить.
     - Деньги, друг, деньги.
     Он достал из кармана блестящую монету в полкредита.
     - У тебя есть? - спросил он.
     Шварц медленно покачал головой.
     - Ну что же, тогда держи! - Он положил полкредита в карман  и  достал
более мелкую монету.
     Шварц нерешительно принял ее.
     - Правильно. Только не стой здесь. Брось ее  в  пищемат.  Вот  в  эту
штуку.
     Неожиданно Шварц почувствовал, что понимает  его.  Пищемат  имел  ряд
отверстий для монет различного  достоинства  и  ряд  кнопок  под  светлыми
прямоугольниками, надписи над которыми он прочитать не мог.  Шварц  указал
на стоявшую на столе еду и,  проведя  пальцем  по  кнопкам,  вопросительно
поднял глаза.
     - Сэндвич не достаточно хорош для него, - раздраженно сказал Месстер.
- Не выбрасывай деньги, Гранц.
     - Ничего, завтра получка...  Смотри,  -  обратился  он  к  Шварцу  и,
опустив в пищемат свою монетку, достал широкий металлический контейнер  из
углубления в его стене. - Теперь возьми это на другой стол...
     Шварц осторожно перенес контейнер на соседний стол. Сбоку  контейнера
была прикреплена ложка, покрытая  прозрачной  пленкой,  разорвавшейся  при
первом  же  прикосновении.  Как  только  пленка  была  порвана,  контейнер
разошелся по шву.
     Еда была холодной, но для него это не имело значения. Через минуту он
заметил, что она нагревается и замер в замешательстве...  Вскоре  подливка
закипела, затем вновь остыла и Шварц принялся за еду.
     Гранц и Месстер все еще сидели на своих местах, когда  он  вышел.  За
необычным посетителем следил  еще  один  человек,  на  которого  Шварц  не
обратил внимания.
     Не заметил Шварц и того, что от самого института за ним, не отставая,
следил худой маленький человек.
     Бел Авардан, выкупавшись и сменив одежду, упрямо решил выполнить свой
первоначальный замысел наблюдения за существами, населяющими  Землю  в  их
естественной среде обитания. Стояла приятная погода, дул легкий освежающий
ветерок, сама деревня, то есть город, был светлым, спокойным и чистым.  Не
так уж и плохо.
     В полдень, обедая, он стал свидетелем  небольшой  сценки,  в  которой
участвовали двое землян, вошедших вскоре после него, и пришедший после них
пожилой мужчина. Авардан мельком следил за ними,  просто  противопоставляя
этот случай неприятному инциденту в самолете. Двое мужчин за  столом  явно
были водителями аэротакси: людьми небогатыми, но поступившими милосердно.
     Нищий вышел, а минуты две спустя и Авардан.
     Людей на улице значительно прибавилось,  приближался  конец  рабочего
дня.
     Он поспешно отошел в сторону, чтобы не столкнуться с бегущей  молодой
девушкой.
     - Извините меня, - сказал он.
     Девушка была одета в стереотипную белую униформу. Казалось, она  была
чем-то озабочена. Он слегка прикоснулся к ее плечу.
     - Не могу ли я вам помочь? У вас неприятности?
     Девушка остановилась и испуганно  посмотрела  на  него.  У  нее  были
каштановые волосы, темные глаза, тонкая талия. Ей было от девятнадцати  до
двадцати одного года.
     Она ответила, чуть не плача.
     -  Ох,  это  бесполезно.  Не  обращайте  на  меня  внимания.   Трудно
рассчитывать найти кого-то, не имея никакого представления, где искать.
     На глазах ее появились слезы. Она тяжело вздохнула.
     - Вы не видели пожилого мужчину лет  пятидесяти  в  белом  с  зеленым
костюме, без шапки, несколько лысоватого?
     Авардан удивленно взглянул на нее.
     - Что? Зеленый с белым?.. Трудно поверить... Слушайте, этот человек -
он говорит с трудом?
     - Да, да. Значит вы его видели?
     - Минут пять назад он обедал с двумя мужчинами... Вон они... Эй,  вы,
- он приблизился к ним.
     Гранц быстро встал.
     - Такси, сэр?
     - Нет, но если вы расскажете  о  человеке,  который  ел  с  вами,  то
получите плату. Куда он пошел?
     Гранц выглядел огорченно.
     - Хотел бы вам помочь, но я видел его первый раз в жизни.
     Авардан повернулся к девушке.
     - Если бы он пошел навстречу вам, то вы бы его увидели. И он  не  мог
уйти далеко. Значит, нужно идти в противоположную сторону.  Я  узнаю  его,
если увижу.
     Он  предложил   помощь   под   влиянием   импульса.   Неожиданно   он
почувствовал, что улыбается ей.
     - А что он сделал? - неожиданно вмешался  Гранц.  -  Может  быть,  он
нарушил какой-нибудь закон?
     - Нет, нет, - поспешно ответила она. - Он лишь немного нездоров,  вот
и все.
     После того, как они отошли, Месстер посмотрел им вслед.
     -  Немного  нездоров?  Как  тебе  это  понравилось,  Гранц?   Немного
нездоров.
     Он вопросительно посмотрел на товарища.
     - Что на тебя нашло? - с беспокойством спросил Гранц.
     - Ничего, что заставляет меня чувствовать себя  не  совсем  здоровым.
Этот парень явно сбежал из госпиталя. Его ищет медсестра и к тому же очень
обеспокоенная медсестра. Стала бы она беспокоиться, если бы он  был  всего
лишь немного нездоров? Ты заметил, что он почти не разговаривает  и  почти
ничего не понимает?
     В глазах Гранца неожиданно появился страх.
     - Не думаешь же ты, что это горячка?
     - Я как раз думаю, что это был случай  радиационной  горячки,  причем
зашедшей далеко. А он стоял в футе от нас. Ничего хорошего это не...
     Рядом с ними оказался маленький худой человек с  вкрадчивым  голосом,
появившийся ниоткуда.
     - В чем дело, господа? У кого здесь радиационная горячка?
     - Кто вы такой? - с неприязнью спросил Месстер.
     - Хо, - сказал маленький человек, - вы хотите  знать,  кто  я  такой?
Дело в том, что я посланник Братства, представьте себе.
     Он блеснул маленьким светящимся значком на отвороте куртки.
     - А теперь, именем Совета Старейших, что значат все эти  разговоры  о
радиационной горячке?
     - Я ничего не знаю, - сказал Месстер, испуганно и глухо. -  Медсестра
искала здесь какого-то больного, и я подумал не радиационная ли горячка  у
него. Ведь мы не нарушали законов, не так ли?
     - Хо! Это вы-то будете учить меня законам?  Занимайтесь  лучше  своим
делом и предоставьте мне беспокоиться о законах.
     Маленький человек потер руку  об  руку,  быстро  оглянулся  вокруг  и
быстро пошел вслед за Полой и Аварданом.
     - Вот  он!  -  Пола  лихорадочно  сжала  руку  своего  спутника.  Все
произошло быстро, легко и случайно. Шварц неожиданно  появился  в  главном
ходе большого магазина самообслуживания.
     - Я его вижу, - прошептал Авардан. - Стойте здесь, а я пойду за  ним.
Если он увидит вас и затеряется в толпе, нам его не найти.
     Они вошли в магазин. Авардан не спеша приблизился  к  Шварцу,  и  его
сильная рука крепко сжала плечо беглеца.
     Шварц вздрогнул и испуганно рванулся прочь. Однако из хватки Авардана
не могли вырва