И сто тридцать один труп привезли ассасины и бросили к 
палатке Шеллиби. Пересчитал убитых в городе Дер воинов 
Шеллиби, усмехнулся и велел своим адъютантам похоронить их. 
Сам же сел на берегу реки Дуалу, на мрачные стены города Дер 
воззрился и все усмехался непонятно чему. Но никто не смел 
спрашивать бывшего штабс-капитана Второй Урукской танковой, а 
вместо того в армии тихо пополз ропот. Ибо сыскалось вдруг 
порядочно недовольных.
      Между тем вернулся сто тридцать второй воин из посланных к 
командирам дерских башен. И принес весть тайную, которой 
весьма обрадовался бравый командир Шеллиби и возликовало 
лютое сердце его в предчувствии грядущей скорой победы. Ибо 
командир этой башни, именуемой башней Трех Сестер, некий 
Пирруз, согласился сотрудничать с армией оккупантов и назвал 
день и час, когда откроется башня Трех Сестер для священного 
воинства.
      И приказал Шеллиби своему воинству сделать вид, будто 
снимается лагерь. Это нужно было для того, чтобы обмануть тех, 
кто будет наблюдать за действиями осаждающей армии со стен 
дерских. Никто не должен заподозрить близкого штурма, иначе 
бесполезной будет вся хитрость с подкупом Пирруза.
      Нуриты действительно поверили тому, что армия священного 
похода решилась отступиться от стен Дера, ибо перед тем, как 
выступить прочь, воины Шеллиби перебили всех приблудившихся к 
лагерю шлюх и своих тяжелораненых, чтобы не тащить их с собой, 
как делали обычно, если им предстоял долгий переход. И 
возликовали защитники Дера, ибо полагали, что победа осталась за 
ними.
      Однако ночью Шеллиби со своим войском тайно вернулся и 
подкрался к башне Трех Сестер под покровом темноты, которая 
пала на город Дер и погребла под собою реку Дуалу. Пирруз же 
готовился встретить Шеллиби. И заколол он своего родного брата, 
который заподозрил в нем изменника и пришел открыто сказать 
Пиррузу об этом. И пал патриот дерский, верный нурит (однако не 
ассасин). Пирруз же растворил окно и прошептал в темноту, зная, 
что услышит его чуткий Шеллиби:
      - Все готово, мой господин.
      И выбросил из окна кожаную лестницу, привязав верхний ее 
конец к подоконнику.
      По этой лестнице взобралось в башню Трех Сестер пятнадцать 
тысяч солдат, а следом за ними и сам победоносный командир их 
Шеллиби. И убил он Пирруза, дабы тот не приписал себе всей 
заслуги этой блестящей победы, а труп его выбросил из окна. 
Лестницу же спрятал.
      Затем были открыты ворота, и остальные воины священного 
похода, что таились под стенами, ворвались в город Дер. И было 
истреблено все население города, поскольку тащить с собой по 
пустыне такое количество пленных представлялось невозможным; 
оставлять же их у себя в тылу генерал Шеллиби почитал за полную 
глупость. И поэтому истреблены были жители дерские, но и воинов 
священного похода при этом от усталости пало немало.
      Так был занят город Дер и таким образом победоносно 
завершена его долгая осада. В Вавилоне передали радостную 
весть, полученную по рации от генерала Шеллиби. Победа под 
Дером была столь значительна, что в угаре восторга даже не 
заметили перемены командования и только спустя два дня 
спросили, почему нет реляций от генерала Гимиллу и почему все 
сообщения подписаны каким-то Шеллиби.
      Но никаких объяснений на этот запрос не последовало, ибо 
возникли новые обстоятельства и непредвиденные факторы. 
Комендант города Дер удачно ускользнул от мечей и пуль воинов 
священного похода, сумел бежать из города, прихватив с собой 
одну тысячу девятьсот тридцать четырех воинов, пятнадцать шлюх, 
две пушки, четыре бочки пороха, пять телег, груженых ящиками с 
новенькими винтовками, одиннадцать волов, сто восемьдесят боевых 
коней и две рации, из которых одна работала.
      Таким образом комендант бежал и вскоре, возвратившись с 
изрядным подкреплением, полученным из чрева эламского, что не 
уставало родить все новых и новых воинов, осадил город Дер и 
засевших в нем воинов священного похода.
      Теперь уже Шеллиби приходилось испытывать на себе все 
тягости осады.
      И вот уже все громче и громче ропщут солдаты бывшей 
Второй Урукской танковой (ныне Первой Дерской кавалерийской). 
Дабы пресечь распространение чумы неверия, решил Шеллиби, 
обладавший всеми данными гениального полководца, 
противопоставить неверию новое пророчество. И вскоре 
действительно, по молитве благочестивого Шеллиби, явлено было 
новое чудо.
      Одному воину из рядовых, доселе совершенно незаметных в 
общем строю, именем Зерия, во сне явился Мардук. И указал ему 
Мардук, где вести раскопки, и на рассвете, одушевленный 
видением, отправился Зерия и с ним еще один сержант к старому 
заброшенному храму, который был посвящен давно забытому в 
Дере божеству (храм этот лежал в руинах в западной части 
города, где сгрудились преимущественно кабаки дерские). И стали 
копать тот воин Зерия и с ним благочестивый младший сержант, 
который беспрестанно возносил молитвы к Бэл-Мардуку и жевал 
булку с маслом во исполнении обета невоздержания.
      И вскоре отыскали они золотую статуэтку, изображающую 
священного быка - животное Бэл-Мардука. И едва взяли ее в руки, 
дабы очистить от дерьма и глины, как шевельнулась она и ладонях 
их и замычала. И вскоре, слушая дивное то мычание и проливая 
слезы умиления и счастия, разобрали тот воин Зерия и 
благочестивый младший сержант, что не просто так звуки она 
издавала, но отчетливо произносила: "Хегаллу! Хегаллу!" То есть 
недвусмысленно и откровенно звала их идти дальше по стране 
Элам к столице Хегаллу, где засел ныне Нура-пророк и где томится 
в нечистых руках грязнобородых массивный золотой истукан Бэл-
Мардука весом не менее тонны.
      Со статуэткой быка возвратился Зерия к Шеллиби и, пав на 
лицо свое перед генералом своим, обо всем ему поведал. И 
младший сержант, булку жуя, подтвердил правдивость слов его. 
Возликовал Шеллиби и поднял Зерию с земли, обнял, как брата, и 
войскам представил. Роптали вы, неразумные, и желали сами не 
зная чего, и вот дабы укрепить павший дух ваш, послал Бэл-Мардук 
новое доказательство благосклонности своей!
      И Зерию показал армии, а Зерия поднял золотую статуэтку 
быка. И замычала статуэтка: "Хегаллу-у!"
      Поднялся тут крик великий, все били копьями и прикладами по 
щитам, обнимались, целовались и выкликали благочестивые лозунги.
      И тотчас же лагерь бывшего дерского коменданта, что 
раскинулся на холмах за рекой Дуалу, к востоку от города, был 
атакован. Как неистовый весенний разлив, хлынули воины 
священного похода на воинство врага своего, и побили без счета, 
теряя товарищей, но не замечая потерь в горячке боя. Когда же 
остыла горячка эта и пала ночная прохлада на поле битвы, стали 
подсчитывать потери и оказалось: таково великое заступничество 
Бэл-Мардука и столь велика сила его благословения, что 
вражеских воинов пало в тот день двадцать пять тысяч, воинов же 
священного похода - всего восемь человек.
      Добыча же, взятая в лагере разбитого коменданта эламского, 
была так велика, что ее переносили за стены города несколько 
дней, и у всех солдат и офицеров от напряжения болели руки, а 
лошадей от переутомления околело одиннадцать.
      Но затем происками Нуры, который явно знался с черной 
магией и умел издалека, из столицы своей Хегаллу насылать порчу, 
среди воинов священного похода возникли сомнения в подлинности 
золотой статуэтки. Были нечестивцы (в основном из сволочи), 
которые утверждали, будто не дано золотым статуэткам мычать 
прилюдно: "Хегаллу-у! Хегаллу-у!"
      И слухи эти расползались и множились по всему городу. Тогда 
Шеллиби приказал развести огромный костер на центральной 
площади и привел туда всех своих воинов. Затем приказал солдату 
Зерии и тому младшему сержанту, что при нем был, взять в руки 
статуэтку и войти в пламя. Ибо истинный Мардук защитит слуг 
своих и явит благословение свое. И взял Зерия статуэтку и без 
страха вошел в огонь. Следом за ним и толстый младший сержант в 
пламя то вошел. Поскольку статуэтку только Зерия держал, то 
сержант тут же умер от ожогов, но этого никто не заметил, ибо 
Зерия вскоре показался по другую сторону бушующего огня целый 
и невредимый. И статуэтка золотого быка горела в его руках, как 
жар, и мычала: "Хегаллу-у! Хегаллу-у!" После этого уже сомнений 
не оставалось. Двух особенно злостных смутьянов тут же сожгли на 
том же костре, а после загасили костер мочой и разошлись спать.
      К утру Зерия умер от ожогов, но на это уже не обратили 
внимания.
      И невзирая на страшную жару, пылавшую над страной Элам, 
двинулась армия священного похода к столице пророка Нуры - 
старинному городу Хегаллу. От болезней, ожогов и солнечных 
ударов умерло шесть тысяч человек и расплавились три 
бронетранспортера. В двух ашшурских парасангах (что примерно 
равняется двум с половиной вавилонским фарсангам) к западу от 
генерального пути следования лежал небольшой город Марра, где, 
по слухам, находился монетный двор эламских царей и до сих пор 
хоронилась их сокровищница.
      Тотчас к Марре стал рваться царь сволочи Апла и остатки его 
солдат, пьяни, рвани и срани вавилонской, ибо распаляла их мысль 
о богатстве, которое навечно отведет от них страшную черту 
бедности. И дезертировали они временно из армии священного 
похода и с наскоку взяли город Марру. Город ожесточенно 
защищался, почему взяв его, сволочь вавилонская перебила там 
всех, кто только двигался, не исключая и кур.
      День целый пировала сволочь вавилонская, победе своей 
радуясь. Но тут к Марре подошел Шеллиби, и воспротивился этому 
Апла, ибо не отыскал еще сокровищницу и не желал делиться 
добытым. Шеллиби же решил, что не нужна ему больше пехота, и 
потому действовал решительно. Во время уличных боев между 
пехотинцами Аплы и конниками Шеллиби город Марра был 
полностью разрушен, а Апла захвачен в плен и повешен без 
излишних церемоний. Пехотинцев же лишили правой руки и так 
отпустили в пустыню - легкая добыча для иссушающей жары и 
испепеляющего солнца. После этого победоносная армия 
продолжила путь к столице Нуры - городу Хегаллу. (Сокровищницу 
древних эламских царей так и не нашли, да и искать под руинами 
было затруднительно).
      Однако новая напасть ожидала Шеллиби. Все колодцы на пути 
следования его армии оказались засыпанными, либо отравленными. 
Это сделали ассасины Нуры. Лишенные таким образом воды, 
вымерли все окрестные оазисы эламские, и повсюду, где только ни 
встречались зеленые островки среди золотого моря песков, 
валялись быстро разлагающиеся или уже разложившиеся трупы 
людей и животных. Так погибли оазисы Капру, Шеру, Шаду и 
многие другие; зато и из священного воинства умерли от жажды 
четыре с половиной тысячи человек.
      Теперь вся армия Шеллиби насчитывала всего лишь сорок 
четыре с половиной тысячи человек, однако среди них не было 
бесполезного сброда, что обременял священный поход поначалу. 
Ядром армии были семь тысяч храбрецов, что вместе с Шеллиби в 
начале похода участвовали в героическом захвате мельницы и 
других не менее славных деяниях.
      И вот наконец на семьдесят второй день марша предстали 
перед взорами утомленных солдат белые стены столицы пророка 
Нуры - города Хегаллу, древней твердыни эламских царей, 
средоточия страны и богатств ее, а также страшнейшего 
богохульства и нечестия, ибо там, в постыдном плену, держали 
грязнобородые эламиты величайшую святыню - массивного золотого 
истукана Бэл-Мардука весом не менее тонны.
      И вышел Шеллиби на связь с начальником ПВО Урукской 
области Силим-Бэлом и попросил все же выслать пять вертолетов с 
пулеметами. Это было сделано, ибо Силим-Бэл воспитывался и 
возрастал в одном учебном заведении с генералом Шеллиби и хотел 
держать его руку. Однако ассасины с помощью радиоперехвата 
обо всем этом проведали и сбили эти вертолеты, что вылетели с 
двойным запасом горючего, над руинами Марры. И пали вертолеты 
на руины Марры и бесславно взорвались, а Силим-Бэл был 
арестован, доставлен в Вавилон и посажен на кол за своеволие.
      Тщетно прождав вертолетов, понял Шеллиби в силу своего 
недюжинного ума, что сбили их злокозненные ассасины. И не 
надеясь более на поддержку с воздуха, приступил к сооружению 
осадных башен, дабы штурмовать Хегаллу.
      Это были особые башни и для них потребовалось столько 
дерева, что по приказу Шеллиби воины его свели все леса в 
оазисах Мизатум и Ибулу. Осадные башни Шеллиби были машинами 
совершенно нового типа постройки. В каждой имелось по три 
этажа. В первом этаже шли рабочие, которые и руководили 
движением башни; второй же и третий этаж были предназначены 
для воинов: верхний - для снайпера, средний для автоматчиков. Сии 
перекатные крепости, как их впоследствии назовут историки 
священного похода, были выше городских стен. Отсюда легко 
понять, как много леса потребовалось для их сооружения. На 
вершине каждой башни прикрепили особые осадные лестницы с 
крюками, чтобы цепляться ими за стены и как бы 
пришвартовываться к ним.
      В решающий час затрубили трубы, и выкликая священные 
имена и распевая гимны, воины великого похода устремились на 
белые стены города Хегаллу. Не обращая никакого внимания на 
беспрестанно извергающуюся на них со стен кипящую смолу и 
греческий огонь, они лезли на стену, одушевленные все, как один, 
единственной мыслью: поскорее добраться до золотого истукана.
      С трех сторон, среди безумного ржания лошадей, звона 
сабель, треска автоматического и полуавтоматического оружия, 
уханья минометов, грохота колес катились, точно неумолимые 
божества войны, три осадные башни или, лучше сказать, три 
перекатные крепости. Они изрыгали огонь очередей и прицельные 
выстрелы по эламитам. Две из башен почти сразу подожгли 
снарядами с греческим огнем. Однако третья продолжала вести 
стрельбу. Между тем у стен кипела неустанная кровавая сеча.
      Когда настала ночная тьма, все попадали на землю и тут же 
уснули.
      Наутро штурм возобновили. Тут уж Нура показал все свое 
ужасное лицо и выпустил на стены двух ведьм, которые, стоя 
наверху с развевающимися (несмотря на полное безветрие) 
длинными седыми космами, яростно заклинали злые стихии. Но они 
не успели нанести штурмующим никакого вреда, ибо снайпер 
сперва метким выстрелом раздробил голову одной, а затем не 
менее метким выстрелом попал в сердце другой, и обе пали со 
стен на штыки.
      Но тут Нура, явив новое коварство свое, выпустил на 
штурмующих не солдат и офицеров, как это принято во всем 
цивилизованном мире, а голодных и злющих львов и леопардов. 
Несомненно, этих животных одушевлял тот же нечистый энтузиазм, 
что и ведьм. И пехота, какая еще оставалась, окончательно погибла 
под клыками и когтями хищников. После же зверей на штурмующих 
Нура выпустил отборных ассасинов-смертников, и многих зарубили, 
а иных застрелили из автоматов. Третья осадная башня была 
взорвана.
      К вечеру Шеллиби принял решение отступить от Хегаллу и 
выполнил блестящий отходной маневр, уводя оставшиеся у него 
пятнадцать тысяч солдат к юго-западу, в район города Цира.
      На поле боя остались лежать почти пятьдесят тысяч убитых с 
той и с другой стороны.
      И вот когда настала новая ночь, бесшумно растворились 
сверкающие в лунном свете медные ворота белых стен города 
Хегаллу. И выехал из города на белоснежном коне пророк Нура. 
Был один. Никто не сопровождал его, ибо не посмели.
      Медленно ехал Нура через подъемный мост, опущенный надо 
рвом, куда свалено было множество трупов хищных животных. Тихо 
нес его белоснежный, без единого пятнышка, конь с длинной, 
ниспадающей до самой земли шелковистой гривой и таким же 
хвостом.
      Нура был, по своему обыкновению, бос, в длинных белых 
одеждах, без единого украшения на теле, и безоружен, ибо с 
некоторых пор защитой ему была лишь его непревзойденная 
мудрость (которую признали, скрежеща зубами, даже враги его).
      Ехал, опустив голову на грудь. Безмолвие и тишина окружали 
его, лунный свет умывал его белыми лучами. Прекрасный конь нес 
его по полю, сплошь усеянному трупами. И молчал Нура. Лишь 
изредка наклонялся он, желая разглядеть получше то одного, то 
другого убитого, будто искал знакомых или силился прочесть знаки 
судьбы на челе их. Лицо Нуры было прекрасно и печально.
      И вернулся он в город, так и не проронив ни слова. И 
закрылись за ним медные ворота в белых стенах города Хегаллу.
      
      
      Подойдя к городу Цира, где было много съестных запасов, 
медикаментов, женщин, лошадей, запчастей, горючего и всего 
необходимого для продолжения войны, генерал Шеллиби принял 
решение осадить этот город и взять его, а взяв, разграбить. Но не 
успели приступить к сооружению осадных башен усталые воины, в 
которых как бы погас религиозный энтузиазм после того, как Нура 
сумел разбить их под стенами столицы своей, как показались из 
пустынной дали ассасины. Сперва будто бы черное облачко 
показалось на горизонте, дрожащем от жара, и не обратили на 
него внимания. Но вот стало оно расти и уже заслонило 
полгоризонта. И золотистая пыль клубилась над их черной одеждой 
и оседала на плечи и головы их.
      Сверкание их сабель, поднятых над головами, было подобно 
сверканию молний во время бушующей грозы. И у многих еще были 
автоматы, беспрестанно извергающие пламя.
      Обрушились на воинов священного похода, не дав им даже 
перевести дыхание, и скосили многих. Другие же бежали от верной 
смерти в пустыню, и не стали преследовать их ассасины, а вместо 
того наложили руки свои на генерала Шеллиби и взяли его в плен. 
И верных его адъютантов также захватили они, привязали их 
веревками, продев в нижнюю челюсть, и потащили за лошадьми 
своими, немилосердно волоча по пескам, покуда те не умерли. 
Генерала же Шеллиби хоть и связали, однако ж посадили на коня и 
обращались с ним бережно. И понял Шеллиби, что вскоре 
предстанет он перед очи пророка Нуры, и затрепетал. Ибо в 
глубине души боялся и почитал он Нуру - так разлагающе 
действовала близость Нуры на всех, кто оказывался в стране Элам.
      И был приведен к Нуре генерал Шеллиби. Как был, в рваной 
одежде, снятой с убитого нурита (ибо своя давно истрепалась) 
стоял он на холодном, несмотря на жару, полу дворца, в самом 
сердце столицы Хегаллу, куда так стремился. И вышел к нему 
Нура, ступая бесшумно босыми ногами своими. На вид был он юн, 
прекрасен и безумен, и рот его улыбался.
      И подогнулись сами собою колени Шеллиби и пал он перед 
Нурой на лицо свое. Долго глядел на него Нура, после же велел 
встать. Поднялся Шеллиби, радуясь, что видит перед собою это 
лицо, озаренное сумасшедшими глазами. И любовь к Нуре была 
столь велика, что залился Шеллиби слезами, и обильны были те 
слезы.
      Будто понимая, что творится в сердце пленного, протянул 
Нура ему свою крепкую, в шрамах от давней террористической 
деятельности, руку, и припал к ней губами Шеллиби, как 
умирающий от жажды припадает к животворной влаге.
      И засмеялся Нура. Погладил склоненную к его руке лысую 
голову Шеллиби, а после, нагнувшись, поцеловал его в макушку. От 
этого поцелуя сладостная судорога пронзила все тело Шеллиби, и 
вскрикнул он.
      А Нура отнял у него свою руку и призвал слуг своих. И велел 
он слугам своим оскопить генерала Шеллиби и выколоть у него 
глаза; после же, вылечив и дав ему прислуги, сладостей, умащений, 
купален и цветников, сколько захочет, облачить в чистые одежды, 
белые, исписанные изречениями из Скрижалей Нуры. И в таком 
виде пусть читает лекции во вновь учрежденной Академии 
Воинского Искусства, ибо высоко оценил врага своего Нура.
      И было поступлено с Шеллиби по слову Нуры.
      Остатки же священного воинства без следа расточились в 
раскаленных песках Элама.
      
      
      
      По столь бесславном окончании священного похода но