медлили высшие инстанции.
     Ну и так кто же у нас дождется второго пришествия?
     Вон  там на  пьедестале кружится гигант-полковник  Мансуров из "Альфы".
Вальсирует он тут с  ярко подкрашенными мышцами за  то, что  поднял руку  на
своих братьев, на свободный Кавказ.
     А вот,  глянь  на поднос  -- все сто  частей  принадлежат  телу  одного
человека.  Если  точнее господину  Бетакису, крупному  бизнесмену  из города
Сочи. Не захотел  делиться прибылью с национально-освободительным движением.
Вот  теперь из  него  пазл  получился, детская мозаика. На первый взгляд его
сложнее  собрать,  чем  кубик  Рубика,  особенно  в  полумраке,  но  у  меня
получилось!  Дело в том, что все части  грудной  клетки фосфоресцируют белым
светом, а все кости, скажем, левой ноги -- зеленым, и так далее.
     А вон там с собственной  головой в руках некто Григорян, поднимает ее и
опускает за счет встроенного сервомеханизма.
     Этот  типчик  отлично  владел  арабским   и  вайнахским,   внедрился  в
"Аль-Харамейн",  но служил в российской разведке.  Причем неплохо служил. За
это глотку пилили ему медленно, тупым ножом.
     Соответственно распилке он присутствует тут в двух частях.
     Знаешь, Серега,  хоть  ты и работал на опережение, а все  ж  таки скажу
тебе, шансов выиграть у  тебя  было кот наплакал. Ты  ведь был глубоко один.
Даже ради Аньки Шерман  никто с места не стронулся. Менты,  наверное, ждали,
когда  Андрей  Арьевич  их,  как  следует,  многослойно  подмажет. А  всякие
посредники  ждали, когда  им  предложат  приличный  процент.  Есть  еще  так
называемые  международные  гуманисты,  от  Хьюман Вотч  до  Адама Сергеевича
Крикалева,  это  те, кто приковывает внимание мировой  общественности, когда
поступит  команда от  босса. Но и они не включили Аню в свои списки.  Потому
что команды не было. Ведь Анин папа враждовал с самим "Фармаландом", который
кормит всех профессиональных гуманистов на свете.
     Понимаешь,  можно  сторговаться почти  по  любому  вопросу,  если  есть
желание.
     Мансуров,  Бетакис   и  Григорян   не   вызвали   ни   у  кого  желания
поторговаться.  Свои посчитали  их  отыгранными  картами,  гуманисты слишком
не-своими.
     К примеру, если бы  этого осетина, этого грека  и этого армянина украли
бы ряженые казаки из города Краснодара, вот тогда появилась бы на ТВ-экранах
нужная  картинка, взывающая к лучшим чувствам,  и босс  сказал  бы "фас",  и
гуманисты  кинулись бы гурьбой  на выручку, на спасение от русско-имперского
коммуно-царизма...
     Теперь мы зал проезжаем, где, слава богу, нет сиюминутной политики.
     Тут   жертвы   всяких  великих  потрясений.   Под  стеклянным  колпаком
гренландский викинг Сигурд Даниэльссон,  пролежавший вместе  со  своей чумой
семьсот  лет в естественном холодильнике. Заполз  чумной гренландец  чего-то
под   водопад   и   окочурился.   А   водопад   замерз.   Сейчас   можно   и
робота-экскурсовода послушать,  он лучше расскажет...  Эпидемия чумы сыграла
огромную положительную роль в развитии,  понимаешь, европейской цивилизации,
она  повысила спрос на рабочую  силу,  уровень оплаты труда,  вызвала подъем
культуры  и технологии, бу-бу-бу-бля-бля-бля. Да, недосчитались мы  каких-то
там викингов, и вообще поголовье европейских людей на две трети уменьшилось.
Однако  нам их  совсем  не жалко  -- потому что  у оставшейся трети зарплата
выросла  и благосостояние. Я вам больше скажу, товарищ,  у оставшейся  трети
Ренессанс начался.
     Ну, выловил идею из этой трепотни?  Болезни, травмы и даже дама с косой
--  это все  страшно неприятно  для индивидуев вроде  нас с  тобой, но  зато
способствует развитию всего рода  человеческого. Именно эти на первый взгляд
неприятные  вещи и подгоняют прогресс. Хочешь  большого прогресса? Заказывай
хорошую эпидемия или мировую войну.
     А оцени-ка  эту композицию. Русский витязь с мечом в одной руке, другой
прижимает  малыша. Ах-ах. Это  кости  убиенных при взятии  Рязани Батыем.  В
Музее  Человека  редко  довольствуются костями, но  здесь  уж  больно  сцена
красивая.  Поэтому  и облачили  их  в  пластиковую  плоть.  Экскурсовод  нам
сообщает,  что  нашествие  Батыя  сыграло   огромную  положительную  роль  в
становлении государства Российского. Это он не отсебятину порет, а  цитирует
уважаемых академиков и всем известного Льва Николаевича Гумилева.
     Слева тоже антиквариат. Стеллаж с черепами хиосских греков. Если тебя к
живописи приучали, то  ты должен знать, что  сам  Делакруа  "хиосскую резню"
намалевал. Тут, значит, коллекция в пять тысяч черепушек, которые куплены за
большие, между прочим, деньги у одного обедневшего монастыря. На самом  деле
турки  вырезали  в  десять  раз  больше,  а  оставшееся население продали  в
рабство.  Самая масштабная резня  19 века.  А результат какой -- на  острове
наступила долгожданная стабильность.  Туркам понравилось, повторили еще раз,
только с армянами. И опять
     пришла  стабильность. Немцы  думают,  чем мы  хуже,  и проделали тоже с
евреями по  всей Европе при активной помощи просвещенных европейцев. Да вот,
незадача -- как  раз войну  прокакали. Немцам не  повезло, евреям  тоже.  Но
стабильность-то  в  Европе наступила,  и  какая  многолетняя. Не хуже, чем в
Турции.
     Динст, кстати,  из иудеев. Пусть и шустрый, но исполнительный, честный,
на лапу не берет. Идеальное второе лицо. Это еще Ленин оценил, когда взял на
работу Троцкого и Свердлова.  Если  что  не так, то на второе лицо можно все
грехи свалить. Был у нас троцкизм, а может еще появиться и динстуизм.
     Так что, можно  сказать, что один лишь Адольф Алоизыч впросак  попался,
но это скорее исключение из правила. И все потому, что у него не было своего
Динста. Вместо этого был у него Вагнер и прочие бредоносцы.
     Ну, теперь ты убедился, насколько убийства, особенно массовые, (назовем
их аккуратно "прополкой")  играют положительную роль в истории человечества?
Кому в самом деле-то лебеду жалко?
     Вот ты, чувствую, хочешь спросить меня, кто я таков, на чей я  стороне?
Национальность моя не играет никакого значения, хотя по  маме я  карачаевец,
есть такое гордое племя  в горах, но по папе  -- воронежец, то есть исконний
жлоб земли русской. И я горжусь своим жлобством.
     Я  на  той  стороне,  которая приходит на  смену  гибнущей цивилизации.
Приходят  варвары:  степняки,  горцы,  лесовики, жлобы  и прочая шпана.  Ты,
паренек,  надо  полагать начитанный, так что в  курсе того, как в пятом веке
Рим накрылся, в пятнадцатом Византия,  в двадцатом Российская Империя,  ну и
так  далее.  Варвары  --  они ведь  не  дураки,  у  них нет готовых  схем  и
придурочных кодексов  чести, но  у  них воля к  победе,  Серега. Поэтому они
обманом захватывают города, жгут районные библиотеки и запихивают порядочным
женщин сзади. А цивилизация не шибко-то и защищается, интеллигенты чувствуют
вину, извращенцы смазывают попу вазелином, чиновники ищут новые интересные в
материальном плане контакты, а такие тонкие исследователи как Энгельманн еще
и хорошо оплачивают варварство.
     И я когда-то  подумал,  зачем  мне стоять на стороне побежденных, я  не
хочу быть врачом  в  нищей  больничке, я не хочу быть  офицериком,  которого
сдает  собственный генерал, я не хочу быть торгашем,  который трясет  мудями
перед всякими там отморозками.
     Я хочу выигрывать. Поэтому я, извини уж меня за треп, и стал варваром.
     Нарколептический  укол обездвижил  Сережу  снаружи,  а эта  выставка  и
особенно треп распоясавшегося "варвара" -- изнутри. Внутри образовалась яма,
пустота, гармонирующая  с  онемением  мышц. Тьма на бездной,  день  восьмой,
творение закончилось.
     Но экскурсия продолжалась...

     Пластинаты, мумии  и  просто  кости мы уже  посмотрели, и  вот  теперь,
Шрагин, начинается самое интересное, поскольку  мы плавно  переходим в отдел
Светлого Будущего...
     Сергей  с некоторым опозданием заметил,  что у него  стынут конечности.
Значит, они добрались до холодильных мощностей Музея Человека.
     Кураев  аккуратно повернул голову экскурсанта, чтобы тот мог встретился
взглядом  с  Глазами.  Это были  не какие-нибудь заформалиненные  органы,  а
настоящие, живые, реагирующие на свет глаза. И не просто реагирующие на свет
-- они натурально следили за ним!
     Вот, Серега, первый удачный опыт Энгельманна  и Динста. Очи черные, очи
страстные  были  разморожены,  вставлены   в   контейнеры  жизнеобеспечения,
подсединены через биоинтерфейс к у управляющему процессору.
     Вот тема вторая. Что сделало из обезьяны человека? Ручной труд. Поэтому
на этой подставке мы видим отдельно взятую руку, которая способна трудиться.
По  крайней  мере  она  непрочь  схватить  вас за  горло. И на  укол иголкой
реагирует правильной моторикой -- дергается.
     Помпа  закачивает  и  выкачивает из нее кровезаменитель -- на  нынешний
взгляд, пожалуй, немножко громоздко выглядит. А нервы Энгельманн с товарищем
подсоединяли к  биоконтроллеру целую  неделю. Сейчас у них уже автоматика на
этой операции работает.
     А на правом  столе танцы-шманцы.  Что  нам особенно интересно в танцах?
Дамские ножки, и притом красивые. Энгельманн с Динстом взяли  все остальное,
оторвали  и  выбросили. Но, конечно,  пришлось  им  помучится с кровеносными
сосудами,  если  точнее  с тромбами. Как  верно  выразился анатом  Оппен  --
человек это цветок из кровеносных сосудов. Кучу времени наши немецкие друзья
убили   на  то,   чтобы  отрегулировать  кровяное  давление,  состав  крови,
конфигурацию  сосудов.  Нервы   замыкаются   на   биоадаптеры,   это   такие
органические чипы, а далее, через шину   на гигагерцные  интеловские подпроцессоры, а те уже  подключены  на
центральный процессор с терабайтной оперативной памятью.
     А теперь следующий вопрос, что самое  главное  в любом красном  уголке?
Правильный ответ: бюст вождя.
     И в красном  уголке  нашего  музея  бюст тоже имеется. Точнее голова  и
верхняя часть туловища. Где-то ниже кадыка тянется шрам, цвет кожи у  головы
и туловища заметно отличаются, не правда ли?
     Изначально Энгельманн с Динстом хотели одной говорящей головой обойтись
в стиле наших сказок,  но та  никак  не хотела функционировать сама по себе.
Думали, что это органические повреждения виноваты.  Стали выращивать нейроны
из зародышевых клеток, и закатывать внутрь. Однако, опять не клеится. Только
когда пришпандорили позвоночник, что-то забрезжило. Ну и тут масса  проблем.
Головной мозг отказался вдруг от сотрудничества со спинным мозгом, взятым от
другого  донора, поэтому  пришлось  отклонировать и  вырастить  так  сказать
родной спинной мозг. Впрочем, все остальные  ткани, что от европейского, что
от африканского донора отлично сработались.
     Интересно,  а если будет голова мужика, а бюст, так  сказать,  женщины?
Что окажется первичным?
     --  Ты  -  мачо, сексист  и просто  дремучий  тип,--  зазвучал немножко
смешной, как будто даже  из мультика, голос  Энгельманна.-- Если не  считать
гениталии,  то количество  отличий между средним мужском  и средним  женском
телом куда меньше, чем количество отличий между однополыми индивидами.
     -- А если посчитать гениталии, то я бабе могу вставить,  а она мне нет,
господин Энгельманн. И это существенно,-- пытался оспорить Кураев.
     -- Ну, давай учтем гениталии.  Я  тебе перешиваю пенис  на вагину, а ей
делаю наоборот. Плюс колю гормоны,  прогестерон и все такое,  что заставляет
расти твои молочные железы -- у тебя они тоже есть -- ты покрываешься жирком
и теряешь  волосы на лице. Курс  лечения  двадцать дней и ты просто  большая
неуклюжая баба, как ты выражаешься.
     --  Тьфу. Чур меня,  чур  верю,  верю, двадцать дней не надо тратить,--
забормотал Руслан под игривый почти девичий смех Энгельманна.
     -- Он, действительно, может,-- вновь обратился Руслан к Сереже.-- Он же
не только богатый, но, блин, и умный. А не просто хитрожопый как наши. А еще
ему достаточно подмигнуть  и  нас с тобой тиранозавр  бешеный поимеет. Не  в
Люксембурге,  конечно, здесь он максимум может полицию позвать, а где-нибудь
подальше  Одера...  Господин Энгельманн, а  чего  ж эта  голова  сегодня  не
говорит?
     -- Сегодня она  не в духе. Мы  там  немного понапутали с  водно-солевым
балансом, и сейчас она себя чувствует, ну, скажем, как человек, проплутавший
в пустыне дня три.
     --А я все равно попробую. Привет, голова! Если точнее, привет, Колян. У
тебя ведь тоже имечко есть.
     Голова разлепила синие  губы  и  испустила  стон.  Боль и  мука  словно
вылилась из прорези рта тяжелой густой жидкостью.
     -- И в самом деле, не в духе, не хочет даже вещать истину  и предрекать
судьбу. Ладно, Шрагин, не расстраивайся, у нас еще в запасе настоящий гвоздь
программы...
     Странное существо старательно  выдувало стеклянные сосуды  по старинной
технологии в  закутке, который для  стеба  был обставлен по последнему слову
средневековой техники. Существо выхватывало щипцами губчатую массу из горна,
нанизывало  на  трубку,  обмазывало  присадками   и   начинало  дуть.  Затем
подравнивало выдутую сосуд кусачками.
     Стеклодув трудился  как черт. Может, он  и был  чертом. Или нет, таких,
кажется, называют химерами.  Мускулистый волосатый  торс и руки дикаря, ноги
животного, даже хвост имелся, а голова искусного мастера...
     -- Вот он --  рабочий класс будущего.-- сказал  Энгельманн.- Как жалко,
что старик Маркс не может увидеть. Пока что.
     --  Господин   Энгельманн,   а   можно  я   все   это   буду   называть
франкенштейн-технологией?--   с  фальшивым  подобострастием  поинтересовался
Кураев.-- А вас  Виктором  Франкенштейном? Вы  не  возражаете?  Или,  может,
Рубиком наших  дней,  вы  же  новых людей  как  эти  самые кубики собираете.
Возражаете?  Ладно,  не буду. Вы имеете  полное  право дать  своим творениям
собственное имя. Торжественно заявляю, что  вы  конструируете  рабочий класс
будущего по энгельманн-технологии. Только и про буржуазию не забудьте, чтобы
было кому в оперу ездить и Вагнера слушать. А то ведь работягам только попсу
подавай.  И что,  позвольте  спросить, послужило  для  вас  первым  толчком?
Расскажите  пожалуйста  что-то типа,  как вы  сидели  под  деревом  и  вдруг
закричали "эврика"...
     --  "Эврика"  надо   кричать  в  ванной,  господин  Кураев,--  напомнил
Энгельманн.-- Сидел я однажды  в ванной,  рассматривая члены  своего тела, и
вдруг до меня дошло, что девяносто- девяносто девять процентов всей органики
свежего  покойника   может  функционировать  и  дальше.  Почему  бы  это  не
использовать,  если  появились  новые  эффективные  методики по  обеспечению
совместимости тканей. Конструировать людей -- это ведь так  заманчиво, и  им
приятно, и нам.
     -- Но это ж все равно расходы! А где доходы от них?
     -- Доходы  -- завтра. Когда правительство  или корпорации будут платить
мне  за каждого нового гражданина, каждого  нового работника.  Но, дожидаясь
светлого   завтра,   мы   уже   отработали   немало   бизнес-технологий.   И
домино-трансплантации,  и  конвейерные  пересадки,  и  пересадки  долями,  и
временные пересадки органов в промежуточного носителя, скажем в животное.
     --   А  почему  нельзя  новых  граждан   просто  клонировать,  господин
Энгельманн? Это как будто модная тема.
     -- Потому что,  господин Кураев, моя технология на порядок дешевле, чем
технология клонирования. Трупы  ведь практически бесплатное  удовольствие. А
займитесь вы  клонированием и ваша  касса  начнет швырять деньги  направо  и
налево,  как  автомат по  продаже  поп-корна.  Операции  ядерного трансфера,
услуги
     суррогатной  мамы или,  предположим, инкубатор, многолетнее выращивание
эмбриона,  младенца, ребенка -  за  все отстегни, отстегни,  отстегни.  Плюс
полная  юридическая  неопределенность,  суды,  адвокаты, кто  есть мать, кто
отец, какое гражданство, религия, выплачиваются ли социальные  пособия и так
далее,   до   бесконечности.  Мои  же   творения  принадлежат  только   мне,
сконструированной мной существа -- это не граждане, не налогоплательщики, не
люди. Это композиции из частей трупов.
     Впрочем,  я  и  клонирования полностью  не  отвергаю.  Для  выращивания
отдельных органов и тканей это вполне годится...
     Сережа, незримо метавшийся в своем плену, понял, что экскурсия подходит
к концу. Экспонаты остались где-то позади. То, где он сейчас оказался, можно
было смело назвать операционной.
     Над  ним  вспыхнул  ослепительный  свет. А Энгельманн с  Динстом  стали
советоваться, давать ли анестезию господину Шрагину.
     Господи, неужели они хотят замучить его, эти европейские интеллектуалы,
эти лощеные господа? Да еще и пожалеть денег на анестезию.
     Это  же Европа,  Европа. Здесь этого  не  может быть, здесь все тихо  и
благопристойно.  Слышится звон  инструментов, их звон  пробирает до  костей.
Где-то рядом гнусно шипит жидкий азот.
     -- Антуан, --  сказал  Йозеф Динст,-- анестезию лучше  дать.  С болевым
шоком мы уже однажды имели дело, в крови половина факторов заплясала.
     -- Ладно, без особых возражений,-- согласился Антуан.--  Знаешь, Йошка,
я  заметил,   что  с  трупами  мучеников  как-то  неприятно  работать,  даже
инструменты из рук выпадают.
     --  Абсолютно с  вами  согласен,-- добавил Руслан,-- пусть ты при жизни
полный  мудак, а  замучают тебя  и станешь святым. И бабы, встав в  оральную
позицию, будут взасос целовать твои мощи.
     Какое-то  подобие облегчения - значит,  в  цивилизованной Европе уже не
потрошат  без наркоза даже врагов  мира и прогресса. Здесь действительно все
тихо и благопристойно.
     Сережа  ухватил  взглядом руку Энгельманна, подносящую шприц. На пальце
было странное кольцо -- с  насечкой, изображающей молнию  и рядом деревцо  в
круге.  Где-то он  уже это видел.  О  какой ерунде он сейчас думает  ...  Но
все-таки  этот  рисунок он  уже  видел...  в  книге  по  истории  Waffen  SS
.
Руна  "гибор"--  сила  в потомстве. Какое потомство у  Энгельманна,  хотя...
может быть оживленная мертвечина?
     Вот так номер, Энгельманн поднес  шприц к  собственному предплечью, уже
перехваченному  жгутом, и  сделал себе укол. При этом  смазливая его  рожица
ненадолго  исказилось в жутковатую  личину  смертносной богини  вроде  Кали.
Блин, да он еще наркоман. Творит под кайфом.
     Исследователи  себе  раньше  такого  не  позволяли,  максимум  чем  они
стимулировали себя, так это булочками с изюмом и марципановые сладости.
     И снова блестит  игла, Шрагину  кажется что над ним вьется человек-оса.
Жало входит точно  в вену парализованной жертвы  и  она сразу  понимает, что
случилось что-то непоправимое.
     Тело  как  будто  поехало  вниз, но свет  нагонял  и  обволакивал  его,
одновременно становясь густым, пестрым и многоструйным.
     Свет что-то  делает со Шрагиным, у него  исчезает тело, слух,  чувства,
мысли,  остается разве  что  набор безжизненных  деталей,  лежащих  в темном
пыльном ящике.
     Потом   не  стало  ни  света,  ни  ящика.  Осталось   только   ощущение
бесконечного полета.
     В какой-то момент на краю бесконечности случилась остановка.
     Сквозь тьму стал  просачиваться туман,  а вместе с ним  обрывки звуков,
образов, ощущений. Фрагменты боли, струи дурноты. А вместо тела -- камень.
     Рядом с натужным  попискиванием фурычил какой-то прибор. Не разглядеть,
что за  хрен. Шрагин видел один лишь  потолок своим левым  глазом,  слабым и
ненадежным, ну  еще трубку от  капельницы. Плохо видел, мутно. А что второй,
куда более сильный правый глаз?
     Второй  был  чем-то  залеплен.  И на  этом  месте пробуждалась  тяжелая
надрывная боль, уходящая вглубь черепа.
     Кто-то был рядом.
     -- Очнулся, спящий красавец? Это я, Руслан,  твой двойник, твоя ожившая
тень, если  так угодно. Эпопея, дружок, подходит к  концу. По-моему, неплохо
все получилось. Динст и Энгельманн были  на  высоте. И обошлись сегодня  без
защиты прав человека и