тся  достать  его  длинным
ударом и потеряет равновесие. Но убийца  не  был  новичком.  Он
сгорбился и тоже пошел полукругом  мягкими,  кошачьими  шагами.
Неожиданно  прыгнул,   закрутил   мечом,   завертел,   сокращая
расстояние. Ведьмак не пошел навстречу,  ограничившись  быстрым
верхним  финтом,  который  принудил  убийцу  отскочить.   Левек
сгорбился, спрятав руку с кинжалом за спину. Ведьмак и на  этот
раз не напал, не сократил дистанцию,  снова  пошел  полукругом,
обходя его.
    - Лады, - процедил Левек,  выпрямляясь.  -  Продолжим  наши
игры? Почему бы и нет? Хорошая игра никогда не надоедает!
    Он прыгнул, закружил, ударил раз, другой, третий в  быстром
темпе - верхний удар мечом и тут же слева плоский,  косой  удар
кинжалом. Ведьмак не сбивал ритма -  парировал,  отскакивая,  и
снова  шел  полукругом,  принуждая  убийцу   крутиться.   Левек
неожиданно  попятился   и   тоже   пошел   полукругом,   но   в
противоположном направлении.
    - У каждой игры, - прошипел он  сквозь  стиснутые  зубы,  -
должен быть свой конец. Что скажешь  об  одном  ударе,  ловкач?
Один удар, а потом мы уберем с дерева твоего выродка. Как ты на
это смотришь?
    Геральт видел, что Левек наблюдает за  своей  тенью,  ждет,
когда она коснется противника, показав, что тому солнце бьет  в
глаза. Он перестал кружить, чтобы облегчить убийце задачу.
    И превратил зрачки в  вертикальные  щелочки,  два  узеньких
штришка.  При  этом  слегка  сморщился,   прикидываясь,   будто
ослеплен.
    Левек прыгнул, закружил, отставив  руку  с  кинжалом  вбок,
чтобы  сохранить  равновесие,  ударил,  невероятно,   казалось,
изогнув кисть, снизу, целясь в промежность.
    Геральт рванулся вперед, развернулся,  отбил  удар,  выгнув
руку и кисть так же невероятно,  откинул  убийцу  силой  броска
тела и хлестнул его концом клинка по левой щеке. Левек  сжался,
упал на колени, согнулся и зарылся лицом в песок.
    Геральт медленно обернулся к Йунгхансу. Тот, искривив  лицо
в  отвратительной  гримасе,   прицелился   из   лука.   Ведьмак
наклонился, схватил меч обеими  руками.  Солдаты  тоже  подняли
луки. Стояла глухая тишина.
    - Чего ждете? Бейте! Бейте в не... - рявкнул лесничий и тут
же споткнулся, закачался, сделав несколько шагов, и упал  Лицом
вниз, в шее у него торчала стрела.  На  стреле  были  полосатые
перья из маховых перьев фазанихи, раскрашенные желтым в  отваре
из коры.
    Стрелы летели со свистом по длинным  плоским  параболам  со
стороны черной стены леса. Они  летели,  казалось,  медленно  и
спокойно, шумя перьями, и чудилось,  что  набирают  скорость  и
силу, только ударяя  в  цель.  А  били  они  безошибочно,  кося
настрогских наемников, валя  их  в  песок  дороги,  бессильных,
срезанных, словно подсолнухи, по которым ударили палкой.
    Выжившие,  расталкивая  друг  друга,  кинулись  к  лошадям.
Стрелы продолжали свистеть, догоняя  их  на  бегу,  настигая  в
седлах. Только трем удалось пустить коней галопом  и  умчаться,
вереща, кровавя им шпорами бока. Но и эти не ушли далеко.
    Лес замкнулся, заблокировал дорогу. Уже нигде не было видно
купающегося  в  солнце,  песчанистого  тракта.  Была   плотная,
непроницаемая стена темных стволов.
    Наемники,  изумленные  и   отупевшие,   остановили   коней,
попытались завернуть, но стрелы летели неустанно. И догоняли, и
валили их с седел под топот и ржание лошадей, под всеобщий крик
и вой.
    А потом опустилась тишина.
    Замыкавшая тракт стена леса замигала,  расплылась  радужным
туманом и исчезла. Снова возникла дорога,  на  дороге  -  сивая
лошадь, а на сивой лошади - наездник, могучий, с  метлообразной
бородой, в куртке из  тюленьей  шкуры,  наискось  перехваченной
клетчатым шерстяным шарфом.
    Конь, отворачивая морду и грызя удила, сделал  шаг  вперед,
высоко поднимая передние ноги, храпя  и  косясь  на  трупы,  на
запах крови. Наездник, выпрямившийся в седле,  поднял  руку,  и
резкий порыв ветра ударил по ветвям деревьев.
    Из зарослей  на  дальнем  краю  леса  показались  маленькие
фигурки в облегающих одеждах, скомбинированных  из  зеленого  и
коричневого,  с   лицами,   покрытыми   полосами,   нанесенными
скорлупой ореха.
    - Ceadmil, Wedd Brokiloene! - воскликнул наездник. - Faill,
Ana Woedwedd!
    - Faill! - Голос из леса, словно веяние ветра.
    Коричнево-зеленые фигурки начали исчезать, одна  за  другой
растворяясь в  чаще.  Осталась  только  одна  с  развевающимися
волосами  медового  цвета.   Она   сделала   несколько   шагов,
приблизилась.
    - Va faill, Gwynbleidd! - воскликнула она, подходя ближе.
    - Прощай, Мона, - сказал ведьмак. - Я не забуду тебя.
    - Забудь, - ответила она твердо, поправляя колчан на спине.
- Нет Моны. Мона - был сон. Я Браэнн. Браэнн из Брокилона.
    Она еще раз махнула рукой. И исчезла.
    Ведьмак повернулся.
    - Мышовур, - сказал он, глядя на наездника на сивом коне.
    -  Геральт,  -  кивнул  наездник,  измеряя   его   холодным
взглядом. - Любопытная встреча. Но начнем с самого важного. Где
Цири?
    - Здесь! - крикнула девочка, скрытая в листве. - Уже  можно
слезать?
    - Можно, - сказал ведьмак.
    - Но я не знаю как!
    - Так же, как залезала, только наоборот.
    - Я боюсь! Я на самой макушке!
    - Слезай, говорю! Нам надо поговорить, девочка моя!
    - Это о чем же?
    - Зачем, черт побери, ты залезла туда  вместо  того,  чтобы
убежать в лес? Я убежал бы за тобой, и  не  пришлось  бы...  А,
черт! Слезай!
    - Я сделала, как кот в сказке! Что бы  я  ни...  получается
плохо! Почему, хотела бы я знать?
    - Я тоже, - сказал друид, слезая с коня,  -  хотел  бы  это
знать. И твоя бабушка, королева Калантэ, тоже хотела бы  знать.
Давай слезай, княжна.
    С  дерева  посыпались  листья  и   сухие   веточки.   Лотом
послышался резкий треск разрываемой ткани, и наконец  появилась
Цири, съезжающая верхом по стволу. Вместо капюшона на  курточке
болтались художественные лоскуты.
    - Дядя Мышовур!
    - Собственной персоной. - Друид  обнял  девочку,  прижал  к
себе.
    - Тебя прислала бабушка? Она очень страдает?
    - Не очень, - улыбнулся Мышовур.  -  Она  слишком  увлечена
вымачиванием  розог.  Дорога  в  Цинтру,  Цири,  займет  у  нас
некоторое время. Посвяти его тому, чтобы  придумать  объяснения
своим  поступкам.  Это  должно  быть,  если  ты   соблаговолишь
воспользоваться  моим  советом,   очень   краткое   и   дельное
объяснение.  Такое,  которое  можно   проговорить   очень-очень
быстро. И все равно, я думаю, последние слова тебе придется уже
выкрикивать, княжна. Очень, очень громко.
    Цири болезненно поморщилась,  тихонечко  фыркнула,  а  руки
против желания поползли у нее к угрожаемому месту.
    - Пошли отсюда, - сказал  Геральт,  осматриваясь.  -  Пошли
отсюда, Мышовур.

     8

    - Нет, - сказал друид, - Калантэ изменила планы, она уже не
желает замужества Цири с Кистрином.  У  нее  есть  на  то  свои
причины. Ко всему прочему, думаю, тебе не надо  объяснять,  что
после той мерзопакостной аферы  с  подстроенным  нападением  на
купцов король Эрвилл серьезно пал в  моих  глазах,  а  с  моими
глазами в королевстве считаются. Нет,  мы  в  Настрог  даже  не
заглянем. Я забираю малышку прямо в  Цинтру.  Поехали  с  нами,
Геральт.
    - Зачем? - Ведьмак взглянул на накрытую  кожушком  Мышовура
Цири, дремавшую под деревом.
    - Ты отлично знаешь  зачем.  Этот  ребенок,  Геральт,  твое
Предназначение. Третий раз, да, третий, пересекаются ваши пути.
В переносном, конечно, смысле, особенно если  говорить  о  двух
предыдущих. Пожалуй, ты не назовешь это случайностью?
    - Какая разница, как назову, - криво улыбнулся  ведьмак.  -
Не в названии дело, Мышовур. Зачем мне в Цинтру?  Я  уже  бывал
там, скрещивал уже, как ты это назвал, пути. И что?
    - Тогда ты потребовал, чтобы  Калантэ,  Паветта  и  ее  муж
поклялись.  Они  клятву   сдержали.   Цири   -   Неожиданность.
Предназначение требует, чтобы...
    - Чтобы я забрал ребенка и переделал в  ведьмака?  Девочку?
Посмотри на меня, Мышовур. Ты представляешь себе меня  пригожей
девочкой?
    - К черту твое ведьмачество, - занервничал друид. -  О  чем
ты вообще говоришь? Что тут общего? Нет, Геральт, вижу,  ничего
ты не понимаешь, придется объяснить проще. Слушай, любой дурак,
в том числе и ты,  может  потребовать  клятвы,  может  добиться
обещания и из-за этого не станет необычным. Необычен ребенок. И
необычна  связь,  которая  возникает,  когда  рождается   такой
ребенок. Надо еще ясней? Пожалуйста. С  момента  рождения  Цири
уже не имеет значения, чего ты хочешь и от чего  отказываешься.
Ты, черт побери, не идешь в расчет. Не понимаешь?
    - Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность,  наш  Сюрприз
спит. А когда проснется... Мышовур, даже от  самого  необычного
можно... порой надо уметь отречься.
    - Ты же знаешь,  -  холодно  посмотрел  на  него  друид,  -
собственного ребенка у тебя не будет никогда.
    - Знаю.
    - И отказываешься.
    - Отказываюсь. Вероятно, имею право?
    - Имеешь, - сказал Мышовур. - А как  же.  Но  это  довольно
рискованно.   Есть   такое   древнее   пророчество:   у    Меча
Предназначения...
    - ...два острия, - докончил Геральт. - Слышал.
    - А! Делай как  хочешь.  -  Друид  отвернулся,  сплюнул.  -
Подумать только, я готов был подставить за тебя шею...
    - Ты?
    - Да. В противоположность тебе я верю в  Предназначение.  И
знаю,  как  опасно  играть  с  обоюдоострым  мечом.  Не  играй,
Геральт. Воспользуйся  представившейся  возможностью.  Преврати
то, что связывает тебя  с  Цири,  в  нормальные,  здоровые  узы
ребенка и опекуна. Ибо если нет... Тогда  эта  связь  проявится
иначе. Страшней. Негативным и разрушительным  образом.  Я  хочу
уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее  забрать,  я
возражать не стану. Я взял бы на себя риск  объяснить  Калантэ,
почему...
    - Откуда ты знаешь, что Цири  захочет  пойти  со  мной?  Из
древних пророчеств?
    - Нет, - серьезно сказал Мышовур. - Оттуда, что уснула  она
только тогда, когда ты ее приласкал. Что  она  мурлычет  сквозь
сон твое имя и ручкой ищет твою руку.
    - Достаточно, - Геральт встал, - а то я уж  готов  и  вовсе
взволноваться.  Бывай,  бородач.   Мои   поклоны   Калантэ.   А
относительно Цири... Придумай что-нибудь.
    - Тебе не уехать, Геральт.
    - От Предназначения? - Ведьмак подтянул подпругу трофейного
коня.
    - Нет, - сказал друид, глядя на спящую девочку. - От нее.
    Ведьмак покачал головой, вскочил  в  седло.  Мышовур  сидел
неподвижно, копаясь прутиком в погасшем костре.
    Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий  до  стремян,
по косогору, ведущему в долину, к черному лесу.
    - Гера-а-альт!
    Он обернулся. Цири  стояла  на  вершине  холма,  маленькая,
серая фигурка с развевающимися пепельными волосами.
    - Не уходи!
    Он помахал ей рукой.
    - Не уходи, - тихо всхлипнула она. - Не ухо-о-оди!
    "Я должен, - подумал ведьмак. - Должен, Цири. Потому что...
Я всегда ухожу".
    - Ничего у тебя не получится  все  равно.  Вот  увидишь!  -
крикнула она. - И не думай! Не убежишь! Я твое  Предназначение,
слышишь!
    "Предназначения  не  существует,  -  подумал   он.   -   Не
существует. Единственное, что предназначено всем,  это  смерть.
Именно смерть - второе острие обоюдоострого меча. Одно - это я.
А второе - смерть, идущая за мной по  пятам.  Я  не  могу,  мне
нельзя подвергать опасности Цири".
    - Я - твое Предназначение! - донеслось до  него  с  вершины
холма, тихо, отчаянно.
    Он тронул коня пяткой и  поехал  вперед,  словно  в  бездну
углубляясь в черный, холодный и подмокший  лес,  в  дружелюбную
тень, во мрак, которому, казалось, нет конца.

_______________________________________________________________

      * НЕЧТО БОЛЬШЕЕ *

     1

    Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже  не
поднял головы, только тихо взвыл, отпустил  колесо,  с  которым
мучился, и  со  всей  доступной  резвостью  вполз  под  телегу.
Распластавшись, сдирая спиной шершавую корку засохшего навоза и
грязи, покрывающую снизу дно повозки, он  дрожал  и  прерывисто
повизгивал от страха.
    Конь медленно приблизился к телеге.  Йурга  видел,  как  он
осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.
    - Вылезай, - сказал невидимый наездник.
    Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи. Конь фыркнул,
топнул.
    - Спокойно, Плотва, - проговорил наездник.  Йурга  услышал,
как он похлопывает лошадь по шее. - Вылезай оттуда, человече. Я
тебе ничего плохого нс сделаю.
    Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца.  Однако
в голосе было что-то такое, что успокаивало и  в  то  же  время
интриговало,  хотя  вряд  ли  можно  было  назвать  этот  голос
приятным.  Йурга,  вознося  шепотом  молитвы  нескольким  богам
сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.
    У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу
кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на  круп
каштановой лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в
седле,  он  разглядывал  колесо  телеги,   по   самую   ступицу
застрявшее между растрескавшимися  досками.  Неожиданно  поднял
голову, скользнул по купцу взглядом  и  принялся  рассматривать
заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.
    Йурга выкарабкался  из-под  телеги,  заморгал,  вытер  нос,
размазывая  по  физиономии  деготь,  прихваченный  со  ступицы.
Наездник    уставился    на    него    темными    прищуренными,
проницательными, острыми, как рыбьи  косточки,  глазами.  Йурга
молчал.
    - Вдвоем не вытащить, - сказал наконец  незнакомец,  указав
на застрявшее колесо. - Один ехал?
    - Сам-третей, - промямлил Йурга.  -  Со  слугами.  Сбежали,
гады...
    - Неудивительно, - сказал наездник, глядя под мост, на  дно
ущелья. - Ничего странного. Думаю, тебе следует  поступить  так
же. Самое время.
    Йурга  не  проследил  за  взглядом  незнакомца.  Не   хотел
смотреть  на  груды   черепов,   ребер   и   берцовых   костей,
разбросанных  меж  камней  и  выглядывающих  из-под  лопухов  и
крапивы,  покрывавших  русло  высохшей   речки.   Боялся,   что
достаточно еще раз увидеть черные провалы  глазниц,  выщеренные
зубы  и  потрескавшиеся  мослы,  чтобы  все  его  самообладание
развеялось и жалкие остатки храбрости улетучились,  как  воздух
из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту в гору,  обратно,
давясь собственным криком, как это было  с  возницей  и  слугой
меньше часа назад.
    - Чего ждешь? - тихо спросил наездник, поворачивая коня.  -
Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за  тобой,  как  только
стемнеет. А может, и раньше. Давай  прыгай  на  коня  за  мной,
сзади. Убираемся отсюда, и как можно скорее.
    - А телега? - в голос завыл Йурга,  не  очень  понятно,  со
страха ли, отчаяния  или  бешенства.  -  А  товары?  Целый  год
трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю-ю-ю!
    - Сдается мне, ты еще не знаешь, куда  тебя  лихо  занесло,
дружище, - спокойно проговорил незнакомец,  указывая  рукой  на
чудовищное кладбище под мостом. - Говоришь, не бросишь  телеги?
Да пойми ты,  когда  наступит  темнота,  тебя  не  спасет  даже
сокровищница короля Дезмода,  не  то  что  твой  паршивый  воз.
Какого черта тебе взбрело в голову  ехать  через  это  урочище?
Решил дорогу срезать. Не знаешь, что  тут  творится  со  времен
войны?
    Йурга покрутил головой: не знаю, мол.
    - Не знаешь, ну-ну, - бросил незнакомец. - Но то, что лежит
на дне, видел? Трудно не заметить. Это те, которые тоже срезали
дорогу. А ты говоришь, не бросишь телеги. А  кстати,  интересно
узнать, что там у тебя?
    Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья  и  пытаясь
решить, что лучше - "пакля" или "старые тряпки".
    Наездника,  казалось,  не  очень  интересовал   ответ.   Он
успокоил каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.
    -  Господин,  -  пробормотал  наконец  купец.  -  Помогите.
Спасите. До конца жизни помнить буду...  Не  оставляйте...  Что
захотите дам, чего только захотите... Спасите, господин!
    Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись  о
луку.
    - Как ты сказал?
    Йурга молчал, раскрыв рот.
    - Дашь, чего захочу? А ну повтори.
    Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел, что у  него  нет
бороды, в которую  можно  бы  наплевать.  В  голове  кипело  от
фантастических предположений касательно  награды,  которую  мог
потребовать странный пришелец.  Однако  все,  включая  и  право
ежедневных  любовных  игр  с  его  молодой  женой   Златулиной,
казалось не столь страшным, как перспектива потерять воз, и, уж
конечно, не таким ужасным, как  возможность  оказаться  на  дне
поймы в качестве еще  одного  побелевшего  скелета.  Купеческая
привычка заставила его мгновенно произвести расчеты.  Верховой,
хоть  и  не  походил  на  привычного  оборванца,  бродягу   или
мародера,   каких   после   войны   расплодилось   на   дорогах
тьма-тьмущая, не мог все же ни в коем разе  быть  и  вельможей,
комесом или  одним  из  зазнавшихся  рыцарьков,  слишком  много
мнящих о себе и находивших удовольствие в  том,  чтобы  сдирать
три шкуры с ближних. Йурга решил, что больше  чем  на  двадцать
штук золота он не потянет. Однако натура торгаша  удержала  его
от того, чтобы назвать  цену  самому,  и  он  ограничился  лишь
бормотанием о благодарности до конца дней своих.
    - Я спросил, - спокойно напомнил незнакомец, переждав, пока
купец замолкнет, - дашь ли ты мне то, что я пожелаю?
    Выхода не было. Йурга сглотнул, наклонил голову и несколько
раз утвердительно кивнул. Незнакомец, вопреки его ожиданиям, не
рассмеялся зловеще, а совсем даже наоборот, казалось, его вовсе
не обрадовала победа в переговорах. Наклонившись  в  седле,  он
плюнул вниз и угрюмо проворчал:
    - Что я делаю? Зачем все это? Ну  ладно,  хорошо.  Попробую
тебя вытащить, хотя, как знать, не кончится ли все это  скверно
для нас обоих. А если удастся, то взамен...
    Йурга съежился, готовый зареветь.
    - Дашь мне то, - неожиданно  быстро  договорил  наездник  в
черном плаще,  -  что,  вернувшись,  застанешь  дома,  но  чего
застать не ожидал. Обещаешь?
    Йурга застонал и быстро кивнул.
    - Хорошо, - проговорил незнакомец. - А теперь отойди. А еще
лучше - лезь снова под телегу. Солнце вот-вот сядет.
    Он соскочил с седла,  скинул  плащ,  и  Йурга  увидел,  что
незнакомец носит за  спиной  на  ремне,  наискось  пересекающем
грудь, меч. У него было туманное ощущение, что когда-то он  уже
слышал о людях, именно  так  носящих  оружие.  Черная  кожаная,
доходящая до бедер куртка с длинными манжетами, искрящимися  от
серебристых набивок, могла указывать на  жителя  Новиграда  или
его окрестностей, впрочем, мода на  такую  одежду  в  последнее
время вообще широко распространилась, особенно среди  молодежи.
Однако молодым незнакомец не был наверняка.
    Наездник стащил с лошади вьюки, повернулся. На груди у него
покачивался на  серебряной  цепочке  медальон.  Под  мышкой  он
держал небольшой окованный сундучок  и  продолговатый  сверток,
окутанный кожей и перехваченный ремнем.
    - Ты все еще  не  подлез?  -  спросил  он,  подходя.  Йурга
увидел, что медальон  изображает  оскаленную  клыкастую  волчью
морду.
    - Вы... ведьмак? - вспомнил он тут же.
    - Угадал, - пожал плечами незнакомец. - Ведьмак.  А  теперь
отойди. На другую сторону телеги. Не высовывайся оттуда и  сиди
смирно. Мне надо недолго побыть одному.
    Йурга послушался. Присел у колеса, накрывшись  епанчой.  Он
не хотел смотреть, что  делает  незнакомец  по  другую  сторону
телеги, а  тем  более  глядеть  на  кости,  валяющиеся  на  дне
высохшего русла. Поэтому  рассматривал  собственные  башмаки  и
зеленые звездочки мха, покрывающего прогнившие доски моста.
    Ведьмак.
    Солнце заходило.
    Он услышал шаги.
    Незнакомец медленно, очень медленно вышел из-з