большими друзьями, пообещав друг другу  непременно
встретиться на небесах.
   Таль Билан любил людей не так, как любим их мы. В  большинстве  своем
они были ему безразличны. Но каждый в отдельности  представлял  для  его
воображения истинный клад. Его вдохновения  хватало  на  всех,  кого  он
встречал и с кем общался. Каждого человека, будь то праведник  или  под-
лец, глупец или гений, он наделял некой поэтической силой, о  которой  в
свое время так точно написал Марсель Пруст: "Люди в большинстве своем до
того нам безразличны, что когда мы наделяем кого-нибудь из  них  способ-
ностью огорчать и радовать нас, то это существо представляется  нам  вы-
шедшим из другого мира, мы поэтизируем его, оно преображает нашу жизнь в
захватывающий дух простор, где оно оказывается на более или менее  близ-
ком от нас расстоянии".
   Мне трудно судить о том, имел ли  Таль  Билан  собственный  характер.
Мне, повторяю, не довелось знать этого человека в лицо. Но я  узнал  его
голос и, как мне кажется, старый магнитофон "Грюндиг" поведал мне гораз-
до больше, чем смог бы поведать сам герой - лгун, актер, лицедей...
 
   ...и тогда камера переключилась снова, и снова мы стояли на  коленях,
обнявшись, у холодной ванильно-шоколадной стены башни, на узеньком  жес-
тяном карнизе... Ее ключицы снова оказались в моих руках. Но я уже знал,
что это за руки...
   Я в последний раз пошевелил пальцами, в последний раз  ощутил  нежное
излучение ее кожи и... столкнул Ли в пропасть. Падая вниз, в смерть, она
смотрела на меня с благодарной нежностью...
 
 
   На земле существуют явления,
   открывающие какой-то доступ к неведомому;
   мысль ищет выхода в этом направлении,
   и сюда же устремляется гипотеза.
   Догадка имеет свое compelle intrare (заставь войти - лат.).
   В иных местах и перед иными предметами
   мы невольно останавливаемся в раздумье
   и пытаемся проникнуть в их сущность.
   Иногда мы наталкиваемся на полускрытую неосвещенную дверь
   в неведомый мир.
   Кого не навел бы на размышления вид этого мертвеца?
   Виктор Гюго. Человек, который смеется
 
   Шандор Коган был когда-то солдатом. Причем хорошим солдатом. Он  хоть
и не служил в отборных боевых частях (помешал пустяк - отсутствие  води-
тельских прав), но принимал участие в локальных войнах и вообще  показал
себя молодцом. Вплоть до своего ужасного ранения.
   Шандор родился в маленьком провинциальном  городке  Атлит  на  берегу
Средиземного моря. Все его детство прошло у подножия крепости крестонос-
цев, которая являлась единственной причиной  того,  что  родной  городок
Шандора был отмечен на всех туристических картах страны. Здесь он взрос-
лел в жестоких играх со сверстниками, здесь учился дружить и враждовать,
здесь впервые заметил за собою некоторые странности. Вернее сказать,  на
эти странности ему указали друзья его детства, а потом и родители.  Зак-
лючались они в густой сосредоточенной  задумчивости,  напоминавшей  ото-
ропь. Эта задумчивость внезапно овладевала мальчиком, когда  он  смотрел
на что-то движущееся. Любое движение -  будь  то  морская  волна,  пламя
костра или пейзаж, убегающий за окном автомобиля, - приводило Шандора  в
состояние прострации, выйти из которого было не так уж легко. Он как  бы
впитывал движение взглядом, абсолютно отрешаясь от  внешнего  мира.  Его
глаза были широко открыты, дыхание затаено. Он не  обращал  внимания  на
посторонние звуки, не слышал, когда его окликали по имени. Только  смот-
рел и смотрел.
   Когда эта причуда стала поводом для насмешек со стороны школьных дру-
зей, Шандор с мужественным упорством начал с нею бороться. И победил.
   Правда, когда ему исполнилось 18 лет, он так и не смог сдать  экзамен
на водительские права, хотя предпринял ряд отчаянных  попыток.  Приговор
экзаменаторов был суров: рассеянное внимание. Шандор Коган  тогда  и  не
подозревал, что в этой парадоксальной формуле (разве внимание может быть
рассеянным?) заключена вся его судьба. Причем не столько жизнь,  сколько
смерть.
   В первый вторник декабря 1993 года на диком пляже недалеко от  Кейса-
рии был обнаружен труп молодой девушки. Она лежала  на  песке,  приложив
холодную ладонь к груди. Ее одежда - джинсы и белый шерстяной  свитер  -
была чистой и даже проглаженной. Полицейский, склонившийся над телом де-
вушки, с испугом обнаружил, что ее волосы пахнут нежными духами.
   Узнав об очередном трупе, следователь Z. понял, что проиграл. Оконча-
тельно и бесповоротно. Это была уже шестая подобная смерть за  последние
три с половиной месяца. Все шестеро погибших были  найдены  недалеко  от
моря, все шестеро были молодыми людьми, бывшими или настоящими студента-
ми. И это - единственное, что их объединяло. Они не знали друг друга, не
имели общих знакомых, жили в разных городах. Их дороги  не  пересекались
никогда. Это было доказано следствием. Четверо парней и две девушки  по-
гибли у моря, в ненастье, по неизвестной, а следовательно,  таинственной
причине.
   Родители Шандора репатриировались в Святую землю в конце  пятидесятых
годов из Венгрии, оставив там большой дом в деревне под Капошваром. Отец
был влюблен в рыбалку. В Венгрии он каждое воскресенье ездил на Балатон.
Перебравшись в Израиль, семья поселилась у моря. На этом  настоял  отец,
который считал влажный морской воздух полезным для здоровья. Он  страдал
астмой и частыми приступами ностальгии. Во время одного из таких присту-
пов и родился Шандор. Иначе у него было бы совсем другое имя, более под-
ходящее к его исконно еврейской фамилии.
   И тем не менее Шандор Коган был хорошим солдатом. И стал  бы  хорошим
офицером, если бы не эта дурацкая пуля.
   Следователь Z. чувствовал, что заболевает. Многим знакомо это мерзкое
состояние, когда знаешь, что начинается болезнь, а предотвратить  ее  не
можешь. Она неумолимо завоевывает весь твой организм, клетку за клеткой,
несмотря на героическое сопротивление. Эдакая легкая репетиция смерти.
   Z. чувствовал, что мысли об этом деле становятся слишком навязчивыми,
но уже не мог им противостоять. Они обложили  его  мозг,  как  вражескую
крепость, и начали подготовку к штурму.
   Ах, если бы эти шесть случаев были хоть как-то похожи на убийства!  В
том-то и состояло поражение следователя, что все шестеро умерли  естест-
венной смертью. На их телах не было обнаружено ни одного следа  насилия,
ни единой царапинки. Их прошлые жизни были до банального обычными, похо-
жими на сотни тысяч других. Они состояли из цепи известных  приключений,
вполне естественных для молодых людей, приключений, таящих в себе в рав-
ной степени и удовольствие, и угрозу жизни.
   Пуля была действительно дурацкой. Это случилось в центре Газы во вре-
мя разгона палестинского митинга. Шандор тогда командовал отделением  из
десяти солдат. Их перебросили в Газу с Западного берега реки Иордан.
   К тому времени заканчивался второй год его службы в армии. Для такого
опытного бойца операция по разгону демонстрации являлась  привычным  де-
лом, четкой последовательностью двух-трех отрепетированных военных  реп-
риз. Мегафон, бронетранспортер с водометом наверху, плексигласовые  щиты
для защиты от камней, несколько гранат со слезоточивым  газом  -  и  де-
монстрация рассеяна. Так оно было и на этот раз. Палестинцы  разбежались
в разные стороны.  Солдаты  сгрудились  у  бронетранспортера,  закурили.
Предстояла передышка. Коган снял каску и вытер пот со лба. В этот момент
раздался выстрел.
   Стрелял, как выяснилось позже, тринадцатилетний пацан.  Он  сидел  на
кровле мечети с самодельной малокалиберной винтовкой. У него  был  всего
один патрон (тоже, кстати сказать, самодельный). И этот патрон стал  ро-
ковым.
   Пуля вошла в левый висок и вышла из правого. Голова старшего сержанта
Шандора Когана была прострелена навылет.
   Каждый из шести трупов был опознан достаточно быстро.  Общественность
начинала роптать. Пресса готовила скандал. После  того  как  эти  смерти
превратились в тенденцию, газетчики буквально осаждали  полицейское  уп-
равление, в котором работала следственная группа. Z. взял себе  за  при-
вычку запираться от журналистов в туалете и просиживал там  чуть  ли  не
часами. "Задница у меня крепкая. Ей все равно, на чем сидеть", - говорил
он.
   Осада прекратилась только тогда, когда одна из сладко-желтых  газете-
нок опубликовала интервью со скандально известным астрологом и  ясновид-
цем Цви Брунштейном. Этот шарлатан заявил, что речь идет о новой  страш-
ной эпидемии и что вышеупомянутые шесть смертей - только первый  звонок.
"Жуткая болезнь, - витийствовал оракул. - Она вызвана микробами,  прони-
кающими на Землю из космоса сквозь озоновые дыры. - Ее последствия будут
катастрофичны. Они многократно превзойдут последствия СПИДа".
   После этой сенсации журналисты переключились на ученых и врачей,  ос-
тавив полицию в покое.
   Шандор Коган выжил. Полгода в клинике, семнадцать сложнейших нейрохи-
рургических операций и левый глаз остались в прошлом.
   Шандор довольно быстро освоился со своим одноглазием. Вместо безвозв-
ратно утраченного левого глаза ему вставили прекрасный  стеклянный  про-
тез, так что обнаружить его увечье было трудно даже в том  случае,  если
собеседник глядел ему прямо в глаза.
   Выйдя из больницы и оформив инвалидность, Шандор отказался от предло-
жения отца вернуться в Атлит и снял небольшую студию в поселке Орот -  в
четырех километрах от Кейсарии. Здесь он, можно сказать, уединился, ведя
жизнь то ли отшельника, то ли изгоя.
   Военной пенсии вполне хватало. Первую половину дня Шандор проводил на
пляже, куда ездил на велосипеде, вторую - сидя дома у окна и  сосредото-
ченно глядя то на облака, то на редкие автомобили, проходившие по шоссе.
   Привычные ко всему патологоанатомы терялись в догадках. Вскрытия  по-
казали, что двое юношей умерли от разрыва селезенки. Причем не было  аб-
солютно никаких указаний на причины этого разрыва. Остальных молодых лю-
дей постиг ничем не спровоцированный разрыв сердечной мышцы.
   - Это, конечно, идиотизм, - сказал следователю Z. профессор  Плоткин,
- но впечатление такое, что кто-то забрался в сердце и взорвал  его  из-
нутри.
 
   - Кто? - спросил следователь, прекрасно понимая всю  глупость  своего
вопроса.
   - Перестань! Если бы я знал кто, я бы уже получил Нобелевскую премию.
   Шандор вновь отдался сосредоточенному созерцанию, своей старой  детс-
кой причуде, над которой сейчас уже никто бы смеяться не  посмел.  Впро-
чем, смеяться было и некому. Шандор ни с кем не делился своим  сокровен-
ным пороком. Когда его взор находил движущуюся  материю,  он,  казалось,
проникал в ее главную тайну, в самую суть ее  движения,  в  первотолчок.
Шандор видел не только саму эту жизнь, он  ясно  осознавал,  почему  она
происходит. И это давало его взгляду какую-то упругую  жгучую  силу.  Он
понимал, что человек, которому  известна  причина,  является  абсолютным
властителем следствия. Ему казалось, что его здоровый глаз  работает  за
двоих - за себя и за своего убитого собрата. Он ощущал поток своего зре-
ния, как некий разрушительной силы горячий луч (багровый в мутных  золо-
тых прожилках), который только и ждет определенного приказа,  шифра  или
ключа, чтобы начать действовать.
   Шандор не особенно ограничивал себя в общении с людьми.  Но  все-таки
его внешне бездеятельная жизнь не давала возможности  обрести  настоящих
друзей, прочные привязанности, добрые приятельства. К тому же он все ча-
ще и чаще ловил собеседников на каком-то настороженно-тревожном внимании
к себе. Сначала ему это не мешало, но потом он понял, что стал  "рассеи-
вать свое внимание" и во время разговора, то есть и  при  свидетелях  им
порою овладевала эта не совсем вежливая сосредоточенность. В  результате
Шандор постепенно свел все свои знакомства  к  редким,  почти  случайным
встречам, а чтобы не сильно тяготиться одиночеством, завел кошку.
   "Этих шестерых связывает только одно: все они  умерли  по  непонятной
причине, - следователь Z. уже устал ломать голову над  этой  мистической
проблемой и пытался распрощаться с нею навсегда, в очередной раз доказы-
вая себе, что она неразрешима. - Все были здоровы. Возраст - от двадцати
до двадцати трех лет. Четыре парня и две девушки. Все были найдены неда-
леко от моря. Причем каждый из них пришел туда один, без друзей  и  умер
там ночью,  без  свидетелей.  Не  обнаружено  никаких  следов.  Опрошено
шестьдесят семь человек, двенадцать из которых проходили по делу  в  ка-
честве подозреваемых. Но у всех оказалось железное алиби. Да и обвинения
не предъявишь - ведь никто не был убит. Все, как назло,  умерли!  Просто
пришли ночью на пляж и сдохли, только бы досадить  старшему  следователю
полиции! Ох, надо завязывать с этими глупостями! Все равно инстанции  не
позволяют открыть уголовное дело: экспертиза факты убийства отрицает.
   И все же есть тут несомненная чертовщина! Шесть здоровых молодых  лю-
дей умирают от разрыва селезенки или от инфаркта на берегу моря.  В  не-
настье. На разных пляжах. Приходят в самый  безлюдный  час,  как  зомби.
Приходят аккуратно одетыми, будто знают, что им нужно туда прийти, чтобы
умереть.
   Гипноз? Что-то я мало в это  верю.  Неизвестные  медицине  наркотики?
Сомнительно. Секта? Глупости. Эта молодежь уже выросла  из  подростковых
штанишек.
   Тогда что? Черт бы побрал эту работу!.."
   Когда Шандор впадал в свое сокровенное состояние, оба его глаза  ста-
новились одинаково стеклянными. Со стороны это было довольно жуткое зре-
лище. Но мало кто видел Шандора Когана со стороны.
   Однажды вечером он сидел у окна при свете торшера и читал книгу. Было
начало одиннадцатого. Его правый глаз работал хорошо. Он успевал схваты-
вать сразу по нескольку абзацев и одновременно видеть все, что  происхо-
дило за пределами читаемой страницы. Легкий ветер колыхал штору. На  по-
доконнике лежала кошка. Ее мягкая шерсть тоже слегка  колыхалась.  Кошку
звали Несс. Она была страшной чистюлей и нализывала свою густую шубу  до
зеркального блеска. Шандор приобрел Несс у соседа, утверждавшего, что ее
мамаша - чистокровная персиянка. Одинаковые серые глаза кошки доказывали
как раз обратное. Впрочем, Шандору было все равно.
   Колыхание желтовато-белой шерсти заставило хозяина оторваться от чте-
ния. Он провел рукой по глазам, встряхнул головой  и  стал  смотреть  на
кошку. Через минуту он уже смотрел на нее не мигая. Его живой глаз  пос-
тепенно наполнился стеклянным  блеском.  Его  мозг  захлестнула  горячая
энергетическая волна.
   Он неожиданно вспомнил Газу, вспомнил  своих  друзей-солдат,  пыльную
поверхность бронетранспортера. Стремительно всплыл в  сознании  окровав-
ленный труп палестинского мальчика - фотография, которую ему принесли  в
больницу. "Это он в тебя стрелял, - сказал тогда командир. - Ему уже  не
выздороветь, а ты давай, выздоравливай!.."
   - К вам посетитель, - сказал дежурный, когда Z.  уже  собирался  идти
домой.
   В кабинет вошел высокий загорелый молодой человек. Его лицо было нап-
ряжено, движения порывисты. Он был явно взволнован.
   - Я ее видел, - сказал он с порога, тыча пальцем в фотографию  девуш-
ки, найденной позавчера на пляже. Фотография была опубликована  во  всех
газетах. - Я видел ее за несколько месяцев... за полгода... до...  смер-
ти... Я смотрел на нее - и вот... она умерла... Это я во всем виноват...
И эти парни тоже... Я на них тоже,  наверное,  смотрел...  Летом...  Или
весной... Не помню... Во мне все дело!.. Понимаете  или  нет?!  Дело  во
мне...
   Затем Шандор увидел выстрел. Да, он увидел, как пуля покидает  ржавый
ствол мелкашки, как она рассекает густой воздух, как  она  приближается,
медленно вращаясь вокруг горизонтальной оси, как  мягко  входит  в  его,
Шандора, левый висок... Это видение было настолько реальным, что  Шандор
почувствовал режущую головную боль.
   Он очнулся и посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого. В  забытьи
Шандор провел не более нескольких секунд.
   Несс дремала, не обращая на хозяина никакого внимания.
   - Ты понимаешь, это какая-то мистика. Парень совсем помешался, - сле-
дователь Z. сидел в кафе с профессором Плоткиным. Была пятница -  тради-
ционные посиделки двух старых друзей.
   - Девушку, погибшую месяц назад, он видел летом на пляже в  Кейсарии,
- продолжал Z. - И говорит, что это он ее убил. Я спрашиваю: "Как?!  Ка-
ким образом ты ее убил?!" Он отвечает: "Я засмотрелся на нее, когда  она
играла в бич-бол". Я говорю: "Ну и что?" Он начинает суетиться, всхлипы-
вать и нести всякую околесицу про какую-то кошку с серыми  глазами,  про
Газу, палестинского мальчика... Понимаешь, у меня сразу  создалось  впе-
чатление, что этот парень не в себе.  Начитался,  наверное,  заметок  из
"Уголовной хроники"... Ненавижу журналистов...
   - А ты уверен, что он абсолютно не причастен...
   - Я проверил. Он не знает ни имен жертв, ни где они жили, он не знает
о них буквально ничего. Их друзья и родственники также не признают в нем
даже отдаленного, даже случайного знакомого. Короче,  после  получасовой
абсурдной беседы я посоветовал ему обратиться к врачу.
   - Ты слишком груб. Впрочем, для полицейского это скорее  достоинство,
чем недостаток. А тебе не пришло в голову поинтересоваться его прошлым?
   - Пришло, пришло... Не такой уж я жлоб, как тебе кажется... Он  живет
в Ороте, снимает там большую комнату в одном из старых домов.  Нигде  не
работает... Получает пенсию по инвалидности. Был ранен во время  интифа-
ды. По-моему, в голову. Так что все к одному. Он просто  сумасшедший.  Я
ему говорю: "Ну хорошо, ты не можешь сказать, КАК ты  их  убил.  Объясни
тогда, ЗА ЧТО ты их убил?" А он заламывает руки и кричит: "О, если бы  я
знал, за что!.." Нет-нет, он просто сумасшедший...
   Такое случилось с ним впервые. Впервые он увидел в грезах что-то  ре-
альное. И эта реальность его ужаснула. Но вовсе не своими убогими и жес-
токими формами, а сутью. Раньше он с удовольствием  вспоминал  армейскую
службу. Собственно, больше ему и вспоминать-то было нечего.  Армия  была
единственным периодом его жизни, набитым знаменательными событиями,  как
перина пухом. Но в этот раз он вдруг почувствовал, что мягкая теплая пе-
рина превращается в грубый соломенный тюфяк. Окровавленное  лицо  палес-
тинского мальчика - его незадачливого убийцы - стало для Шандора  Когана
черным символом, символом смерти.
   - Что за привычка все упрощать! - Плоткин заказал себе еще один бокал
пива. - Не то сказал - и уже сумасшедший.  В  человеческой  природе  еще
столько необъяснимого, что я бы на твоем месте с выводами не спешил.
   Вот послушай одну историю. В конце декабря 1967  года  в  Красноярске
произошел несчастный случай. У "Запорожца", который следовал по  обледе-
нелому пригородному шоссе, отказали тормоза, и он врезался  в  грузовик,
идущий впереди. Беда была в том, что грузовик вез огромную пихту для ус-
тановки на центральной площади города. Комель и средняя часть дерева ле-
жали в длинном кузове, а верхушка на несколько метров торчала наружу.
   В результате столкновения "Запорожец" был пропорот деревом практичес-
ки насквозь. Ветровое стекло, водитель (толстый мужик средних лет),  пе-
реднее и заднее сиденья нанизались на обледенелую хвойную ось, как  бусы
на нитку.
   Неподалеку находился военный госпиталь, где я  тогда  работал.  Между
прочим, там я был хирургом высшей квалификации, а  не  патологоанатомом.
Впрочем, это неважно. Шофер грузовика вызвал помощь, мы прибыли на  мес-
то, поохали, поахали, а затем отпилили дерево с двух сторон и с  сукова-
тым обрубком в груди отвезли этого несчастного прямо в операционную...
   А через четыре месяца он уже вышел на работу. Об этой уникальной опе-
рации тогда, помнится, вовсю писали газеты. Я был героем  дня.  Хотя  до
сих пор не могу понять, как верхушка той пихты диаметром  сантиметров  в
десять, если не больше, не нанесла внутренностям  этого  мужика  никаких
серьезных повреждений.