встреча с Гектором была  очень  сердечной.
Он взял с композитора обещание вскоре вновь посетить Левенберг и, обняв его,
произнес: "Прощайте, мой дорогой Берлиоз, вы едете в Париж, вы  найдете  там
любящих вас соотечественников. Так вот, передайте им, что я люблю их за  то,
что они любят вас..."
     Как горд Гектор, как радостно он взволнован!
     И вместе с тем какая сердечная рана:
     "Не мой повелитель, не французский император,  -  говорил  он  себе,  -
удостоил меня своим объятием".
     И он подумал:
     "Любящие  вас  соотечественники..."  -  сказал  герцог.  Добросердечный
монарх, судя о них так хорошо, судил о них так превратно".
     Наконец, возвращение в Париж, иная обстановка, снова борьба.
     А с "Троянцами" все то же - ровно ничего!

IV

     Излюбленным местом прогулок Гектора стало теперь кладбище.  Там,  среди
белых надгробий и печальных кипарисов, он бродил и грезил наяву.
     В час заката при скорбных вздохах ветра,  когда  летучая  мышь  зловеще
задевала его своим отвратительным крылом, ему  казалось,  будто  он  ощущает
прикосновение  крыла  смерти.  Тогда,  охваченный  болезненными  думами,  он
поднимал мысленно могильные плиты и видел их всех, братьев по приближающейся
вечности, счастливых от встречи с живым человеком. "Но кто, кто  позаботится
о моем прахе, когда пробьет мой неотвратимый час? - спрашивал он себя. - Все
мои близкие ушли из жизни. Мне остался лишь один дорогой Луи,  но  и  тот  в
вечных скитаниях по разгневанным морям".
     В его душе неотступно звучали стихи Бодлера:

                Усопших ждет в земле так много горьких бед;
                Когда вздохнет октябрь, деревья обрывая
                И между мраморов уныло завывая,
                О, как завидуют тогда живым они -
                Их ложу теплому и ласкам простыни!
                Их мысли черные грызут, их сон тревожа;
                Никто с усопшими не разделяет ложа;
                Скелеты мерзлые, объедки червяков
                Лишь чуют мокрый снег и шествие веков;
                Не посетит никто их тихие могилы,
                Никто не уберет решетки их унылой {*}.
                {* Перевод Эллиса.}

     Затем, присев возле какой-нибудь могилы, он  погружался  в  сокровенные
мысли.
     И наконец, возобновлял свой долгий путь под  зловещими  лучами  бледной
луны, страдая от  чтения  надгробных  надписей,  потому  что  во  всех  этих
волнующих прощаниях ему виделись еще обливающиеся кровью убитые  сердца.  Но
завтра жизнь, прогнав скорбь, одолеет смерть.
     Однажды ночью во время такой прогулки его взгляд внезапно выразил ужас,
а к горлу  подступил  комок.  Гектор  не  поверил  своим  глазам.  На  новой
мраморной плите он прочитал:

                              "Здесь покоится
                                 Амелия...
                   безжалостно унесенная жестокой судьбой
                            на 26-м году жизни".

     Имя, фамилия, возраст  -  сомнений  быть  не  может.  Это  она,  она  -
скромная,  чистая,  невинная.  Несчастная  Амелия,  которую  алчная   смерть
коснулась уже в  тот  вечер,  в  театре  {Как-то  Гектор  в  письме  княгине
Витгенштейн рассказывал: "Знайте, мое излюбленное место  прогулок,  особенно
когда идет дождь и небо льет потоки слез, - кладбище Монмартр,  возле  моего
дома. Я часто туда хожу, у меня там много знакомых. Недавно я обнаружил даже
могилу, о которой ничего не знал. Ее не стало полгода назад, она  не  хотела
или не могла сообщить, что умирает; ей было двадцать  шесть  лет,  она  была
красива, она писала, словно ангел. Из осторожности мы решили не видеться, не
писать друг другу, жить совершенно  порознь.  Как-то  вечером  мы  увиделись
случайно в театре. Кивок головы - и это было все... Она  уже  умирала,  а  я
ничего не знал. Через шесть недель она угасла.  Об  этом  я  тоже  не  знал.
Только шесть месяцев спустя...
     Довольно, довольно..."
     Морелю он писал: "Третьего дня я провел два часа на кладбище;  я  нашел
очень удобное местечко на одной роскошной могиле и уснул  там".  Как  видим,
романтизм в нем не умер.}.
     Боль и ужас смешались в Гекторе, и он  со  стоном  рухнул  на  соседнюю
могилу, около аллегорического памятника -  обессилевший  юноша,  чье  сердце
пожирал гриф, протягивал к небу кулак, грозя мщением.
     А он, должен ли он тоже проклинать небо? Смутная мысль о боге, которого
он некогда славил, пришла в тот миг ему на ум, и кулак его разжался.
     "Ушла еще одна! Я приношу несчастье всем, к  кому  приближаюсь.  О  мое
бедное дитя, о мой Луи, хоть бы ты по крайней мере уберегся от опасностей!"
     Дни, последовавшие за этим мрачным  открытием,  он  провел  в  постели,
мучась от болей в желудке, которые не мог снять даже опий.  От  своей  тещи,
превратившейся в сиделку, он требовал  тишины,  монастырской  тишины,  чтобы
слышать свои слова и чувствовать свои страдания. Он мог выносить присутствие
лишь великолепного ньюфаундленда, которого ему  оставил  на  время  один  из
друзей.
     Умный пес подходил к кровати маэстро, сочувственно терся о нее  мордой,
а Гектор, делая невероятное усилие, нежно ласкал его и  шептал:  "Боже  мой,
какие у него любящие глаза!"

1863

     Гектору шестьдесят лет.
     Наконец исполнены "Троянцы",  которым,  увы,  суждено  было  стать  его
последним сочинением.
     Гектор устал ждать Оперу, которая его дурачила и  над  ним  потешалась.
Ему удалось договориться с директором Лирического театра Карвальо.
     Начиная с  1858  года,  когда  это  фундаментальное  произведение  было
окончено, он, не жалея сил, настаивал:
     "Троянцы" должны быть исполнены... Так надо, во что  бы  то  ни  стало,
вопреки всему!"
     И он своего добился. Правда, какие это были "Троянцы". Жалкие остатки!
     "От автора, для которого каждый такт и каждая нота имели свою  историю,
свой смысл, свое обоснование,  потребовали  сокращений,  переделок,  всякого
рода исправлений. Либретто, музыка, ремарки - все было переиначено. Почему в
руках рапсода четырехструнная лира? Она вызовет смех, пусть ее уберут. А это
неупотребительное слово, оно вызовет смех,  нужно  убрать.  Смотрите,  чтобы
Эней не вышел на сцену в шлеме! - Но почему? -  Да  потому,  что  один  всем
известный торговец с бульваров тоже носит шлем, и  публика  будет  смеяться;
надо его снять. А Меркурий со своими крыльями на пятках и на  голове...  Все
будут просто держаться за бока; его  надо  упразднить.  Так,  день  за  днем
уродовали произведение, которое Гектор целые годы шлифовал, обдумывая  самые
мелкие детали с чувством, сравнимым лишь с его любовью к Дидоне и Кассандре"
{Ги де Пурталес.
     Дидона и Кассандра - героини "Энеиды" Вергилия, по мотивам которой было
написано либретто "Троянцев".}.
     Из пяти актов пожертвовали двумя.  Действие,  происходящее  в  Трое,  а
именно прекрасно написанное взятие города, исчезло, а потом были безжалостно
искромсаны три остальных акта.
     После совершения этого злодеяния начались репетиции.
     Однако он не был Вагнером и не имел права на 64 репетиции.
     И  все   же   "Троянцы",   навеянные   великим   Вергилием,   понемногу
вырисовывались: спящий лагерь греков; прорицательница Кассандра;  гигантский
деревянный конь, впущенный в город; Андромаха  и  ее  сын  Астианакс;  Эней,
Приам, Гекуба; тень Гектора, объявляющего  о  падении  Трои  и  призывающего
побежденных бежать  в  Италию;  безмерная  гомеровская  трагедия  разрушения
Илиона и бегства в Карфаген. Эней высаживается на берег  в  цветущем  городе
Дидоны и, став возлюбленным царицы, целиком отдается страсти. Затем, овладев
собой, Эней уводит свой флот, чтобы основать Рим. Царственная  влюбленная  в
отчаянии убивает себя. На горизонте, как видение  грядущего,  вырисовывается
Капитолий.
     13 сентября в Лирическом театре с шумом провалилась  опера  Жоржа  Бизе
{Жорж Бизе родился в Париже в 1838  году,  умер  в  Буживале  в  1875  году,
тридцати семи лет. В пору этой неудачи ему  было  лишь  двадцать  пять  лет.
Девятнадцати лет он получил Римскую премию. За несколько месяцев перед тем в
театре "Буф Паризьен" была поставлена его комическая  опера  "Дом  доктора".
Некоторые утверждают, что он умер от горя, в которое его  повергла  кампания
интриг, поднятая против "Кармен", хотя эта опера и  была  одним  из  великих
шедевров драматической музыки того времени. В ту  пору  Комическая  опера  и
особенно  ее  кулисы  были  средоточием  бесконечных  интриг  и  изысканного
изящества, граничащего с манерностью.
     Там же нередко завязывали знакомство, а затем вступали в брак "светские
львы". Завсегдатаи  этого  большого  театра,  отличавшиеся  фривольностью  и
одновременно пуританством, сочли слишком смелым музыкальное повествование  о
выходках порочной работницы табачной фабрики и  освистали  скорее  либретто,
чем  музыкальное  сочинение.   Бизе,   сознававший   всю   ценность   своего
произведения, получил удар ножом в самое  сердце,  который  и  унес  его  из
жизни.} "Искатели жемчуга". Поэтому театр неохотно пошел на постановку новой
оперы. Гектор же не отступает ни перед какими жертвами,  когда  под  угрозой
его искусство, -  он  дополнительно  нанимает  музыкантов  и  платит  им  из
собственного кармана.

     4 ноября

     В  этот  день  состоялась  премьера  оперы  с  очень  сильным  составом
исполнителей во главе с госпожой  Шартон-Демер  -  великолепной  Дидоной,  и
Монжозом в роли Энея, обладавшим сильным голосом. Успех был  большим,  почти
единодушным. Враждебность выказали разве что Скюдо и Жувен.
     Официальные лица не удостоили почтить своим присутствием хотя  бы  один
спектакль: ни император, ни императрица,  ни  министры  -  никто.  Казалось,
строгий наказ предписывал бойкотировать Гектора Берлиоза, которого ценили  и
почитали только чужеземные властители.
     Карьера "Троянцев" была, увы, недолговечной: сборы не  были  полными  и
непрерывно снижались, не оправдывая расходов (1700, 1600, 1300 франков), так
как публика  продолжала  игнорировать  оперу  и  зал  оставался  полупустым.
Пришлось смириться и прекратить разорительные расходы. 20 декабря  состоялся
последний, двадцать первый спектакль, и эта чудесная  жемчужина  у  себя  на
родине навсегда исчезла в ночи и забвении, тогда  как  заграница  готовилась
отомстить за нее.
     Но  как  объяснить  упорную  враждебность  "города-светоча",   слывшего
зубоскалом, но, в сущности, великодушного?  И  верно,  газеты  не  могли  не
похвалить произведение. Даже обычно резкий и  недоброжелательный  к  Гектору
Феликс Клеман выступил с явно хвалебным отзывом.
     "Враги, с своей стороны, были вынуждены частично  отказаться  от  своих
предубеждений. Воспроизведение на сцене эпизодов  из  "Энеиды",  послуживших
канвой для оперы, было сложным  и  смелым  предприятием;  нужно  было  много
вкуса, чтобы не  исказить  характеров  персонажей,  запечатленных  в  памяти
зрителей со школьной  скамьи.  Господин  Берлиоз  с  блеском  преодолел  эти
препятствия, и уже одно это -  его  немалая  заслуга.  Мы  не  знаем  других
музыкантов, способных совершить подобное" {"Театральный словарь".}.
     Писали и так:
     "С ума все посходили, что ли? Куда смотрит полиция?
     Сей жалкий старик Гектор Берлиоз добился своего.
     Лирический  театр  представил  публике  постановку  оперы  "Троянцы   в
Карфагене".
     "Троянцы"! Слова и шумовое оформление г. Берлиоза, члена Института.
     Член Института - пусть будет так! Но какой член?
     Господин Берлиоз сам назвал пролог к своему зловещему фарсу:
     "Инструментальный плач".
     Мне мила эта благородная откровенность, но она никак  не  искупает  его
вины.
     Напомним, что в прошлом  году  в  Бадене  г.  Берлиоз  сам  дирижировал
оркестром на премьере "Леонче (sic) {Газетный  критик  сознательно  искажает
точное название  произведения.}  и  Бенедикт"  -  двухактной  оперы,  лучшее
назначение которой - забивать скот на бойнях.
     Когда уснувшая публика случайно пробуждалась вдруг от громкого  голоса,
когда какой-нибудь  бессовестный  человек,  желая  засвидетельствовать  свое
рвение перед администрацией,  лениво  хлопал  в  ладоши,  г.  Берлиоз  важно
поворачивался и кланялся.
     Если "что-то и может извинить этого человека, так это то  удовольствие,
какое он, видимо, испытывает от исполнения своей адской музыки.
     ...Любой ученик  четвертого  класса  этампского  лицея,  оставленный  в
наказание на час после уроков, сочинил бы драму получше, чем г. Берлиоз".
     Это плоско, ограниченно, глупо и грубо.
     Если человек осмеливается поставить свое  имя  под  подобной  стряпней,
прочитал ли он, спрашивается, когда-нибудь хотя бы страницу  из  Расина  или
десяток стихов Корнеля.
     "...Господин  Гектор  Берлиоз,  в  течение  пятнадцати  лет   крушивший
музыкантов, сумел, наконец, сокрушить саму музыку.
     Целых пятнадцать лет {Мы уже говорили, что  Гектар  Берлиоз  ждал  пять
лет.} он выдерживал своих  "Троянцев"  с  собственными  словами  и  музыкой,
декорациями и рекламными афишами. Наконец мы услыхали сей шедевр.
     Париж отныне может быть спокоен,  он  свободно  дышит  после  ужасов  в
течение пятнадцати лет, когда обыватели  время  от  времени  говорили  своим
прислугам:
     - Закройте  как  следует  все  окна:  на  сегодняшний  вечер  объявлены
"Троянцы" господина Берлиоза.
     Следует пожалеть несчастного г. Карвальо, которому эта маленькая  шутка
обойдется в сотню тысяч франков.
     Он произвел затраты; каски у статистов  великолепны,  их  щиты  блестят
куда  сильнее,  чем  блещет  вежливостью   привратник   в   прихожей   перед
директорским кабинетом.
     Почему г. Берлиоз не дирижировал сам своим оркестром?
     Получился бы великолепный спектакль.
     Этот музыкант столь же тощ, как  его  дирижерская  палочка,  и  никогда
толком не известно, кто же из них двоих дирижирует.
     Шум на площади Шателе продолжается, беспокоя обитателей  обоих  берегов
Сены.
     Узники Дома заключения префектуры  потревожены  в  их  сладких  снах  и
просят как милости о переводе в Маза! {Тюрьма со строгим режимом.}
     Нам говорят:
     - Хватит! Оставьте теперь Берлиоза в покое! Пусть будет так! Но сначала
пускай он оставит в покое нас.
     Начало положено! В дело вовлечен весь Париж! Вечером в четверг  в  фойе
один господин сказал своему другу:
     - Берлиоз напоминает мне  Антони  {Знаменитый  убийца  в  романтической
драме Александра Дюма "Антони".}.
     - Чем же?
     - А тем. Музыка не давалась ему... и он ее убил!"
     "Кроме того, - сообщал Продом,  -  "Троянцам"  была  посвящена  брошюра
Туанана. На  обложке  изображены  черная  рамка  и  три  слезы.  Она  носила
название: "Опера о троянцах на кладбище Пер-Лашез. Письмо  покойного  Нанто,
экс-литаврщика, солиста, бывшего члена общества любителей древнеримских труб
и других ученых обществ" (Париж, "Тоун",  1863)".  Это  своего  рода  диалог
мертвецов, где Туанан выводит в "Роще музыкантов" на Пер-Лашез души  умерших
композиторов;  после  убедительной  речи   Керубини   покойные   композиторы
единогласно (при одном, Лесюэре, против) решили отказать автору "Троянцев" в
погребении и сжечь партитуру этой оперы".
     Так, Туанан,  приписав  им  ненависть  к  Берлиозу,  решился  на  столь
зловещий, отвратительный фарс: Гектор и после смерти не сможет обрести покой
в земле. Человеческая ненависть иссякает  перед  лицом  смерти,  но  не  для
Гектора.
     Вы, господин Туанан, действительно отвратительная личность!
     Подведем итог. Никогда еще поток ненависти не бушевал  с  такой  силой.
Прием, оказанный Гектору публикой в Германии, Англии, России, и эхо пушечных
салютов, произведенных за границей во славу гениального  композитора,  не  в
силах были обуздать ярость врагов {И тем не  менее,  когда  утихли  страсти,
"Троянцы" были признаны одной из высочайших вершин музыки.
     "Можно смело сказать, - говорит Пурталес, - что "Троянцы" еще и  поныне
остаются самой замечательной по силе и величию оперой, вышедшей из-под  пера
француза".
     Из театральных произведений  Берлиоза  -  это  самое  богатое  и  самое
совершенное, оно обладает блеском и строгостью шедевра.}.

1864

I

     Какое счастье: на премьеру "Троянцев" приехал Луи, и у  старого  сироты
Гектора, постоянно тоскующего по нежности, внезапно стало светлей  на  душе,
его сердце радостно трепетало! Ему показалось, что он, тонущий, держит якорь
спасения. Для Гектора то был миг отрешения от жестокого одиночества и тяжких
мучений. Во время короткого пребывания молодого моряка в Париже отец  и  сын
были неразлучны.  Они  проводили  часы  в  беседах,  вместе  гуляли,  вместе
занимались делами. Когда боли удерживали Гектора в постели, он поручал  свои
дела сыну. Тогда Луи отправлялся  в  театр;  он  проверял  выручку,  выяснял
мнения дружественных критиков, - увы, столь малочисленных, - а  затем  давал
доброму отцу подробный отчет, который умел ловко, с истинно сыновней любовью
подправить.  Какая  радость  для  старого  любящего   отца   возродиться   в
собственном сыне - точной копии его самого!
     Увы, Луи вновь должен был уехать - его звало море. Будь Гектор  здоров,
он непременно последовал бы за любимым сыном, к стихии разгневанных волн под
зловещей луной, в грандиозном концерте сотрясающих вселенную. Но как в таком
возрасте бросить вызов грозному океану?
     - Скоро я вновь приеду к тебе, отец, - нежно сказал Луи.
     - Ты обещаешь, сынок?
     - Да, отец.
     А как пожелает судьба? Лишь ей дано решать.

     На что употребит себя теперь  Гектор?  Он  оставил  отдел  музыкального
фельетона в "Деба" {Его последний фельетон, посвященный  разбору  "Искателей
жемчуга" Жоржа Визе, был опубликован 8 октября 1863 года.}.
     Чем занять ему свои мысли и время? Кому и чему посвятить  их?  Трагедия
угасающей жизни влекла его на кладбище, расположенное  неподалеку  от  дома,
там он проводил долгие часы.
     Однажды он пришел туда на церемонию, вызвавшую у него  скорбь  и  ужас.
Какое  страшное  зрелище!  Какой  великий  укор   тщеславию,   какой   урок,
преподанный самим богом гордыне людей, допущенных им на землю на  отведенный
для жизни срок! Офелия лишь на короткие десять лет  обрела  покой  в  земле.
Гектор, не имея денег, не смог тогда сделать большего. Короткий срок  аренды
участка подходил к концу.
     И  3  февраля  на  небольшом  кладбище  Сен-Венсан  среди   заснеженных
кипарисов, под небом, роняющим тяжелые ледяные слезы, пришлось эксгумировать
несчастную  Офелию,  прервав  ее  тяжко  заработанный  отдых.  Под   страхом
"выселения", словно живую; борьба подчас не кончается на этом свете.
     Вскрывают землю, нарушая ее безмолвие. Постукивания заступа отдаются  в
истерзанном сердце несчастного Гектора. Это ли не ужас?
     Вот уже яма широко зияет.
     Рабочие, привычные к смерти  и  не  питающие  почтения  к  ее  суровому
величию, ловко спрыгивают на крышку гроба. Гектор едва  сдерживается,  чтобы
не вскрикнуть:
     "Тише, пожалуйста, вы  разбудите  эту  великую  страдалицу,  обойденную
счастьем!"
     Подошли страшные мгновения.
     Прогнивший гроб поднимают, наконец, из ямы.
     Гектор собирается с силами, чтобы  выдержать  последнее  свидание.  Вот
поднимают крышку, и появляется Офелия...
     Едва различимый среди крупных складок широкого черного плаща  скорбный,
дрожащий старик наклоняется вперед,  будто  хочет  занять  освободившееся  в
земле место. Не призрак ли это? Нет, это Гектор.
     Таинственный, глухой голос прошептал ему на ухо:
     "Отвернись, Гектор, твое сердце еще сильней  будет  обливаться  кровью.
Сохрани  в  памяти   образ   той   замечательной   актрисы,   что   зажигала
шекспировскими словами с театральной сцены безудержный огонь восторга".
     Так вот она, дивная Офелия, - груда пожелтевших костей.  Гектор  глядит
на нее - в глубоком раздумье: "Ах, как близки смерть и ж