нет в мире другого  царя,
прекрасней  и  могущественней, чем Лугальбанда. А Гильгамеш был
его сыном.

     Часть третья

     Не было в мире другого царя,  прекрасней  и  мужественней,
чем Лугальбанда.
     А   Гильгамеш  был  его  сыном,  еще  более  прекрасным  и
мужественным, чем отец.
     Но только  скорбным  стало  его  лицо.  Оттого,  что  друг
молодого  царя,  верный  Энкиду  сидел рядом на каменных плитах
молча, печально.
     Долго ждал Гильгамеш от Энкиду хоть слова, хоть звука.  Но
великан  оставался  безмолвным,  лишь изредка капали из глазззз
его огромные слезы. У великана и слеза была гтгантской --  одна
могла бы заполнить чашу.
     И тогда не выдержал царь, заговорил первым.
     --  Энкиду,  брат  мой,  скажи,  отчего ты печален? Что за
тоска легла на твое сердце? Расскажи  не  медля,  чтобы  я  мог
скорее тебе помочь.
     --  Друг  мой, ты верно сказал о моей тоске -- она сжимает
мне сердце. А все оттого, что в твоем городе я сижу  без  дела.
Каждый  житель  его  --  и  царь и раб -- все заняты работой на
радость богам. Лишь я один слоняюсь по улицам  среди  стен.  От
безделья  слабеет  моя сила. Я чувствую, как теряю ее. Оттого и
пришел я к  тебе  в  печали.  Или  нет  в  твоем  городе  места
богатырям? Нет им больше работы?
     Долго  молчал Гильгамеш, не решаясь ответить. Но, наконец,
заговорил:
     -- Есть одно дело, друг мой, Энкиду. И это дело  под  силу
только  богатырям.  Я  думал  о  нем  давно,  но не было у меня
товарища, того, что готов делить опасность и славу.  Теперь  он
есть,  он сидит рядом со мной, и все же я не решаюсь заговорить
об этом деле, столь ужасен  тот,  на  кого  я  хотел  бы  пойти
походом.
     --  Друг  мой,  таких  слов  я  от тебя не ждал. Или ты не
знаешь, что на земле нет силы, с которой я не мог бы сразиться.
Назови же мне имя своего врага и с этого  мгновения  он  станет
моим врагом.
     Сказав  это, Энкиду поднялся с каменных белых плит, он уже
чувствовал, как сила снова вливается в его тело.
     --  Назови  мне  скорее  имя  твоего  врага  и   я   готов
отправиться на битву с ним один или вместе с тобою! -- повторил
он.
     --  Не спеши, Энкиду, не давай преждевременных клятв, друг
мой, -- ответил Гильгамеш, и  богатырь  услышал  печаль  в  его
голосе. -- Далеко от нашей земли стоят ливанские горы. И если в
нашей  земле  деревья  почти  не  растут,  то  эти горы заросли
могучими лесами. Кедры, необходимые для наших  новых  построек,
растут в этих лесах. Но к горам подступиться непросто...
     --  Хумбаба?  -- в ужасе выдохнул Энкиду и снова рухнул на
каменные плиты рядом с царем.
     -- Ты не ошибся, Энкиду, и верно назвал имя  моего  врага.
Что  же,  ты  и  теперь  согласен  пойти  вместе со мной, чтобы
изгнать его из мира? Если нам удастся убить его, в мире  больше
не  останется  страшной  и  злой силы. А у города будет столько
кедра, сколько нужно. Сраженье с сасмим  Хумбабой  --  вот  что
прославит меня на века.
     --  Друг мой и царь, ты лишь слышал об этом чудовище, я же
подходил близко к  горам,  когда  бродил  по  степи  вместе  со
зверями.  От  зверей  я и слышал, что никто никогда не входил в
эти леса. Однажды я  все  же  решился,  приблизился  и  услышал
громовой  ураган  --  это  был голос Хумбабы. Я увидел страшный
огонь -- это было его дыхание, я почувствовал  ужас  смерти  --
это  был  его  взгляд,  который  он  устремил на меня откуда-то
издалека. Не надо  тебе  думать  о  сражении  с  Хумбабой.  Его
победить невозможно.
     --  Все  это я уже слышал, Энкиду. Но не ты ли просил меня
назвать имя врага? Я окружил  город  высокой  стеной  и  теперь
Уруку  не  страшен  никто.  Нет  такого врага, рожденного среди
людей, которому под силу завоевать мой город. Но есть  страшное
злое чудовище. И кто скажет, какое желание придет к нему завтра
утром?  Его не остановит ничто -- ни храмы, ни стены, ни мольбы
людей к богам. Любой город, к которому  он  приблизится,  будет
сожжен  и  растоптан.  И  потому  я  давно мечтал пойти на него
походом. Ты, выросший среди животных,  не  знаешь,  что  именем
Хумбабы  пугают  всякого  черноголового с детства, даже если он
рожден в царском доме. Мой отец, великий  Лугальбанда,  подвиги
которого  известны  всем,  даже  он  не  смел  думать о битве с
Хумбабой. Я же мечтаю о ней давно. Но не  было  прежде  у  меня
друга. Теперь же я решился, если ты согласишься встать рядом со
мной.
     Гильгамеш! Подумай! Хумбабу невозможно застать врасплох --
он не  спит  никогда.  Сами  боги создали его, чтобы он охранял
кедровые леса. Говорят, что силой наделил его Шамаш,  а  Эллиль
подарил  ему власть над людскими страхами. Стоит разгневать его
-- и сотрясаются горы, рушатся скалы, колеблются земля и  небо.
Как же мы победим его?
     --  Мой  бедный  Энкиду!  Уж  не  боишься  ли  ты  смерти?
Оглянись: много ли ты знаешь тех, кто стал вечен как боги.  Что
бы  ни  сделал в обычной жизни человек -- все ветер, все уходит
из памяти людей.  А  годы  человека  недолги  --  жизнь  самого
древнего -- лишь песчинка рядом с вечностью богов. Так стоит ли
пугаться  смерти,  если  мы  пойдем  на  битву, о которой будет
помнить каждый. Даже если мы падем в  этой  битве,  мы  оставим
свое  имя.  Я  готов  идти первым и, если погибну, ты вернешься
домой. Когда-нибудь к тебе  придут  дети  и  спросят  обо  мне:
"Скажи, что совершил нш царь и твой друг?" И ты им расскажешь о
нашем  подвиге...  Я зову мастеров -- пусть они отливают оружие
для нас обоих. Готовься, Энкиду, к походу.
     * * *
     -- Готовься, Энкиду, к походу, -- так сказал царь Урука.
     Энкиду не надо готовиться долго. Все его  добро  при  нем.
Нет у него ни рабов, ни жены, ни детей.
     Трудней   мастерам-оружейникам.   Для  больших  топоров  и
длинных кинжалов надо много металла. Столько бронзы за  день  в
городе не собрать.
     --  Снимите запоры с ворот, приказал Гильгамеш. -- Если мы
победим Хумбабу, ни один враг не  осмелится  подойти  к  Уруку.
Если падем в битве -- запоры Хумбабу не остановят.
     Мастера все вместе подошли к воротам и стали снимать с них
запоры, которые любили рассматривать жители города.
     Те, кто не был занят, сбежались поглядетььь.
     --  Сами  мастера  снять  запоры  не  посмеют,  кто-то  им
приказал.   Гильгамешу!   Быстрее   сказать   Гильгамешу!    --
волновалась толпа.
     На  глазах у горожан мастера передали снятые запоры рабам,
и те понесли их туда, где жарко рдели угли, где плавили металл.
     -- Только враг мог такое придумать! -- кричали жители.  --
Кто приказал вам?
     -- Гильгамеш приказал, -- оправдывались мастера. Ему нужно
оружие для похода.
     С  тех  пор,  как  город  окружила стена до неба, а ворота
замкнули запоры, горожане привыкли спать по ночам спокойно.  Ни
дикий  зверь,  ни  злой  человек  не смогли забрести в город. А
теперь снова ворота открыты любому. Это -- как  у  воина  взять
снаряжение и отправить голого, без одежды, на битву.
     --   К   Гильгамешу!   Идем  к  Гильгамешу!  --  продолжал
волноваться город.
     На площади перед храмами стали собираться жители.
     -- Гильгамеша! Пусть выйдет к нам ! -- кричали они. -- Или
мы строили стену, чтобы теперь распахнуть ворота любому  врагу?
Гильгамеш
     Из  храмов  спустились  на  площадь  важные старцы в белых
дорогих одеждах.  Слуги  для  них  расстелили  циновки,  и  они
уселись впереди толпы. А горожане все громче шумели.
     Наконец,  спустился  к  людям  и  сам Гильгамеш. Он махнул
горожанам рукой, чтобы все успокоились, сели.
     Но люди не хотели садиться.
     -- Не мы ли бились вместе с тобой против воинов  Агги?  --
выкрикнул кто-то. -- Не ты ли утомлял нас на строительстве этой
высокой стены? Зачем же теперь ты снимаешь запоры?
     Гильгамеш  второй  раз  величественно,  словно бог, поднял
руку и опустил ее ладонью внизз, приказывая всем сесть.
     Лишь тогда люди сели, умолкли. Только с  улицы,  где  жили
ремесленники, ветер приносил ослиные крики.
     --  Жители  огражденного Урука! Вы правы. Не я ли приказал
ставить ворота и сделать семь крепких запоров? -- он спросил  и
не  стал дожидаться ответа. -- Не я ли защитил вас, ваших жен и
детей от воинов царя Агги?  Почему  же  волнуетесь  вы  теперь,
когда  я  хочу, чтобы на земле не осталось последней опасности,
последней  злой  силы?  Скажите  мне,  кого  боится  любой   из
черноголовых?  Чье  жилище  обходим  мы за много поприщ вокруг?
Кого страшится с рождения даже ребенок?
     -- Хумбабу! -- глухо, с ужасом ответили люди Урука, потому
что даже имя его они старались не произносить вслух. А ну,  как
он услышит и явится громить город.
     --  Да,  Хумбабу вы все боитесь. И я, Гильгамеш, ваш царь,
завтра иду сразиться с этим  чудовищем.  Вечное  имя  и  вечную
славу  принесу  я нашему городу. А спутником моим будет Энкиду.
Но для этого нам нужны длинные мечи, не из тех,  что  сгибаются
после  первого  удара, нужны большие тяжелые топоры и множество
стрел с острыми наконечниками. Для того и сняты запоры.  Но  вы
не  пугайтесь.  Мастерам  мы  бездельничать не дадим. Скоро они
отольют новые запоры, крепче прежних. Я  же,  победив  Хумбабу,
освобожу вас от страшного чудища, и вы сможете нарубить столько
кедра, сколько нужно для новых построек.
     И  тогда  поднялся  один  из  старейшин, тот, кто знал еще
Лугальбанду и участвовал в его боевых походах.
     -- Извини,  Гильгамеш,  но  ты  --  слишком  юн  и  потому
самонадеян.  Ты и в самом деле решил победить Хумбабу? Не проще
ли тебе сразиться с горой? Или ты не знаешь, что этому чудовищу
помогают боги? Он поставлен богами охранять кедровые леса, и ни
один смертный, приблизившийся к его горам, не  вернулся  живым.
Нам  нужен  молодой  и  сильный  царь,  чтобы нас защищал, а не
статуя в честь погибшего героя. Ты подумал, что станет со всеми
нами,  если  Хумбаба  тебя  убьет?  Забудь  о  своем   желании,
Гильгамеш! Тебя просит народ Урука.
     --  Я  прислушался бы к твоему совету, -- ответил царь, --
если бы сам не боялся Хумбабы. Да, я  согласен,  нет  на  земле
человека,  который  его  не  боится.  И  я боюсь тоже. Потому и
отправляемся мы в его лес, чтобы  убить  его  и  победить  свои
страхи!
     --  Хорошо  же, если ты настаиваешь, Гильгамеш, обратись к
своему предку, к великому Шамашу. И поступи так,  как  он  тебе
повелит.
     Гильгамеш согласно кивнул.
     Толпа  стояла  в  ожидании,  глядя, как Гильгамеш медленно
уходит наверх, к храму предка своего, солнечного бога.
     Медленно прошел он мимо жертвенников и по  узкой  лестнице
поднялся на плоскую крышу белокаменного храма.
     Лишь  он,  верховный  жрец, да мать его, полубогиня Нинсун
могли ступить  на  эту  площадку.  Любой  другой,  осмелившийся
осквернить  ногою  своей  священное  место, куда спускается сам
великий солнечный бог,  был  бы  мгновенно  убит  божественными
лучами.
     Долго   стоял   Гильгамеш   в   жреческом  своем  одеянии,
протягивая руки к богу, в заклинаниях воздавая  ему  почести  и
спрашивая  совета.  Наконец, получил он ответ от великого бога.
Ответ, выраженный человеческими словами, прозвучал так:
     -- Идущий найдет тяжкие  испытания  и  горе,  стоящего  на
месте горе найдет само.
     Получив такое предсказание от своего предка, Гильгамеш сел
и заплакал.
     Жители  города,  все  еще стоявшие на площади, лишь издали
видели своего царя и верховного  жреца  на  священной  площадке
храма.  Они  думали,  что Гильгамеш продолжает беседу с великим
богом, и никто не догадывался, что царь их ответ уже получил  и
полон печали.
     --  О,  Шамаш!  --  решился  обратиться  снова Гильгамеш к
своему предку. -- О, великий бог! Я пойду дорогой,  по  которой
никто не ходил. Помоги же мне, как помогал моему городу и своим
детям!  Не моя -- твоя это будет победа. Твои статуи я поставлю
на пьедесталы. Тебя будем славить мы, жители Урука.
     Но Шамаш медлил с ответом. Спокойно и безмолвно освещал он
верховного жреца, поднявшегосяч над городом.
     Еще медленнее,  чем  поднимался,  спустился  Гильгамеш  на
площадь,  где по-прежнему стоял народ. Он не знал, что ответить
старейшинам и жителям города.
     Помогли ему мастера. Вместе с рабами принесли они огромные
секиры, кинжалы, мечи, луки со стрелами. И в тот момент,  когда
царь  ступил на площадь, они вывалили ему под ноги этот тяжелый
воинский груз.
     --  Ты  посоветовался  с  великим  Шамашем?  --   спросили
старейшины.
     Теперь уже отступать было нельзя.
     --  Да,  я  разговаривал с отцом моих предков, -- произнес
Гильгамеш, -- и завтра с утра мы выходим.
     * * *
     -- Завтра с утра мы выходим, -- так отвечал  Гильгамеш,  и
старейшины больше не спорили.
     Бесполезно  хватать  за  руку того, кто уже замахнулся для
удара.
     -- Слушай  же,  Гильгамеш,  --  сказал  самый  опытный  из
купцов,  чьи  глаза  видели  множество  разных земель, кто знал
много  чужих  обычаев,  иногда  красивых,  иногда  мерзких,  --
Гильгамеш,  -- продорлжил он, -- я нарисую для вас на табличках
путь, самый удобный и быстрый, хотя даже он многотруден. Энкиду
эти места знакомы.  Пусть  он  идет  впереди,  охраняет  своего
товарища и царя.
     --  Энкиду  готов  илти  первым  и охранять Гильгамеша! --
воскликнул богатырь.
     -- Я не малый ребенок и меня  не  надо  оберегать,  но  от
помощи  друга,  равного силой, кто же откажется, -- отозвался с
улыбкой Гильгамеш.
     Я, Аннабидуг, любящий бога Ану и  служитель  его,  впервые
сидел  рядом  со жрецами среди старейшин. Быть может кому-то из
царского рода  место  умастителя  священного  сосуда  покажется
низким.  Но  человеку,  рожденному  на  глиняном  полу в убогой
хижине на краю города возможно ли было мечтать о большем.
     Прежде  люди  жреческого  сана   казались   мне   великими
мудрецами,  носителями  тайных  познаний.  Теперь  же, находясь
рядом с ними, я удивлялся сколь наивны и глупы были  многие  из
них.
     Наперебой  они  стали давать советы Гильгамешу и советы их
тоже были глупы и наивны.
     Один требовал, чтобы  Энкиду  переносил  через  овраги  на
руках Гильгамеша.
     Другой  советовал  на  каждом ночлеге рыть новый колодец и
возливать воду Шамашу.
     Третий говорил о том,  чтобы  при  каждом  шаге  Гильгамеш
помнил про Лугальбанду.
     Если   бы   они   знали  о  пророчестве,  которое  получил
Гильгамеш! Разве такие они давали бы советы! :
     Я же молчал. Что мог  сказать  полезного  я,  недостойный,
своему царю!
     --  Энкиду,  ты  знаешь лесные проходы и повадки чудовища,
иди же повсюду первым! -- напутствовали они.
     -- А ты, Гильгамеш, на свою силу не надейся, зорко гляджи,
будь всегда осторожным, -- говорили другие.
     -- Мы,  старейшины  города,  поручаем  тебе  нашего  царя.
Охраняй его днем и ночью, -- так порешили все.
     Народ   Урука   уже  давно  разошелся,  площадь  опустела,
оставались лишь мы.
     Когда же, попрощавшись с Гильгамешем, расходились и  жрецы
со   старейшинами,  такой  услышал  я  нечаянно  разговор  двух
старцев.
     -- Как видно, Шамаш не одобрил решение  Гильгамеша,  иначе
царь поделился бы с нами словами пророчества.
     --  Я  тоже  догадался  об  этом,  но  что  делать, его не
остановит уже ничто, а проводы  героя  на  битву  превращать  в
похороны   не   стоит.   Лучше   выглядеть  дураком,  чем  быть
предсказателем горя.
     "Несчастный Аннабидуг! Вот кто на самом-то деле  наивен  и
глуп!  --  подумал я про себя, услышав этот разговор. -- Старцы
же намного умнее тебя и опытней!"
     А в это время Гильгамеш посреди пустой площади обернулся к
Энкиду.
     -- Быть может, великая царица, всезнающая  Нинсун  поможет
нам. Друг мой, пойдем в Эгальмах.
     * * *
     --  Друг  мойб  пойдем  в  Эгальмах,  --  сказал Гильгамеш
Энкиду.
     Слуги унесли оружие. Их было много. Еше  прежде  Гильгамеш
проверил  остроту  и  мечей  и  топоров.  Все это вооружение он
собирался нести лишь вдвоем с Энкиду.
     -- Пойдем же к великой  царице,  Нинсун  поможет  нам,  --
повторил он.
     Взявшись  за  рукиб  они  вошли  в храм, где уже много лет
стояли тишина, покой и печаль.
     Сколько уж раз входил сюда Гильгамеш, но всегда чувствовал
он в сердце своем волнение и робость.
     Царица поднялась им навстречу.
     -- Знаю, зачем вы пришли ко мне, но ответь, сын, хорошо ли
ты обдумал свой план? Тверд ли ты в своем решении?
     -- Если не я, кто  же  еще  сразится  с  Хумбабой?  Потому
решение мое твердо.
     -- Какой же помощи ты ждешь от меня, сын мой? Я всего лишь
слабая   женщинаб   которую  боги  задержали  на  земле,  чтобы
закрепить в памяти людей дела твоего отца.
     -- Я просил помощи у великого Шамаша,  но  ответ  его  мне
показался  странным. Быть может он был занят своими делами и не
услышал моей мольбы. Тебя же он выслушает всегда. Тот,  который
помогал  Лугальбанде, не отвернется от его вдовы. Прошу тебя, о
царица, облачись в одежды, достойные этого важного мгновения  и
поставь  кадильницы  Шамашу.  Одна надежда у нас: услышав тебя,
великий бог согласится нам помогать.
     -- Я исполню то, о чем ты говоришь, --  печально  ответила
Нинсун, -- ждите здесь.
     Она  удалилась  в  свои  покои. Там, увлажнив тело мыльным
корнем, смыла с себя все суетное, нечистое. Лишь  чистый  телом
человек мог обращаться к богам.
     Новые одежды из тонкого хлопка, пахнущие ароматами степных
трав, набросила она на себя и перепоясала широкой лентой. Потом
надела  лучшее  свое  ожерелье,  золотую  корону  на  голову и,
окропив перед собою пол  чистой  водой,  поднчтой  из  царского
колодца,   начала   медленное  восхождение  по  узким  каменным
ступеням  на  плоскую  крышу  храма,  мысленно  повторяя  слова
заклинаний, тех, что были известны одной лмшь ей, хранительнице
тайн царского рода.
     Выйдя  на  площадку, она подожгла ароматные травы, угодные
богам, протянула руки к тому, кто  заканчивал  дневной  путь  и
собирался на отдых.
     --  Подожди  же,  великий  Шамаш,  не спеши покидать небо,
выслушай ту, что сохраняет в этом городе память о любезном тебе
герое. По твоей воле мне был дан в сыновья Гильгамеш! По  твоей
воле  было вложено ему в грудь беспокойное сердце. Ты зажег его
искрой отваги! И теперь сын мой не успокоится до тех пор,  пока
не  изгонит все злое, что, я знаю, ненавистно и тебе. Помоги же
ему, как ты помогал его отцу! А когда уйдешь ты на покой  после
дневного  пути, передай его стражам ночи, пусть и онм оберегают
моего сына! О, великий Шамаш! Как узнать мне, услышал ли ты мою
мольбу? Возможно ли мне быть спокойной за того,  кому  не  дает
покоя  могучее  сердце!  Не  уходи,  задержись,  дай  ответ! --
умоляла всеведающая Нинсун, опустившись на колени перед великим
богом.
     Бог уже почти ушел с неба, освещая  его  лишь  несколькими
лучами.  И внизу, под нею темнел, исчезал в сумерках весь город
Урук.
     Но в последнее мгновение великий бог ответил  царице.  Его
луч,   единственный   луч   пересек  поднебесное  пространство,
отразился от медного круглого зеркала, стоявшего на крыше храма
и осветил во всем городе лишь вход в покои ее сына, Гильгамеша.
В то же мгновение Шамаш исчез окончательно и луч погас.
     Боги еще  и  потому  велики,  что  всегда  найдут  способ,
которым нужно ответить людям.
     --  Сын  иой, и ты, Энкиду, отправляйтесь спокойно в путь,
-- устало, но твердо объявила всеведущая царица Нинсун. -- Отец
твоих предков, Шамаш, услышал  мои  молитвы.  А  тебя,  Энкиду,
прошу  хранить  моего  сына.  А  чтобы  и  ты  вернулся живым и
здоровым, хочу надеть на тебя талисман, который не раз сохранял
жизнь нашим предкам. Я объявила перед  великим  богом,  что  ты
посвящен  Гильгамешу.  Да  сохранит он вас обоих в этом походе.
Идите же, вам надо собраться. Я жду вас с победой.
     * * *
     -- Я жду вас с победойб -- сказала полубогиня.
     И едва Шамаш собрался в дневной  свой  путь,  как  в