.  В драке, пьянке и любви Бальтазар меры никогда не знал и
знать не желал.
	- А, это ты... - буркнул он, узнав в незваном госте Феликса.
	- Это мы, - сухо сказал Феликс, положив руку на плечо Агнешке.
	Пузырь  полетел  прочь, и Бальтазар в одно мгновение преобразился. С
врожденной  грацией  испанского  дворянина  он  опустился  на  одно  колено,
склонил голову и трагически воззвал:
	-  О,  прекраснейшая  сеньорита!  Я  нижайше  молю  простить мне мою
грубость,  невольно  сорвавшуюся  с языка в вашем присутствии и сменить гнев
на милость...
	- Не юродствуйте, дядя Бальтазар, - перебила Агнешка.
	Бальтазар поперхнулся.
	- Ты научил?!
	-  Ага,  -  расхохотался  Феликс.  -  Ну, здравствуй, цыганская твоя
душа...
	Не  виделись они почти полгода: насколько Феликсу было известно, все
это  время Бальтазар путешествовал. Куда и зачем - всегда оставалось тайной.
Такие   вот  внезапные  и  вроде  бы  бесцельные  вояжи  Бальтазар  совершал
регулярно,  и  это  не  могло  не  отразиться  на  его внешнем виде. Туфли с
загнутыми  носами  были  персидскими,  синий  шелковый  халат с непременными
драконами  из золотой парчи - китайским, а о происхождении бронзового загара
можно было только догадываться.
	- Египет? - предположил Феликс, оглядев друга с головы до ног.
	- И Египет тоже... - махнул рукой Бальтазар. - Пошли в дом!
	Они  расположились  вокруг  маленького  белого  столика под аркадой,
окружавшей  внутренний  дворик,  или  патио,  как называл его хозяин дома на
родном   языке.   В   центре   патио   журчал   и  переливался  бриллиантами
кристально-чистой воды миниатюрный фонтан, выложенный пестрыми изразцами.
	-  А мы на парад ходили, - похвасталась Агнешка. - И дракона видели.
Он был из дерева, но все равно как настоящий.
	- Действительно, очень правдоподобный, - подтвердил Феликс.
	-   Ну   еще  бы,  -  хмыкнул  Бальтазар.  -  Еще  бы  ему  не  быть
правдоподобным, когда я сам год тому назад отбирал эскизы.
	- Ты?! - не поверил Феликс.
	-  Я.  А что? Раз уж они решили соорудить фанерный макет дракона, то
пусть он хотя бы будет похож на настоящего!
	- Резонно...
	-  Зря  смеешься. Люди уже стали забывать, что такое дракон и на что
он  способен.  Вон, недавно издали детскую сказку про доброго дракона - нет,
ты вслушайся, про доброго дракона! Совсем из ума выжили...
	- Так ты и детскую литературу отслеживаешь?
	- Ты же знаешь, я читаю о драконах все, - пожал плечами Бальтазар.
	- И как продвигается твоя монография?
	-  Медленно,  но  неуклонно.  Ну  да  Хтон с ней... Извини, Агнешка,
вырвалось.  Да  что  это  мы  все  обо мне? Вы-то как? Я смотрю, Агнешка уже
считай что взрослая стала. Невеста! Жениха еще не подобрала?
	- Скажете тоже, дядя Бальтазар! - залилась румянцем Агнешка.
	-  Кстати,  а  где  твои пацаны? - спросил Феликс. От этого "кстати"
Агнешка приобрела совсем уж малиновый оттенок.
	-  А  я  почем  знаю?  -  выгнул  бровь Бальтазар. - Умчались с утра
пораньше,  на Столицу поглядеть, провинциалы, понимаешь ли... И откуда в них
столько  энергии? Пили вчера на равных, я сегодня голову от подушки с трудом
оторвал, а им - хоть бы хны...
	- Это называется молодость... - сказал Феликс.
	- А мы, выходит, уже старики? - подозрительно прищурился Бальтазар.
	-   Никакие  вы  не  старики,  -  вмешалась  Агнешка.  -  Вы  просто
представительные мужчины.
	-  Умница,  -  похвалил  ее  Бальтазар,  горделиво подкрутив ус. - И
вообще,  дело  не  в  возрасте,  а  в  пройденном расстоянии... Только разве
соплякам это объяснишь? О, легки на помине. Явились...
	Они  не  просто явились: скорее, ввалились во дворик, оба до предела
взвинченные  и  взмыленные,  и  Себастьян  тотчас бросился к фонтану, окунул
голову  в  воду,  вскинулся  и  принялся  по-собачьи  отряхиваться, фыркая и
разбрасывая  веером  брызги,  а  Патрик устало прислонился к одной из колонн
аркады,  смахнул  пот со лба и, шумно дыша, как после долгой пробежки, начал
массировать  костяшки  кулака.  Потом они поглядели друг на друга, синхронно
ухмыльнулись  одинаково  кривой  ухмылкой,  одновременно вздохнули, переводя
дыхание,   и   негромко,   но   энергично   заржали.  Эта  почти  зеркальная
идентичность  поступков была тем удивительнее, что внешне между ними не было
ничего  общего.  Высокий и стройный Себастьян, с отцовским римским профилем,
тонкими  губами  и  черной  как  смоль  шевелюрой  совершенно  не походил на
коренастого  русоволосого  крепыша  Патрика,  но  вели  они  себя как родные
братья;  в  каком-то  смысле,  они ими и были... Себастьян зачерпнул горстью
воды  и  плеснул  на  Патрика;  тот  скорчил  зверскую  рожу  и  бросился  к
Себастьяну с явным намерением утопить его в фонтане.
	-  Где  вы  шлялись? - грозно спросил Бальтазар, пресекая веселье на
корню.
	-  Во-первых, доброе утро, папа! - моментально перешел в наступление
Себастьян. - И здравствуйте, дядя Феликс!
	- Привет, мальчики, - кивнул Феликс.
	- А во-вторых, мы не шлялись, а гуляли...
	-  Ах  вот  как?  И  где  же  вы,  если не секрет, соизволили гулять
нынешним прекрасным утром, молодые люди? - Бальтазар стал сама учтивость.
	-  Погода  сегодня  и  впрямь  на  удивление  хороша...  - ни к кому
конкретно не обращаясь, проговорил Патрик, опуская правую руку в фонтан.
	- Мы гуляли по Городу, - степенно ответил Себастьян.
	-  Неужели?  И  в  какую драку вы умудрились сунуть свой нос на этот
раз?
	-  Это  была  не  драка. Это был кулачный бой... - разъяснил Патрик,
расслабленно помахивая ладонью. На костяшках алели свежие ссадины.
	-  На ярмарке устроили кулачные бои. Выходят на ринг два амбала, вот
таких,  -  Себастьян  показал  руками, каких именно, - и начинают друг друга
дубасить.  Ни тебе техники, ни тактики - просто меряются, у кого лоб крепче.
Идиотизм!  А потом стали зазывать добровольцев из толпы. Ну я Патрика вперед
толкнул, он и вышел...
	-  Кто  ж  знал,  что  по  ихним  правилам  колени  ломать нельзя, -
проронил Патрик.
	-  А  там  ведь  ставки,  тотализатор,  и соответственно - вышибалы,
жандармы  подкупленные... В общем, еле ноги унесли. Заодно жандарму по морде
дали и еще пару ублюдков в больницу отправили...
	-  Себастьян,  - ласково проворковал Бальтазар. - Сынок! Сколько раз
я  тебя  просил  не  лезть в драки и не выражаться при дамах? А?! Стервец ты
эдакий! А от тебя, Патрик...
	-  При  дамах?  -  прервал  его  Себастьян, оглядываясь по сторонам.
Агнешка,  несколько  оробевшая при появлении юных сорвиголов, была скрыта от
его  взора  высокой  спинкой  плетеного  кресла.  -  О  горе мне! - вскричал
Себастьян,  обойдя  кресло  и  припадая  на  одно  колено.  -  Как  я посмел
оскорбить  слух  столь  изысканной  сеньориты,  удостоившей своим посещением
скромное обиталище...
	-  Не  юродствуй, Себастьян! - велел Бальтазар, подмигнув Агнешке. -
И не пытайся сбить меня с мысли...
	-  Милая  Агнешка,  -  вдохновенно сказал Патрик, появляясь с другой
стороны  кресла. - Если этот паяц своим кривлянием позволил себе задеть вашу
честь,  то  я  считаю  своим долгом с клинком в руках наказать негодяя, дабы
ему и впредь было неповадно подшучивать над прекрасными дамами!
	Намек  был  понят  с полуслова. Себастьян молнией метнулся к двери в
кабинет, чтобы через мгновение вернуться с двумя мечами.
	-  Защищайтесь,  сударь!  -  воскликнул  он,  бросая один из клинков
Патрику.  Тот  поймал  меч  на  лету,  и  противный  лязг скрещиваемой стали
заставил  Бальтазара  скривиться так, будто он впился зубами в сочный лимон.
Родительское нравоучение откладывалось на неопределенный срок.
	-  Пошли  отсюда,  -  бросил он Феликсу, поднимаясь из кресла. - Это
надолго...
	- А можно, я посмотрю? - спросила Агнешка.
	- Даже нужно. Они ж из-за тебя дерутся!..
	Рабочий  кабинет,  а  по совместительству - библиотека Бальтазара, и
был  той  самой  квинтэссенцией всей дракономании, присущей жителям Столицы.
На  дальней  стене  висела  ловчая  сеть, сплетенная из толстых просмоленных
канатов;  на  стене  же,  обращенной к патио, в простенках между окнами были
развешены  скрещенные  мечи  и  гизармы  с  хищно выгнутыми крючьями, поверх
которых  тускло  мерцали покрытые окалиной щиты с отметинами клыков и когтей
чудовищных  размеров, а над ними, под самым потолком, желтели покоробившиеся
от времени старинные гравюры, изображавшие драконов всех видов и мастей.
	В  кабинете  стоял  книжный шкаф, но большинство увесистых инкунабул
были   сложены   горой   у  подножия  письменного  стола.  Стол,  украшенный
нефритовым   письменным  прибором,  также  был  завален  раскрытыми  томами,
содержание  которых  легко  определялось  при первом же взгляде на красочные
миниатюры,  где  драконов резали, кололи, рубили и заваливали камнями. Серые
томики   "Анналов"   лежали   вперемешку   с   инкрустированными  золотом  и
самоцветами   пергаментными   фолиантами,   торчали   закладки   из  древних
бестиариев,  громоздились стопки глиняных табличек, свешивались с края стола
папирусные  свитки...  Подобный хаос наводил на мысли о рабочем месте скорее
литератора  или букиниста, чем драконоубийцы, но позади стола, над маленьким
выцветшим  гобеленом  (нет  нужны  говорить,  что  на  нем  было  вышито), с
деревянной  доски в форме геральдического щита с холодной ненавистью глядела
стеклянными глазами настоящая драконья голова.
	Этот  -  главный!  -  предмет  гордости хозяина кабинета почти вдвое
уступал   размерами   аналогичному   трофею   в  вестибюле  Школы,  но  зато
десятикратно  превосходил его по части злобности. Бальтазар трижды возвращал
голову  таксидермисту,  пока  морда чудовища не приобрела выражение поистине
адской  ярости.  Можно было только сожалеть, что имя убиенного дракона так и
осталось  неизвестным:  Бальтазар  с  чудовищами  бесед  не  вел, а опознать
дракона по книгам не удалось...
	Разыскав  под  книжными  завалами  колокольчик,  Бальтазар попытался
заглушить   лязг   оружейной  стали  мелодичным  серебряным  перезвоном,  не
преуспел в этом начинании, и попросту гаркнул во всю мочь:
	- Марта!
	Прицокала давешняя девица, теребя оборочки фартука.
	- Принеси нам, девонька, чего-нибудь легкого... Кларету, например.
	-  Да, сеньор Бальтазар. - Платье на горничной было немногим длиннее
юбок  майореток,  и  когда  она  делала  книксен, Феликс с трудом удержался,
чтобы не сглотнуть.
	-  Все никак не угомонишься? - спросил он у Бальтазара, когда девица
удалилась.  - По-прежнему меняешь горничных раз в полгода? Пора бы научиться
обуздывать вожделение.
	-  Вот  еще!  -  фыркнул Бальтазар. - Рано ты меня хоронишь. Слышал,
что  Агнешка  сказала?  Представительный  мужчина,  во!  А  устами  младенца
глаголет истина... Слушай, а чего она какая-то невеселая?
	-  Агнешка? Из-за грифона. Хотела на него посмотреть, а он, сволочь,
издох. Ей и обидно: она ведь никогда магических тварей не видела.
	-  Ба! Так за чем остановка? Своди ее в Школу, там в подвалах держат
пару гулей - пусть посмотрит, а то через пару лет они совсем сгниют...
	-  С  ума  спятил?  -  Феликс  покрутил  пальцем у виска. - Я поведу
ребенка на трупожоров смотреть?
	-  А  что?  Я  своим  пацанам когда-то мантикору показывал. Помнишь,
Гектор  изловил одну живьем и все хотел выдрессировать, чтоб она на драконов
кидалась?  Себастьяну  тогда  лет  десять было, а Патрику и того меньше... И
ничего с ними не случилось.
	- Как же, не случилось. Заявления они так и не забрали?
	На лицо Бальтазара опустилась тень сожаления.
	-  Нет,  -  проворчал  он.  - Так я их и не отговорил... Э-хе-хе, не
хотел я своим детям такой судьбы, но тут уж ничего не попишешь...
	Оба  героя  погрустнели, но тут вернулась Марта, и в руках у нее был
поднос,  а  на  подносе  - графин с кларетом и два фужера муранского стекла.
Хозяин разлил вино по фужерам и произнес тост:
	- Чтобы нашим детям не пришлось повторять ошибки отцов!
	Феликс  никогда  не имел привычки пить с утра, но не выпить за такое
было   просто  нельзя.  Бальтазар  же,  опохмелившись,  повеселел,  перестал
потирать висок и морщить лоб и прикрикнул в открытое окно:
	- А ну, тише там!
	Лязганье стихло, и вежливый голос Патрика ответил:
	- Извините, дядя Бальтазар! - а потом Себастьян безжалостно добавил:
	- Но пить надо меньше! - и лязганье возобновилось с прежней силой.
	-   Вот  нахал,  -  возмутился  Бальтазар.  -  Да  как  он  с  отцом
разговаривает?  И  в  кого  он  такой  пошел... Неужели я в его возрасте был
таким же наглецом?
	-  Нет,  -  успокоил его Феликс. - Ты был хуже. Если мне не изменяет
память,  в  первый  день  своего пребывания в Столице ты подрался в таверне,
накостылял  по шее жандармам, нахамил Сигизмунду, вызвал на поединок Готлиба
и едва не загремел в каталажку...
	-  Да-а...  -  протянул  Бальтазар,  мечтательно  прикрыв  глаза.  -
Славные были денечки!
	С  той  поры  "славных денечков" минуло уже немало лет, но Бальтазар
так  никому  и  не  поведал,  что  же  побудило  юного испанского идальго из
благородной,   хотя  и  обедневшей  семьи  покинуть  отчий  дом,  верхом  на
смехотворной  кляче  добраться  до  Столицы  и  поступить в Школу, тем самым
лишая  себя  всех  дворянских  титулов  и  навсегда  отсекая  свою  ветвь от
генеалогического древа предков.
	За   прошедшие  годы  тощий  и  долговязый  юноша  успел  возмужать,
окрепнуть  и  слегка  постареть.  Он  обзавелся  лихими  усами и треугольной
бородкой-эспаньолкой;  заполучил  пару-тройку  шрамов  на  лице  и  отпустил
волосы  до середины лопаток, сейчас стянутые в конский хвост, в котором было
уже  немало  серебристых  прядей; стяжал себе славу драконоубийцы и делателя
рогоносцев;   построил  дом  в  испанском  стиле  и,  оставаясь  закоренелым
холостяком,   приютил   в   нем   незаконнорожденного  Себастьяна  и  своего
ирландского  племянника Патрика - чтобы потом послать их учиться в Мадрид; а
в  настоящее  время  он  читал  в  Школе  лекции  на кафедре драконоведения,
преподавал  фехтование  и  писал  монографию  о драконах. Характер же его не
изменился  абсолютно,  оставаясь  гремучей  смесью  испанской вспыльчивости,
дворянской  надменности,  героической  решимости и добродушной открытости по
отношению к немногочисленным друзьям...
	-  Будет  у  меня к тебе одна просьба... - сказал Бальтазар, вырывая
Феликса из омута воспоминаний. - Ты с Агнешкой еще долго гулять собираешься?
	-  В  нашем распоряжении, - Феликс щелкнул брегетом, - еще два часа.
А что за просьба?
	-  Ты  не  мог  бы  зайти  в  Школу и передать кое-что Сигизмунду? -
Бальтазар  снял  с  крючка  край выцветшего гобелена, за которым обнаружился
встроенный в стену несгораемый шкаф.
	- Не понял. Ты что, на церемонию не пойдешь?
	-  Придется,  куда  я  денусь...  -  сокрушенно  вздохнул Бальтазар,
извлекая  из  сейфа  увесистый  фолиант.  -  Только  я  боюсь,  что  вечером
Сигизмунду  будет не до того. Герои, студенты, почетные гости, банкет, то да
се...  А  он просил меня привезти ему эту книгу из Нюрнберга, я и привез - а
передать все время забываю.
	- Ты же неделю назад приехал! - возмутился Феликс.
	-  Да  не  до  того мне было, - виновато сказал Бальтазар. - Сначала
вещи  разбирал,  потом  отсыпался с дороги, отъедался опять-таки, потому что
нету  на свете кухни хуже тибетской... А потом детишки наведались, надо было
встретить, а встречу - отметить. Сам понимаешь...
	-  Я-то  понимаю.  Разгильдяем ты был, им и остался. А вот поймет ли
это Сигизмунд?
	-  А  ему  не  к  спеху.  Просто  неудобно  получается, я ведь снова
запамятовать  могу...  Будь другом, отнеси. Скажешь, сувенир из Нюрнберга. А
я за тобой вечером заеду, идет? Часам к шести тебя устроит?
	Феликс  задумчиво потер подбородок, оценил возможность прокатиться в
комфортабельной карете вместо тряской двуколки, и кивнул.
	- Уговорил. Давай сюда свой сувенир.
	Книга оказалась на удивление тяжелой...



3

	От  дома Бальтазара до Школы удобнее всего было добираться омнибусом
пятого  маршрута.  Но из-за фестиваля бродячих актеров, начало которого было
назначено  ровно  в  полдень,  множество  полотняно-белых и лоскутно-пестрых
фургонов,  составляющих  целые  поезда,  заполонило  улицы Верхнего Города и
образовало  затор  на  Цепном  мосту.  Естественно,  о  регулярном  хождении
омнибусов  речи  уже  не  шло.  Конные  констебли  попросту не справлялись с
наплывом  гужевого  транспорта  со  всей Ойкумены. Самое интересное, что эта
история  повторялась  из  года  в  года  с неизменным результатом: фестиваль
всегда  начинался  под  вечер, даже если бургомистр пытался перенести начало
на  ранее  утро;  предусмотрительные  актеры  заранее  запасали  факелы  для
освещения своих балаганов.
	Феликс  остановил извозчика и подсадил Агнешку в открытое ландо. Они
пересекли  реку  по  Троллиному  мосту, сделав небольшой крюк, и подъехали к
парадному крыльцу Школы.
	В  Школе  царила предпраздничная суета. Огромная люстра была спущена
на  тросе  на  пол  для  замены  свечей и удаления пыли с каждой хрустальной
висюльки. Повсюду стояли ведра, стремянки, щетки и швабры.
	Студенты,   рекрутированные  Сигизмундом  в  качестве  разнорабочих,
занимались  уборкой:  мыли  окна, натирали мастикой паркет, выуживали клочья
паутины  из  пасти  Нидхегга,  при помощи наждака счищали ржавчину с древних
рыцарских  доспехов,  раскатывали  по  лестницам  красные  ковровые дорожки,
наводили  лоск  на  потускневшие  дверные  ручки  и даже, хоть и без особого
рвения,  штопали  проеденные  молью дыры в гобеленах, не забывая при этом на
все  лады  проклинать  "старого  педанта"  Сигизмунда. Феликс завел внучку в
трофейный  зал,  где  троица  старшекурсников выбивала вениками пыль из меха
вервольфа,   усадил  на  подоконник,  наказав  держаться  подальше  от  этих
обалдуев,  поднимающих в воздух целые вихри мельчайших пылинок, золотистых в
солнечном  свете,  потом пригрозил обалдуям страшными карами, если хоть одна
пылинка коснется леди Агнесс, и отправился на поиски Сигизмунда.
	"Старый  педант"  оказался  столь же вездесущим, сколь и неуловимым.
Его  видели  все  и  видели  не  позднее, чем пару минут назад. Он ухитрялся
"буквально  только  что"  побывать  в  разных  концах  Школы  и перекинуться
словечком  с  каждым, к кому обращался Феликс. Идя по горячим следам, Феликс
обошел  оба  крыла  Школы  и  даже  спустился  в  подвал,  где  в мастерских
несчастливые  старшекурсники,  волею  жребия  отобранные  для  почетной,  но
занудной  миссии встречи гостей, оттачивали на станках лезвия церемониальных
алебард.  Необходимости  в  этом  не было никакой, но, твердо усвоив главный
постулат  Бальтазара  -  "тупой  клинок есть признак тупости его владельца",
студенты  прилежно  доводили  хрупкую  орнаментированную сталь до бритвенной
остроты,  втайне  лелея  надежду,  что  во  время  прибытия  гостей  с  неба
обрушится  дракон  или,  на  худой конец, какой-нибудь виверн, и предоставит
декоративным   стражам   шанс   пустить   алебарды  в  дело.  Побеседовав  с
обреченными  на  многочасовое  стояние у парадного крыльца жертвами этикета,
Феликс  уяснил, что разминулся с Сигизмундом на каких-то пять минут, и пошел
на второй круг.
	Поначалу   он  даже  счел  забавной  эту  охоту  на  Сигизмунда,  но
заглядывая  в  пустые  кабинеты  и  аудитории  в  третий  раз,  Феликс начал
потихоньку  раздражаться. Окованный железом фолиант весил не мало, и таскать
его  под мышкой было чертовски неудобно. Утомившись от бесплодного блуждания
по  Школе,  Феликс  присел  на  перила  лестницы  и  стал изучать сувенир из
Нюрнберга,   рассчитывая,   что   рано  или  поздно  вездесущему  Сигизмунду
неизбежно  придется  пройти  мимо него. "В конце концов, если долго сидеть у
реки..." - припомнил Феликс китайскую пословицу.
	Определить   содержание   увесистого   фолианта   не  представлялось
возможным:  на  обложке  из  коричневой  кожи  с медными уголками был только
замысловатый   вензель   (змея  под  короной),  тоже  из  меди,  уже  слегка
позеленевшей.  Постучав  пальцами  по переплету, Феликс п