ов, ибо частота ударов железа о дерево
была слишком велика для одного дровосека.
	"Так-так,  -  подумал Феликс, заглядывая в амфитеатр. В центре арены
сиротливо  лежала  горка  учебных  деревянных  мечей,  которых  Бальтазар не
признавал в принципе. - Что он еще затеял?"
	А   затеял  Бальтазар  следующее.  Фехтуя  в  одиночку  против  трех
студентов,  он,  помимо  палаша,  вооружился  еще  и колченогим табуретом, и
именно  этим предметом отражал удары своих оппонентов, держа палаш на отлете
и  только  изредка  совершая  им  стремительные,  как  бросок  змеи, колющие
выпады.  Эспадроны  студентов  вязли  в  табурете, откалывая от него длинные
щепки,  а Бальтазар, играючи кромсая студенческие защитные жилеты (к которым
он  также относился неодобрительно), непрестанно балагурил, наряду с уколами
сталью  нанося  еще  и  уколы словами. И последние воспринимались студентами
куда болезненнее первых...
	-  Ох,  лесорубы,  ох, и лесорубы же! - скалил зубы Бальтазар, тесня
противников  к верхним ярусам амфитеатра. - Ну кто так меч держит?! Мальчик,
возьми  топор,  тебе  будет  с ним удобнее! А ты чего встал? Забыл, что надо
делать?  Посмотри  в  шпаргалку,  олух!  -  Подобные  советы  он сопровождал
унизительным  лупцеванием табуретом пониже спины. - Напоминаю, ваша задача -
меня поцарапать! А иначе зачета вам не видать!
	За  ехидной  болтовней  он  едва  не  прозевал момент, когда один из
эспадронов,  лишенный  страховочного колпачка, ужалил его обнаженным острием
в  лицо.  Почти  ужалил,  разумеется.  Бальтазар провел с мечом в руках куда
больше  времени,  чем все три его противника вместе взятые, и поймать его на
прямой укол было затруднительно.
	-  Вот!  -  возликовал  он,  уклоняясь  от  эспадрона и охаживая его
владельца  плоской  стороной  клинка.  -  Уже  лучше!  Побольше  агрессии  и
юношеского задора! Энергичнее! Во время боя главное - не уснуть! Работаем!
	Плотные  жилеты  запыхавшихся  студентов  уже  свисали  лоскутами, а
эспадроны  рассекали  воздух  явно  наобум, когда обкорнанный со всех сторон
табурет  не  выдержал  и  разлетелся  на  куски. Тотчас противный деревянный
хруст  сменился  благородным,  хоть и не менее противным, стальным лязгом, и
Бальтазар  начал  сдавать. Годы, годы, что ж вы хотите... Движения его стали
замедленными,  появилась  одышка,  и  шагом  за  шагом  он терял завоеванные
позиции, отступая под натиском приободрившихся студентов вниз, к арене.
	Феликс  усмехнулся,  скрестил  руки  на  груди и приготовился ждать.
Урок обещал быть любопытным.
	Наконец,  Бальтазар  упал.  Его  ноги  заплелись,  палаш  очертил  в
воздухе  дугу,  и  испанец  рухнул  на арену, подняв в воздух столб пыли. Он
даже  ухитрился  застонать и скривить физиономию, сымитировав то ли перелом,
то   ли   сильный   ушиб.   Разгоряченные   схваткой  студенты  обомлели  от
неожиданности  и  замерли,  как  истуканы.  Это  и  было их главной ошибкой.
Бальтазар  по-кошачьи извернулся, метнул горсть песка им в глаза, после чего
зацепил  за  щиколотку  первого, пнул под колени второго и вышиб ноги из-под
третьего.  Уронив всех троих, он легко вскочил на ноги и принялся отряхивать
с камзола опилки и песок.
	-  Ну  и  что  это было?! - грозно рявкнул он. - Выставка манекенов?
Какого Хтона вы не нападали, пока я лежал?!
	Охая и потирая отбитые в падении места, студенты начали подниматься.
	- Я вас спрашиваю, что это было? Почему вы замерли?
	- Это бесчестно... - просипел один из юношей.
	- Что-о?!
	- Нападать на лежачего... Это бесчестно!
	-  Экий  ты,  братец,  идиот! - умилился Бальтазар. - Ну при чем тут
честь?
	- При том, - буркнул юнец.
	-  Запомни,  парень:  с  честью надо жить и с честью надо умирать. А
бой  -  это  танец  между  жизнью и смертью, и для чести там места нет! Есть
только  ты,  твой  меч  и  твой  враг.  А  тебе что здесь надо? - заметил он
Феликса.
	- Ты еще долго?
	- Как только, так сразу! - огрызнулся Бальтазар.
	- Я тебя подожду, - миролюбиво сказал Феликс.
	- Снаружи! - приказал испанец.
	Снаружи  было  темно  и  сыро. Факелы на стенах зажигались только по
большим  праздникам,  и  коридорчик  тонул в полумраке. За дверью, ведущей в
амфитеатр,  Бальтазар  продолжал грубо поносить студентов, а откуда-то сбоку
сквозняк  принес  с  собой  приглушенные  голоса.  "Не понял, - насторожился
Феликс.  -  Кто  это  может  быть?  На четвертой-то паре? Неужели кто-то еще
остался в мастерских?" - подумал он, спускаясь по винтовой лестнице.
	Но  голоса  раздавались  не  из  мастерских,  а  из  полуподвального
помещения,  некогда  используемого  в  качестве подсобки. "Ах вот оно что, -
подумал Феликс. - Надо же, откуда здесь столько народу?"
	...Лет  десять  назад Огюстен стал вести в Школе факультативный курс
по  теории  магии, и Сигизмунд отжалел для этой цели бывшую подсобку. Обычно
здесь  бывало  не  более  трех-четырех  человек,  но сегодня все желающие не
смогли  уместиться  в крохотной комнатушке и ютились на лестнице, жадно ловя
каждое  слово велеречивого француза. Феликс тихо подошел поближе и незаметно
присоединился к студентам.
	-  Забудьте  про  фолианты из человеческой кожи, корень мандрагоры и
волосы  девственницы!  - витийствовал Огюстен. - Выбросите из головы всю эту
дешевую  атрибутику!  Магия  есть возможность воплощать свои желания. Точка.
Все  остальное  -  свечи,  пентаграммы и заклинания - это баловство, которое
иногда помогает сконцентрироваться...
	Огюстен обвел притихших студентов победоносным взглядом и продолжил:
	-  Чтобы  чего-то  добиться,  надо  этого  захотеть. Каждому из нас,
верно?   Если   кто-то   из   вас  захочет,  скажем,  иметь  красивую  жену,
необязательно  свою, то для этого придется совершить ряд косвенных действий,
как-то:  покупка  цветов  и  подарков,  распевание  серенад  под  балконом и
выгуливание  объекта  страсти  под  луной.  Но  в  основе  всех этих суетных
телодвижений   лежит   одно:   желание.  То  самое,  первоначальное  желание
раздвинуть  ноги  этой  красотке.  И  для мага желание само по себе является
ключом  к  его  исполнению!  Причем исполнению немедленному, минуя все этапы
ухаживания  и  прочую  суету. Желание инициирует, воспламеняет силу мага - и
сила  срабатывает.  Бац,  и девка в койке! И чем сильнее маг, тем меньше ему
для  этого  требуется  стричь  девственниц  и  пачкать  пол  мелом и воском.
Пожелал - сбылось, вот истинная магия!
	-  А  как  действует  эта...  магическая  сила? - неуверенно спросил
чей-то голос.
	-  Как  камертон,  -  уверенно  ответил  Огюстен. - Сила мага чем-то
сродни  звуковой  вибрации.  Сила проистекает от желания, и она же усиливает
его.  Начинается резонанс, ткань реальности поддается, и из ничего возникает
что-то.  Неважно, что именно: страсть в сердце фригидной красотки, или замок
на  месте  руин, или жизнь в полусгнившем трупе... Важно, что этого не было,
а  потом  появилось.  Само.  Потому  что маг так захотел. В обиходе подобные
явления называют чудесами, и, собственно, это они и есть...
	Схватка  в амфитеатре, очевидно, возобновилась, потому что с потолка
бывшей   подсобки,   расположенной   аккурат   под   трибунами,   посыпалась
штукатурка.  Огюстен  сморщился,  как  моченое  яблоко,  взмахом руки пресек
попытку задать следующий вопрос и заявил:
	-  Но  чудеса  похожи на пирожные! В том смысле, что бесплатных - не
бывает!  И  если  для  кого-то  из вас попытка соблазнить чужую жену чревата
неприятной  беседой  с бодливым рогоносцем, то маг после претворения в жизнь
своих желаний сталкивается с куда более серьезными проблемами.
	- Чудовища... - пробормотал кто-то, но Огюстен замотал головой:
	-   Магические  твари  -  это  как  соседи,  разбуженные  бренчанием
мандолины  под  окном.  Побочный  эффект,  ерунда! Цена, которую платит маг,
куда страшнее всех вурдалаков и баргестов вместе взятых!..
	- Черная кровь? - предположил (почему-то шепотом) один из студентов.
	-  Да  хоть  зеленая! Все эти физиологические изменения в организмах
магов  сродни  преждевременному  облысению  закоренелых  бабников:  досадно,
конечно,  но оно того стоило... Еще гипотезы будут? Нет? Тогда я продолжу, с
вашего  позволения...  Все дело в том, что способность человека желать вовсе
не  так  безгранична,  как  принято  думать.  Это  когда  ты  привык считать
большинство  своих  желаний несбыточными, то и желать их можешь сколь угодно
долго.  "Хочу,  но  не могу" - нормальное состояние обычного человека. А маг
может.  Хочет  -  и  может.  Все,  что захочет. И что же удивительного, если
реализация  желаний  начинает опережать появление новых? "Могу, но не хочу".
Вы хотя бы представляете себе весь ужас подобной ситуации?
	Ответа на риторический вопрос не последовало. Огюстен кивнул:
	-  Я  так и думал... Итак, рано или поздно всемогущий маг оказывался
в  положении...  м-м-м...  чревоугодника,  у  которого  пропал  аппетит. Что
делать,  если привычные удовольствия опостылели, и все взлелеянные с детства
мечты  -  сбылись?!  И  тут  маг  замечает,  что вокруг него ошивается масса
людей,  у  которых  желания  намного  превышают возможности. Условно говоря,
голодных,  которые с завистью таращатся на чревоугодника и думают: "Эх, я бы
на  его  месте!!!" Конечно, чревоугодник может вступить на путь альтруизма и
накормить  голодных  -  еды, или силы, хватит на всех (чем больше этих всех,
тем  больше  будет  еды!),  но  вот незадача - последнего мага-альтруиста из
благодарности  прибили  к  кресту!  Тут уж поневоле призадумаешься, стоит ли
метать  бисер перед свиньями и не лучше ли пустить этих свиней на ветчину? И
тогда  маг  делает  то,  на что не способен ни один чревоугодник в мире. Маг
присваивает  себе  чужой  аппетит.  Он  начинает кормиться за счет аппетитов
своих  подданных.  Отсюда  -  феоды, отсюда - крестьяне, отсюда - конвенция,
отсюда - магические войны и прочее, прочее, прочее...
	-  Что  же  это  выходит?  -  спросил  студент,  в  котором Феликс с
удивлением узнал Патрика. - Маг может украсть у человека мечту?
	-  Э  нет!  Не  все так просто. Украсть у человека мечту - все равно
что  отбить  у  него  жену.  Он  всегда  может завести себе новую. А то, что
проделывали  со  своими  подданными  маги...  это  что-то  вроде  кастрации.
Крестьяне,  живущие  под крылом мага, теряли не только свои мечты, но и саму
способность мечтать - духовную потенцию, если угодно!
	-  А  почему, - не унимался Патрик, - маги блюли конвенцию? То есть,
я  понимаю,  почему  они сохраняли границы феодов, ведь каждый берег свое...
пастбище,  но  почему  они позволяли существовать городам - этим рассадникам
героев?
	Будущие  герои  при  слове  "рассадник" захихикали, а Огюстен поднял
палец и сказал:
	-  О! Вопрос на пять баллов... - То ли фехтовальщикам все же удалось
оцарапать   Бальтазара,  то  ли  (что  Феликсу  казалось  более  вероятным),
Бальтазар  загонял  своих  визави  до  обморока, но так или иначе, а потолок
подвальной  аудитории  перестал вздрагивать, и тоненькие ручейки осыпающейся
штукатурки  иссякли.  Огюстен заметно обрадовался и понизил голос до этакого
доверительного  шепотка:  - А теперь, когда ваш папенька наконец угомонился,
скажите  мне,  Патрик,  по  секрету  -  вы никогда не задумывались, кто еще,
кроме героев, всегда... э-э-э... зарождался в городах?
	- Ну...
	-  Вижу,  что не задумывались. А Метрополия, к вашему сведению, была
родиной  не  только героев, но и... - Огюстен выдержал драматическую паузу и
изрек:  -  ...магов!  Да-да,  -  воскликнул  он,  перекрикивая  возбужденных
студентов,  -  именно  магов!  Ведь  магическая  сила  просто не в состоянии
проявиться  в  инертной,  лишенной  всяких  желаний  и высосанной до донышка
атмосфере  феода! Да и на кой ляд магу конкурент под боком? А на кой ляд ему
вообще  конкурент?  -  спросите  вы,  и будете правы, но! Благодаря господам
героям,  поголовье магов постоянно и с пугающей регулярностью сокращалось, и
маги  были  вынуждены терпеть вольные города - ведь там взрастала их молодая
смена... До недавних пор.
	- А почему - до недавних пор? Что изменилось?
	-  Кто  знает?!  -  развел руками Огюстен и задумчиво предположил: -
Может быть, люди просто разучились мечтать...



4

	-  Складно  врет,  - вполголоса сказал Бальтазар, и Феликс вздрогнул
от  неожиданности.  Шумный  и громогласный испанец при желании мог двигаться
беззвучно,  как  кошка.  Или кот, что было точнее. Он уже успел раздеться до
пояса  и  окатить  себя  ледяной  водой  из  бадьи, и теперь, собрав длинные
волосы в узел на затылке, растирал шею полотенцем. - Заслушаться можно!
	- Да уж... - Феликс одобрительно поцокал языком. - Какой талант!
	Манера  Огюстена говорить уверенно и напористо о вещах, в которых он
разбирался  более  чем умозрительно, завораживала. Было что-то гипнотическое
в  том,  как  безапелляционно  он  излагал свои шаткие домыслы, одним только
тоном  голоса  превращая их в твердые и неопровержимые факты. Пропадала даже
охота  их  опровергать  или  вступать  в  спор.  Тем  более,  если  раньше и
существовала   гипотетическая  возможность  того,  что  некий  маг  поставит
теоретика на место, то теперь у Огюстена были развязаны руки.
	-  ...Ну что значит "черная и белая магия"?! - горячился он, отвечая
на  чей-то  вопрос. - Как может топор быть черным или белым в зависимости от
того, дрова им колют или черепа невинных младенцев? Топор всегда топор!..
	-  Да-а,  -  протянул  Бальтазар,  наматывая  полотенце  на кулак. -
Редкое  трепло.  Не  задурил бы он пацанам голову, философ доморощенный... -
Он привстал на цыпочки и посмотрел поверх голов. - Ба! И Патрик здесь?
	Мимо   них   прошмыгнули  трое  измочаленных  фехтовальщиков,  чтобы
присоединиться  к  остальным  студентам.  Бальтазар  проводил их добродушным
хмыканьем и подкрутил ус:
	-  И  чего  они  липнут  к  этому пустослову, как мухи на дерьмо? На
моих-то  лекциях  явка  поменьше будет... Кстати, ты того мальчонку часом не
тренировал? - Он указал на одного из своих экс-оппонентов.
	-  Андреаса?  -  уточнил Феликс, всмотревшись повнимательнее. - Было
дело. Летом еще... Я дал ему всего пару уроков.
	- То-то я смотрю, манера знакомая...
	-  Между  прочим,  я  только  что  виделся  с его папашей, - сообщил
Феликс  и  вкратце  пересказал  услышанное от Сигизмунда. Вопреки ожиданиям,
Бальтазар   отреагировал   довольно-таки   вяло:  излишки  агрессивности  он
выплеснул  во  время учебного боя, и наглость префекта и цеховика его скорее
позабавила.
	-  Добровольной  дружины, значит... - ухмыльнулся в усы Бальтазар. -
Эх, жалко меня там не было!
	-  Кто  там все время бубнит в заднем ряду?! - вознегодовал Огюстен.
- Эй, там, в коридоре, потрудитесь соблюдать тишину!
	Бальтазар от удовольствия разве что не замурлыкал.
	- Ты зачем меня искал? - спросил он нарочито громким шепотом.
	-   Сигизмунд  велел  тебе  передать,  что  -  цитирую  -  "книги  в
библиотеку надо возвращать вовремя!"
	-  Потерпит! - отрубил Бальтазар. - Я в "Калевале" интересный пассаж
раскопал:  про  то,  как маг Лемни... Лемкин... Лем-мин-кяй-нен, - по слогам
выговорил  он,  -  замочил  дракона.  Представляешь?  Маг  убил  дракона!  И
непростого, а стоглазого и тысячеязыкого, я о таких вообще не слышал!
	-  По-моему,  ты напрасно так буквально трактуешь древние эпосы. Там
аллегория на метафоре сидит и гиперболой погоняет...
	-  Ох и нахватался ты умных слов, я погляжу! - нахмурился Бальтазар.
-  А  врать так и не научился: никогда не поверю, что ты меня искал, а потом
дожидался из-за такого пустяка!
	Феликс  помедлил в задумчивости. Присутствие Патрика спутало ему все
карты:  обеспокоенный судьбой сына Бальтазар мог запросто сгрести племянника
в  охапку  и  вытрясти  из  него всю правду, а Феликсу меньше всего на свете
хотелось  выглядеть  фискалом  в глазах Патрика. Но отступать было некуда, а
врать он действительно никогда не умел.
	- Ты Себастьяна когда видел в последний раз?
	-  Себастьяна?  - растерялся Бальтазар. - Давно. Я и не помню уже...
И на лекциях что-то он не появляется.
	- Вот-вот. Я Патрика спрашивал, говорит - болеет он...
	-  Болеет? - помрачнел Бальтазар. - Чертов дурень! Я же ему объяснял
все!  Болеет!  А  впрочем,  - добавил он легкомысленно, - я в его в возрасте
тоже часто болел. Тут главное - не запускать, и все будет в порядке.
	- Не понял... Чем это ты болел?
	-  Известно чем - насморком. Парижским чаще всего. Лишь бы этот олух
гусарский не подхватил!
	"Тьфу  ты!  - подумал Феликс и покрутил в голове этот вариант. - Да,
пожалуй, это все объясняет. И нечего было так пугаться..."
	-  Некромантия,  -  долдонил,  как  заведенный,  Огюстен, - к вашему
сведению,  есть  искусство  гадания - то бишь предсказания будущего и вызова
духов  умерших  путем  столоверчения.  Проще  говоря,  обычное шарлатанство!
Оживление покойников следовало бы называть некроанимацией...
	- Сейчас будет самое интересное! - сказал Бальтазар.
	-  Да  заткнетесь  вы там или нет?! - сорвался Огюстен и студенты, в
темноте да по недосмотру, попытались одернуть своих преподавателей.
	- Я, наверное, пойду... - сказал Феликс. - Ты со мной?
	- Не, я хочу послушать! Моя любимая часть!
	-  Ну, валяй... - хлопнул друга по плечу Феликс. Вслед ему доносился
уверенный голос Огюстена:
	-  И как можно называть "черной" магию, в основе которой лежит самая
светлая,  самая  чистая  и прекрасная мечта - мечта о вечной жизни? Конечно,
существование  зомби  и  вампиров  назвать  жизнью  можно  только  с большой
натяжкой, но по сути своей некромантия преследует самые благие цели...
	В  то  время  как Феликс блуждал, точно призрак, по коридорам Школы,
снаружи  по-зимнему  стремительно  угасал  день.  Вечерело; заходящее солнце
окрасило  сугробы  в  блекло-розовый  цвет,  и  отпустивший было мороз снова
взялся  за  свое.  Косые  закатные  лучи тускнели в сероватом воздухе, а тот
потрескивал  и гудел под тугими ударами порывистого ветра. Погода словно еще
колебалась:   набросить   ли   на   Город   кружевное   покрывало   льдистой
неподвижности или хлестнуть наотмашь пургой и метелью?
	Ну,  а  пока  силы  стихии выбирали очередную кару для осатанелых от
выходок  зимы  горожан, студенты Школы героев устроили практикум по освоению
метательного  оружия, отрабатывая приемы защиты и нападения на замок мага. В
роли  замка выступала сама Школа, обороняющиеся занимали позиции у парадного
крыльца,  атакующие  старались прорваться через улицу, а павшие в бою жались
к забору городского парка и выполняли роль арбитров.
	Рассыпчатый  снег  лепился  плохо,  и  за  каждым  брошенным снежком
развевался  шлейф мелкой и колючей пыли, вследствие чего над проезжей частью
улицы  постоянно кружилась белая взвесь. Феликс, объявив временный мораторий
на  ведение  боевых  действий, переждал, пока снег осядет и степенно пересек
улицу,  направляясь  к  остановке  омнибуса.  Степенность обошлась ему в два
попадания  снежком  между  лопаток, и для восстановления авторитета пришлось
снять  перчатки  и  тремя  точными бросками отправить к парковой ограде тех,
кому  было  невтерпеж  возобновить  осаду.  Студенты  взвыли  от  восторга и
ответили   ураганным  шквалом  снежков,  и  тогда  на  степенность  пришлось
наплевать,  вприпрыжку  улепетывая  от  вконец распоясавшихся юнцов. Покинув
радиус  прицельного метания, Феликс погрозил им кулаком, отряхнулся и быстро
зашагал к остановке.
	Торопиться  ему было, в общем-то, некуда, но мороз стоял нешуточный,
а  одет  Феликс  был  только  в  короткую куртку-венгерку на волчьем меху. С
ужесточением  холодов  мода  сделала очередной поворот на месте, и на улицах
снова   появились   длинные   пальто  с  каракулевыми  воротниками,  которые
считались  старомодными еще во времена молодости Феликса, и войлочные шинели
вроде  тех,  что  носят  гимназисты.  К  сожалению,  пару  лет  назад  Ильза
кардинально  обновила  его  гардероб,  выбросив  все "старье", в том числе и
слегка  траченную  молью, но очень теплую доху, привезенную из Петерб