ответить, что палача я не видел.
     -- С царями нужно быть осторожным и не  всегда  показывать
свои  знания.  Чаще  царям  неприятно, когда кто-то рядом знает
больше, чем они, -- сказал мне Отец школы, когда  после  уроков
мы  остались  вдвоем, а на улице уже маячил стражник, пришедший
за мной. -- И все же, если представится случай, попроси,  чтобы
перестелили  крышу у школы, а то скоро начнутся дожди -- ты сам
знаешь, как она течет. И еще попроси хорошей глины для табличек
-- та, что есть, мягка недостаточно.
     И я попросил, но это были другие дни.
     А пока каждый вечер я шел вместе со стражником ко  дворцу,
там  ждал меня Гильгамеш и под наблюдением Бирхуртура я пытался
накрыть его сетью. Уже после нескольких занятий мне  это  почти
не удавалось. Он все время оказывался сзади меня.
     В  конце  игры  по  молчаливому  знаку Бирхуртура стражник
выносил для меня угощение для семьи, чаще сосуд с зерном, и  мы
отправлялись домой.
     -- Вот и сын уже стал кормильцем! -- радовался отец.
     Но  однажды  стражник за мной не пришел. Не пришел он и на
другой  день.  А  потом  я  узнал,  что   ыеликий   Лугальбанда
отправился  в  соседний  город на праздники и прихватил с собою
Гильгамеша. Лишь через несколько месяцев я снова увидел егою Но
встреча наша чуть не стала нашей гибелью.
     * * *
     Встреча наша чуть не стала нашей гибелью.
     Всей школой мы отправились за город к реке, туда, где были
заросли тростника. С нами не  было  лишь  малышей.  Отец  школы
выдал  нам  мечи,  и мы рубили тростник, чтобы потом покрыть им
заново крышу.
     Заросли были густы и высоки, они  простирались  далеко,  в
них   забредали   дикие  ослы  --  онагры,  а  иногда  и  зверь
пострашнее. Отец школы сказал  нам  об  этом  и  приказал  быть
     По  мокрой скале, рискуя сорваться, Лугальбанда подобрался
     И  все же мы разбежались в разные стороны, каждый рубил на
своем участке.
     Я оглянулся и  увидел  Гильгамеша.  В  отдалении  стоял  и
Бирхуртур,  разговаривал с нашим Отцом школы. Отец школы держал
перед собой барабан, по-видимому, ему не  понравилось,  что  мы
разбежались кто куда, и он хотел нас собрать. Бирхуртуру он был
дальним родственником и потому вступил с ним в беседу.
     Я  же,  увидев  Гильгамеша  и  продолжая  рубить тростник,
обдумывал, надо ли мне к нему  приблизиться.  С  одной  стороны
было бы невежливым и непристойным сделать вид, что я не заметил
сына  великого Лугальбанды. С другой -- он ведь не звал меня, и
смею ли я без его зова навязывать ему свое общество?
     Я так размышлял, а потом увидел, что из зарослей в сторону
Гильгамеша направляется тигрица.
     Настоящая огромная тигрица вышла из зарослей  и  спокойно,
плавно,  как  ни в чем не бывало шла на Гильгамеша. Он же ее не
видел, а смотрел в мою сторону. Потом она припала  на  передние
лапы,  как  припадают  тигры,  чтобы броситься на живую добычу.
Хвост ее мелко дрожал, и чуть приподнятая верхняя губа -- тоже.
     Тут уж стало не до размышлений.
     -- Я с тобой, Гильгамеш! -- крикнул я и бросился к нему со
своим бронзовым мечом.
     Гильгамеш оглянулся, увидел тигрицу и тоже выхватил меч.
     Тигрица так и лежала, припав к  земле,  а  мы  уже  стояли
спина к спине, готовые отразить ее нападение.
     Но если бы она и в самом деле бросилась на нас, что смогли
бы мы сделать нашими мечами.
     --  Это  опять  ты!  --  удивился  Гильгамеш. -- Откуда ты
взялся, Аннабидуг? Ты должен быть в школе.  Я  смотрю,  кто-то,
похожий на тебя, рубит тростник. -- Так говорил Гильгамеш и был
он  спокоен, словно тигрицы на него нападают каждый день. -- Не
кричи громко, а то услышит Бирхуртур, я же  хочу  сам  поразить
ее.
     Вот что значило быть настоящим царем!
     -- Думаешь, она прыгнет? -- спросил он также спокойно.
     Тигрица  замерла.  Ее,  видимо,  обескуражило  то, что нас
оказалось двое.
     А тут и Бирхуртур с Отцом  школы  увидели  нас.  Бирхуртур
бросился на тигрицу со своим мечом, но еще мудрее поступил Отец
школы. Он просто забил в барабан.
     Барабанный  бой  был столь оглушителен, что тигрице это не
понравилось и она медленно повернулась в  сторону  зарослей,  а
потом бросилась туда, уже не скрывая ужаса.
     -- Надо сказать охотникам, пусть изловят ее, -- проговорил
Бирхуртур.
     Они  с  Гильгамешем  покинули  нас,  а  Отец  школы устало
произнес:
     -- Я только собрался заговорить о крыше и глине...
     На  бой  барабана  сбежались  ученики.  И   наш   учитель,
проверив,  что  все  мы  на  месте,  повел нас в город, даже не
собрав  тростник.  Он  боялся,  как  бы  тигрица  не   надумала
вернуться.
     В  то  время  каменной  стены вокруг Урука еще не было, ее
построили по велению Гильгамеша, а вокруг  города  был  выкопан
неглубокий  ров,  и  дикие  звери  иногда по ночам забредали на
улицыю Были случаи, когда они задирали  ослов  и  даже  уносили
детей.
     В тот же вечер вновь за мной зашел стражник.
     * * *
     В тот же вечер вновь за мной зашел стражник.
     --  Аннабидуг,  твое поведение достойно награды, -- сказал
великий царь, когда меня поставили  перед  ним.  --  О  чем  ты
хочешь просить богов? Быть может я выполню их волю.
     Не  так  просто  сразу сказать о сокровенном желании. Чаще
оно живет в тайнике сердца и не всплывает по первому зову.  Мне
вспомнились слова Отца школы, и я сказал о них.
     --  Так  будет,  --  проговорил,  улыбаясь  моей  просьбе,
великий царь. -- Завтра новая крыша покроет твою школу и у  вас
будет хорошая глина. Вот еще что... Я советовался с богами, они
благосклонны  к  тебе.  Пройдет  несколько  лет  и ты закончишь
учение. Для тебя будет сохранено место младшего жреца  в  храме
великого Ана.
     Место  жреца!  В нашей семье никто еще не поднимался столь
высоко. Это была поистине царская награда!
     -- Там стоит молодой осел с поклажей. Отведешь его в  свой
дом.  В одном из тюков -- припасы, в другом -- одеяние для всей
семьи. Осла поставь в своем дворе.
     Эта награда тоже была поистине царской!
     Таким я видел великого Лугальбанду в последний раз.
     И если теперь, когда Гильгамеш столь надолго покинул  свой
город,  кое-кто  распространяет  слухи, что царь наш вовсе и не
сын Лугальбанды, а якобы сын демона, то я готов  стать  главной
преградой на пути этих подлых слухов.
     После   той   награды  наша  семья  жила  сытно.  Мы  даже
пригласили в гости Отца школы и подарили ему новое  одеяние.  И
семье Алайи я каждый день относил лепешки.
     В  последнем классе я чаще был Старшим братом, чем простым
учеником, потому что тот Старший брат, с  которым  когда-то  мы
начинали  учение,  совсем  одряхлел,  и  глаза его не различали
знаков.
     Тогда же случилось событие, принесшее мне короткую радость
и долгие неприятности.
     Раз в году в городе состязались  лучшие  писцыю  Обычно  в
состязании  участвовали  те, кто мечтал получить хорошее место.
Ученики последнего класса тоже допускались к соревнованию.  Это
был  большой  праздник  в  честь  дарования богами нам, жителям
Урука письма. Искусство письма люди получили в подарок во время
правления великого Энмеркара, деда Гильгамеша.
     Всем участникам состязаний на площади давалась  одинаковая
табличка,  и  мы  должны  были ее переписать, но не подписывать
свое имя,  а  лишь  поставить  тайный  знак.  Эти  таблички  мы
складывали в плетеные коробки. И самые знаменитые писцы изучали
их,  отбирая  лучшую. Иногда они долго спорили. Говорят, что за
несколько лет  до  того  было  даже  два  победителя,  ибо  они
оказались двойняшками и писали одинаково красиво.
     Табличка,  которую мне выдали вместе со всеми, была хорошо
знакома  --  я  разбирал  ее  когда-то  с  Отцом   школы.   При
переписывании я приложил все свое умение и сдал ее без волнения
--  ведь место в храме великого Ана было уже при мне. Меня даже
уже начали готовить к посвящению в младшие жрецы.
     Вечером мы все собрались на площади, и  знаменитый  писец,
его  должность  называлась  Затвердитель  царского  слова, стал
называть  знаки  победивших  табличек,  а  мы  поднимали   свои
таблички с такими же знаками.
     Моя   табличка   была  в  состязании  первой.  Вторым  шел
родственник Эйнацира.
     Отец школы встретил это известие с озабоченным лицом.
     --  Лучше,  если  бы  вы  поменялись  местами,  Аннабидуг.
Эйнацир запомнит твое имя, и ты навсегда станешь его врагом.
     --  Что  он мне может сделать плохого, если я ничем его не
обидел?
     -- Боги и так отчего-то  постоянно  ставят  тебя  рядом  с
царями,  видимо,  у  них есть свой тайный замысел, хорошо, если
они также будут благоволить к тебе и далее. Но жизнь  длинна  и
человеку  не  всегда  удается удержать при себе любовь богов. И
вот тогда лучше тебе не попадаться на пути Эйнацира!
     * * *
     -- Лучше тебе не попадаться на пути  Эйнацира!  --  сказал
мне когда-то Отец школы.
     Как же он был прав!
     Когда  боги  забрали к себе великого Лугульбанду, были дни
смятения, и в эти дни Эйнацир мог сделаться нашим царем.
     Его поддерживали старые жрецы. Но  молодые,  а  также  все
воины встали за Гильгамеша.
     Эйнацир,   двоюродный  брат  Лугальбанды,  многим  казался
вечным. Мало,  кто  знал  точно,  сколько  он  прожил  лет.  По
старинным   таблицам   получалось,   что   он   старше   самого
Лугальбанды. Ведь в походе, когда Энмеркар вел свою армию через
горы, а Лугальбанда занемог, именно Эйнацир оставил его умирать
в пещере.
     Говорят, боги открыли ему секрет снадобья  из  носорожьего
рога, и, благодаря этому снадобью, он будет жить на земле, пока
ему самому не надоест.
     Боюсь,  что это занятие надоест ему нескоро, если он решил
сделаться царем Урука.
     Кто-то ведь распускал дурные слухи о Гильгамеше.  А  слухи
обычно распускает тот, кому это выгодно.
     Что-то  в  последние дни в городе происходило, о чем я мог
лишь догадываться.
     В сумерках вдруг подошел ко  мне  старший  жрец  из  храма
великой Иштар и, убедившись, что улица пуста, прошептал:
     -- Не поддавайся, Аннабидуг!
     Потом  также  встретился  мне Тот, кто командовал тяжелыми
воинами.
     -- Не бойся, он не выполнит свои угрозы, мы не позволим.
     И, наконец, Алайя, у  них,  у  жен  свои  разговоры  между
собой, передала мне чужую тайну:
     --  Эйнацир  при  большой луне станет царем, и ты будешь к
этому причастен.
     Если бы боги подали мне какой-нибудь сигнал, я  бы  и  сам
стал  участвовать в выборе Эйнацира царем. Но пока все говорило
о том, что наш Гильгамеш жив, и мало того -- скоро  вернется  в
город.
     Мне  ведь  тоже  стали  доступны  многие  тайные  гадания,
пророчества, которые недоступны простому смертному,  и  которые
мтарший  жрец  охраняет  от  остальных  больше, чем собственную
жизнь.
     Я встретился кое-с-кем из воинов, с  теми,  в  ком  я  был
уверен. Я изготовил четыре одинаковые таблицы, вложил их в руки
воинам  и отправил тех воинов в разные стороны. Если Гильгамеш,
и в самом деле, возвращался в город, то кто-то из воинов должен
был его отыскать. Прочитав таблицу, Гильгамеш шел бы быстрее.
     Воины удалились и не было от них известий.
     * * * Воины удалились и не было от них известий.
     Однажды на рассвете я и сам вышел из  города  и  пошел  по
степи,  куда  вели меня ноги. Я не взял с собою запаса воды, но
мне повстречался охотник, который помог утолить  мне  жажду.  С
охотником  этим  я  был когда-то знаком. Много времени назад он
приходил в город, сильным почти как боги и говорящим  на  языке
зверей. Охотник был юн, я указал ему путь ко дворцу Гильгамеша.
     Нет, царя охотник не видел. Хотя понял, что кто-то могучий
и сильный  прошел  по степи и горам, сражаясь с теми из зверей,
кто осмеливался на него напасть, и побеждая их.
     Я хотел пройти к  водопою,  к  тому  месту,  где  когда-то
охотник   подсматривал   за   Энкиду,   но   охотник  отказался
сопровождать меня.
     -- Туда не ходи, это место испорчено, -- сказал он.
     -- Чем же оно испорчено? Или там стала плохая вода?
     -- Там поселилось другое чудовище -- страшное, с  длинными
волосами,   во   рваной   одежде   безумная  старуха.  Я  боюсь
приближаться к ней, чтобы она не  послала  на  меня  беду.  Она
поселилась  среди  тех кустов, где узнавали когда-то друг друга
веселая красавица Шамхат  и  Энкиду.  Ее  даже  звери  обходят.
Иногда  из  жалости мы бросаем ей кое-какую еду, в другое время
она питается травами.
     Охотник сказал так, и я догадался,  что  за  чудовище  там
поселилось.
     Я  спросил,  велика  ли  его  семья. Ведь когда-то, будучи
юным, ради Шамхат он готов был ослушаться самого Гильгамеша.
     -- Жена у  меня  хорошая.  Родила  трех  сыновей,  готовит
вкусную пищу, работящая.
     Я  пошел к водопою, и охотник неодобрительно смотрел мне в
след. Но до водопоя я не  дошел.  Из-за  кустов  навстречу  мне
двинулось чудище, страшное, грязное.
     --  Что  ты потерял здесь, Аннабидуг? -- заговорило чудище
хрипло, не скрывая неприязни.
     И я не удивлялся, что оно знало мое имя.
     -- Это место свято, и я буду охранять его до тех пор, пока
не почувствую приближение смерти.
     -- Пойдем со мною, Шамхат. У тебя есть  сестра,  у  сестры
семья,  дом.  Ты  поселишься  с нами и никто не посмеет обидеть
тебя.
     -- Шамхат жила среди людей и умерла. Ее больше нет. Шамхат
заслужила проклятие того, кого больше всех на свете любила.  Он
был  счастлив  среди  зверей,  но  Шамхат приблизилась к нему и
своей любовью превратила его в  человека.  Став  человеком,  он
познал  несчастье  и познал смерть. Умирая, он проклял Шамхат и
ее любовь.
     -- Ты все не так  поняла.  Разве  ты  не  знаешь,  что  он
произнес  свои  страшные  слова  в  мгновения  испуга.  Но боги
пристыдили его, успокоили и дали ему твердость. Боги вступились
за Шамхат, и проклятье, произнесенное им, недействительно.
     -- Оно недействительно лишь для богов, -- покачало головой
страшилище. -- Это место свято и я останусь при  нем.  Тот  же,
кого  ты  ищешь,  в  другой стороне. Здесь его не ищи. Он скоро
вернется в город, я знаю. Боги, отняв  у  него  вечность,  дали
взамен  ему  спокойную мудрость. Иди же в город и крепись, тебя
ждут испытания.
     Чудище было совсем не безумно.
     -- Спасибо тебе, Шамхат, и прости нас за все.  Знай  же  и
ты, что дом твоей сестры всегда для тебя открыт.
     Я   повернул   назад   к   городу,   обдумывая  услышанное
пророчество. В городе меня уже поджидали.
     * * *
     В городе меня уже поджидали.
     -- Ты оставил служение в храме, Аннабидуг. Это --  большая
провинность  перед  богами, -- сказал Эйнацир, когда стражники,
связав мне сзади руки веревкой из плетеного тростника,  привели
меня к нему.
     -- Я искал Гильгамеша, -- сказал я коротко.
     -- Его не надо искать. Гильгамеш не вернется.
     Эйнацир  приказал  стражникам  удалиться  и своим кинжалом
обрезал веревку на моих руках. Мне были неприятны прикосновения
его старческих рук, но я стерпел.
     -- Гильгамеш не вернется, ты ведь сам сказал нам об  этом.
Или не помнишь?
     -- Я сказал, что Гильгамеш отправился для беседы с дальним
Утнапишти.
     -- Ты был неточен в словах. Гильгамеш не только отправился
для беседы   у  Утнапишти,  но  и  решил  там  остаться.  Среди
черноголовых  не  было  человека,  который   бы   вернулся   от
Утнапишти.   Или  ты  знаешь  такого?  Ты  ведь  любишь  читать
старинные записи.
     -- Но не было и человека, который отправился к  Утнапишти.
Об  этом  тоже нет в записях ни слова. -- Я осмелился возразить
самому Эйнациру и сразу попался.
     Эйнацир презрительно на меня посмотрел.
     -- Может ли человек  описать  встречу  с  Утнапишти,  если
назад ему нет дороги?
     Эйнацир был прав, и потому я, склонив голову, спросил его:
     -- Что же ты ждешь от меня?
     --  Я  давно  мог  избавиться  от  тебя, Аннабидуг. Ты сам
знаешь, как  легко  это  сделать.  Или  ты  думаешь,  что  этот
полузверь, Энкиду умер только по воле богов? Знай же, что когда
боги приговаривают здорового, полного сил человека к смерти, то
на земле должен быть другой человек, который исполняет их волю.
     Эйнацир  сказал  так,  и  дыхание страшной тайны коснулось
меня. Тайна была столь темна, глубока и ужасна, что я  побоялся
заглянуть в ее бездну.
     -- Что же ты ждешь от меня? -- повторил я.
     --  Ты  еще слишком молод, Аннабидуг, и потому нетерпелив.
Не надо торопить события, они придут к тебе сами.
     -- Хорошо, я не буду торопить их, но тебе ведь  что-то  от
меня надо?
     -- Ты снова неправ, Аннабидуг, мне от тебя не надо ничего.
Это тебе надо от меня и очень многого.
     Возможно, он дожидался от меня ответа, но я смолчал.
     --  Все  я  тебе  дать  не  смогу. Но кое-что ты получишь,
или... или не получишь ничего. Совсем ничего. И жизнь  твоя  на
этом оборвется.
     Я промолчал снова.
     --  Ты  правильно  делаешь,  что  молчишь.  Все-таки, стал
взрослее. Я готов уважать тебя, Аннабидуг. Я  знаю,  ты  мечтал
получить  место  личного  писца  при  Гильгамеше,  Затвердителя
царского слова. Я дам тебе это место.
     -- Но для этого ты должен  стать  царем,  --  все-таки  не
удержался я.
     --  Я  стану  им  очень  скоро.  Ты же подтвердишь то, что
сказал мне однажды при всех.
     -- Я не знаю, о чем ты говоришь.
     -- Я напомню тебе. Я ведь не хочу,  чтобы  ты  подтверждал
всевозможные  нелепости  о рождении Гильгамеша от демона. Такое
могло появиться лишь в  голове  низкого  человека,  опьяненного
сикерой. Но ты ждал от меня именно этого.
     Я снова молчал.
     --   Ты  подтвердишь  свои  слова  о  том,  что  Гильгамеш
отправился к Утнапишти. Все в городе знают,  как  благоволят  к
тебе  боги.  Я  тоже буду выполнять их волю и сделаю тебя своим
личным писцом. Я очень много  знаю,  Аннабидуг,  о  жизни.  Мне
известны  такие  тайны,  о  которых  не догадаться всем жителям
города, соединенным на площади. Старше меня нет человека  среди
черноголовых, разве что дальний предок, но он потому и дальний,
что  не  может поделиться своими тайнами. Я же готов многими из
них с тобой поделиться. Я ведь знаю, как ты любишь  вчитываться
в  старинные  письмена.  Мои истории дадут тебе больше, чем эти
глиняные таблицы. И ты сможешь многое записать. Скажи, разве  я
не даю возможность осуществиться главной твоей мечте?
     --  Ты всегда прав, о великий Эйнацир. А теперь скажи, что
ждет меня, если я не соглашусь исполнить твою волю.
     -- Тебя не ждет ничего, ты просто  упадешь  с  башни  вниз
головой.  Семья  же  твоя будет изгнана из города и проклята за
распространение нелепых слухов о рождении Гильгамеша. Они будут
бродить по степи, и каждый  их  будет  отгонять  от  себя,  как
облезлую вонючую собаку.
     --  Позволь мне посоветоваться с богом, в честь которого я
назван и в храме которого я служу.
     -- Я добр к  тебе,  потому  позволю  и  это.  Утром,  едва
поднимется Шамаш, ты скажешь мне, что тебе присоветовал великий
Ан. И завтра же подтвердишь свои слова на площади перед народом
Урука.  Город  не  может  так  долго жить без царя и верховного
жреца.  Гильгамеш  не  вернется   от   Утнапишти,   оттуда   не
возвращается  никто.  Народу Урука нужен новый царь. Этим царем
могу быть только я.
     Слова Эйнацира я слушал с негодованием. Но он был прав,  и
это было самое страшное в его словах.
     -- Гильгамеш вернется.
     --  Мне  странно  слышать  это  от тебя, занимающего место
старшего жреца. Я не зря  думал,  что  оно  досталось  тебе  по
ошибке.  Ты  так и не понял: Гильгамеш может вернуться сегодня,
даже завтра утром. Но с того момента, когда я по воле  богов  и
по  желанию  народа Урука стану царем, Гильгамеш не вернется. А
если кто-то, принявший его обличье, объявится в городе, то всем
станет ясно, что это -- демон, хватающий людей,  чтобы  утащить
их  в царство мертвых. Ты ведь знаешь, что де