них
вкладывался  совершенно  иной! Да, с гарпиями найти общий язык было проще...
Но  и  клерки  в  конце  концов  не  выдержали:  после трехчасового хождения
кругами   по   коридорам  Дворца  Правосудия  и  занудных  допросов  каждого
встречного  клерка,  Феликс  и  Патрик добились своей цели и оказались перед
дверью,  ведущей  в  логово  того самого прокурора, с которым они собирались
провести  одну  весьма  занимательную  беседу  -  но  прежде  им  оставалось
преодолеть  последнее  препятствие:  еще  одного  клерка, охранявшего вход в
контору своего принципала с пылом и рвением цербера.
	Это  был  прыщеватый  молодой  человек  с  напомаженными  волосами и
вытертыми  до  блеска  нарукавниками.  Он  постоянно  протирал очки и нервно
барабанил  пальцами  по  раскрытому бювару, и даже слышать ничего не хотел о
внеурочных и незапланированных встречах с его начальством.
	-  Мэтр  очень  занят, - давал он одинаковый ответ на все увещевания
Феликса. - Я могу записать вас на прием через две недели.
	- Это срочно!
	- Да, но мэтр очень занят...
	Однообразный  диалог  наскучил  Феликсу минут через десять. Он легко
перемахнул через барьер и положил руку на плечо клерку.
	- Послушайте, молодой человек...
	- Додсон! Ковальски! - негромко позвал клерк.
	В  контору  тут же, как будто они подслушивали под дверью, заглянули
двое клерков из соседнего помещения.
	-  Это господин намерен нанести мне оскорбление действием, - пояснил
цербер и снял очки. - Прошу вас быть свидетелями.
	Феликс медленно выдохнул сквозь зубы.
	-  У  вас перхоть, молодой человек, - сказал он и смахнул ее ладонью
с плеча клерка. - Надо следить за своей внешностью.
	-  Спасибо  за  напоминание,  -  невозмутимо сказал цербер. - Будьте
добры, вернитесь за барьер.
	Клерки-свидетели   нырнули   обратно  за  дверь,  и  оттуда  донесся
приглушенный  смешок. Патрик до хруста сжал кулаки, и неизвестно, чем бы все
это  закончилось  -  но в этот момент дверь в кабинет прокурора отворилась и
оттуда вышел... Сигизмунд собственной персоной!
	Одетый  в  строгий  узкий  и  застегнутый  на  все  пуговицы  сюртук
темно-серого  цвета  старик был прям, как стрела, и ступал важно, как цапля.
Феликс  мог  только  догадываться,  как  тяжело  было  Сигизмунду  сохранять
царственную  осанку  и  надменную  поступь с почти переломанной поясницей, и
если  уж  он  пошел  на  это,  да еще и заложил руки за спину, выкатив грудь
колесом,   то   это   означало  только  одно:  столь  тщательно  оберегаемый
прыщеватым  цербером  прокурор  умудрился довести Сигизмунда до самого края.
Напрасно  было  бы  сейчас  искать  во внешности Сигизмунда обычные признаки
бешенства,  такие,  например, как нервный тик правого века или пульсация жил
на  виске:  Сигизмунд  в данный момент вовсе не был зол - он был вне эмоций.
Он,   строго   говоря,   уже   вообще   не   был,   достигнув   того  уровня
самоотрешенности,   что  позволяла  ему  даже  в  самых  тяжелых  переделках
сохранять  убийственное  хладнокровие.  Феликс  всего  однажды  видел своего
учителя  таким  -  в  канализации  города  Ингольштадт, когда на них хлынула
волна  смердящих  гидрофоров и брюзгливый старик на его глазах превратился в
отлаженный  убивающий  механизм  -  и  теперь  Феликсу  было до жути страшно
встретить этот механизм ясным солнечным днем во Дворце Правосудия...
	-  Феликс?  Ты  тоже туда? - сухо уточнил Сигизмунд. - Не советую. -
Он  поджал  губы  и  сделал  ими такое движение, словно собирался плюнуть на
порог  кабинета,  но  передумал. - Напрасная трата времени. Да-с, совершенно
напрасная   трата   времени...   Патрик,  и  ты  здесь?  Вот  что,  господа,
проводите-ка меня к выходу. Я хочу вам кое-что показать.
	Отказывать  сейчас  Сигизмунду было немыслимо. На это не решились ни
Патрик,  ни,  тем  более, Феликс, вследствие чего им обоим пришлось покинуть
Дворец  Правосудия  несолоно хлебавши и, что было особенно обидно, абсолютно
неожиданно для самих себя.
	-  Внимательно  посмотрите  по сторонам, - скрипел Сигизмунд, широко
шагая  по коридорам, пока Феликс и Патрик в некотором отдалении следовали за
ним. - И запомните хорошенько все, что вы видите.
	-  А  что  мы видим? - решился на вопрос Патрик, когда они добрались
до лестницы.
	- Кунсткамеру!
	- Простите?
	-  Кунсткамеру!  Собрание  уродцев и ошибок природы! Музей курьезов!
Недоразумений  на древе эволюции! Клерки! Ха-ха! Не клерками их следовало бы
именовать,  а  монстрами! И наихудшими из монстров, да-да, наихудшими, вы уж
поверьте   мне,  я  разбираюсь  в  монстрах!  Да,  я  знаю  толк  во  многих
хтонических  чудовищах,  но  эти...  эти...  Они ведь неотличимы от людей! А
если  -  я  допускаю и такую возможность! - если они и есть люди, то все они
тяжело больны и даже не осознают этого!
	-  И чем же они больны? - осторожно спросил Феликс. "Кажется, старик
возвращается  к  состоянию  обычного  белого  каления,  -  подумал он. - Тем
легче".
	-  Чем?!! И ты еще спрашиваешь?!! Да ты посмотри на них! - Сигизмунд
обвел  широким жестом застекленные клетушки барьера, разделяющего вестибюль.
-  Всего  один  взгляд,  и  этого  хватит!  -  Понижать  голос  Сигизмунд не
собирался,  и  его  гневная филиппика раскатисто гремела по всему вестибюлю.
Клерки  ее  попросту  игнорировали,  а в не оскудевающих очередях просителей
зародилось  легкое  волнение,  которое  тут  же  и  угасло,  когда  один  из
завсегдатаев  Дворца  выразительно  покрутил пальцем у виска и объяснил всем
желающим, что подобные инциденты здесь отнюдь не редкость.
	К его счастью, Сигизмунд этого не видел.
	-   Они  считают  бюрократию  достойным  суррогатом  справедливости!
Беспринципность   они   называют   широтой   взглядов,  а  подлость  именуют
предприимчивостью!   Слово   "честь"   вызывает  у  них  истерический  смех!
Преданность  в  их  понимании - это готовность предавать и быть преданным по
любому  поводу...  Верностью  они  считают ложь и лизоблюдство; порядочность
для  них  синоним  глупости, а друг - это тот, кого можно ударить в спину...
Они  не  понимают  что  это  такое  -  дружба! Честность! Самоотверженность!
Способность  умереть за идеалы! Им не дано постигнуть, какой это груз - быть
героем,  и  как  тяжело  всю  жизнь  нести  его  на  своем  горбу! И они еще
осмеливаются  говорить о Законе!!! Они даже не понимают, что настоящий закон
не бывает на бумаге, настоящий закон - он всегда внутри!!!
	Под  конец пламенного монолога Сигизмунд схватился за сердце и начал
астматически  ловить  ртом  воздух.  Они  как  раз  вышли на улицу, и Феликс
подхватил   старика   под   локоть   и   бережно   усадил   на  крыльцо  под
неодобрительным взглядом дежурящего у ворот Дворца жандарма.
	- Патрик, поймай извозчика! - приказал Феликс. - Вам надо к врачу!
	- Вздор... Все уже прошло!
	- Ну тогда посидите еще минутку. Вы весь белый.
	-  Ох...  Феликс,  ну  почему? - жалобно спросил Сигизмунд. - Почему
это случилось? Когда весь мир успел заболеть?
	Феликс нахмурился и помолчал пару секунд.
	-  А  может,  он  был  болен  с  самого начала? - спросил он. - А мы
просто не давали себе труда это заметить...
	-  Не-ет...  - покачал головой Сигизмунд. - Нет, ну что ты... Раньше
все  было  по-другому.  Взять  хотя  бы  странствующих  героев!  Они ведь не
подлежали  ничьей юрисдикции. Их законом был меч, их юрисдикцией - отвага, а
уложениями  -  собственная  добрая  воля.  И  они  были  свободны,  свободны
поступать по совести - а разве может быть другая, высшая свобода?
	-   Но  странствующих  героев  больше  нет,  Сигизмунд.  И  вы  сами
приложили к этому руку.
	-  Ну  да,  в  те  годы  по  дорогам  Ойкумены шлялось много всякого
отребья,  выдающего  себя  за  героев,  и необходимость что-то организовать,
упорядочить  как-то весь этот хаос... - Сигизмунд осекся. - Так ты думаешь -
поэтому? - с ужасом спросил он. - Мы своими руками сотворили этого монстра?!
	-  Нет,  Сигизмунд,  -  поспешил  успокоить  его  Феликс. - Я так не
думаю.  Просто  раньше у нас был общий враг. Один на всех. А теперь его нет.
Отсюда  и весь этот бардак. Кажется, Патрик остановил для вас кэб... Давайте
я вам помогу!
	-   Общий   враг...   -  пошамкал  губами  Сигизмунд,  с  кряхтением
поднимаясь на ноги. - Красиво сказано... Да, красиво...
	Продолжая  бормотать  и  ссутулившись  сильнее  обычного,  Сигизмунд
медленно  захромал к тротуару, у которого его дожидался кэб. Патрик подсадил
старика в экипаж, прикрыл дверцы и махнул кучеру.
	-  Я  никогда  не  видел  его  таким,  -  сказал юноша, когда Феликс
подошел поближе.
	- Каким?
	- Сломленным.
	-  Сломленным?..  -  вскинул  бровь Феликс. - Позволь мне рассказать
тебе  одну  историю...  Когда  Сигизмунд  был  немногим  старше  тебя,  один
валахский  маг,  возомнивший  себя  чуть  ли  не  аватарой  Хтона, ухитрился
заточить  его  в подземелье своего замка. Сигизмунд провел два года в тесной
камере,  будучи  объектом  насмешек  со  стороны  мага,  который,  ко  всему
прочему,  доколдовался  до  того,  что  стал  еще  и  вампиром,  так что над
Сигизмундом  постоянно  висела  угроза быть выпитым досуха. Но Сигизмунд уже
тогда  был  одним  из Неумолимых Пилигримов, а это кое-что да значит. За два
года  он  вырыл  подкоп и сбежал. Спустившись в прилегавшую к замку деревню,
он  зашел  в  трактир  и  купил  стакан водки и стул. Водку он выпил, а стул
разломал.  В тот же вечер он вернулся в замок и забил ножку от стула в грудь
мага-вампира...  Вот  такая  забавная  история.  Чтобы  сломать  Сигизмунда,
потребуется нечто большее, чем кучка бюрократов и лицензированных подлецов.
	- Тогда почему...
	-  Он  так взбеленился? Да потому что не было у него опыта в общении
с  узаконенной  подлостью.  Как, впрочем, и у меня. Мы, герои, сколько бы не
повидали  в  своей  жизни людской подлости и низости, продолжаем считать эти
качества болезненными отклонениями от нормы...
	Патрик хмыкнул и почесал шрам.
	- Огюстен как-то назвал героев циничными романтиками, - сказал он.
	-  А  мы  такие  и есть, - улыбнулся Феликс. - И я боюсь, как бы нам
скоро не подыскали уютное местечко в какой-нибудь кунсткамере...
	- Бальтазару уже подыскали, - моментально помрачнев, сказал Патрик.
	-  Э,  да  ты  не  понял всей морали моей истории, - сказал Феликс с
укором.  Он пристально взглянул Патрику в глаза. - Герои иногда отступают, -
сказал он, - но никогда не сдаются. И никогда ничего не забывают.
	Произнеся  эти слова, он вдруг резко хлопнул себя по лбу и с досадой
воскликнул:
	-  Ах ты, голова моя дырявая! У меня же встреча в четверть седьмого!
С Йозефом, у ратуши! Живо лови еще один кэб!



7

	Стремительный  карьерный  взлет  Йозефа, случившийся в начале весны,
привел  к  тому,  что  большинство  его  так  называемых  друзей (тех самых,
перечисленных  в  записной  книжке под заголовком "Нужные люди") поспешили и
самого  Йозефа  занести  в  аналогичные  блокнотики.  Так что не было ничего
странного  в  том,  что  когда Йозеф только лишь заикнулся о найме адвоката,
каждый  из  его,  Йозефа,  знакомцев,  имеющих хоть какое-нибудь отношение к
юриспруденции,   поспешил  предложить  ему  свои  услуги.  Перед  Йозефом  и
Феликсом  на  целых два дня встала проблема выбора лучшего из самых именитых
и  самых  дорогих  адвокатов  Столицы,  готовых расшибиться в лепешку, чтобы
угодить чиновнику третьего разряда при главной канцелярии магистрата.
	Опираясь   в   основном  на  рекомендации  бывших  клиентов,  мнения
газетных  судебных  обозревателей  и  скупые похвалы неизменно проигрывавших
один  процесс  за другим прокуроров, Йозеф и Феликс остановили свой выбор на
мэтре  Теодоре.  Феликсу  в  нем  импонировало  отсутствие фамилии, наглядно
доказывающее,  что  - пускай и давно, еще в юности, но все же! - сей матерый
законник   имел  за  душой  и  что-то  иное,  помимо  стремления  всю  жизнь
истолковывать  параграфы  и  статьи  закона;  ну,  а Йозефа с ходу подкупила
репутация  мэтра  как  беспроигрышного  адвоката, склонного высмеивать своих
беспомощных  оппонентов.  Правда, услуги господина Теодора и стоимость имели
адекватную,  но  до  оплаты  дело  не  дошло.  "Вы с ума сошли! - воскликнул
доктор   права,   почетный   юрисконсульт,   мэтр  адвокатуры  и  повелитель
присяжных,  когда  Йозеф обратился к нему за помощью. - Какие деньги?! Вы же
мой  друг!"  После  такого  патетичного заявления мэтр взялся за работу, что
называется,  не  глядя.  "Вы  с  ума  сошли! - воскликнул он два дня спустя,
ознакомившись  с  материалами  дела и отойдя после гипертонического криза. -
Какая защита?! Это же Мясник!"
	Последнее  восклицание  устранило  как проблему оплаты работы мэтра,
так  и  проблему  выбора  другого  адвоката. В кулуарах Дворца Правосудия на
Йозефа  даже  стали  показывать пальцем - мол, это тот ненормальный, который
ищет  адвоката  для  Мясника...  Да-да, того самого! - шептались между собой
клерки,  захлопывая  двери юридических контор перед носом чиновника третьего
разряда при главной канцелярии магистрата.
	Забрезживший  было  огонек  надежды начал угасать, но тут неожиданно
для  всех,  и  не  в  последнюю  очередь  для самих себя, за дело Бальтазара
решили   взяться   Бергеры.   Три  поколения  семейства,  а  вернее  даже  -
юридического  клана  Бергеров  съели не одну сотню собак на делах из области
гражданского  права,  но  что  заставило  их  влезть  в эту кашу, они и сами
толком   не  могли  объяснить.  Кончилось  тем,  что  Бергеры,  почти  месяц
проморочив   Йозефу   голову,   отказались   от   дела   ввиду   его  полной
бесперспективности  и  порекомендовали обратиться к общественному защитнику.
Того  звали  Гульд,  и  он был перманентно болен. Йозеф нанес ему всего один
визит  и,  будучи  неприятно  удивлен  манерой  господина  Гульда общаться с
клиентами   через   прислугу   и   не   покидать   спальни   ни   при  каких
обстоятельствах,  в  одностороннем  порядке расторг всякую договоренность об
услугах общественного защитника.
	И  вот  теперь, по истечении пятого месяца процесса над Бальтазаром,
у  испанца  появился  новый  адвокат,  отрекомендованный  Йозефом как в меру
жадный,  в  меру  амбициозный,  в  меру осторожный, в меру умный и абсолютно
беспринципный (проще говоря, идеальный) юрист.
	-  Это  и  есть  адвокат? - с сомнением уточнил Патрик, выбираясь из
кэба, остановившегося на площади Героев.
	-  Этот?  -  усмехнулся  Феликс,  глядя на пучеглазого и низколобого
субъекта  рядом  с  ожидающим у ворот ратуши Йозефом. - Вряд ли. Поверенный,
скорее  всего.  Уважающий себя адвокат всегда держит дистанцию между собой и
клиентом при помощи поверенных.
	Патрик только вздохнул и покачал головой.
	-  Папа!  -  возмутился  Йозеф  так  громко,  что  переполошил  стаю
голубей,  мирно обедавших хлебными крошками неподалеку. Жирных сизарей щедро
прикармливали  многочисленные  семейные  пары, совершавшие вечерний променад
по площади Героев. - Ты опоздал на пятнадцать минут!
	- Извини.
	-  Добрый  вечер,  Йозеф, - вежливо поздоровался Патрик, но Йозеф не
удостоил его ответом.
	-   Папа,   это  господин  Шульц,  -  чуть  задыхаясь  от  волнения,
проговорил  он.  - Поверенный нашего нового адвоката. Он только что вернулся
из Дворца Правосудия!
	- Неужели?
	-   Да-да!  И  принес  очень  важные  новости!  Герр  Шульц,  будьте
любезны...
	-  А  вам  не  кажется,  что  здесь  не  место для подобных бесед? -
высокомерно  осведомился  господин  поверенный.  -  Может  быть, продолжим в
более  уединенной  обстановке?  Хочу  напомнить,  что  мои  сведения  строго
конфиденциальны и...
	-  Конечно-конечно,  -  засуетился  Йозеф,  озираясь  по сторонам. -
Может  быть,  в Метрополитен-музее? Не думаю, что в этот час там будет много
посетителей...
	-  Музей  так  музей,  -  кивнул герр Шульц, хотя у Феликса осталось
подозрение,  что  поверенный  имел  в виду что-то вроде кафе или закусочной,
где  можно было бы и поужинать за счет клиента. "И вообще, - подумал Феликс,
-  если  судить  по  внешности этого поверенного, его хозяин взялся защищать
Бальтазара  не  из  жадности  или  честолюбия,  а исключительно из нежелания
загреметь в долговую тюрьму".
	Вчетвером  они  покинули  площадь  и  очутились в просторных и почти
безлюдных  музейных  залах.  После  духоты  весеннего вечера и почти летнего
зноя,  исходящего  от  нагретой  за день и теперь отдающей накопленное тепло
брусчатки  площади, музей казался оазисом свежести и прохлады. Очень пыльным
оазисом,  надо  заметить...  Выбрав местечко подальше от дремлющего у дверей
зала  смотрителя,  Шульц  остановился  под самым крылом драконьего скелета и
оценивающе посмотрел на Патрика.
	- Это?..
	- Племянник вашего подзащитного, - представил юношу Феликс.
	- Очень хорошо. Тогда, с вашего разрешения...
	-  Да-да,  будьте  добры, - поторопил его Йозеф, опасливо поглядывая
на   висящего  над  их  головами  дракона.  Стальные  тросики,  удерживающие
массивные  на  вид  (но  пустотелые, чего ни Йозеф, ни Шульц знать не могли)
кости  звероящера,  доверия не внушали, и Йозеф, похоже, всерьез побаивался,
как  бы  драгоценная  реликвия  не  рухнула  им  на головы. Шульц, очевидно,
побаивался  того же, потому что начал тараторить с безумной скоростью, вводя
Феликса и Патрика в курс последних известий из жизни Дворца Правосудия.
	Оказывается,   аудиенцию   у  прокурора  для  Сигизмунда  выхлопотал
"какой-то  французский  пройдоха,  кажется, Огюст или как там его", а итогом
этой  аудиенции стали не только рассуждения Сигизмунда о насквозь прогнившей
сущности  бюрократии, но и весьма решительные действия со стороны этой самой
бюрократии  в  лице  господина  прокурора.  Выпроводив  Сигизмунда за дверь,
прокурор  тотчас  же  составил  петицию  в Канцлерский суд, посоветовав дело
героя  Бальтазара  передать  на  рассмотрение лично господину канцлеру. Свой
совет  прокурор  обосновал  беспрецедентностью,  особой  важностью и широкой
общественной   оглаской,   присущими   вышеуказанному  делу.  Петиция  будет
отправлена  с курьером в главную канцелярию магистрата завтра же утром, а до
тех  пор  дело  формально остается в ведении прокуратуры, но благодаря тому,
что  секретарь  господина  прокурора  за  скромное  вознаграждение сообщил о
намерениях  своего  хозяина хозяину герра Шульца, у ответчиков по делу героя
Бальтазара  впервые  за  весь  процесс  появился  шанс  опередить  противную
сторону.
	-  Ни  черта  не  понимаю!  -  сказал  Феликс. - Какой еще, к Хтону,
Канцлерский суд?
	Герр  Шульц  недовольно  замолчал,  а  Йозеф торопливо объяснил, что
канцлер  Палаты  Представителей,  согласно  недавно  принятому (или, точнее,
восстановленному  после  двухвекового  небытия)  закону, имеет право вершить
суд  в  тех особо оговоренных случаях, когда прокуратура слагает с себя свои
полномочия  в  силу причин, схожих с теми, что перечислил господин прокурор.
Самое  интересное,  что канцлер в своих судебных решениях не связан никакими
законами  и  прецедентами,  и  должен руководствоваться только соображениями
справедливости  - как дословно процитировал Йозеф. За время, минувшее со дня
восстановления  этого  воистину  средневекового  закона,  прокуратура успела
спихнуть  в  канцелярию  магистрата уже около полусотни щекотливых дел, и ни
одно  из  них  еще  не было рассмотрено, поделился служебной тайной чиновник
третьего разряда.
	-  А кто такой этот канцлер? - спросил Феликс, до этого момента и не
подозревавший о существовании такой должности при Палате Представителей.
	Йозеф   объяснил,   что   в   задачу   господина   канцлера   входит
урегулирование  взаимоотношений  между магистратом и Палатой Представителей,
а также...
	- Нет, я спрашиваю - кто он такой? Имя у него есть?
	-  Конечно,  - опешил Йозеф. - Господин Нестор! Мой начальник и твой
ученик, ну помнишь?
	Феликс  помнил.  Причем  помнил  так  хорошо,  что дальнейшую беседу
Йозефа  с адвокатским поверенным слушал краем уха, прокручивая в голове все,
что  ему  было  известно