еток питали живые воды реки. В каждой частице его
лепестка  сохраняется  вечность.  Вот  о  каком  цветке  я тебе
говорю. Его хватит, чтобы накормить весь народ твоего города.
     -- Отец, ради такого дара  я  готов  нырять  на  дно  моря
сколько  угодно!  Только  отыщу  ли я его там, в темной бездне?
Море слишком велико и на нем не поставишь метку,  чтобы  знать,
откуда начинать поиск.
     --  Разве я стал бы посылать тебя на дно необъятного моря!
Я просто сказал, что этот цветок  растет  на  морском  дне.  Но
однажды,  много  веков назад во время шторма море выбросило его
на берег. Путем длительных размышлений,  я  уже  знал  о  тайне
этого  цветка. Знал я и другое -- море когда-нибудь подарит его
мне. К тому времени у меня был вырыт колодец. Посмотри,  он  не
далеко  от  берега  и  глубинные  воды  его сообщаются с морем.
Бережно я взял этот цветок и посадил на дне колодца. С тех  пор
он  там  и  растет. Привязывай же камни к ногам и смело ныряй в
его глубину. Уршанаби будет ждать тебя  в  море.  Там,  где  ты
вынырнешь, вода не опасная для человеческой жизни.
     Он  говорил,  а  сзади  стояла супруга с добрым и ласковым
взглядом. Она лишь кивала согласно головой и  молча  улыбалась,
едва  заметно,  печально.  Она  понимала,  что  теперь навсегда
прощается с Гильгамешем.
     -- Прощай же, мой сын, и прости, что я сразу не  дал  тебе
этот дар!
     Гильгамеш  заглянул  в колодец, и тот показался бездонным.
Где то в черной бездне его плескалась вода.
     Уршанаби плыл от берега вдаль, а  Утнапишти  помогал  сыну
привязать к ногам камни.
     --  Едва  достигнешь  дна,  быстрее  срывай цветок жизни и
сразу сбрасывай камни.  Течение  воды  само  подхватит  тебя  и
вынесет  в  море  к  тому месту, где будет ждать тебя Уршанаби.
Тебе будет трудно без воздуха, но ты терпи и не выпускай цветок
из руки. И дальше в  пути,  что  бы  тебе  ни  встретилось,  не
оставляй  цветок  без  внимания. Он не должен завять и пусть же
благодаря ему народ твоего города познает вечную жизнь.
     Утнапишти проверил, хорошо  ли  привязаны  камни  к  ногам
Гильгамеша,  они  обнялись  в последний раз, и старик простился
навсегда с единственным из людей, кому боги позволили навестить
его в дальнем уединении.
     И так  ему  хотелось  в  это  мгновение,  привязав  камни,
броситься  вслед  за  сыном,  потому что тайное знание внезапно
коснулось его души: уж больше к нему никто никогда  не  придет.
Открылось  ему  и  другое:  люди  не  станут вечными даже с его
цветком. Он готов был отдать свою вечность  богам,  чтобы  один
только день, с утра и до вечера прожить между людей.
     Но решение богов изменить человеку нельзя.
     * * *
     Решения богов человеку изменить нельзя.
     И потому Утнапишти остался наверху, у колодца, а Гильгамеш
низринулся  вниз. Воды сомкнулись над ним, камни тянули на дно,
он не дышал и закрыл глаза.
     Наконец,  движение  его   остановилось,   ноги   коснулись
твердого,  он  открыл  глаза  и  сквозь мутные слои воды увидел
внизу цветок. На длинном стебле, цветок колыхался  от  движения
струй,  Гильгамеш  пригнулся,  схватил  его  всей ладонью, шипы
воткнулись в кожу, но он был готов к боли и не отдернул руки.
     Свободной рукой он стал скорее  отвязывать  камни,  потому
что  вода  давила  на  него,  было больно в ушах и так хотелось
вздохнуть всей грудью.
     Не успел он отпустить камни, как  быстрая  подземная  река
его  подхватила и понесла куда-то, переворачивая, словно он был
беспомощной щепкой.
     Он сжимал зубы изо всех сил  и  казалось,  что  воздуха  в
груди  больше  нет.  Подземные  воды  продолжали  нести  его, и
Гильгамеш понял, что жизнь его через мгновенье кончится.
     Если бы великий Шамаш видел, он бы помог ему! Но лучи бога
не проникали в бездну воды. А мудрый Энки, как всегда, дремал у
города своего Эреду и не вмешивался ни во что.
     В руке у Гильгамеша был цветок; и цветок этот мог бы  дать
вечную жизнь, но только для этого надо было раскрыть рот, чтобы
надкусить лепесток.
     И вдруг он увидел совсем иную картину.
     Он,  Гильгамеш  --  ребенок. И рядом -- жрец Эйнацир, брат
самого Лугальбанды. И отец, Лугальбанда  --  большой,  молодой,
сильный, веселый. Они плывут в корабле по реке. Празднично бьют
барабаны,  на  кораблях  смеются и шутят, и только Эйнацир, как
всегда, недоволен и хмур.
     Эйнацир  держит  на  руках   Гильгамеша.   Он,   маленький
Гильгамеш  --  одно  из главных сокровищ Урука, о чем пока и не
догадывается. Он и говорить-то еще вряд ли умеет, но  понимает,
что людям кругом весело, и ему от этого тоже приятно.
     А  потом  Эйнацир хочет передоверить Гильгамеша рабу, но в
это время корабль  натыкается  на  подводный  ствол  дерева,  и
Гильгамеш выпадает из рук раба за борт, в реку.
     На  корабле  все  в  растерянности.  И  только  сам  царь,
Гильгамеш мгновенно прыгает в воду вслед за свертком,  которого
быстро уносит река.
     В  первое  мгновенье  Гильгамеш не понимает опасности, ему
даже приятно в прохладной  воде.  Но  потом  он  погружается  в
глубину,  мимо  открытых  глаз проплывают огромные рыбины. Вода
мутная, желтая и рыбины кажутся очень страшными.
     И неожиданно также перед глазами возникает  огромное  лицо
отца, и руки его выталкивают Гильгамеша из воды на поверхность,
под лучи великого Шамаша. И вот тут начинается настоящая боль и
настоящий  страх.  У Гильгамеша болит все внутри от кашля. Отец
поднимает его над собой, над волнами реки и чьи-то руки тянутся
с корабля к нему, его подхватывают, а он кашляет не переставая.
     Потом, спустя годы, когда отец перешел уже  в  мир  богов,
мать,  всевидящая  Нинсун,  рассказывала  Гильгамешу,  что отец
тогда сильно испугался -- так испугался, как не боялся никогда.
И хотя все произошло так быстро, что на корабле даже сообразить
не успели, как Гильгамеш был уже  спасен  из  под  воды,  но  у
самого   Лугальбанды   потом   до   вечера   тряслись  руки  от
воспоминаний о пережитом ужасе -- так он любил своего  сына.  А
Эйнациру с тех пор не доверяли воспитние Гильгамеша.
     И  теперь  тонущий  Гильгамеш  снова вспомнил отца своего,
Лугальбанду. "Отец, помоги  мне,  как  ты  не  однажды  успевал
помогать!"   --   то  ли  взмолился,  погибающий  царь,  то  ли
показалось ему, что на мгновение мелькнула такая мысль. Он  уже
переставал помнить и соображато, лишь по-прежнему крепко сжимал
в  руке цветок. И вдруг перед лицом его, как когда-то в детстве
появилось  огромное  лицо  отца.   А   может   быть   это   ему
померещилось.  Но  только  кто-то сильно подтолкнул его кверху,
еще к верху.
     И вот голова его уже на поверхности моря, над волной. И он
захлебывается воздухом, стараясь  вдохнуть  его  больше.  Снова
вдохнуть и снова, а в руке его по-прежнему цветок вечной жизни,
подаренный  Утнапишти,  и  корабельщик  Уршанаби  изо  всех сил
гребет к нему в своей лодке.
     --  Долго  же  я  тебя  ждал  в  этом  месте,  --  говорит
корабельщик,   когда  Гильгамеш  пытается  влезть  в  лодку,  а
Уршанаби помогает ему. -- Я  уж  решил,  что  старый  Утнапишти
совсем  потерял  память  и  перепутал  место,  назначенное  для
встречи с тобой.
     Уршанаби уже греб в сторону берега, а Гильгамеш еще  долго
продолжал  лежать  на дне лодки, сжимая цветок и ощущая в груди
бешенное биение сердца.
     -- Скоро ты будешь дома, царь Гильгамеш, -- расслышал  он,
наконец, слова Уршанаби.
     * * *
     --  Скоро  ты  будешь  дома,  царь Гильгамеш, -- расслышал
он,наконец, слова Уршанаби. -- А я уж позабыл за  ту  вечность,
что жил отдельно, как люди обзаводятся семьями и что они делают
в  доме.  Ты  не  бросишь  меня,  царь, умирать, словно старого
слепого осла, когда мы доберемся до твоего города?
     -- Уршанаби! -- видишь этот цветок! -- засмеялся  в  ответ
Гильгамеш.  --  Этот цветок сделает счастливым каждого жителя в
моем Уруке, и тебя -- тоже. Недумай о неприятном, смело греби к
берегу. -- Этот путь указал мне Утнапишти. За  ту  тысячу  лет,
пока он сидел в размышлениях на берегу моря и смотрел на закат,
ему  открылись  многие тайны. Мы выйдем на берег, оставим здесь
навсегда мою лодку  и  пойдем  по  суше  в  сторону  заходящего
солнца.
     -- Дай мне весло, и мы быстрее достигнем берега, -- сказал
Гильгамеш.  Они  подплыли  к  берегу  в  сумерках.  Вытащили на
прибрежную гальку лодку, вышли на сухое возвышенное место и там
из мертвых голых  кустов  разожгли  костер.  Утнапишти  передал
корабельщику  хорошую  воду  в кожах и запас еды, поэтому им не
надо было думать о пище.
     -- Спи, корабельщик, я буду стеречь твой  сон,  --  сказал
Гильгамеш,  --  а едв выйдет великий Шамаш, как мы отправимся в
путь.
     Царю было грустно. Ему вспоминалось,  как  также,  вдвоем,
шел  он с верным другом и братом Энкиду на бой против чудовища.
Как также оставались они на ночь и сторожили сон друг друга.
     Цветок, подарок Утнапишти, он по прежнему держал в руке,не
отпуская и на мгновенье, лишь укутав стебель его  пучком  сухих
трав.
     Ночью  в  стороне проходили хищные звери, Гильгамеш слышал
их поступь, дыхание, мелко, отрывисто лаяли гиены, кричал дикий
осел-онагр, но никто из них не приблизился к тлеющему огню.
     --  Вставай,  нам  надо  спешить,  --  разбудил  Гильгамеш
спутника, едва стало светать. И они двинулись в путь.
     * * *
     И они двинулись в путь.
     --  Этого цветка хватит для всех в моем городе, -- говорил
Гильгамеш по дороге. --  Сначала  его  вкусят  самые  немощные,
умирающие  старики. Они станут вновь молодыми и сильными. Потом
я дам вкусить вечности мужам,  женам.  Весь  мой  народ  станет
молодым навсегда и бессмертным как боги!
     Так  мечтал  вслух Гильгамеш. Но было бы лучше, если бы он
таил эти мечты свои про себя.
     Не каждую мысль надо проговаривать, чтобы ее слышали уши.
     О, великий царь Гильгамеш! Он  совершил  немало  подвигов,
каждый  из них простому смертному был недоступен, но даже и его
боги не желали признавать равным им.
     На мгновннье он забыл, что  жизнь  людей  от  рождения  до
смерти  зависит  от воли, а порой и капризов богов. И если боги
не подпускали к бессмертию земных жителей прежде,  то  с  какой
стати  они  допустят,  чтобы  целый  народ  сравнялся с ними, с
богами!
     Юная красавица, прелестная дева Иштар была не из тех,  что
забывают обиды.
     И пока Гильгамеш брел по пустын6ям, дебрям лесов и горам в
поисках  дальнего  предка,  она  смотрела с небес равнодушно. И
когда он тонул в подземных водах бездны, она лишь радовалась --
человек, посмевший отринуть ее любовь, сумевший унизить ее, был
достоин и больших мучений.
     Но когда он выплыл и высадился на сушу,  сжимая  цветок  в
руке, богиня забеспокоилась.
     * * *
     Богиня забеспокоилась.
     Всадах ее вокруг дворца росли эти цветы. Купаясь на заре в
росе небесных  лугов,  она часто прикасалась к лепесткам цветка
жизни. Иногда, на чей-нибудь праздник богиня приносила цветок в
подарок. Но только праздник этот устраивалбог, а  не  смертный.
ЕЕ цветы давали вечную молодость.
     Они росли только у нее в небес6ном саду, да на дне океана,
куда опускались струи реки жизни.
     Наивный  старец  Утнапишти, сидя на берегу, однажды решил,
что  он  открыл  тайну  цветка.  Он  забыл,  что  тайны   богов
неподвластны людям. Порой челровек открывает секреты устройства
мира.  Наивный, он может решить, что знания свои добыл сам, без
ведома  бога.  Боги  же  с  печальной  усмешкой  наблюдают   за
человеком,  как  он  мыкается  со  своим  знаниям  по миру, как
пытаются приладить его между людей. Иногда  боги  забираютназад
вместе  с человеком добытое знание, иногда оставляют людям, как
занятную, но опасную игрушку.
     Так было и с Утнапишти. Однажды Иштар стало жаль одинокого
старика, осчастливленного бессмертием. Она послала к нему тихий
ветер, и тот, пролетая над берегом прошептал ему тайну  цветка.
А  бедный  старик  решил,  что  он  сам  раскрыл богов. И вырыл
колодец, чтобы посадить цветок жизни, когда море  выбросит  его
на  берег.  Потом несколько земных человеческих жизней он сидел
на берегу и поджидал тот цветок. Получив когда-то вечную жизнь,
он не получил вечного дела. Боги  же,  как  и  люди,  не  знают
безделья.  Но  теперь  и  у  старика было дело -- смотреть, как
волна  за  волной  набегает  на  берег  и  отступает,   оставив
небольшие  комки беловатой пены. Наконец, богиня решила послать
ему и цветок. Смеясь она наблюдала издалека, как старик схватил
подарок, какбы присланный морем, дрожащими руками. Как  побежал
к  колодцу,  позвал  супругу.  Старик привязал к ногам камни, а
потом изо всех сил вытягивала его, чуть не  задохнувшегося,  из
под воды.
     Думала  ли  богиня  о  том,  что  когда-нибудь этот цветок
сорветГильгамеш!
     Кое-кто из богов помогал этому  зарвавшемуся  царьку.  Они
спасали  его от разных невзгод. И теперь он владеет сокровищем,
ее тайной, а она, богиня, смотрит на это из далека.
     Чтобы одарить человека вечностью, нужен совет богов. Чтобы
принести  ему  беду,  погибель,  хватит  обиды  любого,  самого
мелкого бога.
     Она  не станет больше жаловаться, не будет выставлять себя
на посмешище. Цветок этот подарила она, она же его и отнимет.
     Так решила богиня.
     А Гильгамеш с Уршанаби шли по  жаркой  пустынной  степи  в
сторону  города. Два человека спешили вернуться к людям. И один
из них нес, словно  факел,  цветок.  О  решении  богини  он  не
догадывался.
     Богиня  на  пути двух людей подготовила все, что нужно для
отдыха. Долину среди холмов, зеленые деревья, мягкую  траву  --
ласковый,  манящий  оазис. На путников наслала она сухой жаркий
ветер, так, чтобы идти им стало невмочь.
     В полдень Гильгамеш поднялся на холм и увидел  долину.  --
Смотри,  как  здесь  хорошо!  --  крикнул  он  Уршанаби.  -- Не
нравится мне чем-то это место,  --  ответил,  покачав  головой,
опытный корабельщик.
     --  Деревья,  трава,  прохладная вода -- отдых здесь будет
сладостен, остановимся ненадолго и хотя бы омоем тело!
     -- Ты купайся, о царь, я же -- не стану,  чем-то  мне  это
место  подозрительно, уж слишком оно хорошо, -- вновь проворчал
корабельщик.
     Гильгамеш засмеялся в ответ и сбежал  по  склону  холма  в
долину.
     Одежды  его  оставались  белы  и  чисты,  но  тело просило
прохлады. Уршанаби, как и царь, изнемогал от  жары,  но  твердо
решил  не  раздеваться,  внимательно глядеть на вершины холмов,
чтобы во время увидеть опасность.
     Гильгамеш сбросил одежды и впервые  расстался  с  цветком.
Ласковые   прохлалдные   волды   были  прозрачны,  он  смеялся,
плескаясь, словно дитя.
     -- Эй, Уршанаби! Да иди же сюда! Я бы купался весь день  в
этой воде.
     --  То-то  и  оно,  что  весь день, а нам нало спешить, --
снова проворчал Уршанаби,  не  двигаясь  с  места  и  продолжая
оглядывать вершины хзолмов.
     Но  лучше бы он смотрел не вдаль, лучше бы он посмотрел на
место рядом с собою, туда, где лежали одежды Гильгамеша.  Рядом
с  олдеждами  в  земле  было едва заметное отверстие -- змеиная
нора.  Стебель  цветка  лежал  поперек   отверстия   и   слегка
перекрывал  его.  Лишь  на  мгновенье  из  отверстия показалась
змеиная голова. Этого мгновения хватило, чтобы захватить цветок
и унести его вслед за собой в глубины земли.
     -- Не смотри так угрюмо, я выхожу! -- крикнул царь и пошел
по мягкой траве,  роняя  крупные  лучезарные  капли.  --  Сколь
сладостно  было  это купание! Спасибо болгам, создавшим для нас
такую долину!
     Царь взглянул на свои одежды и не увидел рядом цветка.  Он
не  поверил,  схватил  одежды,  тряхнул  их, цветка на земле не
было!
     -- Корабельщик, где мой цветок? -- прокричал Гильгамеш.
     -- Я, я не знаю, -- в ужасе ответил Уршанаби, -- я  следил
за холмами...
     А в эти мгновенья в глубине земли змея, надкусив лепесток,
сменила   кожу,   стала   юной,  подвижной,  а  потом  и  вовсе
преобразилась в вечно прерасную деву,  стоявшую  уже  в  другом
месте,  у  другого  выхода из змеиной норы. В руках она держала
свой цветок, который вновь собиралась  посадить  в  собственном
саду.
     К  людям  же  полетел  легкий  ветер  и  в  нем послышался
Гильгамешу безжалостный смех богини.
     Когда путники поднялись  на  вершину  холма  и  оглянулись
назад,  зеленой долины они не увидели. Сзади была сухая земля с
клочьями желтой травы.
     -- О боги! -- воскликнул Гильгамеш, -- С чем я  вернусь  в
свой город!?
     * * *
     -- С чем я вернусь в свой город! -- воскликнул царь.
     Но  никто  не  сказал  ему  о том, что могло ожидать его в
городе.
     И даже я, Аннабидуг, умаститель священного сосуда из храма
великого Ана не мог предупрепдить его об этом, хотя и старался.
     Много времени утекло с  тех  пор,  как  Гильгамеш  покинул
Урук. Теперь уже все привыкли к жизни без Гильгамеша, настолько
привыкли,  что  собираются  тайно  назначить  нового царя. Этим
царем станет ненавидящий меня Эйнацир.
     В  дни  траура,  когда  умер  богатырь  и  герой   Энкиду,
Гильгамеш  избрал  одного  лишь  меня,  чтобы  делиться со мной
своими тоской и печалью. Один я  знал  его  сокровенные  мысли.
Такова  была  воля  богов. И когда наш царь покинул город, один
только я знал причину ухода. Но я умею  хранить  свои  и  чужие
тайны.
     Несколько  дней  в  городе  никто  не тревожился. Потом по
городу поползли слухи: кто-то  видел  Гильгамеша  блуждающим  в
одиночестве  по  пустыне,  спящим,  словно  бродячая собака, на
голой земле под кустом.
     Эйнацир приказал допросить стражников, охранявших ворота.
     Стражники ничего не  ведали,  лишь  однажды  на  заре  они
выпустили  царя  из города. Лицо его было печальным, снаряжение
-- странным. В какую сторону он побрел и зачем --  они  сказать
не  могли.  Стражникам  не  положено задерживать царя в воротах
вопросами о том, куда он направляется, всякий раз,  когда  царь
выходит из города.
     Эйнацир  собрал совет старейшин. С некоторых пор на совете
стал присутствовать и я, так повелел Гильгамеш.
     -- Наш царь слишком молод и не ведает меры ни  в  чем.  Он
неумерен   в   храбрости,   в   любви  к  женщинам,  а  теперь,
оказывается, не знает меры и в печали. Боюсь,  что  печаль  его
была  неугодна  богам  и они лишили его разума. Знает ли кто из
вас, в какой стороне пустыни  искать  его,  чтобьы  привести  в
город?
     Молчали все и я тоже.
     Эйнацир  несколько  раз  посмотрел  на меня пристально, но
всякий раз, чувствуя его взгляд, я послушно склонял голову.
     Спрашивать меня прямо он не хотел. Тогда получилось все бы
узнали, что Гильгамеш доверяет свои тайны не ему, родственнику,
а мне -- человеку чужому и низшему по званию.
     Я знал, что  Эйнацир  ненавидит  меня.  Часто,  оказываясь
поблизости, я ощущал его взгляд, полный презрения, злобы.
     --  Уж  не взбрело ли тебе, Аннабидуг, в голову занять мое
место? -- спросил он однжды, когда мы  были  только  вдвоем  во
дворце  Гильгамеша  и  нас  не  слышал  никто.  Я тогда, по его
мнению, слишком долго  разговаривал  с  царем.  --  Иль  ты  не
знаешь,  что мое место только для тех, в ком течет кровь богов!
Боги не допустят, чтобы простой смертный посмел приблизиться  к
ним. Ты и так чересчур высоко залетел!
     Мне  же смешно было и думать, чтол Эйнацир опасается меня.
Или я сам  не  знал,  что  место  умстителя  священного  сосуда
досталось  мне  не  по  годам  и не по рождению! Но так захотел
царь. А он исполняет  волю  богов  и  стоит  к  ним  ближе  чем
Эйнацир.
     На  совете  старейшин  было  много  мудрых  людей.  Им  не
понравились слова Эйнацира о царе, лишившемся разума от  печали
и скорби. И все разошлись молча, так ничего и не решив.
     Еще  несколько  дней  город  жил  в тревоге. Не часто царь
покидает своих подданных так таинственно. Вечерами на  площадях
собирались бездельники и распускали слухи, один глупее другого.
     Я  ж