мертвы как-то иначе, чем другие люди.
      - Глупости! - отрезал Голос Комедианта, колыхнув туман.
      - Ты хочешь сказать, что, например, Мэтр мертв по-другому?
      Пиф кивнула.
      - А Пастырь - иначе, чем Мэтр.
      - Мэтр ищет Бога. И Пастырь ищет Бога.
      - Не хочешь же ты сказать, что они ищут разных богов?
      - Возможно.
      - Бог один, но они ищут Его по-разному, - сказала Мирра, и
все посмотрели на нее.
      Из тумана донеслось хриплое механическое пение:

      Поет моя шарманка
      По городским дворам
      Три песенки старинных
      И нежный вальс для дам...

      - Карусельщик идет, - сказал Беренгарий и придвинулся
ближе к Мирре, освобождая место. - Эй, Карусельщик! Иди, дело
есть.
      - Чего? - спросил Карусельщик с подозрением, но из тумана
все же показался.
      А шарманка не унималась, распевая во всю мощь своей
механической души:

      Вот сядет с папироской
      Девчонка у окна
      И стряхивает пепел
      На улицу она...

      - Цыц, окаянная! - рявкнул Карусельщик и хватил кулаком по
расписному деревянному боку своей подруги.
      - Падам, падам, па... - просипела шарманка и замолчала.
      Карусельщик пристроился между Пиф и Беренгарием. Пиф
передала ему книгу, которую тот недоверчиво принял в руки.
      - А что с ней делать-то? Головешка и головешка. - И хотел
выбросить книгу вон.
      Пиф перехватила его руку.
      - Попробуй прочитать.
      Карусельщик повертел книгу так и эдак. Понюхал, потрогал
пальцем хрупкие страницы.
      - Да как ее прочтешь-то, - сокрушенно проговорил он, все
еще подозревая подвох. - Испорчена вещь, как ни взгляни.
      Издалека донеслись крики, прерывая негромкий разговор
собеседников. Невидимый за завесой тумана, Мэтр прокричал
срывающимся голосом:
      - Я хочу говорить с Создателем! Я хочу говорить с
Создателем! Кто отвечает за этот бардак? Я хочу видеть Творца!
      Из мрака ответил раскатистый бас:
      - Нос не дорос!
      Мэтр, отчаянно:
      - Боже, ты меня слышишь?!
      Бас:
      - В гордыню впадаешь, смерд?
      - Господи! Куда я попал?
      - На тот свет! - рявкнули.
      - Это ад, ад?.. - пискнул Мэтр.
      В тумане вкусно хохотнули, зашумели крыльями.
      - А ты как думаешь, холуй?
      - Ад! - завизжал Мэтр.
      - Ты сказал, червь! - удовлетворенно прогудел бас.
      - Сатана! Изыди, изыди!
      - Червь!
      - Я не червь! - надрывался Мэтр. - Я член пар... и союза
писателей!
      - Хуй ты, а не член! - сказал ангел.
      - Господи, за что караешь?
      - За гордыню тебя карают, жирный ты пиздюк. За глупость
тебя...
      - Ты не Господь, - неуверенно сказал Мэтр.
      - Я ангел Его, - загремело из тумана.
      Потом стало очень тихо. И только через несколько минут Мэтр
простонал - еле слышно:
      - Ой, мама, мамочка... куда же я попал?
      Пиф посмотрела на Мирру.
      - И сколько же лет он так...
      Брови Мирры сошлись в дугу.
      - Его удел - не понимать, бродить впотьмах и страдать. Твой
удел - жалеть его.
      - ...летит напев печальный!.. - вдруг лязгнула шарманка и тут
же испуганно притихла.
      Карусельщик осторожно перелистывал страницы. Все были
совершенно черны. Свесив голову, печалился возле него
Беренгарий.
      - Все, все было напрасно, - бубнил он, - нам никогда не
прочитать ее...
      Ему никто не ответил.
      А потом в тумане появилась сияющая точка. Она
приближалась, и мгла расступалась перед ней, точно светом
сжигало туман.
      - Аглая идет, - беззвучно проговорил Комедиант.
      К собеседникам вышла девочка лет семи. Крепкий загорелый
ребенок с двумя толстенькими косичками. Она склонила голову
набок и улыбнулась, озарив собравшихся золотистым светом.
      - Вот ты где, мама, - важно промолвила она, обращаясь к
Пиф.

      Женщина и девочка шли, держась за руки, по цветущему
саду.
      - С тех пор, как я здесь, впервые вижу цветущие деревья, -
говорила Пиф, касаясь рукой то одной ветки, то другой. - Прошло
столько лет. Впервые они зацвели. Я уже забыла названия.
      Аглая обернула к ней смеющееся лицо.
      - Да нет же, мама. Ты помнишь.
      И они пошли дальше, и их длинные платья были влажны от
росы.
      - Это что?
      - Жасмин.
      - А это?
      - Шиповник.
      - А это?
      - Ирисы. Как их много!
      - Все ирисы? Такие разные?
      - Да.
      - А это что за куст?
      - Жасмин.
      - А это кто стоит?
      Пиф споткнулась и остановилась. Посреди цветущего жасмина
ждал ее рослый мужчина в армейских штанах, высоких ботинках и
новенькой тельняшке, еще пахнущей военторгом.
      - Давно мы с тобой не встречались, красавица, - сказал он,
усмехаясь.
      Аглая прижалась к матери, вытаращила глаза.
      - Ангел, - прошептала она. - О, Ангел...
      - Здравствуй, Хозяин, - сказала Пиф. - Мы уж думали, что ты
нас бросил. Столько лет прошло.
      Хозяин засмеялся, сплюнул под ноги.
      - Ты до сих пор еще не поняла, что означает слово "навсегда".
      - Возможно.
      - А это что за малява возле тебя трется?
      - Это... ты принес мне ее однажды, завернутую в пеленки...
      Хозяин наклонился, взял девочку за подбородок. Аглая
поглядела на него исподлобья.
      - Я Аглая, - важно произнесла девочка.
      Хозяин убрал руку, выпрямился, бросил на Пиф
одобрительный взгляд.
      - Девочка, - уронил он. - Я так и думал. - Он просвистел
несколько тактов из назойливой песенки Карусельщика и резко
оборвал сам себя: - Карусельщика не обижаете?
      - Мы... - начала Пиф.
      Ангел придвинулся к ней, шевельнул лопатками, где не было
крыльев.
      - Интеллигентами себя вообразили? От высшего образования
вены себе режем? А простого бедного алкоголика небось
затравили?
      - Он творчески развивается, - оправдываясь, сказала Пиф. -
Каждый день сочиняет по новому куплету... - Под взглядом Хозяина
она поежилась и сдалась: - Ну, Голос Комедианта его иногда
дразнит...
      - А сам Комедиант куда смотрит? - грозно вопросил Хозяин.
      - Да разве Голос переорешь?- возразила Пиф.
      Ангел махнул рукой.
      - А, разбирайтесь сами...
      Пиф взяла его за локоть. Хозяин хмыкнул, шевельнул бровями,
но ничего не сказал, и они пошли втроем. Потом Хозяин посадил
Аглаю себе на плечи. Девочка уселась поудобнее, вцепилась
ручками в жесткие стрижены волосы Ангела.
      - Мы прямо Мария с Младенцем и плотник Иосиф, - хмыкнул
Хозяин и ущипнул Аглаю за ногу. - Как думаешь, малява?
      - Я не младенец, - важно возразила Аглая, - а маму зовут
Пиф. Пиф, не Мария.
      - Когда я впервые оказалась здесь, - заговорила Пиф, - я
думала, что "тот свет" похож на обыкновенную свалку. Свалку,
откуда не возвращаются. Да - не ад и не рай, а просто свалка
ненужных вещей и выброшенных душ.
      - Отчасти так и есть,- заметил Хозяин.
      Пиф огляделась вокруг, показала на цветущие кусты, на
пестрые клумбы.
      - А это все? Разве это тоже ненужный хлам?
      - ...А отчасти нет, - невозмутимо заключил Хозяин. - Все
зависит от взгляда на вещи. Например, ваша тусовка создала
растения, птиц, маленького человека... Вы незатейливо повторяете
акт творения.
      - Так это - райский сад? - тихо спросила Пиф.
      - Разумеется, - вполне будничным тоном отозвался Хозяин. -
Больше скажу. Это ваших рук дело. Вы неплохо поработали. И ты
тоже. И мне уже не хочется надавать тебе по ушам, как последней
истеричке и дуре, и трахнуть посреди банальной помойки.
      Пиф хихикнула, провела рукой по платью.
      Хозяин покосился на нее:
      - Мне хочется оттрахать тебя на кровати под балдахином.
      - Ого! - сказала Пиф и потрогала штаны Хозяина, где должны
были располагаться его внушительные гениталии. Пальцы встретили
пустоту.
      Хозяин оглушительно расхохотался.
      - Я отпустил дружка погулять, - сообщил он. - Пасется на
лужку, кушает маргаритки и пугает пастушек. Не хочу вводить тебя
в смущение, дочь человеческая.
      - Говнюк, - сказала Пиф. Она обиделась.
      Райский сад был полон благоухания и пения птиц. И маленькая
девочка на плечах у ангела что-то щебетала, деловито озираясь по
сторонам.
      - Бог мой, а это что?
      Пиф остановилась у деревянного сруба, почерневшего от
времени. Это был старый брошенный колодец. Журавель утыкался в
пустое не-небо черным пальцем, ведра здесь давно уже не было,
только тонкая ржавая цепь еще болталась - вроде тех цепочек, что
использовались при устройстве общественных уборных.
      Пиф заглянула в колодец.
      Сначала ей показалось, что она видит сплошную темноту, но
потом глаза привыкли, и она разглядела ползающие во мраке голые
человеческие тела. Люди копошились в темной слизи, они
карабкались друг другу на голову, хватались бледными руками за
скользкие стены колодца. Их было там, наверное, больше сотни.
Они были истощены, их ребра торчали, позвонки и лопатки взывали
о милосердии.
      Пиф смотрела, и минула вечность с того мгновения, как она
заглянула в колодец.
      ...шевеление голых тел в тупом стремлении выбраться...
      ...покряхтывание, хлюпанье...
      ...зловоние...
      Пиф отпрянула, приложила ладони к горлу.
      - Что там, мама? - осведомилась Аглая.
      Ангел снял ребенка со своей шеи, и они оба, мужчина и
девочка, держась за руки, тоже заглянули в колодец. Потом
одновременно повернулись к Пиф, которая все еще давилась
ужасом.
      Аглая была теперь очень серьезна; Хозяин ухмылялся.
      - Что это было?- спросила Пиф.
      - Это чей-то ад, мама, - сказала девочка.
      - Но ведь здесь рай, - сказала Пиф.
      - Для праведных, - уточнил ангел.
      - Но кто праведен?
      - Вот уж не мне решать, - ответил ангел и пожал плечами. -
Сами разбирайтесь.

      Первый вопрос таков: какой была Пиф?
      Ответ. Первой вошла она в рай Хозяина и показался ей рай
похожим на свалку. Невысокого роста была она, с черными
волосами. Умерла же от собственной руки, в отчаянии и
одиночестве, оплаканная впоследствии друзьями.
      Второй вопрос: каким был Комедиант?
      Ответ. Вторым вошел он в рай Хозяина и показался ему рай
похожим на расселенный дом на окраине большого города.
Высокого роста, худой был он, с темными волосами и безгласный.
Голос сидел у него на плече, имея могучую силу и самовольный
нрав. Умер же Комедиант оттого, что разделился с Голосом.
      Третий наш вопрос звучит: каков был Карусельщик?
      Ответ. Третьим вошел он в рай Хозяина, и предстал ему рай
ярмаркой в захолустном городке. Среднего роста был он,
костлявый, с фурункулами по всему телу, лицом нечист, плотью
немощен, душу свою носил в шарманке. Отравился плохой водкой,
купленной у спекулянтов, отчего и умер, найденный утром у
карусели в луна-парке.
      Четвертый же вопрос: кем считать Аглаю?
      Ответ наш. Четвертой появилась она в раю и можно считать ее
избранной, ибо Хозяин принес ее на руках и сам положил на
колени к Пиф. И когда вошла она в рай, показался он ей
колыбелью.
      Пятый наш вопрос: каким назовем мы Беренгария?
      Ответ. Воистину, назовем мы его безумным и отважным. Красив
и подвижен лицом он, светел волосом, ростом высок, худощав,
хорошего сложения. Сгорел на пожаре, не принеся своей гибелью
ровно никакой пользы. Пятым вошел он в рай Хозяина, и раем
предстало его глазам то, что увидел он.
      Шестой вопрос: какова Мирра?
      Ответ: бела лицом, черна волосом, красива телом, а душу
свою потеряла и сама заблудилась. И монастырем показался ей
рай Хозяина, когда вошла она туда.
      Седьмой вопрос же таков: каким был Упрямец?
      Ответ. Седьмым и последним вошел он в рай, обуянный духом
противоречия, и показался ему рай психушкой. И кричал Упрямец,
что не верит, и бит был, и не поверил. Ростом же высок,
сложением крепок, а убит был случайно, в пьяной драке.
      Вот семеро праведных, собранных в раю Хозяина.

      - Они гонят меня, - бормотал Мэтр, захлебываясь слезами, -
они смеются надо мной...
      - Я пролился как вода, - сказал Пастырь. - Все кости мои
рассыпались; сердце мое сделалось как воск...
      - Они кричат мне вслед поносные слова, - жаловался Мэтр.
      - Сила моя иссохла, как черепок, - сказал Пастырь.
      - А этот демон, скользкий, как студень!.. И Комедиант носит
его на плече... Они говорят отвратительные вещи, - плакал Мэтр.
      - Можно было бы перечесть все кости мои, - сказал Пастырь, -
а они смотрят и делают из меня зрелище.
      - Спаси меня, святой отец! - закричал Мэтр, прижимаясь
головой к грязной коричневой рясе Пастыря. - Защити меня, прошу
тебя, уведи меня из этого места! Почему я никак не могу уйти
отсюда?
      - Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, -
сказал Пастырь. - Господь - мой пастырь.

      - Есть тут кто? - горланили под окнами. - Эй, люди!.. Есть кто
живой?
      Беренгарий приподнял голову. В матрасе, на котором он
лежал, хрустнула солома.
      - Живых нет, - сказал Беренгарий приветливо. - Входи, жмур.
      - Нечего пускать кого попало, - прошелестел Комедиант и
сердито отвернулся.
      Дверь внизу грохнула, по ступенькам затопали, и, окутанный
пыльным солнечным светом, показался в дверном проеме рослый
парень в черных сатиновых трусах и рваной майке с красной розой
на животе. Была эта роза оставлена разбитой бутылкой, на
которую напоролся животом, когда по пьяному делу дрался с
лучшим другом, не поделив девицу.
      - Зря мы из-за Надьки сцепились, - сказал он сумрачно. -
Хватило бы Надьки на двоих. Да и водка была дрянь.
      - Забудь про свою Надьку, - отозвался Голос. - Ты вс„, подох.
Сюда всяким надькам вход закрыт.
      Парень прищурился, выглядывая, кто там вякнул в полумраке.
      - Ну, ты, - проговорил он с угрозой, - ты того...
      - Это ты того, - развеселился Голос. - Помер ты.
Собутыльники-то твои как увидели, что из тебя кровь течет,
бросились бежать. Тебя оставили. Так и подох один на полу, истек
кровью. Вот и вся тебе любовь, Упрямец.
      - Не верю, - упрямо сказал Упрямец. - Это ты мне в пьяном
бреду чудишься.
      Он оглянулся и увидел, что в комнату входит врач в белом
халате.
      - Доктор! - крикнул он, бросаясь к фигуре в белом. - Доктор,
опять!..
      - Делириум, - удовлетворенно произнес знакомый голос
Хозяина. - Белая горячка. Что ж, дело известное.
      Он вытащил шприц и приблизился к Упрямцу. И вдруг глаза
Хозяина загорелись.
      - А ты, пожалуй, братец, мертв, - сказал Хозяин и отбросил
шприц. - И не доктор я. Я ангел Божий.
      - Ты мой бред, - сказал Упрямец и обхватил голову руками. -
Кто-нибудь из вас, кто мне чудится, позовите врача! Пожалуйста,
позовите! Ведь кто-нибудь из вас настоящий, правда? Я и правда
могу умереть, ведь пырнул меня дурак битой бутылкой в живот,
сядет теперь по глупости за убийство... Позовите фершалицу тетю
Машу, она в зеленом доме живет, в пятом от разъезда...
      - Тетю Машу ему! - рявкнул Хозяин и с размаху ударил
Упрямца в челюсть кулаком. Хрястнуло, и Упрямец осел на пол,
схватившись руками за живот.
      - О... - простонал он. - Сука ты...
      Хозяин пнул его ногой.
      - На колени, паскуда! Ты мертв, я ангел Божий!
      - Пидор ты, а не ангел, - тихо сказал Упрямец, лежа на полу.
      - Молись, говно! Ты хоть молитвы знаешь?
      - Заебись в жопу... - прошептал Упрямец.
      - Повторяй: отче наш, иже еси на небесех...
      - Сука... еба... в рот...
      Пятеро праведных сидели кружком и смотрели, как Хозяин
бьет шестого. И никто не сказал ни слова.
      - Ты умер! - говорил Хозяин. - Ты в раю!
      И с каждым новым словом бил Упрямца ногами, и белый халат
развевался над армейскими ботинками.
      - Молись, паскуда!
      - Бляди...
      А потом вошла Аглая и взяла Хозяина за руку.
      - Что ты делаешь? - спросила девочка.
      Хозяин остановился, тяжело дыша.
      - Он не верит в Бога. Он не верит в смерть. Он не поверил
мне.
      - Какая разница, - сказала Аглая тихо.
      - Но как же он очутился здесь, если не верит? - спросил
Хозяин.
      Упрямец открыл глаза. Над ним склонилось детское лицо,
ясное, с широко расставленными глазами. Серьезное, спокойное.
      - Сестрица, - прошептал Упрямец, - я не буйный, пусть он не
бьет меня...
      - Не бойся, Упрямец, - сказала Аглая. - Он больше не тронет
тебя.
      Хозяин дернул ртом и вышел, пробурчав напоследок:
      - Если вы такие умные, то сами и вразумляйте этого атеиста...
      И хлопнул дверью внизу, и дом содрогнулся.
      Упрямец приподнялся на локтях, огляделся, и белые одежды
праведных показались ему смирительными рубашками.
      Карусельщик глядел на него с пониманием.
      - Выпей чаю, - предложил он, протягивая в ладонях буроватую
жидкость.
      Упрямец жадно глотнул, посмотрел на прыщавое истощенное
лицо алкоголика, успокоенно вздохнул.
      - Так я и знал, что это вытрезвитель...

      - Что ты делаешь, Аглая? - спросила Пиф свою дочь.
      Девочка сидела на ступеньке в доме, где были выбиты все
стекла. Солнечный свет ломился в оконные проемые, которые были
тесны для него. На коленях Аглаи лежала сгоревшая книга, и
черными были ее страницы.
      - Я читаю, - сказал ребенок.
      Пиф села рядом, заглянула в черноту сгоревших листков.
      - И что здесь написано?
      - О, - сказала Аглая, просияв улыбкой, - всякий раз - разное...
      С пустым ведром прошел мимо них наверх Комедиант. Пиф
заметила вдруг, как красив он и каким усталым он выглядит.
      Набрал полное ведро чаю из ванны и вниз пошел, тяжело
ступая. Все немило было ему в раю Хозяина.
      А Голос визгливо бранился, сидя на плече Комедианта:
      - И чай этот дрянь! - плюнул на пол. - И ванна грязная! - пнул
ванну. - И бабы на лестнице сидят, шагу не ступить! - нарочно
задел.
      Комедиант скрылся за холмом, сложенным старыми
консервными банками, и только Голос доносился еще:
      - ...и рай этот ваш ебаный!..
      Пиф покраснела от злости и открыла уже рот, чтобы
обматерить вдогонку своего давнего друга, как вдруг заметила, что
Аглая плачет. Что смотрит Аглая на Комедианта во все глаза и
слезы текут по круглым детским щекам.
      - Почему ты плачешь? - спросила у дочери Пиф, удивившись.
      - О, я жалею его, - ответила Аглая. - Я жалею его, мама.
      - Почему? Разве он не один из нас?
      - Он скоро умрет, - сказала девочка.
      - Какие глупости, - отрезала Пиф, глядя, как Комедиант
показывается из-за холма на тропинке, как спотыкается и щедро
плещет чаем себе на ноги. - Какие глупости, Аглая. Разве мы уже
не мертвы?
      - Разве мы мертвы, мама? - удивленно спросила Аглая, и Пиф
вдруг вспомнила: ее дочь не знала другой жизни, кроме
посмертной. Как дети, рожденные во время войны, не знают ничего
о мире.
      - Смерть - она там, - сказала Аглая и махнула рукой в
сторону солнечного света.
      И ослепительный свет солнца показался вдруг ее матери
страшным.

      - Und das Licht scheint in der Finsternis, und die Finsternis hat es
nich ergriffen... - читал Пастырь нараспев.
      Чумазый подросток терся у входа в храм, то и дело вытягивая
тощую шею и засовывая любопытную физиономию в распахнутые
врата.
      Подросток был худ и очень подвижен; на смуглом круглом
лице поблескивали узкие глаза; слегка выпяченные губы
шевелились, как будто повторяя слова, доносившиеся из храма.
Растрепанные черные волосы подростка кое-как заплетены в
тоненькую косичку. Мальчик был бос, в рваной рубашке с плеча
рослого мужчины, которая доходила ему до колен.
      В темноте вечной ночи смутно поблескивал храм. Это было
шестиугольное сооружение со стенами из рифленого стекла темно-
синего цвета, с вечным не-небом вместо крыши, с облачным
покровом вместо пола, и облака в храме были чернее китайской
туши. В этой черноте почти целиком терялась облаченная в темные
одежды фигура Пастыря, над которым, в бессветном воздухе,
висела, раскинув руки, светящаяся фигура.